Понедельник закончился. За ним и вторник миновал. Среда. Четверг. Вот и пятница промелькнула… Как и решил Роман добросовестно продолжал возить дочь со школы, каждый день встречая её после уроков. Настя «позволяла» катать её — на самом деле вынужденно подчинялась, не забывая иногда ворчать. Только вот… её подруга вместе с ней больше не встречалась. Каждый день Роман приезжал, чтобы забрать дочь и каждый раз затаённо, с туманной надеждой ждал, что дочкина одноклассница появится вместе с ней. Понимал, что его мысли глупые, даже в чём-то преступные, но всё равно не мог заставить себя не надеется, что вот он сейчас приедет, а Даша снова с дочерью и снова её надо подвезти… Пару раз, особенно ближе к пятнице Птачеку мучительно хотелось дочь спросить — а где же твоя сверстница? Он даже раздумывал, как сделать это прилично. Поинтересоваться, что там с Дашиной мамой?.. Но вдруг дочь не в курсе, вдруг Даша рассказала только ему? Вон как рыдала… А если не про её наглотавшуюся таблеток мать, тогда вообще про что спрашивать? Это будет подозрительно… Да и сам Роман не до конца понял, зачем ему хочется про Дашу спрашивать. Не знает… Или боится признаться даже себе.
И конечно же он не спросил.
Тем временем в отделении случались свои заботы.
Во вторник как-то так сложилось, что из всех «высоких» сотрудников в здании остался только Роман. Ни Понятовского, ни оперов, ни вообще кого-то кроме него не было, все разъехались по срочным делам. Это удивило капитана всерьёз, но указ полковника новому следователю заниматься только маньяком и другой работы не брать… подействовал! В Самаре на него бы уже давно свалили кучу добавочной работы, причём это сделал бы сам начальник. Здесь же Роман целыми днями чахнет над пыльными томами и никто его не тревожит. Магия! Так вот в тот день, как и в любой другой он исправно изучал «подвиги» душегуба и ему понадобилось спуститься на первый этаж — сейчас уже и не вспомнить, зачем. Ещё на лестнице капитан услышал спорящие голоса, а когда проходил мимо выхода, застал картину: женщина с броским фингалом под глазом пристаёт к дежурному, повышает на него голос и размахивает руками. Из глаз её аж молнии бьют!
— Меня избили! Вы же полиция! Вы обязаны принять меры!
Дежурный пытается что-то объяснить насчёт подождать, его не слушают. Он и сам хочет повысить голос, это видно, но сдерживается. Опытный…
Женщина обернулась, её глаза поймали Романа.
— Мужчина! — Она подбежала к решётке, отделяющий выход от коридора. — Офицер! Сделайте что-нибудь! Мне отказываются здесь помогать!
Роман переложил из руки в руку захваченный толстенный том. Его глаза встретились с раздражённым взглядом дежурного, очевидно нервничающего и не знающего, чего ждать от новенького.
— Ну что вы какие глупости говорите, гражданочка?.. — Роман вежливо поклонился. — Конечно же мы вам поможем. Какие тут могут быть проблемы?..
Забрав громкую, как мегафон, и говорливую, как радио дамочку, Птачек пошёл с ней к себе. По дороге он услышал массу чего бесполезного и только несколько слов важных: Муж. Пьяный. С друзьями. Поднял руку.
— Сейчас мы с вами напишем заявление, чтоб по всем правилам. Хорошо? — Роман положил перед женщиной листок и ручку. — Вот вам образец. Смотрите на него и пишите, как правильно. Если что — спрашивайте, я подскажу.
