Я появляюсь в кампусе за пятнадцать минут до начала представления. Одна. Норт и Стефан заняты своим, а к Надин и Джейдену я не хочу привлекать лишнее внимание. Кажется злой насмешкой, что мне приходится обыденно оставить вещи в гардеробе и смешаться с толпой, дожидаясь начала представления. Потому что никаких указаний нет.
На меня снова смотрят. И вовсе не потому, что я прекрасно выгляжу (более того, я уверена, что это не так). Все дело в моей печальной известности и том, что никто, кроме Баса, меня бы не пригласил. Я стараюсь не отвечать на взгляды, удостаиваю кивка только декана — для местного ужатника она женщина на удивление непредвзятая. Есть в жизни моменты, когда это очень ценится.
В толпе я замечаю торчащую обманчиво-неряшливую макушку Стефана. Он окружен поклонницами плотным кольцом и явно не дает им скучать. Невозможно догадаться, что Стеф готовится к драке.
Но стоит мне начать искать в толпе и Норта, как на телефон падает сообщение от «лейтенанта Баса»: обойди зал справа и скройся в служебных помещениях.
Тиффани: сначала покажи мне Хилари.
Едва я успеваю нажать «отправить», как справа раздается ее звонкий крик:
— Тиффани!
Мэри обманчиво мягко сжимает локоть Хил в своей когтистой лапе, и я сама буквально кожей чувствую эту хватку. Они разворачиваются и уходят в указанном мне Басом направлении. Но не успеваю я сделать и шага следом, как из ниоткуда за спиной появляется Норт и удерживает меня за запястье. Не позволяет уйти вот так, не попрощавшись. Я знаю, что он думает о том же, о чем и я: возможно, мы видимся в последний раз.
— Выкури пару сигарет, прежде чем переодеваться в Стефа, — говорю я напоследок.
Я вынуждена отвернуться прежде, чем меня затянет в водоворот страха в его глазах. Я никогда раньше не видела в Норте страха, но сейчас он боится своего отца и боится Баса. Сейчас, когда угрожают — не ему.
Не думай, не думай, не думай, — чеканю я шаг, продираясь сквозь почти сомкнутые плечи людей. И толкаю видавшую виды черную дверь.
Помещения, в которых я оказываюсь, пыльные и удивительно немноголюдные. Это странно, учитывая, что здесь повсюду должны сновать дергающиеся перед спектаклем актеры. Налево или направо? Куда? Я заглядываю в телефон в поисках распоряжений.
Голову пронзает боль удара, и мир заволакивает чернильной пеленой.
***
Я просыпаюсь от щебетания Хилари.
— Тифф, Тиффани, Тифф…
Она связана по рукам и ногам, а я нет. Интересно. Наверное, чтобы не было следов от веревок на найденном теле. В конце концов, врезать Басу и убежать я даже не рассчитываю. Это тупой метод, а мне нужно быть намного изобретательнее. На порядок.
Боль в голове такая, что едва удается соображать. Едва взглянув на обрадованную моим пробуждением сестренку, я поворачиваюсь и вижу два мужских силуэта. В полутьме лиц не разобрать, но и не нужно: это Говард Фейрстах и его верный Бас. Клатч с пистолетом и мобильным телефоном валяется на столе подле моих мучителей. Порошок, данный Стефаном, я положила в бюстгальтер. За поролоном его вроде не нащупать, но Баса нельзя недооценивать. Как бы проверить? Интересно, я почувствую грудью инородный предмет, если начну просто двигаться?
— С пробуждением, мисс Райт, — преувеличенно бодро приветствует меня Говард, разворачивается и идет в мою сторону. Явно понял, что раз Хилари замолчала, то дозвалась. Я изо всех сил давлю в себе инстинкт сжаться в комок или вообще отползти подальше от этого отвратительного человека. Но он просто протягивает мне руку для пожатия. Я дерзко отвечаю, и в этот момент он разворачивает ладонь тыльной стороной к себе. — Что-то, смотрю, вы сегодня без кольца. Неужели на этот раз не собираетесь замуж ни за одного из моих сыновей? А то я уж было привык к этой дурной традиции!
