До вечера время пролетело незаметно. Роман и сам не понял, как в шесть уже оказался дома а в девять ходил по квартире, прижимал телефон к уху и ждал, когда же Артур закончит длинную, фонтанирующую, только ему и интересную речь о завтрашнем походе в театр. Во время очередного круга от прихожей к кухне капитан остановился у приоткрытой двери в дочкину комнату. Переменив уставшую руку с телефоном он повернул и голову — взгляд скользнул по обиталищу своего ребёнка.
Тонкие ноги в белых, на стопах уже слегка потемневших носках закинуты на подушку и шлёпают по ней, то опускаясь, то взлетая. В кремовой клетчатой пижаме, штанины до самых колен подвёрнуты, Настя головой у изножья и в лицо ей светит монитор. Белые пальцы пробегутся по клавиатуре, бахнут «enter». Дочь замерла, ждёт… Вдруг на экране что-то мелькнёт, изменится; мгновение — и она строчит ответ.
И вот каждый вечер так: как из школы, так сразу за ноут — и с кем-то списывается…
То ли услышав, то ли просто почувствовав, что за ней наблюдают, Настя резко обернулась:
— Да пап?.. Ты что-то хотел?..
По привычке зажав микрофон ладонью Роман лишь самую малость улыбнулся, помотал головой и побрёл дальше, держа взглядом кухонный проём. Когда переступил порог — наконец услышал подытоживающее:
— В общем! Завтра в пять на крыльце, где мы в прошлый раз собирались.
Обрадованный точкой такого долгого монолога Птачек не смог скрыть в голосе облегчения, которое, однако, легко спутать с приязнью:
— Завтра в пять?.. Отлично! Обязательно будем!
— Ну тогда до завтра, Роман Павлович!
— До завтра…
Пройдясь большим по красной кнопке в кои-то веки капитан с выдохом смартфон отложил… однако стоило ему взяться за спички, чиркнуть и уже было поднести огонь к шипящему из конфорки газу, как по кухне опять прокатилось надоедливое, такое к вечеру нежеланное дребезжание: экранчик гаджета вновь загорелся; тот начал вибрировать, угрожающе приближаться к краю стола.
С сожалением поглядев на всё ещё такой холодный, не обещающий никакого горячего чая чайник Роман обречённо вздохнул. Дунув на огонёк он помахал запястьем. Обгорелая спичка отправилась в мусорку, а требующий внимания девайс вновь оказался в пятерне. Лишь фамилия звонящего заставило из недовольства и усталости вновь подобраться, как солдат на посту: Озеров!
— Алло, Дима?.. Привет. — Роман не хотел выдать волнения, но на него вдруг нахлынуло, как цунами на мышь. — Ну?! Что скажешь?!
Будто час назад расстались…
Озеров заговорил спокойно, прямо-таки подчёркнуто нейтрально — так врачи начинают неприятные разговоры:
— Привет, Ром, ага… Как дела?..
Капитан не выдержал:
— Пока не родила! Дима — не тяни резину! Выкладывай, ну! Что там у тебя?
Озеров покряхтел, покашлял, даже, если слух не обманывает, постучал по груди, будто поперхнулся. Взяв тон посерьёзнее продолжил:
— Касательно того вопроса… Самарская твоя, которая шестьдесят девять… она по реестру недвижимости проходит гособъектом. Э-эм-м… Ничего мне рассказать не хочешь?..
Неожиданно для себя Роман ответил резко, словно молотом по наковальне вдарил:
— Дима! Если б я мог по ней что-то сказать, я б тебя не напрягал!
— Да-а-а?.. Ну ладно… — Наступило неопределённое затишье. Слушая молчащую трубку Роман ярко представил, как Озеров чешет нос. Он всегда так делает, прежде чем сказать что-то важное. — Короче, если без лишнего… Как я уже сказал, — он вновь покряхтел, — Самарская — гособъект. Но не простой, а какой-то особенный. Какой именно — этого выяснить не получилось. Почему?.. Потому что нужен особый запрос и допуск секретности. Догоняешь, Ром?..
Роман «догнал», но сохранил молчание. Только его упёршийся в так и не поставленную на огонь посуду взор слегка остекленел.
— Лезть дальше я не стал, и так всё ясно. Нужно отношаться с конторой, писать бумажки, обосновывать требование… Ну а среди ЭТИХ у меня таких приятелей нет, чтобы по-тихому, без огласки… Ты уж извини…
Роман вынырнул из мыслей. Проморгавшись он сделал голос нарочито бодрым, даже довольным:
— Спасибо, Диман! Спасибо! Всё равно помог, даже очень. Если от меня там… чего…
— Да брось, не чуди. — Озеров снова замолчал и Птачек представил, как бывший сослуживец равнодушно отмахивается. — Тоже мне… Звони, если чё. А лучше приезжай.
— Как только, так сразу, Дима! — Вот теперь капитан заулыбался искренне. — Как только, так сразу!
— Ну давай… не тухни там…
— И ты!
Погаснув, телефон прыгнул в карман, а руки скрестились на груди. Присев на краешек стола Роман снова уставился на холодный, всё ещё ждущий огня чайник… Незаметно для себя, как и всегда при напряжённом обдумывании, он закусил губу, неосознанно готовясь стиснуть вскоре и большой палец.
Учитывая, что он видел… что успел заметить… Самарская, если Дима не ошибается — это что-то типа резиденции. Оформленная, как место для дипломатических встреч или личного проживания, данная высокому чину от бюджета… По сути это просто дом или дача, которую сановник через госсмету снимает у самого себя или своей жены. А то она даже ему и не принадлежит и просто висит на областном балансе а он живёт там, как на командировочной квартире. Всю жизнь так может прожить…
Вдруг стало больно. Почувствовав на языке солёное Роман заметил, что прокусил губу до крови! Вытершись, он поглядел на испачканный красным указательный… облизал и продолжил думать.
Охрана там имеется, и хорошая. Не ФСО конечно, но и не ЧОП какой. О не-ет… За этим домиком следят, можно спорить, его собратья по погонам. И что же получается?.. Там проживает какая-то важная «шишка», и «шишка» эта — близкий друг, а скорее даже родственник Валеры. Или его жены… И в каком же кресле этот… родственник заседает?..
Окончательно передумав ставить кипяток Роман бодро поднялся, сунул руки в карманы и потопал в свою комнату. Найдя взглядом тумбочку он подошёл и присел возле. Пальцы аккуратно открыли висящую на двух хиленьких петельках дверцу, пошарили… В ладонь легла толстая исписанная, беспощадно замусоленная тетрадь. Её трогали уже столько, что уголки потеряли начальный цвет, а если их и поскрести — насобираешь масла на пожарить.
Присев на кровать капитан положил тетрадку у ног. Откинув обложку стал листать, водить пальцем по строчкам… снова перелистывать… и наконец ноготь замер. Держа взглядом нужную нить букв Роман вновь достал трубку. Набрав заветные цифры он зажал телефон плечом и теперь уже взял бумагу обеими ладонями, даже ближе к лицу поднёс, словно плохо видит.
Долго, очень долго никто не брал. Затем уставший, как от простуды хрипловатый, не выспавшийся голос:
— Алло?.. Да?..
— Алло? Шерадзе? Георг?
— Так точно… Кто это?..
— Это Рома тебя беспокоит. Птачек. Мы виделись, когда наблюдение за театралами планировали. Помнишь меня?.. Мы с Понятовским тогда у карты стояли, а ты ещё немного припоздал…
Молчание длилось столько, что Роман подумал: всё — сейчас с ним перестанут разговаривать. Или скажут нечто оскорбительное… Наконец всё ещё хриплый, но уже бодрее ответ:
— А-а-а… Роман, это вы… Да? Чем могу?..
Надеясь скрыть облегчение капитан постарался говорить и приятельски, и серьёзно:
— Слушай, Георг, такое дело… Это же ты за начальницей по кадрам следил? Голодняк Галиной?..