Час! Целый час они писали это долбаное заявление! Два раза переписывали. Женщина изъяснялась бурно, энергично жестикулировала, брызгала слюной. Роман упорно терпел и иногда поторапливал её, чтобы не останавливалась. Когда была поставлена последняя точка он спешно выдернул лист из-под чужих рук — ещё запачкает, опять переписывать! — и внимательно прочитал. Перечитал. Цыкнул, задумчиво покивал…
— Да, вот так сойдёт… Ну что ж, теперь вам к эксперту. Позвольте, я укажу вам адрес…
Вернувшись, капитан Птачек попытался вспомнить, за чем спускался — и не смог. Ладно, если что-то важное — само всплывёт. Положив заявление на видном месте, дабы раздражало глаз, Роман продолжил изучать трёхгодичной давности толстенный том. Чтобы кого-то поймать он раскрыл дверь и, читая, внимательно прислушивался к звукам в коридоре. Ещё около часа в здании висела почти мёртвая тишина, но вот раздался кашель, протопали шаги… Роман оторвал взгляд от страницы: кто же пройдёт мимо двери?
Секунда, две, три… Шаги ближе, ближе… Неспешно, как-то вразвалочку в своей недешёвой кожаной куртке мимо входа проковылял Миша Кривкин. Глянул на новенького на ходу — и скрылся.
Роман немного подождал… Встал, захватил заявление и пошёл. Кабинет Кривкина рядом с кабинетом Понятовского, но в отличие от полковника Мишу увидеть на службе — это орнитологу редкую птицу поймать. Большая удача!
Выйдя в коридор Роман успел заметить, как тёмный силуэт скрылся в дверном проёме кабинета Кривкина. Шагая размеренно, не торопясь Птачек подошёл ко входу и, остановившись, громко покашлял. Состряпав лицо простым и бесхитростным — будто кашель только что не был предупреждением — он выглянул за косяк: круглолицый, с гладким, без единой морщинки лбом, его «товарищ по звёздочкам» стоит возле раскрытого шкафа с бумагами; его взгляд что-то ищет в запылённых архивах.
Роман встал на пороге и опёрся плечом о косяк.
— Привет, Миш! Не помешаю?..
Кривкин кинул на него быстрый, будто безразличный взор. Немного сутулый… Немного бледный… С вечной какой-то усталостью и сейчас он выглядит, словно всю ночь не спал и только всё работает, работает… но вот ему помешали…
— Нет, Ром… Заходи… — Он снова сосредоточился на бумагах. — Что — дело какое-то?..
И голос сонный, утомлённый. Точно не здоровый человек с тобой разговаривает, а больной, чем-то отравленный.
— Да-а-а, угадал! — Роман потряс листком, бумага с характерным звуком забилась в воздухе. — Тут, пока никого не было, пришлось заявление от потерпевшей принять. Вот — капитан протянул руку и листок лёг на угол новенького, не более, чем годовалого стола. — Мне ж Понятовский наказал только маньяком заниматься, ничего больше не брать… Миш — тебе можно это заявление оставить?..
Кривкин сжал губы и шумно, будто бы обиженно вздохнул. Обернувшись он мазнул взглядом по заявлению и перевёл устало-недовольные глаза на Романа.
— Оставляй… — Он двинул плечами и ещё раз совершенно безрадостно вздохнул. — Займёмся… Что-то ещё, Ром?
— Нет. — Птачек помотал головой. Ему и самому захотелось уйти. — Только это.
— Хорошо… — Кривкин кивнул и, будто коллега уже давно вышел, снова сосредоточил внимание на шкафу. — Где же оно валяется?.. Вроде бы здесь было…
Развернувшись по-армейски через лево Роман исчез.
В пятницу в первой половине дня у него возник вопрос по своему расследованию и он навострился забежать к полковнику. Понятовский совсем недавно заглядывал и сейчас точно должен быть у себя. Взяв какую-то относящуюся к делу бумажку Роман вышел в коридор, направился к кабинету начальника… и вдруг замер напротив открытой двери Кривкина: в самой комнате никого, а на уголке стола лежит как раз то самое заявление… Лежит так, как Роман и оставил! Он запомнил положение в котором бумагу положил и оно сохранилось нетронутым.