Если мне что и нравится в чертовом Басе, так это полное отсутствие мерзких смешков в ответ на такие вот заявления. Говард хотел забрать кольцо прежде, чем разберется со мной, иначе могли бы возникнуть неуместные вопросы. А если нет кольца, то нет и помолвки. Пойди докажи обратное.
Кольцо, отсутствие веревок… Они действительно готовят убийство-самоубийство.
— Отпустите мою сестру, как и обещали, — произношу я громко и отчетливо.
— Непременно. Самое удивительное, мисс Райт, что я действительно собираюсь сдержать свое обещание и отпустить вашу сестру. В отличие от вас, конечно. Думаю, вы все сами понимаете. Это политика, ничего личного. Но все позже. Я приехал на спектакль и собираюсь его увидеть, пусть он и будет так же плох, как все предыдущие. Что ж, мне пора: Норт уже заждался меня в первом ряду.
Упоминание имени Норта режет наживую, потому что, как бы то ни было, он так и не выбрал сторону. И он действительно может дожидаться отца в зале несмотря на то, что я тут обезоруженная и с раскалывающейся от боли головой.
— Бас.
Это короткое слово звучит не то как имя, не то как приказ. И тут же дверь за Говардом Фейрстахом захлопывается. Я силюсь отогнать картинку того, как он обнимает Норта, прежде чем опуститься в соседнее с ним кресло, но она никуда не уходит. Может, там по другую его руку еще и Мэри? Семейная идиллия.
— Что теперь с нами будет? — не выдерживает Хилари, явно посчитав, что главный монстр покинул сцену.
И, если честно, по моему скромному мнению, она права. Бас — лишенная чувств и эмоций машина, а настоящий маньяк управляет ею. Как Норт может этого не понимать?! Есть у меня ощущение, что Бас готов уйти в самоволку только из-за Стефана. Он его рычаг, на котором рвет тормоза. Не будь Стефа, Бас бы подчинялся Говарду беспрекословно. Или наоборот: не будь Стефа как главной любимой игрушки Баса, не было бы у Говарда и самого Баса.
— Твоей сестре придется умереть, — отвечает «лейтенант» так, будто речь идет о погоде. — По правде говоря, она должна была умереть два с половиной месяца назад и уже давно живет в кредит.
К восточному побережью США направляется циклон. Он принесет с собой кровавый дождь, который затянется до обеда.
— Да что вы такое говорите?! — выкрикивает Хилари, еще незнакомая с наиболее современными политическими методами решения проблем.
— Ты слишком громкая.
С этими словами Бас, морщась, берет в руки тряпку и направляется к Хил. Умом я понимаю, что это глупо, но все равно пытаюсь его остановить, защитить свою маленькую сестренку. Одно неуловимое движение, его локоть ударяется мне в висок.
Я вроде бы и сознание не теряю, но из памяти вылетает здоровый кусок времени, намекая, что так поступать с травмированным мозгом нельзя. Не меньше полминуты требуется, чтобы вернулась ясность мыслей. Если меня не стесняясь избивают, значит, собираются устроить что-то, способное скрыть побои. Еще одно падение. Они хотят выставить меня психически нестабильной, зациклившейся на идее сброситься вниз. Вопреки боли в голове, все становится кристально ясным. Они хотят, чтобы я сбросилась вниз на глазах у всей толпы. Стефана. Норта. И Джейдена с Надин.
Поднимаюсь я с огромным трудом. Хилари связана по рукам и ногам, кляп во рту. Как Говард собирается заставить моих родителей молчать? Решил, что если один раз выкупил у них жизнь дочери, то и со второй выйдет? У меня для него неприятный сюрприз: если моя теория верна, за Хилари мать возьмет с него куда больше. Эта мысль поселяет на моем лице неуместную улыбку.