— Мы с Рустамовым следили… Уже не следим, ясное дело…
Роман поспешил заверить:
— Понимаю-понимаю! Всё понимаю… Но не мог бы ты по ней доложиться?.. Мне важно всё, абсолютно все детали. Начиная с распорядка дня и кончая привлёкшими твоё внимание случаями. — Отложив тетрадь капитан поменял плечо. Прижав телефон к другому уху он снова полез в тумбочку, теперь за ручкой. — Ты бы мне о-о-очень помог, честное слово…
Роману казалось, что ему ответят с неприязнью, едким недовольством, однако в голосе сослуживца обнаружилась лишь усталость; изнурение, словно говорящий давно не спал, не ел и всё таскал мешки с углём:
— Что, опять?.. Неужели возобновляем?..
— Нет. — Птачек навис над тетрадью снова; пальцы отыскали в конце парочку нетронутых страниц. — Считай, что это моя личная просьба.
Из трубки донёсся долгий, утомлённый вздох. Наконец Георг выдал:
— Ладно, сейчас… Повиси, мне надо отыскать блокнот…
Какой-то шуршание, топот шагов, сонный женский голос… голос ребёнка… звук удара дерева по дереву и наконец хруст маленьких, будто накрахмаленных листков…
— Та-а-ак… — Георг снова вздохнул, теперь уже быстро, по-деловому. — Значит записывай…
Ручка забегала по бумаге с резвостью куницы. То и дело сокращая, ставя понятные только себе пометки, наконец просто не успевая и записывая аббревиатурами Роман измарал новый листок и с лица, и с оборота. Когда же Георг закончил, то буквально на последнем знаке стержень как по волшебству издох! Даже точка не проставилась.
— Вроде бы всё пересказал… — Тон Шерадзе вопросительный, даже недоверчивый. — Хотя тут надо понимать, что Рустамов тоже, может быть, нечто интересное имеет. Мы с ним, конечно, что на сменах было друг другу всё выдавали, но опять-таки…
— Спасибо, Георг, спасибо! — Роман бурно кивнул, от чего смартфон чуть не брякнулся. — Большое дело ты сделал! Сильно удружил!
Сохраняя недоверчивость человек на той стороне полу-ответил, полу-возразил:
— Да?.. Было б не плохо, если в самом деле так… А то что-же мы по засадам-то столько сидели?.. Неужели напрасно?..
Чувствуя, что собеседник забирается на опасную почву, Роман поспешил закрепить:
— Ну спасибо, Георг! Спасибо! Давай! Не болей!..
— До свидания…
Отключившись первым несколько секунд капитан смотрел как гаснет, будто засыпает телефон, а потом со вздохом откинул его подальше — кувыркаясь, девайс ляпнулся меж подушек. Взор обратился к тетради. Глаза пробежались по написанному, остановились на интересных моментах… Аккуратно, прямо-таки хирургически страницу вырвав, Роман сложил её вчетверо и поднялся. По полу зашаркали натруженные стопы. Выйдя в коридор и встав перед вешалкой Птачек сдвинул полу своей тяжёлой зимней куртки — бумажка юркнула в тайный карман и спряталась там за вжикнувшей молнией.
Спина выгнулась будто сама, руки поднялись. Раззявив рот Роман с наслаждением потянулся, чуть не достав до потолка. Правая ладонь опустилась и зачесала живот, пальцы левой потёрли челюсть и неприятно укололись — пора побриться… Может почесалось бы и что-то ещё, если б порог своей спальни не переступила Настя. Закрутив кремовые штанины ещё выше, уже над коленями, дочь с наслаждением потянулась сама и даже громко замычала, точно её растягивают на дыбе. Бутылка лимонада в её руке растряслась, там взбаламутилась пена. Резко опустив руки, точно на акробатической зарядке, она чуть не бахнула баклажкой по полу! Роману даже показалось, что пробка сейчас не выдержит, сорвётся и они, как призёры «Формулы -1», с ног до головы окажутся в пузырьках и кипени.
— Па-а-ап… — Не неся, а будто волоча лимонад Настя повернулась к родителю. Голос, как у умирающего лебедя: — Папуль… Я тут подумала…
Услышав «папуль» Птачек насторожился. Уменьшительно-ласкательными эпитетами дочь делится редко, точно в розницу торгует. Это заставило подобраться и даже встать поавторитетнее, словно памятник генералу, а то и маршалу. Однако разве возможно ПО-НАСТОЯЩЕМУ «надуться» перед своим ребёнком?..
— Что-то я уже в театр не хочу… — Сделав несколько шагов Настя остановилась. Её свободная рука поднялась, дочь стала тереть глаза, как после сна. Была б она поменьше и тянула бы не лимонад, а ухо плюшевого медведя — картина получилась бы совсем идиллическая. — Я подумала… я передумала…
— Заинька моя… — Роман шагнул навстречу, его фигура нависла над дочерью, как Голиаф над Давидом, но только идиот углядел бы в этом угрозу. — Доченька… От чего же?.. Что-же такое?..
— Да просто как-то… — Настя совсем, как ребёнок, надула губы. — Я вот что-то подумала… и мне не хочется…
Протянув руку Роман заключил маленькую, такую по сравнению с его собственной милую дочкину ладонь в нежную хватку, приподнял и прижал к сердцу. Голос его стал совсем медовым:
— Может всё-таки передумаешь?.. Давай, чего теряешь?.. Там, наверное, будет интересно…
— Ну не зна-а-аю… — Настя отвела глаза. — А ты дашь мне денег на новый чехол для телефона?.. Я уже устала тебя просить. Старый уже совсем… старый…
Сказав это она всё-таки осмелилась снова взглянуть отцу в глаза, магически снизу вверх. Её щёки обличающе зарумянились…
Без гнева, даже тени неудовольствия Роман сделал ещё шаг, обнял ребёнка за плечи и с любовью прижал. Опустив голову он с блаженством внюхался в капну тёмных, пахнущих шампунькой волос, а потом припечатал долгий обожающий поцелуй в макушку.
— Ну конечно дам… бессердечная ты вымогательница…
***
Погода, ещё только вчера давшая поблажку, с воскресением напомнила, что зима никуда не делась. По интернету передают минус пятнадцать, по телевизору минус семнадцать, а градусник за окном твердит, что все минус двадцать один. А ведь на него ещё светит солнце…
Поглядев на часы — уже четыре — Роман в очередной раз закрутился перед зеркалом: рубашку и брюки гладил как всегда сам, однако стрелки что-то по-дурацки получились… И галстук — надевать ли?.. Сделать Насте приятно никогда не лишне… однако нет — его, наверное, всё-таки лучше с пиджаком, а пиджак Роман не наденет: в старом на видном месте дырочка, а новый ещё не купил. Всё лень сходить, да одному и глупо. А с дочерью… как-то это не то; неловко что ли…
— Пап! — Настя вылетела от себя, как ошпаренная. — А это?! Нормально смотрится?!
Стараясь сохранять невозмутимость Птачек обернулся. Настя, эта всему родителем предлагаемому нонконформистка вновь облачилась в «модь»: волосы распустила, те вольно болтаются и если подуете — разлетятся, как флаг; сверху белая, с длинными, но подвёрнутыми рукавами рубашка расстёгнута под декольте и упирается в джинсовый комбинезон; обхватывая дочь широкими серыми лямками он практически сразу закрывает её живот и не даёт (слава богу!) разойтись рубашке шире. Ниже талия, ноги — всё это закрыто джинсами, подвёрнутыми, как и рукава. Завершают картину белоснежные, с белейшими же шнурками кеды. Не кроссовки, не гибриды, а именно кеды — в помещении ещё не холодно в таких ходить, но на улице…
Стараясь сдерживать скептические, а то и откровенно смешливые гримасы Роман как бы с важностью оглядел свою кровь с головы до ног. На ум пришло сравнение с парнишкой-маляром, красящим летним деньком забор… А ещё совершенно непрошенной, но очень назойливой явилась мысль, что в отличии от Насти Даша наверняка придёт в красивом и изящном платье, и сама будет выглядеть очень женственно и грациозно… о-о-очень привлекательно…
Огромным, просто титаническим усилием удалось думу отогнать. Если б не дочь, Роман не постеснялся бы замотать головой и даже бахнуть себя по лбу, вытряхивая такие опасные, но и желанные видения…
Глядя на отца Настя попятилась. Её лицо выразило яркое недоумение.