— Ах ты ж ёп…
Роман безмолвно выругался. Оглянувшись — кругом никого — он зашёл. Бумага с раздражением прыгнула к нему в руку — сейчас она на стол полковника ляжет! Но только капитан снова миновал порог, как рядом открылась дверь Понятовского и в коридор, как всегда сосредоточенный и хмурый, вышел Кирилл. Лицо серьёзное, губы сжаты в строгую линию. Старлей взглянул на новенького вопросительно, его взгляд остановился на бумаге в руке коллеги.
— Привет, Ром. Куда путь держишь?..
Роман постарался ответить спокойно, но у него не получилось:
— Да вот заявление одно начальнику несу… которое ещё два дня назад у него быть должно было!
Кирилл посмотрел Роману в глаза… на заявление… снова в глаза. Его взгляд прыгнул капитану за спину, оценил откуда тот вышел. Со хладнокровием крокодила Кирилл приглушённо спросил:
— Что?.. С Мишей проблемы?..
Роман не ответил, только мрачно скривил губы.
— Отойдём. — Кирилл кивнул за собой. — Пошепчемся…
И зашагал прочь не глядя, следуют ли за ним. Несколько секунд Роман сомневался, но всё-таки двинулся следом. Засунувши руки в карманы старлей лёгкой, не соответствующей всегдашнему его выражению походкой прошагал до Романовского кабинета. Остановившись возле порога он подождал, когда капитан войдёт первым, а после зашёл и за собой закрыл.
— Зря ты к Понятовскому. — Не глядя на Романа Кирилл выбрал стул и сел. — Он всё равно любое дело нам перепоручит. Кстати что там у тебя?..
И протянул растопыренную пятерню.
Брови Птачека прыгнули вверх, опустились и сдвинулись так, что смоги бы расколоть и орех. Поколебавшись… он всё-таки бумагу отдал — пальцы старлея тут же ухватили её, а его внимательные глаза сразу впились в текст.
— Что тут?.. А-а-а…
Роман не стал садиться, просто опёрся бедром о стол.
— И почему я не должен идти к Понятовскому?.. — Он скрестил руки на груди. — Потому что он всё равно вам всё поручает?.. Или по иной причине?..
Кирилл бумагу отложил, на Романа нацелился его глубокий, немигающий взгляд.
— А чего ты хотел?.. — Он поднял подбородок. — Сказать полковнику, что с Мишей что-то не так?..
Роман помолчал. Несколько секунд они смотрели друг на друга неоднозначно.
— Не думаю, что это можно назвать стукачеством. — Как бы подчёркивая Роман перестал моргать и сам. — Вопрос не о простом косяке, а о заявлении, которое два дня лежало никому не нужное. Чует моё сердце и дальше бы лежало, если б я не заметил.
— Вполне возможно. — Кирилл пожал плечами. — Однако к Понятовскому с таким всё равно идти бесполезно: он над Кривкиным… ну, скажем так, не совсем властен…
Роману вдруг стало жутко интересно и он неосознанно мотнул головой, как орёл, засёкший пробежавшего зайца.
— В смысле?..
— Ну-у-у… — Кирилл поднял руку, его жилистая ладонь покрутилась туда-сюда. — Видишь ли… Дело в том, что Мишу сюда пристроили. Ты уже, наверное, оценил его рвение к работе, ага?.. Есть ещё один Кривкин, старший. Он заместителем глав прокурора нашей вообще-то области. Я думал ты о нём в курсе…
Романа будто током шибануло! Он понял, что уже слышал эту фамилию, но почему-то не вспомнил о её старшем владельце, хотя когда-то, не так уж и давно с ним по какому-то неважному вопросу косвенно пересекался!