Я медленно перевожу взгляд туда, где в прошлый раз стоял Бас, и несколько раз недоуменно моргаю: на столе рядом с моим клатчем сидит Мэри с телефоном в руке. В другой расслабленно болтается пистолет. Серьезно? Ее оставили нас сторожить? А вот это уже интересно.
— Какой пин-код? — буднично спрашивает Мэри. Ах, так она сидит с моим телефоном.
— Хочешь поиграть в угадайку?
Она направляет на меня пистолет. Присмотревшись, я обнаруживаю, что глушителя на нем нет. Это значит, что либо он такой же игрушечный, как и мой (или мой — я слишком далеко, чтобы разобраться, а Мэри вполне могла прихватить из клатча не только телефон), и наша угроза не так серьезна, либо он настоящий, но тогда на шум сбежится весь персонал.
— Тебе запрещено в нас стрелять. Или разрешено только в одном случае: если ситуация выйдет из-под контроля. Им нужно, чтобы на моем теле не было ничего, кроме ударов.
— Ты всегда была умненькой, Райт, — пожимает плечами Мэри. — Но запретили или нет — пистолет именно у меня. А ты даже не представляешь, как мне хочется сделать тебе больно. Только повод дай.
— Ты уже справилась, — киваю я на Хилари. — Поздравляю.
Мэри задумчиво поджимает губы, явно смакуя новую идею… и направляет дуло на мою сестру.
Ого, а с пистолетом она правда осмелела. Или просто скатилась на самое дно за ненадобностью остатков моральных принципов?
— Так какой пин-код?
В этот момент мне очень хочется достать волшебный порошок Стефа, который, судя по ощущениям, на месте. Жаль, что я не сумею утащить Хилари прочь, тем более с больной головой. Или попробовать шепнуть ей задержать дыхание? Дьявол, даже если она задержит — развязать ее, не дыша, я не сумею. Интересно, где там ребята и их, черт подери, гениальный план, который пока что ни на грош мне не помог?! Ведь Джейден и Надин неспроста исследовали театральные помещения…
— У меня на пин-коде Норт. Отгадай.
Откуда-то я знаю, что ничем не рискую. Выстрели сейчас Мэри в нас из прихоти — Говард ее живьем закопает. Даже если она больше не мечтает о Норте, над ней висит дамокловым мечом будущее слушание. То есть прокурор ей нужен очень, а пин-код нет. Пусть развлекается переборами, как я когда-то.
— Это ты поиграть со мной решила? — спрашивает она это уже после того, как вбивает цифровые дубли букв, принятые на старых аппаратах, и остается ни с чем.
Сорвавшись с места, она приближается к нам и направляет пистолет точно в лоб моей сестры. Хилари истерически мычит, а у меня начинается паника. Да, пистолет в ее руках мой, но, если мне не изменяет память, при выстреле в упор ни одно оружие не может считаться безопасным. Тем более если приставить его к голове. Нужно срочно что-то придумать.
Давай, Тиффани, думай! Все рассчитывали именно на твою суперспособность превратить самый дерьмовый расклад в опупенный результат.
— Ты просто не умеешь подчиняться, Райт, верно? — спрашивает Мэри, не сводя с меня безумного взгляда. Едва ли она способна флегматично нажать на курок, глядя в другую сторону, даже если совсем сорвется. Психология говорит об обратном. Только состоявшиеся убийцы или даже профи смогут так сделать! А еще вероятнее — мужчины. Нельзя допустить, чтобы Мэри от меня отвернулась. — Даже если это идет вразрез с безопасностью и здравым смыслом. Но тогда скажи мне, каково это: знать, что ты собственными руками все разрушила?
— Ты скажи, — огрызаюсь я. — Ты ведь точно так же, как и я, из-за своей опрометчивости упустила Норта. Забавно, да? Заканчиваем тем, с чего начинали.
— Поправь меня, но не ты ли трахалась со Стефаном за его спиной?