— Пап, ну что?! — Она недовольно развела руками. — Опять, что ли, переодеваться?!
— Нет-нет, дорогая, не нужно! — Роман заотмахивался, да так энергично, что у дочери аж локоны заколыхались. — Тебе идёт! Всё замечательно! Собираемся!
Нахмурившись та упёрла кулаки в бока — прямо посреди огромного наружного кармана. Потопав ногой, как заяц лапой, она хмыкнула и отвернулась. Заходя обратно в комнату выкинула:
— А я бы и всё равно не стала!
…Окончательно проверившись и одевшись отец и дочь выбрались на улицу. Сев в машину капитан дал мотору пробуждаться минут десять. Настя чуть ли не с ногами забралась на переднее, обхватила себя и так сидела, натужившись держалась, чтобы отец не услышал чечётки её зубов. Направив сопла на себя она бы, наверное, и вся к печке прижалась, если бы не отстаивала одёжку. Ну хоть куртку свою белую надела — и на том спасибо.
Дорога пролетела незаметно: дольше на холостом сидели, чем ехали… Заворачивая на театральную стоянку Роман невольно вылупился: куда ни плюнь — везде машины, втиснуться некуда! Тёмные, светлые, серебристые… дорогие, дешёвые… Даже вон мотоцикл стоит!
Поглядывая в окно дочь поражённо заметила:
— Вот это да-а-а… Народищу, наверное, будет не протолкнуться!
Любимое место оказалось занято. Пришлось выезжать обратно, колесить по кругу, как коршуну высматривать свободный квадратик… Стоило только одному авто съехать, как Птачек оказался на его месте, будто всю жизнь там стоял! Тащащейся сзади попутчик, который был бы проворнее — тоже мог бы успеть, с досады что-то неразборчиво выкрикнул и даже вдарил по рулю — его «лада» обиженно бибикнула.
— Ну всё. С богом. — Заглушив мотор Роман освободил зажигание и спрятал брелок в карман. — Погнали.
Выйдя на мороз отец и дочь побрели к театру; становясь на сигнализацию сзади тихонько маякнул покинутый «форд». Защищаясь от холодного ветра они сначала шли в обход, мимо автомобильного скопища, однако заметив, как Настя дрожит, хоть и упрямо старается это скрыть, Роман схватил её за руку и со всей настойчивостью потащил прямо сквозь парковку. Задев несколько слишком выпяченных боковых зеркал и даже заставив один неудобный седан тревожно сигналить Птачеки наконец выбрались к театральному крыльцу-лестнице. Как раз в этот момент сработала установленная на телефоне «напоминалка»: без пятнадцати пять. Кажется успели…
У крыльца народу — шагу не ступить! Все курят, разговаривают; кто-то громко смеётся, жестикулирует; кто-то в сторонке поглядывает на часы. Протискиваясь даже пришлось работать локтями. Не выпуская руки дочери капитан вильнул меж двух одетых в пышные шубы пожилых дам, вежливо отодвинул одного солидно одетого мужчину, а когда тот стал возмущаться, равнодушно оставил его претензии позади.
На самой верхней ступеньке, уже на платформе среди колонн и кучек разнообразного люда щебечет ГРУППА. Сразу видно эти люди вместе, хоть и одеты по-разному. Всего немного — вполовину меньше, чем в прошлый раз, но некоторых Роман узнал. Парни, девушки… гораздо меньше взрослых. Все глядят друг на друга и улыбаются, шутят и хохочут. На лицах удовольствие, на щеках румянец. Все свои…
— Настя! — Одна из девочек вдруг обернулась. Её глаза округлились, она вскинула руку и энергично замахала светлой варежкой. — Приве-е-ет! Идём сюда!
Только это случилось дочь вырвалась из отцовской хватки с бойкостью, словно её змея чуть не укусила! Ответив голосистым приветствием она принялась живо протискиваться вперёд, но в отличии от родителя, ведущего себя как ледокол, не проходила, а будто просачивалась сквозь людей, оставляя их нетронутыми.
Последовав за дочкой Роман успел подойти, когда Настя разздоровалась уже с половиной собравшихся. Встав за её спиной он с поверхностным интересом прошёлся взглядом по молодёжи, оценил, кто как выглядит, кто общается на все стороны, а кто, хоть и вместе со всеми, всё равно в своей маленькой компашке…
И полминуты не прошло — краем глаза Птачек заметил, как отворяется парадная. Он бы может и не обратил внимания, но что-то заставило… и не зря: отодвинув створку, а потом ещё и слишком близко вставшего мужчину, на воздух вышел Артур. В своей всегдашней кожаной куртке с меховым воротником и в норковой, чуть съехавшей набок шапке. Высокий. С прямой, даже военной осанкой и взглядом, как у стрелка или спортивного метателя копий.
Переступив порог Артур резко свернул к группе и в десять ничем не скованных шагов оказался возле учеников. Стоило ему заговорить, как все замолкли:
— Всё отлично! Просто идеально! — Историк сверкнул белоснежной улыбкой. — Билеты есть на всех! Фу-у-х! — Он демонстративно провёл ладонью по лбу. — А я-то уж, как сегодняшнее скопище увидел, забоялся…
Шутит?..
Поведя взглядом историк наткнулся на Романа и Настю. По ученице скользнул еле коснувшись, зато капитану полу-кивнул.
Вновь рассредоточив внимание на толпу Артур, как самый настоящий трибун, в энергичном порыве взметнул ладони. Точно пытаясь обнять всех собравшихся он вытянул руки, а его голос загремел и гулко и весело:
— Эх, ребята! Вы представить себе не можете, как нам повезло! — Его глаза блеснули, словно в свете фар. — Сегодня будет нечто особенное! Спектакль по самому Лопе Де Вега про… — Он вдруг осёкся. — Нет, не буду портить! Сами всё увидите! — И вдруг бойко, точно всё это было спланировано, развернулся и махнул за собой. — Пойдёмте! Время уже убегает!
Не оглядываясь Артур вернулся к парадной двери. Вновь вежливо отодвинув того же самого мужчину он распахнул створку шире, и только когда её перехватили, позволил себе зайти.
Как ручейки, стекающиеся в реку или даже оползень, причиной которого стал камешек, ГРУППА двинулась за историком, как утята за уткой. Минуя всё ещё стоящих и чего-то ждущих людей школьники кто друг с другом, а редкие и бок о бок с родителями потянулись единым курсом. И как лавина, подхватывающая одинокое деревце, людской поток подхватил Романа с Настей, не дав и секунды помедлить.
Со спины, с боков — отовсюду начали давить, толкать. Варясь в этой кутерьме, как лавровый лист в супе, капитан Птачек вновь помыслил — а не взять ли снова дочь за руку?.. Метнув взгляд на своего уже с кем-то переговаривающегося, смеющегося и вовсе уже своего родителя не замечающего ребёнка он раздумал.
Настя и так на людях старается держаться на расстоянии, демонстрирует независимость. Вон как ладонь вырвала… Напугалась, что одноклассники заметят. Глупенькая…
Повелев себе от дочери отвлечься Роман поднял шею выше и стал, стараясь незаметно, вертеть головой. Шагая муравьиными шажочками, то и дело еле сдерживаясь отдавить кому-нибудь пятки, он кидал взгляд по сторонам, точно надеясь отыскать что-то необычное, способное привлечь.
Взрослых в группе зримо мало: несколько женщин, парочка мужчин… Вместе с внучками и внуками шагает крохотная кучка бабушек. В остальном, как ни вглядывайся — ничего примечательного…
— Пап! — Роман почувствовал, как дёргают за рукав. — Чего ты головой вертишь? Кого-то ищешь?..
Плавно, избегая резкости капитан обернулся. Даже пришлось постараться, чтобы в несущей разношёрстной толпе дочку различить.
Настя смотрит прямо и даже, если напрячь воображение — грозно. Ступая шажок за шажком она не глядит перед собой а идёт наугад, куда поток направит: всё её внимание на родителе.