— Чёрт… — Капитан скривил губы, его пальцы раздражённо расчесали челюсть. — Вот же зараза…
— И не говори… — Кирилл опустил глаза и словно бы устало кивнул. — Нехорошо болтать о таком за глаза, но будь я на месте Понятовского, такого кадра, как Мишу, я бы засадил куда подальше, чтобы на нём вообще никакой ответственности не было… Но, как я уже сказал, за Мишей стоит его высокопоставленный папочка, так что Григорий Евгеньевич над ним властен не совсем… Ладно уж, Ром! — Кирилл поднялся и заявление снова оказалось в его руке. — Хорошо, что я тебя встретил! Мы этим займёмся сами, не переживай. Давай, не скучай тут!..
Капитан вяло покачал головой, а когда старлей ушёл, ещё с полминуты не двигался, смотрел в одну точку. Коллега балбес и лодырь — это хуже, чем даже самая придирчивая проверка. Дел с Кривкиным надо постараться не иметь.
***
Тем временем в собственном расследовании назрел кризис. С каждым просмотренным старым и начатым новым томом Роман чувствовал его приближение всё сильнее и сильнее. Ощущал его, когда видел, что всей уже проделанной работы — грош и ржавая копейка. А ведь он не ленится, каждый день читает до истощения, до головной боли, до чувства, будто если увидишь ещё хоть букву — ослепнешь!
Остальное отделение работает как всегда — то есть в проблемах по ноздри. Оперативники, дежурные, следователи — все при деле. Даже Понятовский то и дело чем-то занят и не сказать, чтобы просиживанием штанов. А вот Роман… У капитана началось видение себя, как белой вороны. Уж и насколько оказалось приятно отдыхать первое время, просто читать: плёвая ведь, кажется, работка… Но скоро это превратилось в пытку! В голову полезли нехорошие мысли. Уж не посчитают ли его бестолковым?.. Не разочаруются ли отсутствием результата?.. Сколько же можно пыль в кабинете глотать?!
Последней каплей стал «новый», «изобретённый» Романом способ просмотра: он перестал читать тома по порядку и начал брать наугад. Чередовал разные месяцы и годы. На столе у него стало можно застать две одновременно раскрытые папки, изучаемые Птачеком, как в загадке «найди десять отличий». Одно нынешнего года, другое — позапозапрошлого. Роман водил пальцем по строчкам, бегал по фотографиям взглядом и ему казалось, что он видит одну и ту же книгу, написанную в разных вариантах.
— Я так больше не могу… — Он раздражённо откинулся на спинку и с шумом вздохнул. — Ну должно же быть хоть что-то! Обязано быть! Где здесь… хоть что-нибудь?!
С громким бахом он влупил кулаком по столу! Карандашница подпрыгнула! Покатилась; из неё со стуком посыпались ручки и огрызки карандашей… и закрученная, свёрнутая в трубочку бумажка. Приблизившись к краю стола она нависла над кромкой и, чуть свесившись, остановилась.
Сдвинув брови Роман потянулся, свёрток оказался в его пальцах. Медленно, словно имеет дело с ядовитой змеёй Птачек бумагу развернул — пред взглядом предстали накаляканные нетрезвой рукой строки…
— Кажется зря я сомневался… — С видом признавшего поражение Роман хмуро скривил губы и бумажку отложил. — А ведь ещё умным себя считаю… Ладно. Пойду что ли прогуляюсь… А позвоню попозже. Может вечером, после ужина…
Встав, он с хрустом потянулся, по кабинету прокатился его шумный зевок. Захватив пиджак, капитан Птачек вышел в коридор и закрыл за собой на ключ.
На бумаге, намаранная когда-то рукой дерябнувшего лейтенанта, дождалась своего надпись: «Филипп Петрович. Анисин.» А ниже его телефон и адрес.
***
Звонок…
— Алло?
— Здравствуйте. Это Анисин? Филипп Петрович?
— Да. С кем имею честь?..