— Поправлю: в отличие от тебя, не трахалась.
Серьезно, я пальцем в небо, но Мэри меняется в лице, и я понимаю, что это действительно так! Собственно, теория у меня простая, как дважды два: что еще могло заставить Норта годами динамить Мэри вопреки воле отца, как не его болезненная ревность к брату? Он бы и воздух пополам разрезал, если бы это было возможно. Он реально словил кайф от моей аферы с подменой близнецов не только потому, что она была сыграна по нотам и ради него: просто я ко всему отшила Стефана. Без этой маленькой детальки он бы черта с два стал меня спасать от Мэри и так далее. И, само собой, венцом его восторга явилось то, что он обскакал не только брата, но и вообще был у меня самым первым.
А Мэри… Мэри так и не поняла, что именно переспав со Стефом, превратилась из потенциального трофея в способ потешить самолюбие. И Норт годами за ее счет развлекался, пока я не устроила его мозгам короткое замыкание, заставившее обратить внимание на ту, которая считалась чем-то второсортным.
— Сука! — взвивается Мэри и переводит пистолет с Хилари на меня.
Вот, уже намного лучше.
Я вижу, как на виске рыжеволосой стервы бьется жилка, руки подрагивают, глаза заполняются чернотой. Да, вот так ведут себя люди, решаясь на первое в своей жизни убийство. Кажется, она понятия не имеет, что оружие не огнестрельное. Интересно, что мне будет, если она выстрелит? Повезет мне получить травму, совместимую с жизнью, или нет?
Неужели все будет так глупо? Ведь я выжила после падения с крыши. Напрасно ли?
Выстрел гремит на долю секунды позже, чем я замечаю смазанное движение. Хилари, связанная, но все же не привязанная, с силой лягает Мэри в голени, и та падает, как подкошенная. Пуля пролетает мимо. Пользуясь моментом, я бросаюсь к сестре и, ломая ногти, дергаю веревки, силясь развязать их. Ничего не выходит. Остается надеяться, что я хоть чуть-чуть их ослабила. По истерическому мычанию понимаю, что Мэри поднялась и уже за моей спиной.
— Задержи дыхание. Поймешь когда.
Для того, чтобы это сказать, требуются драгоценные секунды, и я пропускаю удар, заваливаюсь на бок. После двух ударов по голове подряд комната и без того плывет. Контролировать ситуацию почти невозможно. Мы с Мэри примерно в одной весовой категории, но даже без головокружения в моем теле после месячного пролеживания на больничной койке и скудной двухнедельной физиотерапии недостаточно сил, чтобы оказать серьезное сопротивление. Она дерется как девчонка, хватая за волосы и царапая лицо, но, поверьте, этого совсем не мало. И я отвечаю не менее «цветочно», вонзая зубы в ее руку. Я визжу, что есть сил, чтобы кто-нибудь пришел и услышал, но пока безрезультатно. И совершаю глупейшую ошибку, откатываясь туда, где лежит пистолет, потому что я рассчитываю на другое оружие.
Приложив меня затылком об пол (ну сколько можно?!), она вскакивает на ноги и хватает пистолет. Я судорожно копаюсь в бюстгальтере и извлекаю оттуда порошок. Один взгляд на Хилари, сдавленный кивок, и я разрываю пакет. Недостаточно быстро: резиновая пуля задевает мою руку… и заставляет инстинктивно вдохнуть. Немного, ведь я готовилась. Но достаточно, чтобы мир расплылся и закачался пуще прежнего. Я едва не упускаю момент, когда Мэри с грохотом врезается в пол.
Из хорошего лишь то, что Хилари достает сил освободиться после того, как я ослабила веревки. И она же вытаскивает меня в коридор. Сгибается пополам, судорожно вздыхает, кашляет.
— Тиффани, — хрипит она. — Тифф, не засыпай! Надо убираться. — Я не засыпаю, но ужасно заторможена. — Я слышала, как они говорили, что эти помещения отрезаны от остальной части ремонтом. Сюда никто не придет. Кроме них. Ну же, Тиффани.