— Да нет, родная. Нет… — Роман сделал невольное движение погладить дочь по голове; его ладонь уже даже поднялась… но опустилась, так и не решившись. — Не обращай внимания…
Настины брови сошлись над переносицей. Неопределённо сжав губы она вдруг раскрыла их, точно желая что-то сказать… Как и отец, не решившийся дотронуться до её волос, она будто сама себя остановила, не осмелившись вымолвить надуманное.
Через парадный вход, через уже тысячу раз знакомый коридорчик с ветрогоном, через кассу и запыхавшуюся, давным-давно фальшиво улыбающуюся кассиршу людской полк приплыл в фойе. Кто бывает тут нечасто или вообще впервые выдали себя сразу: увидав, куда попали, они пораскрывали рты, вылупили глаза и чуть ли не тыкают пальцами, перешёптываясь с такими же, как и они, редкими тут посетителями. Взглянуть и в самом деле есть, на что — интерьер театра, если не привык, если видишь его дебютно — настоящее роскошество, как дворец царя или шейха. Ну а если ты здесь чуть ли не каждый день…
С облегчением чувствуя, как после узкого коридора тиски чужих локтей ослабевают, Роман удивился не уже примелькавшемуся убранству, а что народу внутри чуть ли не больше, чем снаружи: метра не пройти, чтоб с кем-нибудь не столкнуться! Так вот почему с улицы заходить не спешат…
Отдаляясь от входа толпа растекается, но приближаясь к гардеробу снова сгущается, точно металлическая пыль на магните. Оказавшись в самой серединке, уже не зажатые позади, но ещё не стиснутые впереди отец с дочерью вздохнули легче и с наслаждением, будто подражая друг другу, упёрли руки в поясницы и до хруста потянули спины. Приметив, как осознанно или нет, но дочь его копирует, Роман растянул губы… и вдруг почувствовал, как те немеют: взор остановился на как из ниоткуда возникшей пред Настей фигуре…
Изящная, притягивающая к себе взгляды девушка встала перед дочерью, точно преграждая той дорогу. Ростом с неё и примерного такого же телосложения она, однако, смотрится с ней рядом, как лилия-глориоза рядом с одуванчиком. Черты её лица, линии её образа… даже какая-то атмосфера, которую она несёт — всё потрясает! Заставляет задыхаться и глупо пялиться на неё, как на ЯВЛЕНИЕ…
Словно Роман умеет предсказывать — Даша и правду нарядилась в платье, однако всё равно удивила: насыщенные каштановые локоны против обычного заплетены в две аккуратные косички; опускаясь чётко за точёными ушами они падают вдоль тонкой белой шеи на идеально выглаженную кипельно белую блузку; рукава коротки и не могут скрыть прелестных рук, а чистый, ювелирно подогнутый воротник украшен чёрным школьным бантом из двух лент; облегая стройную фигуру блузка прячется в строгую чёрную опять-таки школьную юбку. Достаточно длинная, чтобы считаться приличной, но не достаточная, чтобы скрыть колени и то, что на ладонь выше, она подставляет взгляду картинно прекрасные ноги, заканчивающиеся опять же строгими чёрными туфлями. Если приглядеться, заметно, что Даша не надела колготки…
Образ девушки светлый и чистый, без намёка на пошлость, без даже самой крохотной нотки вульгарности. Более того! Сморишь на неё и сразу вспоминается нечто ностальгическое, душевное… что-то такое доброе… Однако сердце всё равно ёкнуло. Что там — Роман, должно быть, испытал микроинфаркт! Чуть за грудь не схватился! В голову ударил такой поток крови, что чуть не пошло носом, запачкав рубашку! Чувствуя как кружится голова, как мир вертится как на карусели, капитан чуть не замахал руками, чтоб удержаться! Оказалась бы под рукой какая опора, пусть самая пустячная — он бы не задумываясь ей воспользовался даже не смотря, что дочь может его таким увидеть и сразу всё понять!
— О! Вы пришли! — Даша звонко хлопнула в ладоши. — Как здорово! А я вот решила явиться пораньше… погуляла здесь пока… — Сделав паузу она осмотрела Настю с головы до ног и приветливо, хоть и с затаённым, возможно примеченным лишь Романом намёком на неискренность заявила: — Хорошо выглядишь…
Наверно Настя не заметила как закачало отца лишь потому, что сама чуть не присела: воззрившись на подругу с нескрываемым удивлением она прощупала её глазами с ног до головы и сперва даже не смогла и звука вымолвить — язык будто прилип к нёбу… Чувства наконец взяли своё: не сдержавшись от улыбки дочь взглянула на одноклассницу, будто та очень весело пошутила. Даже голос её прозвучал, как ответ на шутку:
— Я чё-то не поняла, Даш… У нас чё — первое сентября что ли?!
— Дикая! — Воспользовавшись относительной свободой Даша отступила… и неожиданно сделала пируэт! — Тут тебе не школа — тут приличное место! Думай, что говоришь!
Секунду они смотрели друг на друга, как командиры идущих на столкновение кораблей… и вдруг вспыхнули, вскипели, взорвались звонким, никого не стыдящимся хохотом! Настю аж пополам согнуло! Она бы, наверное, и на корточки села, если б всё-таки хоть чуть-чуть не стеснялась. Даша прикрылась ладонью, но от смеха её зашатало, как и подругу. Долгие секунды взгляд её был устремлён единственно на Настю, только на товарку, только на неё… но вот поднялся. Взоры Романа и Даши встретились и это было, как магия: перестав смеяться девушка ладошку убрала; её розовые влекущие губы озарились лукавой улыбкой. Словно шутка и смех были прелюдией, платой именно за этот, гораздо более важный момент, глядя мужчине в глаза девушка произнесла:
— Здравствуйте… Роман Павлович…
Могло показаться тоже, но сказано это было другим, тем же юным и прелестным, но всё-таки несколько… более глубоким голосом. С удивлением слыша эту же намекающую на что-то глубину и у себя Роман ответил:
— Здравствуй, Дашенька… Рад, что ты здесь…
Время, должно быть, остановилось. Наверняка оно именно замерло, потому что иначе, от чего звуки резко пропали, не объяснить. Всё вообще исчезло, испарилось из взора, как дым, осталась только Даша; только её чарующие глаза, её прекрасное лицо, её обещающие сладчайший поцелуй губы…
— Па-а-ап! — Настя повысила голос, от чего капитан чуть не вздрогнул. — Пап, алло! Идём! Вон — у гардероба очередь уже рассосалась!
Проморгавшись Роман повернулся. Кажется дочь зовёт уже не впервые… Непонятно на кого больше рассердившись, — на неё или себя, — Птачек нахмурился, потемнел, как туча, а его ответ прозвучал совсем не ласково:
— Настя! Следи за словами!
Глаза дочки стали, точно перед ней тигр выскочил! На долгий миг она даже застыла напуганная! После развода с матерью ставший частенько мягким, иногда даже слишком уступчивым отец на секунду показался ей дьяволом… Или она действительно ляпнула что-то непозволительное?..
Даша напомнила о себе, как сестра милосердия напоминает о надежде, являясь раненному среди боя — ни единой мимикой, ни тоном не выказав, что есть вообще хоть какое-то напряжение, она весело прочирикала:
— Идите скорее, раздевайтесь! Тут сейчас такой наплыв будет — пострадать можно! — Махнув кистью она вывела Настю из оцепенения, заставила взглянуть на себя. — Я подожду вас в коридоре, по дороге в актовый зал. Ну же, поспешите!
— Пойдём. — Специально смягчаясь, уже сожалея, что вообще повысил голос, Роман первым шагнул вперёд, как бы втискиваясь меж дочерью и её подругой. — Возьмём скорее номерки, пока ещё остались приличные. В прошлый раз у меня такой дурацкий был — цифру не разберёшь…
— Идите-идите! — Подождав, пока он пройдёт, Даша уже откровенно настойчиво толкнула подругу в плечо. — Догоняйте меня!
Не понимая, то ли она решила не кипятиться и спустить всё на тормозах, то ли вообще ещё пока ничего не решила, Настя позволила себя утащить. Сняла по отцовской команде куртку, приняла номерок и спрятала в нагрудный карман. Только тихое, недовольное бормотание родителя снова втянуло её в русло.