— Меня зовут Роман… Птачек. Я на Садовой пятьдесят семь тружусь, вместе с вашими бывшими коллегами. Здесь о вас все очень хорошо отзываются. Говорят, как о настоящем специалисте. Очень советовали мне вам позвонить…
— Да-а-а?.. И почему-же?..
— Видите ли, Филипп Петрович, я устроился сюда, можно сказать, на ваше место. Наша с вами служба-то не простая… Понятовский назначил меня на одно очень каверзное дело и мне крайне рекомендовали посоветоваться насчёт него с вами. Вы им до меня занимались…
Повисло недолгое, но напряжённое молчание.
— Можно ли немного поподробнее?..
— Вы работали, как мне сказали, над тем самым маньяком, о котором в отделении говорят чуть-ли не шёпотом. Понятовский приказал мне это дело раскрыть и даже освободил от других занятий… Но, видите ли, Филипп Петрович… Если честно, то, наверное, я зашёл в тупик. Мне бы очень пригодился чей-то совет. Кирилл как-то обмолвился, что у вас была теория…
Снова недолгое молчание.
— Роман… Так вы хотите встретиться?..
— Да, это было бы замечательно! Назначьте время и место и я обязательно буду!
— Незачем куда-то в особенное место ходить, я могу встретить вас и у себя. Теперь ведь у меня много времени свободного… Завтра суббота, так что приезжайте. Только позвоните за час, как соберётесь. Живу я на Жилина, пятьдесят шесть. Подъезд и квартиру скажу, когда подъедете. Вы ведь подъедете?..
— Обязательно, Филипп Петрович! Ждите меня примерно к двенадцати; с утра позвоню и уточню, во сколько точно.
— Замётано…
Встречу назначили на половину первого. Роман долго думал, взять ли коньяк или что-то вроде, но всё же решил, что это лишнее. Припарковавшись во дворе пятьдесят шестого дома — ещё одной серой хрущёвки — он вновь набрал Анисина.
— Алло, это вы? Уже подъехали?
— Да, Филипп Петрович. Куда мне?
— Четвёртый подъезд, квартира семьдесят восемь. На второй этаж и направо.
— Понял…
Закрываясь от сегодня особенно разбушевавшегося, промораживающего до костей ветра Роман прошёл до нужного подъезда, поднялся на этаж и встал перед коричневой, крашеной металлической дверью. Кулак капитана поднялся постучать, но помедлил… Интересно какой он — этот Анисин?..
Наконец по подъезду прокатился гулкий стук. Роман опустил руку и отошёл, встал перед глазком. Несколько секунд висела абсолютная тишина, но вот за полотном послышалось шарканье, приглушённые шаги. Щёлкнул замок и дверь распахнулась, открыла людям друг друга.
Перед капитаном встал ещё сильный, явно деловой, но всё-таки уже сморщенный возрастом человек. Щёки чуть свисают, нос большой, как картошка. На голове седая копна коротких волос, но в отличие от неё прячущиеся под могучими ноздрями усы выцвели ещё не до конца, ещё припоминают свой настоящий цвет. Одетый в домашние рубашку и штаны хозяин квартиры, те мне менее, посмотрел на гостя вовсе не по-домашнему — зорко, будто взглядом насквозь проткнул.
Анисин оценил пришедшего — взрослый, совсем не похожий на служаку мужчина. Лицо какое-то умное… Спину держит прямо, смотрит тоже прямо. Глаза серые, из-под шапки выбиваются лоскуты чёрных волос. Забавно выглядит ямочка на подбородке… И губы. Пришедший старается подать себя серьёзно, это заметно, но его губы улыбаются будто сами по себе, не спрашивая разрешения.
— Филипп Петрович… — Роман протянул ладонь. — Здравствуйте…
— Через порог не здороваются. — Анисин отступил. — Проходите.
Роман сделал шаг, второй. В лицо повеяло теплом натопленной квартиры, запахом чуть пригорелой яичницы и чем-то ещё, чему сложно дать название — ароматом сахара или мёда.
— Вот теперь здравствуйте! — Анисин ухватил капитанскую руку, ладони бывшего и нынешнего следователей крепко сжались. — Разувайтесь, будьте, как дома. Сейчас чай сядем пить.
Сказав это он развернулся и неторопливой, стариковской походкой зашаркал прочь по коридору.
Немного повозившись с непривычным замком Роман дверь закрыл. Взгляд его нашёл старенькую, деревянно-лакированную вешалку с двумя мужскими куртками и одной шапкой. Внизу на газетке пара зимних ботинок и припрятанные в углу за шкафом с валенки…
Из комнаты, в которую ушёл Анисин, донёсся голос:
— Роман! Проходите в зал! Я сейчас туда поднос принесу!
Будто подыгрывая гостеприимству капитан Птачек крикнул в ответ:
— Мне, пожалуйста, покрепче!
Вертя головой, как в музее, он углубился в квартиру. Одна из комнат оказалась с двумя одноместными постелями. Первая заправлена, как делали раньше в пионерлагерях — образцово, придраться не к чему. При этом вид кровати такой, будто она застыла во времени. Вторая заправлена небрежно, кое-как. На полу под ней старые, разношенные тапочки.
В следующей комнате старенький, лупа-образный телевизор. Напротив него два кресла и между ними столик. На столешнице белая, вязаная скатёрка, и на ней ваза с цветком. Роман подошёл, пригляделся — да, цветок настоящий, даже пахнет. Жёлтый, как подсолнух. Как же он называется… Ландыш?..
— Чего стоите? — Анисин возник на пороге, рукава уже закатаны до локтей. — В ногах правды нет. Присаживайтесь, я сейчас чай принесу. Вы сказали вам покрепче?
— Да, пожалуйста. — Роман решительно кивнул. — Что-то меня клонит в сон. Плохо высыпаюсь.
Старик вышел а капитан, присмотревшись, какое из кресел больше продавлено, сел на другое. Пульт от телевизора оказался здесь же, возле вазы, но брать его не хочется. Ну его… В ожидании Птачек прошёлся взглядом по комнате.
В общем-то чего-то такого он и ждал: хрустальная люстра, старый посудный шкаф, телевизор с теперь уже нелепым выпуклым экраном… На подоконнике цветы в горшках, а в углу пустой столик со следами чего-то прямоугольного, что стояло на нём. Можно вообразить, что это был аквариум… Взгляд вдруг остановился на фотографии в шкафу за стеклом. Роман пригляделся — на фото мужчина и женщина в возрасте. Они улыбаются, обнимают друг друга и стоят на снимке щека к щеке. В мужчине можно угадать Анисина, только лет на двадцать моложе.
Проскрипели шаги. Шаркая тапочками в зал вошёл хозяин квартиры. На руках поднос с видавшим виды чайничком на подставке, две чашки и две тарелочки с печеньем и конфетами.
— Вот, прошу. — Он поставил поднос на краешек стола, аккуратно отодвинул вазу и толкнул его дальше на середину. — Угощайтесь. Заварки я вам налил больше, чем обычно лью себе, но у меня сердце, мне крепкий вредно. Если для вас окажется слабо, вы скажите, я вам добавлю.
— Спасибо, Филипп Петрович. — Роман благодарно кивнул. — Не стоит беспокоится, меня всё устраивает.
Взяв чайник Анисин сначала разлил кипяток и только потом уселся — сразу видно, на своё любимое место. Роман осторожно взял чашку, пальцы ощутили горячее. Носа коснулся аромат крепкого, ядрёного чая. Да и на цвет этот чай чернее, чем даже, наверное, кофе. Сделав пробный глоток Роман понял, что в этом доме надо просить не крепче, а легче — от такого чифиря зубы почернеют в момент!
Устроившись поудобнее хозяин квартиры взял конфету. Леденец исчез у него во рту, а следом за ним полилась порция чёрного варева. Роман и сам заел горечь сладким. Решив начать разговор с чего-то нейтрального он спросил:
— Так вы, Филипп Петрович, живёте один?
— Я?.. — Анисин поднял на гостя немного растерянные глаза. — А-а-а… Да, один. Не нужно обладать редкой наблюдательностью, чтобы угадать. Жена умерла пять лет назад, а дети разъехались кто куда ещё задолго до… — На мгновение взор старика стал будто невидящим, отрешённым… но тут же сосредоточился. — Так вы пришли поговорить насчёт поэта, я правильно понял?
Роман сморщился, словно понюхал тухлятины.
— Какое-то прозвище вы ему дали… Поэты стихи красивые пишут, а этот… этот людей убивает.
— Ну, давал не я… — Анисин звучно отхлебнул. — А насчёт стихов… Наш с вами парень пишет их тоже. Если вы читали о нём хотя бы немного, то уже должны об этом знать.
Во взгляде Романа блеснула искра.
— Да, я читал… А почему вы уверены, что это именно парень?
— А вы так не считаете? — Анисин приподнял бровь. — Я лично сомневался бы, что это женщина. Даже если не учитывать, кто ОБЫЧНО оказывается маньяком, — а это, за редчайшими исключениями, всегда взрослые мужики, — то некоторые убийства просто не могли бы быть совершены женщиной. Вот кстати… — Он снова отхлебнул. — Вы уже добрались до убийства… где же оно было?.. кажется на Ушакова… Да, на Ушакова. Дом то ли пятидесятый, то ли пятьдесят первый, точно не помню. Весной прошлого года. Уже читали о нём?
С нейтральным выражением Роман помотал головой.
— Нет…
Анисин поглядел на него наставительно.
— А если бы читали, то у вас не возникло бы и вопроса, почему. Тогда, если мне не изменяет память, убили мужчину, причём крупного. Не больного, не пьяного. В полном расцвете молодости. И убили его в драке.
Роман удивился.
— Так откуда вы знаете, что…
— Что это дело рук нашего парня? — Анисин снова приподнял брови. — По остальным признакам. За подробностями, Рома, обратитесь к делу, там всё написано. А сейчас просто послушайте. Тот убитый был сильным, далеко не безобидным хулиганом. Мне этот случай запомнился особенно, было в нём, знаете, нечто этакое… В общем там и речи не шло, что его ударили внезапно, или как-то перед убийством ослабили. Нет. — Анисин поглядел на Романа очень, очень серьёзно. — Его встретили, принудили к драке и убили. Ударом в шею, если опять же я правильно помню. Покопайтесь в архиве, почитайте…
Роман сжал губы, помолчал. Они вместе сделали по глотку. Анисин взял новую конфету, а капитан печенье.
— Филипп Петрович… — Роман помялся. — По телефону я уже говорил, что меня назначили именно на это расследование. Понятовский даже от другой работы освободил. Он, видимо, надеется, что я чего-то добьюсь… Да и сам я, ясное дело, хотел бы. Как другой следователь вы можете понять — всё-таки все мы, кто больше, кто меньше, охотники и любители разгадывать тайны… — Роман примолк, подумал, как лучше выразиться. — Филипп Петрович… Мне кажется, что я зашёл в тупик. Я уже несколько недель изучаю архив, но каждый раз вижу одно и тоже. Глазу не за что зацепиться, понимаете? Мне бы подсказку…
Птачек сжал губы, взглянул на чашку и отхлебнул чаю. Анисин посмотрел на него, как, наверное, на сына, и так же по-отцовски покачал головой.
— Эх… Не завидую я вам. Скажу по правде — вряд ли кто-то во всём отделении вам завидует. Слишком всё это дело туманно… а хищник осторожен. Вам, кстати, не рассказали, сколько человек занимались этим до вас?..
Роман помотал головой.
— И правильно сделали. — Глаза Анисина выразили скрытую, еле уловимую грусть. — Я сам промучился с ним несколько лет, но так ничего и не добился. А до меня ещё были люди, и не глупые. Никто не продвинулся даже и на шаг, не построил и приблизительно общей догадки. Я вот ушёл на пенсию, но мне иногда кажется, что я просто сбежал… А некоторым неудача стоила карьеры.
В воздух повисло нехорошее, угрюмое молчание. Роман дожевал печенье и запил чёрной горечью. Приготовившись спросить он взглянул на хозяина квартиры с вдохновением.
— Филипп Петрович… Кирилл сказывал, что у вас было какое-то предположение, которое вы так и не высказали. Может быть поделитесь сейчас?..
Взгляд нового следователя впился в старого, как гарпун — так жаждется услышать хоть что-то, способное внести перемену!
Анисин отпил чая, почмокал. Пожал плечами.
— Предположение-то есть… — Взгляд старика упал на пол, побродил там и снова поднялся на гостя. — Только оно призрачное, как… Имеется у меня одна крохотная теория, я не успел её разработать. Даже не теория, а ощущение… Я так гляжу, что вам очень интересно…
Роман понял, что смотрит на Анисина, как гончая на лису, разве что слюни не роняет.
— Простите. — Птачек виновато улыбнулся. — Когда нет ничего, то и кроха — сокровище.
— Возможно… — Анисин поднял руку и вытер усы. — Возможно… Вот в чём дело: мне думается, что подчерк убийцы в последние три года изменился. Я не уверен на все сто, но, как уже сказал, есть ощущение. Или… — Он сглотнул, облизал губы. — Или вот уже три года работает новый человек.
У Романа сбилось дыхание.
— Вы имеете ввиду… Это группа?!
Прежде, чем ответить, старый следователь сделал крепкий продолжительный глоток.
— Не могу сказать точно, уж слишком мало улик. — Старик глубоко, шумно вздохнул. — Понимаете… По вещественным следам всё то же самое, без изменений. Убийство ножом, оставленный на теле стих, полное отсутствие следов… И в тоже время, мне кажется, убийца тогда, до трёх лет назад, и убийца сейчас — это два разных человека.
От разыгравшихся нервов Роман заёрзал в кресле.
— Почему вы так считаете?.. — Его говор ускорился. — В чём ваша догадка?..
— А вы почитайте дела. — Анисин кивнул через плечо, будто архив находится в соседней комнате. — Я помню, вы говорили, что в тупике, но вот вам конкретика: сравните дела трёхлетней давности и раньше с теми, что пошли потом. Я гарантирую, что вы увидите отличие в выборе жертв.
— Какие?.. — От любопытства Роман затаил дыхание. — В чём они?..
— Раньше поэт… хорошо, маньяк выбирал людей, полное ощущение, из соображений безнаказанности. Понимаете?.. — Анисин прищурился. — Всегда предпочитал тех, кто полегче. Вы проверьте самые первые дела, там чуть ли не половина убитых — это женщины, пьяницы и бездомные. Несколько детей… А вот в последнее время пошла у него серия… ну, назовём их для простоты грешниками. Хулиганы, проститутки, всякие скользкие типы; два каких-то мутных риелтора… Мда…
Роман слушал не смея перебить. Анисин уже будто высказался, но заметив, с каким интересом ему внимают, добавил:
— В общем с выбором жертв — это странность, которую, конечно, нельзя игнорировать. Но что не изменилось, так это его высокий, если можно так выразиться, профессионализм. Ни следов, ни свидетелей… Убийство всегда происходит либо у жертвы дома, либо рядом. И всегда ночью, исключительно ночью! Он берёт с убитого трофей — обычно что-нибудь небольшое — и оставляет стих.
Глядя уже не на старика, а как будто мимо Роман заторможено покивал.
— