32870.fb2
-- У такого молодого сердечный приступ? - недоверчиво возразил рыхлый. - Это у мужиков в возрасте сердечные приступы бывают.
-- А молодые что, не люди? - сказал красивый презрительно. - Сердечный приступ он хоть у грудного младенца может быть.
Они уже приблизились, когда женщина обернулась и преградила им путь.
-- Где он, - спросила она решительно и без предисловий. - У кого приступ?
Рыхлый осклабился, обнажив щербатые зубы.
-- Вы что, врач? - спросил он с любопытством.
Красивый еще пожевал зубочистку.
-- Лучше не ходите, - посоветовал он деловито. - Помрет, так под суд пойдете.
Женщина недоверчиво покачала головой.
-- Меня переживет... - сказала она мрачно. - Где он, далеко?
-- Второй вагон отсюда, - кивнул красивый и обернулся к спутнику. - Второй, точно?
-- Второй, - согласился рыхлый. - Посередине где-то. Да там найдете.
Оба продолжили свой маршрут, а женщина, войдя в раскрытое купе, достала из сумки несколько лекарственных пузырьков и отправилась туда, куда ей указали. Лязгая дверями, через холодные, продуваемые сквозь щели переходы, она добралась до нужного места, где в купе посреди столика была завернутая в фольгу курица, а на нижней полке лежал Виталик в полурасстегнутой рубашке, закрыв лицо рукой, а рядом с ним, со стаканом в руках, испуганно хлопотала полная тетушка в стеганом халате. При появлении в дверях посторонней она подняла голову, беспомощно глядя на женщину в белой майке.
-- Может, валидола?.. - спросила она с явной надеждой передать свои хлопоты любому, кто настолько замешкается, чтобы эти хлопоты принять. Откуда-то из дальнего купе выглянула проводница, видимо, держащая процесс на контроле.
-- Не надо валидола, - серьезно сказала женщина, входя и приседая на край полки. Виталик при звуке ее голоса вздрогнул, отодвинулся и забормотал что-то вроде "Уйди, Ирка...", и полная тетушка озабоченно встрепенулась, но была остановлена успокаивающим движением руки - Ничего не надо. Сейчас справимся.
Она уверенно схватилась за ручку подстаканника и потрясла над коричневыми остатками чая перевернутым пузырьком. Резко запахло анисом. Тетушка, облегченно увидев, что пост при больном принят, и что все вроде делается правильно, вышла и шустро пропала где-то в глубине вагона.
-- Давай, - сказала женщина, которую звали Ириной, отнимая Виталикову руку от лица. - Давай, давай. Дурака не валяй. Загнуться хочешь?
-- Ты тут еще зачем... - пробормотал Виталик неприязненно, приподнимаясь. Черты лица у него совсем заострились, и оттого казались жутковатыми - Тебя еще не хватало...
-- Вот и благодарность, - сказала Ирина. - Вот так всегда. Говорила тебе, вместе поедем. Нет, надо в детство играть...
Виталик допил стакан, поморщившись от запаха, поставил его, звякнув, обратно на столик и сел, измученно проведя ладонью по лбу. Поза его уже была не болезненная, а просто усталая.
-- Ну, кто ж знал, - проговорил он, вздохнув. - Ты на меня действуешь отвлекающе... Фу, гадость какая... Ты травишь меня, что ли?
-- Такого как ты, - сказала Ирина без тени улыбки, - Никакая отрава не возьмет. Тебя хоть змеиным ядом пои - толку не будет.
-- А ты что, раньше пробовала? - произнес Виталик задумчиво.
Он поднялся, шагнул из открытой двери купе к коридорному окну и взялся за поручень. Из соседнего купе обреченно и лениво доносилось : дэ-пять - ранен!- дэ-шесть - убит...
-- Ну и запах ты тут... - проговорил он, не докончив фразы - И можешь дышать этой дрянью? Пускай проветрится.
Ирина подошла и встала рядом с ним.
-- Чего ты так, - сказала она, покачиваясь и глядя в окно. - Возьми себя в руки. А то не в Америку свою попадешь, а в дурдом. Или язву желудка какую-нибудь схватишь. От нервов.
-- Легко сказать, - проговорил Виталик, не смотря на нее. - Ты забываешь, что я его опознавал...
-- Ты опознавал? - сказала Ирина равнодушно, с легкой долей удивления.
-- А кто еще? Не родителям же это показывать...
Ирина флегматично пожала плечами, словно не понимая существа проблемы.
-- Ну, опознавал... Что ж теперь, самому вешаться, что ли.
Виталик раздраженно покачал головой.
-- Вот... вот какая же ты все-таки бездушная! А потом удивляешься, что едем порознь.
-- Конечно, - сказала Ирина, презрительно надув губки. - Я бездушная. Я все дела бросаю, еду на похороны, и я же теперь бездушная.
-- А чего ты приехала, - сказал Виталик, неприязненно отворачиваясь. - Могла бы не появляться.
Ирина скривилась.
-- Да надо же человека в последний путь проводить, - она, задумавшись о чем-то, взялась за кольцо на пальце и стала крутить его из стороны в сторону. - Чтоб по-людски все было. Надо ж, чтоб хоть кто-нибудь за гробом пошел. А то... при жизни шатался из стороны в сторону, так хоть похоронить нормально.
-- Могла бы не трудиться, - сказал Виталик резко. - Витьке твои одолжения не нужны.
-- А ты за Витьку не говори, - проговорила Ирина. - К тебе не приду. А к Витьке у меня свое отношение.
Они помолчали. Поезд покачивало, и стучали колеса. За их спинами на столике купе подрагивала о стакан бутылка боржома с вечной пробкой. За окном темнело, в коридоре зажгли свет. В сизом, постепенно чернеющем окне видны были приглушенные зеркальные отражения, бледные снежные поля с дымчатым пухом лесных массивов и далекие огоньки на горизонте.
-- Ему по большому счету уже вообще ничего не нужно, - проговорила Ирина. - Все для себя делаем.
-- Ты-то сейчас как? - проговорил Виталик после паузы и, по-прежнему не глядя на собеседницу. - Чем занимаешься?
-- Работаю, - сказала Ирина. Она говорила ровным, невыразительным голосом.
-- Начальник, небось? - спросил Виталик едко.
Ирина скорчила гримасу куда-то в пространство, брошенному заводскому зданию с битыми стеклами, как раз проплывавшему мимо.
-- Начальник дурака валяет, - сказала она. - Я руковожу. У меня турагентство. Могу тебя куда-нибудь отправить, если хочешь. К чертям на куличики.
-- И как, - спросил Виталик с иронией. - Как бизнес идет?
Ирина проследила пролетевшие мимо окна сперва вспышки фонарей с затухающим кометным хвостом и, следом за ними, тяжелые бетонные противовесы на железных опорах.