Чертыхнувшись, Хилари хватает мою травмированную руку и, не обращая внимания на мой вскрик, поднимает меня на ноги.
— Не знаю, что это за гадость, но тебе точно надо на воздух — продышаться.
— Через двери… нельзя. В женском туалете есть небольшое окошко, — с трудом выговариваю я.
До туалета мы доходим, никого не встретив, потому что совсем рядом. Но в туалете, увы, не одни. Хилари приходится притвориться, что она привела меня, чтобы смыть кровь с лица. Я уже не думаю о загубленной репутации: здесь все считают меня ополоумевшей наркоманкой.
Достойная пара Норту Фейрстаху.
Только девушки, кинув на нас не меньше дюжины взглядов, выходят, Хил тянет меня в кабинку и помогает добраться до окошка. И, должно быть, я совсем не в себе, раз понимаю, насколько сестренка обессилела за последние дни, только когда она не может без моей помощи. Мне приходится упереться в стену больной рукой, сжать зубы и вытащить ее из помещения.
Мы обе лежим на заиндевевшей траве без верхней одежды и не можем пошевелиться.
— Хил, — облизывая пересохшие губы, зову я. — Как ты, сестренка?
Я слышу отчетливый всхлип. В нем страх, боль и… облегчение.
— Я не думала, что выберусь живой. Они не делали ничего плохого со мной, но мне никогда в жизни не было так страшно. Я просто ослабела. Все хорошо.
Все хорошо. Да, я тоже так думала, вернувшись из комы. Но это не так. Это останется навсегда.
Холод пробирается под кожу, жаля острыми иглами тело. И оставаться здесь небезопасно. У меня нет мобильного, его нужно где-то взять, позвонить родителям, передать им Хилари… и ждать, когда полиция узнает о том, что она вернулась, и сообщит Говарду Фейрстаху. Чтобы он придумал еще какой-нибудь способ навредить мне и моим близким.
Я закрываю рот рукой, понимая, что эта круговерть не закончится здесь и сейчас. Мы планировали этот день, нас пятеро. В следующий раз я останусь одна. Буду лежать в постели, в которую воткнут нож, или не сумею добраться до края здания, который спасет меня от мчащегося автомобиля, или не выживу после нового падения, или выживу, но останусь безмолвным, запертым внутри собственного тела парализованным страхом инвалидом…
Мне нужно оставить Хилари, а самой вернуться и покончить с Говардом и Басом.
Как? Как я могу оставить сестру? Я не могу позволить ей мотаться по улицам Бостона в одиночестве, когда их наводняют монстры с человеческими лицами.
— Сейчас ты пойдешь и спрячешься в машине Норта. Задняя левая дверь этой раритетной рухляди неисправна: если нажать на ручку и немного приподнять, замок отщелкнется сам по себе, — говорю я глухо и бесцветно. — А я вернусь в зал.
— Нет!
Она вцепляется в мою руку ногтями, оставляя борозды. После всего, что со мной случилось, боли вообще не ощущается. Или это порошок Стефана? Он приглушил ощущения? Что вообще было в пакете? Я обдолбана? Бас обрадуется.
— Мама и папа в Бостоне. Норт знает, где именно. Он отвезет тебя к ним. Если вдруг он сядет в машину с отцом… не высовывайся ни в коем случае.
— Поверить не могу, что ты собираешься…
Но по глазам я вижу, что она верит. Понимает.
— Я люблю тебя. И совсем не сержусь за то, что ты не призналась отцу в действиях мамы.
Это подлый прием, призванный напомнить Хилари, что она передо мной виновата. Я накосячила куда сильнее, но сейчас она не сможет это проанализировать и сдастся. Мне просто нужно, чтобы она поддалась.
По усилившимся потокам слез я понимаю, что трюк сработал. Иногда я себя ненавижу.