— Очередь, видите ли, рассосалась… Нахваталась словечек… Я себе, между прочим, при тебе такое не позволяю…
И уже совершенно неожиданно, просто-таки нечаянно-нагадано она с изумлением услышала своё тихое и покорное:
— Прости, пап… Я так больше не буду…
Роман подумал, что он ослышался, даже возникло желание поковырять в ухе. Кинув на дочь недоверчивый взор он с потрясением увидел, как та идёт опустив голову, надула губы и даже пальцы у живота сцепила. Немыслимая картина!
— Ты тоже меня прости, золотце… — Вытянув руку капитан легонько похлопал своего ребёнка по пояснице, как бы одновременно и приобнимая её, и нет. — Я не хотел кричать…
Минуя гардероб поток людей устремился по красным дорожкам мимо ваяных стен. Звуки шагов приглушаются, однако эхо голосов мечется меж углов. Никто не орёт, всё вообще переговариваются чуть ли не в полголоса, однако какофония всё одно такая, уши закладывает.
В кильватере школьной группы Птачеки выбрались в идущий в актовый зал коридор. Опять толкаясь локтями и от того еле сдерживаясь снова взять дочь за руку, на фоне низко висящего натюрморта капитан вдруг приметил две знакомые косички. Сердце взволнованно стукнуло… Шаг замедлился сам собой, Роман понял, что встаёт перед выбором: совесть с разумом или чувство. При Насте с Дашей лучше бы держать дистанцию… Но как же хочется наоборот!
С отвратительным осознанием собственной слабости, с пониманием, что мог бы поступать мудрее, но искушается, не может противиться соблазну Роман легонько тронул дочкину талию и направил её на эти нарисованные тюльпаны, нарциссы и ландыши.
Даша в сторонке от потока и как бы позволяет тому течь. С мягкой улыбкой она поглядывает туда-сюда и чуть вытягивает шею, точно хочет заглянуть за угол. Пока они с дочерью медленно к ней подступали Роман не отрывал от девушки взора: от чего-то ужасно захотелось поглядеть на неё, пока та не видит… На мгновение он отвлёкся — кто-то наступил на ботинок — а когда вновь взгляд поднял, увидел устремлённые прямо на него большие серо-голубые глаза…
— А вот и вы! Молодцы, что так быстро! — Даша улыбнулась шире и решительным шагом от картины отступила. Задержавшись на отце одноклассницы взглядом на секунду дольше… она таки переключилась на подругу. — Спектакль скоро начнётся, скорее идёмте в зал!
Ещё шаг — и девушка оказалась бок о бок с Романом, прямо у его правой. Глядя куда-то мимо, не поднимая головы она приблизилась ещё на шажок… ещё на один крохотный шажочек… Уткнувшись плечом в мужскую руку она замедлилась, точно впередиидущий мешает…
Роман ощутил странное — и раздражающее, и ужасно приятное чувство: будто бьёт током и щекочет пёрышками… Чуть двинувшись, как бы случайно он прижался к девушке плотнее… и чувство усилилось! Ужасно, просто невыносимо захотелось без этого уже опостылевшего маскарада взять Дашу за ладошку! Обнять её! А ещё… А вообще правильнее всего было бы классически подать ей локоть.
Пока все эти мысли хороводили в должной быть умной, но на самом деле легко смущаемой голове, Даша прошла плечом к плечу с мужчиной ещё пару метров и, точно всё это было лишь из-за толкучки, приотстала. Положив ладонь ему на спину… она аккуратно протиснулась мимо и вынырнула уже под боком у Насти.
— Ужас какой-то! — Улыбнувшись она сама быстро и уверенно взяла подругу под локоток. — Народу просто тьма!
Может Настя о чём-то задумалась, а может вообще не заметила, что Даша к ним присоединилась. Внезапно вылупившись на одноклассницу, будто та спрыгнула ей на голову, дочка секунду или две только сверлила её глазами, точно пытаясь понять — настоящая ли она?.. Перехватив Дашин локоть поудобнее она наконец ответила:
— А я ведь отцу говорила, что идти не хочу. Это он меня привёл!
Кинула на родителя быстрый взгляд и тут же вернула его подруге.
— Да ты что! — Даша взяла самую возмущённую ноту. — Это ж наоборот хорошо! Это значит мы пришли на что-то интересное!
Они стали переговариваться, болтать о том о сём, спорить и смеяться. И чем дольше они это делали, тем больше Роман успокаивался и терял осторожность.
Наконец людской поток принёс к широко распахнутой, открывающей актовый зал двери. Достаточно свободная — два коня проскачут — она позволила бы пройти не только мужчине и двум девушкам, но даже и пяти людям, однако Роман заметил, что Даша вновь отстала. Что-то шепнув Насте на ухо она вдруг раз — и осталась где-то позади, позволяя живой реке относить спутников всё дальше и дальше.
В зале яблоку упасть негде! Куда ни глянь — везде кто-то сидит, переговаривается с соседом. Не понятно даже куда денутся остальные, кому ещё только предстоит явиться. Не будут же стоять?.. Вся группа, включая шагающего впереди Артура, свернула и поднялась на ряд выше, где стала затекать в кресла ручейком по одному. Двинувшись было за ними Роман на всякий случай билеты проверил — нет, им не наверх, просто прямо. Буквально вот в этот ряд шагов десять и они на месте. Эх, придётся тереться о чужие колени…
— Пойдём. — Тронув дочь за талию, в лес торчащих ног капитан двинулся первым. — Постараемся продраться. Простите… Извините… Простите…
Да уж… Зал заполнен пока ещё не до предела, но вот их ряд уже наверняка до самого! Чуть не начав по дороге перепалку Птачеки еле добрались до вожделенных, видящихся как оазис среди пустыни, пустых кресел. Миновав последнюю женщину, — даму в преклонных летах с чудаковатой высокой причёской, — Роман прошёл ещё на одно кресло и с облегчением ляпнулся. Когда же слева почти сразу уселась Настя, она моментально припала к родительскому уху. Прикрыв рот, словно в таком гаме ещё кто-то может расслышать, дочь горячо зашептала:
— Пап! Кажется, я отдавила той женщине туфли!..
Проследив за её беспокойным взглядом Роман увидел комичное: в вечернем платье и с заметными такими старомодными красными бусами неподалёку от них женщина лет сорока пялится на Настю, как Фурия! При этом ещё что-то лихорадочно талдычит сидящему рядом мужчине в костюме-тройке, а тот, для вида кивая, устало закатывает глаза…
— Дорогие что ли туфли-то?.. — Капитан стрельнул в дочку игривым глазом.
Прежде ответа та честно задумалась.
— Неа…
— Тогда и беспокоиться не о чем. — Он благодушно отмахнулся. — Не переживай. В крайнем случае, если она тебя покусает, сделаем укольчик от бешенства.
На кого направлена шутка Настя не поняла и на всякий случай высунула язык. Поймав момент и коварно дочку в белоснежную щёку чмокнув, Роман с наслаждением понаблюдал, как та в показном отвращении вытирается, а потом повернулся направо.
Рядом пустое кресло а дальше снова тротуар из ног. Если никто сюда так и не явится, — что, к сожалению, вряд ли, — можно вольготно оккупировать подлокотник. Эх, хорошо бы…
— Ой, извините! Я нечаянно! — Знакомый звонкий голос слева. — Простите, я пойду!
Обернувшись Роман увидел, как с виноватой улыбкой Даша пробивается сквозь тот же заслон из коленок, который они с дочерью сами только что преодолевали. Женщина с красными бусами что-то неуловимо сделала, — за рядами кресел не видать, — и школьница вдруг застряла. Начался неслышный отсюда спор… Даша помахала ладошками, покрутила головой… её улыбка стала натянутой. Отвернувшись от не закрывающей рот дамы, словно перестав её замечать она ещё раз попыталась пройти, но обо что-то споткнулась… Роман почувствовал, как сам уже весь напружинился, приготовился ни то, что встать, а вообще выскочить, как барс из кустов! Остановила его воистину завораживающая сцена: быстро и зло взглянув на всё ещё что-то лепечущую скандалистку Даша резко и по-спортивному упёрла левую руку в нижнее кресло, правую в верхнее — как раз то, чья хозяйка стала проблемой. Бодро присев она с энергией выпрыгнула и ловко перелетела через преграду, как скачущая от волка лань! Элегантно, словно под взглядом жюри отпустив руки, «гимнастка» со спокойным и даже удовлетворённым лицом двинулась дальше.
Обойдённая старомодница запричитала пуще прежнего, но брань обрушилась на уши её же несчастного спутника. Хотя тому, кажется, по барабану: во время прыжка у Даши задралась юбка и мужчина, у самого носа которого она пронеслась, пребывает в странном состоянии — ничего вокруг не замечая он словно погрузился в гипноз; взгляд бессмысленный, в рот воробей залетит…
Добравшись наконец до Насти Даша остановилась. Щёки раскрасневшиеся, дыхание сбито. На миг опасливо оглянувшись она вернула взгляд однокласснице и сквозь вздохи с задорной улыбкой заявила:
— Вот это толкучка! Не захочешь, а запутаешься!
Стараясь наблюдать за ними не слишком откровенно, пытаясь даже накинуть маску безразличия Роман ожидал, что дочь ответит с огоньком, что ситуация её позабавит. Он очень удивился, когда Настя, послав подруге вовсе не весёлый, а какой-то сумрачный, будто даже хмурый взгляд, выдала:
— Ага…
Между ними что-то случилось?..
Словно ничего угрюмого и не услышала, наоборот — получила в ответ заряд оптимизма, Даша продолжила дорогу с прежней уверенностью. Не слишком сторонясь мужских коленей она прошла мимо и только здесь повернулась к оставшемуся ряду спиной.
— Роман Павлович, вы не против?.. — Глядя на отца одноклассницы девушка послала ему истинно скромную… и самую дьявольскую улыбку. — Ничего, если я присяду?..
В горле застрял комок. Через силу сглотнув Роман попытался было ответить, но голос покинул его. Дурацкое мальчишеское волнение! Ну когда, когда он уже станет черствее?!
Чтобы ответить хоть как-то капитан кивнул, а для убедительности ещё и моргнул. Ни секунды дольше не ожидая Даша подхватила юбку, повернулась и по-девичьи элегантно устроилась в кресло справа. Кинув на мужчину взгляд искоса она ещё и закинула ногу на ногу.
На какое-то мгновение мышцы одеревенели, точно столбняк поразил. Кажется двинься — и что-то надломится… Шея каменная. С чувством, будто не просто пытается двинуться, а силится сломить ствол столетнего дуба, с неторопливостью сапёра Роман повернулся… налево: Настя смотрит вперёд, на лице не дрогнет и мускул; то ли просто о чём-то думает… то ли переживает… Дочь не выглядит ни радостной, ни печальной, но нечто среднее…
Почувствовав на себе взгляд она встретилась глазами с отцом. Роман вопросительно мотнул подбородком. Настя покачала головой и снова отвернулась — и не понять, то ли обиженно, то ли это игра настороженного родительского воображения.
Вернув взгляд обратно Птачек побарабанил по подлокотнику… глубоко, но старательно приглушённо вздохнул… и так и остался сидеть, глядя только перед собой. Дашу замечал краешком да и то лишь часть косички, однако этого достаточно, чтобы видеть, что она тоже сидит не поворачивая головы, глядит только вперёд и не делает даже попытки посмотреть налево.
Странно, но Роману представлялось, что он будет чувствовать себя уютней. Вчера размышляя как сегодня увидится с Дашей он и помыслить не мог, что его снова свяжет напряжением, что он будет испытывать себя с ней будто и не было никакой близости — ни взаимных признаний в любви, ни разделённой жгучей страсти; будто он ещё только мечтает испить из этого источника и, как любой мечтающий, смертельно боится неудачи…
Боже, как же это истощает… Как же сложно иметь сердце, способное любить а значит и бегущее от любого, хоть призрачного этой любви отрицания, страшащееся даже беспочвенного намёка на обман или провал. Порой завидуешь животным. Ах, как было бы здорово — не сомневаться и не рефлексировать.
Любовные философствования нарушил хрипловатый старческий голос. Оглянувшись направо Роман увидел не менее, чем семидесятилетнего старичка, опёршегося рядом с Дашей на трость. В тёмном, многое повидавшем пиджаке и таких же поношенных, но опрятных брюках, в клетчатой рубашке с жилеткой цвета кедра, в больших круглых очках и с бородкой-эспаньолкой он чуть наклонился, словно тяготясь держать осанку. Через толстые стёкла на девушку смотрят прищуренные неглупые глаза. Капитан успел различить лишь окончание разговора:
— Извините, дорогая, но это место всё-таки моё. Вот у меня и билет имеется…
Сказав это старик полез в карман пиджака.
Беспокойный взгляд Птачека перепрыгнул на Дашу: та смотрит на незнакомца округлившимися глазами, будто в рот воды набрала. Взволнованная, хоть и пытается это скрыть, она даже, как загнанная, прижалась к спинке кресла. Наконец с её губ слетело:
— В самом деле?.. Но у меня ведь тоже есть билет…
Послышался недоверчивый, даже возмущённый вздох, но только спустя мгновение стало ясно, что донёсся он сзади. Оглянувшись Роман увидел, как дочь таращится на одноклассницу во все глаза, и взгляд у неё, будто ей заявили, что Земля на самом деле квадратная.
Рука мужчины остановилась, точно наконец что-то нащупала… снова стала шарить, углубляться в складки ткани… и вот уже снова уверенно замерла…
— Уважаемый! — Сильный голос откуда-то из-за спины. — Товарищ! Не стоит разбирательств!
С удивлением капитан обернулся уже назад и увидел, как со своего места — буквально за его собственным креслом! — встаёт в полный рост Артур. На пожилого историк устремил взор, полный самого глубокого дружелюбия. Махнув ему, как доброму приятелю, он довершил фразу с энергией, какой поднимают в атаку батальон:
— На кассе, наверное, как всегда напутали! Идёмте лучше сюда! Рядом со мной как раз свободно! Вы человек, я смотрю, интеллигентный. Поладим!
И снова от дочери послышалось сердитое, полное недоверия воздыхание. Не став оглядываться Роман медленно перевёл взор на старичка.
«Интеллигент» замер и прямо так, с рукой в кармане несколько долгих секунд соображал, к нему ли вообще обратились да что сказали. Точно канадский переводчик с баскского на фарерский он аж натужился, весь напрягся, от чего на умном лбу выступили глубокие складки. Подняв наконец лицо старичок сфокусировался на Артуре и стал жевать губу… потом опустил глаза на Дашу… и наконец снова поднял. Вынув руку из кармана он принялся важно оглаживать бородку.
— Знаете… а вы, наверное, правы… Должно быть и в самом деле ошибка… — Убрав пальцы от лица старик обеими ладонями упёрся в трость. Его глаза снова нашли девушку; бледноватые губы растянулись то ли в виноватую, а то ли даже и игривую усмешку. — Извините, молодая барышня… Я, пожалуй что, приму приглашение того молодого человека.
Отвесил вежливый поклон и развернулся. Опираясь на тросточку и вовсе не замечая недовольства тех, мимо кого пару минут назад уже ковылял, он довольно бойко заспешил прочь. Наблюдая не без интереса Роман проводил его взглядом до конца ряда, но как тот станет пробираться через верхний уже смотреть не стал. Возвращая взор он не смог не задержать глаз на Даше: та просто смотрит перед собой, да ещё с таким выражением, словно ничего не случилось. Только по слегка покрасневшим, чуть приподнятым уголкам губ можно догадаться, что она испытывает.
Отвлёкшись от такой близкой, но и далёкой сейчас симпатии капитан всё-таки снова повернулся к дочери: точно копируя одноклассницу та смотрит только на сцену; руки недовольно скрестила, губы надула и вообще вся из себя, словно в выходной работать заставили. Покумекав над правильной интонацией Роман попробовал найти подход:
— Чего так развздыхалась?..
Может Настя и хотела «закрыться», но «ключик» подобрался верный: чуть не задохнувшись от праведного возмущения дочь вылупила на отца глаза, как чашки, а её ответ прозвучал с таким протестом, будто она подбивает толпу на бунт:
— И ты ещё спрашиваешь?!
Осёкшись она быстро несколько раз моргнула… Нахмурившись пуще прежнего резко отвернулась и скрестила руки на груди ещё туже, точно у неё пытаются что-то отнять. По сжатым как ворота осаждённой крепости губам Роман понял, что лучше не допытываться — как-нибудь после выяснит…
Лампы стали гаснуть. Люстра постепенно потухла и царящий в зале гомон как-то сам спал. Воцарилась тишина… тут же прервавшаяся пока ещё тихой, но нарастающей мелодией духовых. На сцену вышел человек…
…Пока спектакль только начинался, герои представали перед зрителями и помогали им себя запомнить, Роман, как мог неприметно, присматривался: вглядывался в лица актёров и ближайших зрителей; искал среди толпы Валерия — ну а вдруг здесь?.. В какой-то момент любопытство заставило оглянуться и он увидел, как на верхнем ряду, бок о бок с тем самым пожилым мужчиной наблюдает за представлением Артур: взгляд прямой и точный, словно он не просто на что-то смотрит, а прицеливается; даже сложно заметить, как он моргает — и моргает ли?..
Но зачем же ещё ходить в театр, как не чтобы следить за игрой, верно?..
— Па-ап! — Прямо-таки пылкий шёпот слева. — Хватит вертеть головой! Кого ты там всё высматриваешь?!
Стараясь двигаться неспешно, с подчёркнутым спокойствием Птачек повернулся. Встретившись взглядом с требовательными, даже демоническими глазами дочери он мгновение помолчал, а потом с той же акцентированной выдержкой произнёс:
— Прости, дорогая… Не обращай внимания…
Рот Насти возмущённо раскрылся, однако из него не вылетело ни звука. От избытка чувств глотая воздух, будто задыхаясь, она протестующе вскинула указательный и стала водить им от себя к родителю, словно угрожая ножом. Так и не дав ей вымолвить Роман подытожил:
— Доченька, давай смотреть спектакль. Кажется тут что-то в самом деле интересное…
И отвернулся, точно потерял к ней всякий интерес.
Ещё мгновение потаращившись на родителя с открытым ртом Настя зло стиснула губы, сжала кулак и в чувствах стукнула по ноге!
Папа что — прикидывается?! Неужто не замечает?!
Гневно насупившись она наклонилась и вытянула шею, чтобы лучше видеть: словно прячась за её отцом Даша сидит и глядит на сцену так, будто ничего вокруг не существует. Даже словно и не дышит — вся в представлении…
Немного в кресле поелозив Настя и сама нехотя вернула внимание на актёров; только ещё крепче скрестила руки и ещё обиженнее надула губы. И даже брови постаралась нахмурить, чтобы аж над переносицей столкнулись: пусть видят, как она недовольна!..
…В этот раз не было ни антрактов, ни перекуров: представление оказалось сравнительно недолгим — всего чуть дольше двух часов. И даже любопытным! Имея говорящее название «Дурочка» пьеса поведала о любви бедного идальго и богатой, но слишком простоватой сеньориты. Всё закончилось, разумеется, хорошо.
И в самом деле заинтересовавшись представлением всё равно Роман не забывал коситься по залу, насколько это вообще возможно в сумраке. Глядел… присматривался… подмечал… и только, когда действие уже начало подбираться к кульминации, позволил себе открыто взглянуть на Дашу.
В полумраке белое, красивое и очень выразительное лицо девушки смотрится призрачно-неживым, словно она статуя или даже сама актриса в пудре. Но чем бледнее лицо, тем живее выделяются глаза. Они горят, переливаются в темноте, как у кошки, таят загадку…
То ли угадав, а то ли почувствовав, что её рассматривают, Даша повернулась сама — их взгляды встретились. Без искры, просто как у незнакомцев…
Словно сговорившись они одновременно отвернулись и их внимание вновь сосредоточилось на постановке. Лишь ладони, точно в тайне от хозяев, тихонечко встретились и сжались на подлокотнике с таким чувством, будто их грозятся разлучить. Каждый ощущая страстное, бесконечно любящее прикосновение другого мужчина и девушка приглушённо вдохнули, задержали воздух и так же синхронно выдохнули, словно едины. И сомкнули пальцы ещё жарче.
В этот волшебный, такой таинственный момент они оказались поглощены друг другом намного глубже, чем окружающим миром и не заметили, как за встречей их рук с полными горького неверия глазами наблюдает третий.
***
Овации растекаются по залу, словно волна, заставляя хлопать даже тех, кому лень. Свет потихоньку прибывает и вот уже видно всё, словно и не было никакого затемнения. Тут один заговорил… там другой… Вслед за аплодисментами поднимается гомон, шум стукающихся сёдел и бесконечный поток пересудов что было, есть и будет.
Сзади громкий, старающийся перемочь какофонию голос:
— Ну всё, ребята! Мы большие молодцы! — Артур сделал паузу, наверное чтобы оглядеться. — А теперь по домам! Расходимся! И не забывайте, что в четверг у нас…
Не успел Птачек упереться в подлокотники, как отвлекла дочка. Категорично задёргав за рукав Настя очень быстро обратила всё внимание только на себя.
— Извини, пап! Я в туалет! — И тут же вскочила, уже готовая убегать, улетать, уноситься. — Я тебя найду! Давай! Я побежала!
Остаток фразы выкрикнула уже из-за спины и в самом деле уносясь, как ошпаренная. Не успел капитан сообразить, чем ответить, как дочь уже скрылась за чужими спинами, как убегающий от гончих заяц за кустами.
— Ну ладно… — только в пол тона и вымолвил он.
Люди встают, скучиваются, потянулись на выход. Поднявшись наконец и сам Роман огляделся: школьники спешат в первых рядах, лишь те, что с родителями, немного отстают. Забавно, но вон тот самый пожилой «интеллигент» — уже каким-то чудом у выхода. Для такого, если подумать, он должен был, как рок-звезда, поплыть на руках…
Взгляд капитан остановился на Даше. Продолжая сидеть как ни в чём не бывало его страсть сложила ладошки на колене. Её взор скользит по собственным стройным ногам, скатывается на худенькие лодыжки…
Не по уму, а по велению сердца Роман повернулся к ней грудью и пригласил:
— Дашенька! — Услышав в его устах своё имя девушка тут же подняла глаза, и как только она это сделала, тут же он подал руку. — Пойдём со мной!
Истинное, совершенно особенное удовольствие, что она не задумалась ни на секунду; не стала ничего взвешивать, оглядываться, в чём-то сомневаться — просто тут же и с радостью схватилась за его ладонь и позволила помочь себе подняться. После будто стесняясь смотреть ему в глаза и потому пряча взгляд она опустила ладошку вместе с ладонью мужчины до пояса и горячо и сильно её сжала, точно боясь потерять. Нежные щёки зарумянились…
Ласково сжимая девичьи пальчики Роман несуетливо пробежался взором по окружению: Насти негде не видно… да и толкучка такая, что запусти карманника — тот заплачет от радости. На выходе мелькнула спина Артура а вслед за ним потянулись уже знакомые «школьные» профили и затылки.
Укрепившись в мысли, что в такой сутолоке внимания не обратят, Роман повернулся к выходу левым плечом; словно витязь со щитом он стал пробиваться и теснить, толкаться к заветной свободе. На Дашу он не глядел, но было и не надо — он чувствовал, как она тянется за ним, как с силой за него держится, насколько горячи её ладошки и насколько же при этом они нежны. Ближе к выходу, когда кресла кончились и они оказались в середине гомонящей толпы, Даша вообще заключила его руку в объятия и прижалась к ней животом.
В коридор не вышли, а вместе с остальными вывалились. Кинув взгляд по сторонам, но не найдя Настю и здесь, Роман шагнул было дальше, но вдруг понял, что правую отпустило. Лишившись девичьего тепла кисть сразу будто оказалась в Арктике. Обернувшись капитан увидел, как, посылая из-за плеча лукавый взгляд, Даша идёт в противоположном направлении. Двигаясь против толпы девушка не пробирается а как бы просачивается меж тел, словно вода сквозь камни.
Без особого труда покинув толчею она последний раз оглянулась, подарила долгий, о чём-то говорящий взгляд… и скрылась за поворотом.
Сердце забилось взволнованней, по горлу прокатился комок. Облизав сухие губы Роман с шумом вздохнул и вновь огляделся: все топают к центральному выходу, но оттуда не идёт никто; Насти, как ни вглядывайся, нет нигде — наверное после туалета она просто будет ждать у гардероба, Роман и сам сделал бы так же…
Ещё раз взволнованно вздохнув, уже снова чувствуя себя не взрослым мужиком, а соблазняемым неопытным пареньком капитан повернул пятки к раздевалке. Нечаянно столкнувшись с кем-то слишком торопливым он сделал первые будто робкие, словно пробные шагов… а затем пошёл уже уверенно, как сделавший выбор.
Даша никуда и не уходила: он нашёл её сразу за углом, упёршуюся спиной в стену. Сложив руки за поясницей, как буфер между собой и камнем, она встретила его прямым и острым, как шпага, взором. Но отнюдь не холодным…
Поймав её взгляд Роман замедлился. Вообще весь его шаг изменился, став короче и в тоже время свободнее. Циник сказал бы, что это шаг чувствующего власть… Медленно переступая мужчина стал к девушке приближаться и с каждым опусканием стопы он делал это всё неторопливее и неторопливее, пока наконец не остановился от неё на вытянутую руку.
Вокруг ни души, но слышно, как совсем близко шумят люди. Ощущение прямой опасности, риска быть обнаруженным и напрягает, и заставляет наслаждаться моментом с воспалённой чувствительностью. Прикосновение… даже простой взгляд, если они запретны и могут быть обнаружены, сразу приобретают большую ценность; как и большую цену.
Чтобы теперь глядеть любимому в глаза Даше пришлось поднять взор. Не вынимая рук из-за спины, вообще перед ним никак не двигаясь она неспешно, показательно не отводя глаз облизала губы. С влажных розовых уст шепчуще сорвалось:
— Ну наконец-то… Ни о чём, кроме тебя, думать не могу…
Сердце стучит, того и гляди рёбра сломаются. Насквозь пропитанный противоречивыми ощущениями холодной определённости и жгучего предвкушения Роман почувствовал, как у него выделяется слюна, словно он уже неделю не ел и смотрит на чудесное кушанье. Резко сделав ещё шаг, как ягуар, прыгающий с ветки на тапира, он протянул руки и заключил Дашу в объятия! Сильные и жадные, но очень нежные ладони скользнули ей за спину, прижали и даже почти приподняли, чуть не заставив девушку встать на носочки. Только что они были рядом — и вот уже их губы разделяет не более, чем крохотное последнее движение!
Прижимая Дашу со страстью, чувственно соприкасаясь с ней Роман ощутил, как бешено колотится и её сердечко — ещё более дико, чем его собственное! Зрачки девушки как космос — глубокие и таки же бесконечно черные. Дыхание её зачастило — горячие выдохи так и щекочут мужские губы, так и провоцируют…
Прижав любимую ещё рьяней, ещё плотнее сблизившись с ней лицами… уже едва сдерживая невыносимое желание!.. Роман вышептал:
— О, Дашенька… Ты самое, самое моё тяжёлое испытание… которое раз за разом я всё проваливаю и проваливаю…
На долгую, оттягивающую удовольствие секунду они замерли… и наконец сдались! Губы ненасытно соединились, как примагниченные, веки опустились! Спешно высвободив ладони Даша обняла и прижала мужчину ещё отчаянней, чем он её! Соединившись в бурном безе они заводили друг по другу ладонями, стремясь не просто насладиться, а будто впитать другого без остатка, словно через минуту смерть настигнет их.
Наслаждаясь девичьими устами, с восторгом чувствуя, что уже ничего не стыдно, Роман опустил ладони на Дашину талию а потом и вниз, туда, где удовольствие обещает стать многократно слаще…
Отлепившись от него с такой же неохотой, с какой жаждущий отрывается от живительного ключа, девушка открыла глаза — её взор скользнул по испачканным в её собственной слюне мужским губам и снова поднялся до его пожирающих её глаз. Тяжело дыша, с хрипотцой, как простуженная, она еле вымолвила:
— Юбку… не помни…
— Не бойся… — Снова сближаясь Роман остановился, когда меж их уст остался последний миллиметр. — Я буду о-о-очень аккуратен…
Уголки Дашиных губ дрогнули… Глядя на любимого она заулыбалась откровеннее и шире и в предвкушении вновь закрыла глаза…
Как взмах мулеты для быка! Порывисто впившись в самые желанные на свете губы Роман запрокинул Дашину голову; с потрясающим, ни с чем не сравнимым ощущением бесстыдства задрал ей юбку и с жадностью схватил юные упругие бёдра! Поддерживаемая так девушка приподнялась на носочки и обхватила мужскую шею, уже почти не опираясь на ноги, уже почти целиком повисшая на его пятернях.
Незабываемое, чудесное мгновение!
— Отец… — Слабый голос еле пробился через стучащие кровью барабаны. — Папа…
Роман застыл, будто ведром ледяной воды окатили. Отчётливо он почувствовал, как замерла и Даша. Словно холодное прикосновение ощущая на спине чей-то взгляд он прервал поцелуй и аккуратно опустил девушку на стопы, а потом, всё ещё держа её в объятиях, обернулся…
Посреди коридора, в нескольких шагах от поворота встала, как одеревенелая, и смотрит на них Настя! Лицо дочери будто больное, руки вскинуты, вздрагивающие ладони с силой прижаты к губам. Она неверяще мотает головой; в глазах испуг и отрицание.
Не выпуская Дашу Роман прижал её ещё крепче, словно защищая. Глядя на дочку он полу-обречённо, полу-решительно глубоко вздохнул.
Повисла давящая, как перед выстрелом, тишина…
В глазах Насти блеснула льдинка. Её тонкие ладони перестали вздрагивать… и вдруг резко опустились! Худые пальцы стиснулись до покраснения а потом и до белоты, а поначалу казавшиеся обидно выгнутыми и трепещущими, губы сжались в горькую, еле сдерживающую злые слова полосу.
Круто отвернувшись дочь наклонила голову — правое запястье вспорхнуло и с силой прошлась по уже начавшим краснеть глазам. Смахнув пару застывших на красном ковре капель Настя стремительно зашагала прочь — и вот уже скрылась за поворотом.
На какой-то мгновение Роман подумал, что оглох — он просто перестал что-либо слышать, весь мир сосредоточился вокруг затылка дочери и стоило тому пропасть, как на капитана будто бетонная плита обрушилась! Он внезапно понял, что произошло ужасное! Непоправимое! Несколько секунд назад он понял это всего лишь разумом, но вот теперь прочувствовал…
— Стой! Не надо! — Капитан вдруг ощутил, как на его руке что-то повисло. — Не надо, Рома! Пусть идёт!
Оказалось, что он направился за дочкой, уже сделал несколько шагов, но тут за него схватилась Даша. Всеми силами приковывая внимание мужчины, как умея стараясь сосредоточить его на себе она стала с нажимом громко, глядя ему в глаза уговаривать:
— Оставь её, не преследуй! Если догонишь, сделаешь только хуже! От скандала у всех на глазах будет плохо и нам, и ей!
Стиснув зубы Роман сделал новый упрямый шаг… но Даша вдруг рванула его с такой силой, точно обкололась адреналином! Красная от натуги она развернула любимого к себе и вознесла ладони к его лицу. Торопливо гладя его по щекам и шее, взволнованно глядя ему в глаза и мотая головой девушка затвердила одно, словно зациклилась:
— Ромочка, пожалуйста… Послушай меня… Не надо, Рома…
Позволяя уговаривать себя, то глядя на Дашу, то пытаясь оглянуться через плечо Роман уже понял, что никуда он не пойдёт. Она права, а он нет. Нельзя сейчас бежать за Настей, как бы не хотелось. Никак нельзя…
А ещё, чувствуя на щеках и шее мягкие Дашины ладошки и слушая её успокаивающий голос он осознал, что и никакого Валерия сегодня искать уже точно не станет.