Я напряженно гляжу в спину сестре, сомневаясь в правильности решения ее не провожать. Но… если вдруг Бас знает, где мы, он вернет мою сестру в любом случае.
Из холода в тепло — и отрава (или травма? Я не знаю) начинает туманить разум с новой силой. Я лишь урывками фиксирую свои следующие действия: как захожу с парадного входа, обхожу зал теперь уже с левой стороны и совершенно беспрепятственно проникаю в помещения на этот раз не ремонтируемые. Судя по замолкающим при моем приближении людям, я выгляжу, как призрак. Растрепанная, в платье с порванной бретелькой (спасибо Мэри), с расцарапанным лицом. Если до этого дня я сомневалась, стоит ли возвращаться в Бостонский колледж после академического отпуска, то теперь наверняка знаю, что не вернусь сюда даже под дулом пистолета. Встреть я девушку в таком виде, сама бы не поверила, что передо мной не наркоманка.
Если бы Бас мог сдохнуть от счастья, увидев меня такой…
Меня никто не останавливает: народ просто не понимает, что делать. Может, зовут охрану, которой требуется время? Да плевать. Я просто хочу попасть за кулисы. Билет на спектакль остался в клатче: другим способом мне в зал не попасть. Зачем в зал? Потому что там мой враг. Там Говард. Нужна же девушке цель!
Мне везет: в «плохом» спектакле рождественская ночь и свет приглушен. Значит, я могу выглянуть из-за кулис и увидеть, действительно ли Норт сидит как ни в чем не бывало рядом со своим отцом…
Я почти дохожу до края кроваво-красной ткани, прежде чем меня хватают две пары мужских рук. Рывок назад, и мой уже неоднократно потревоженный мозг отправляет меня в забытье. Снова.
Подо мной гремит удивительно фальшивый хор (ну, или мне так только кажется в моем состоянии). Это все, что есть моя действительность на данный момент. Я ничего не понимаю. Пытаюсь сесть… и с трудом давлю крик, потому что я на высоте, на уровне подвешенных декораций. На платформе фут на фут и без каких-либо бортиков.
Как меня вообще сюда засунули, не прерывая спектакль?
Я с ужасом подползаю к краю, опираясь лишь на одну руку, и гляжу вниз на макушку елки в виде Рождественской звезды и поющих впереди студентов. Такие песни — верный признак, что представление движется к неизбежному финалу.
Как и я.
Перед глазами плывет, сцена будто приближается. Это последствия черепно-мозговой или просто паника? Я по глупости рывком поднимаю голову и чуть не теряю равновесие. Взгляд размывается и фокусируется на каретке за первой кулисой, подвешенной на одном уровне со мной. В ней стоит… Стефан. Или не Стефан. Это не так важно, как приставленный к горлу нож. Зажатый в руке Баса.
Для этого лучше подходила Хилари, а не Стефан. Если, конечно, там не Норт. Бас знает, кто перед ним?
От одного только взгляда на такое я начинаю медленно истекать кровью. От страха ничего не соображаю: меня сейчас просто им вырвет. Прямо на елку и поющих студентов.
Я смотрю на этого парня в руках Баса и не понимаю, который из близнецов он. Который?!
Какое это имеет значение? Будто если я узнаю, что там Стефан, откажусь сделать то, чего они хотят. А хотят они, чтобы я спрыгнула. Иначе пострадает дорогой мне человек. Стефан? Норт? К черту, мне дороги оба. По-разному, но все равно. Нет, если бы у меня был выбор спасать Норта или Стефа, я бы не стала искушать судьбу и играть в благородство, как киношная героиня, но тут совсем другое. Эгоистично выбрать себя можно, но какой в этом смысл, если через день, неделю или месяц меня все равно уничтожат? У них бесконечное множество попыток.
Разумеется, я не могу это слышать, но прекрасно понимаю, что Бас говорит: «Прыгай». Я слышу в своем мозгу его голос так отчетливо, будто он шепчет это в ухо мне, а не пойманному близнецу. Который, кстати, мотает головой.
Мой прыжок, конечно же, идет вразрез с планом, но я все равно опускаю голову. Прыгнуть на елку у меня не выйдет: она слишком далеко позади. Да и какой, опять же, в этом толк? Прыгнуть так, чтобы не разбиться, для них все равно, что не прыгать вовсе: опасность никуда не денется. Либо мне помогут ребята, либо…
Нож Баса вдавливается глубже, и я вижу выступающую кровь. Это не шутка. Даже если там, в каретке, Норт, Бас может думать, что перед ним Стефан. Или сказать Говарду, что так думал. Что его в этом убедили. А Говард Фейрстах и без того готов пожертвовать этим своим сыном.
Игры разума, но я отчетливо вижу довольную ухмылку Баса, который не только собирается, но и по-настоящему хочет вдавить нож глубже. Стоит мне дать повод — он это сделает. Даже Мэри выстрелила, а без пистолета она трусливее мыши.
Он хочет, чтобы я встала. И я это делаю, потому что, что бы там ни напридумывали ребята, у меня нет причин думать, что меня спасут. Они скрыли от меня все подробности.
Ноги дрожат, кружится голова, приходится пользоваться только одной рукой, а платформа покачивается, но я все делаю. Примерно шаг в каждую сторону. Отлично. Из зала доносится женский визг, затем еще крики, топот ног. Я попадаю прямо под софиты, и движение не прошло незамеченным. Особенно движение платформы под моими ногами.
Я без труда вижу улыбку Баса и совсем не представляю, какое выражение лица у его заложника. Нож уходит чуть глубже, кровь уже затекает за ворот футболки. Бас все просчитал: каретки не видно. Она скрыта в тени кулис на высоте. Да и кто будет смотреть в темноту, если главное действие спектакля подсвечено и как на ладони?
— Закрывай! — спохватываются снизу. — Закрой!
Кроваво-алая ткань схлопывается довольно медленно, и в этот же момент каретка Баса со скрежетом устремляется вниз. Что? Так и должно быть?
Во всем зале гаснет свет.
Я одна. В кромешной темноте. На высоте. Испытываю головокружение. От пропасти меня отделяет один фут.
Моя жизнь давно не сахар, но я не уверена, что в ней был момент страшнее.
Сесть я осмеливаюсь только после того, как понимаю, что снизу доносятся какие-то странные звуки. Топот, глухие звуки ударов. Попавшие в драку актеры кричат, уносятся со сцены — сдается мне, за мобильными телефонами, которыми можно подсветить основное действие, — но подойти снова не решаются. Едва ли они сумеют что-то рассмотреть. Мелодичный звон и звук бьющегося стекла подсказывают, что произошло столкновение с елкой. Если она рухнет, качнется ли моя ненадежная платформа? Я с трудом осознаю, что распласталась на животе, вцепилась в край и с ужасом вглядываюсь в темноту. Я не знаю, что происходит, но догадываюсь, что это драка между Басом и кем-то из близнецов. Кем-то одним? Или обоими?
Персонал все еще светит фонариками из-за кулис, но выйти отчего-то не решается. По-моему, дело в качающейся елке. Разве она сверху не закреплена тросами? Я не видела креплений, но что я вообще в своем состоянии могла разглядеть?
Новый звон, удар, еще удар… Звук льющейся воды…
— Свет! — слышу я крик и понимаю, что он принадлежит… Надин?!
На мгновение вспышка озаряет сцену, выхватывая из темноты две мужские фигуры, одна из которых странно дергается. Но, увы, это всего одна вспышка, потому что из-за разлитой воды что-то коротит.
Я зажимаю обеими руками рвущийся наружу крик, запоздало понимая, что произошло. Кто-то из близнецов накинул елочную гирлянду на шею Баса за мгновение до того, как другой человек дернул рубильник.
Я никогда не узнаю, кто именно из четырех моих друзей отважился без промедлений убить ради меня человека. Наверное, это хорошо. Я не хочу это знать.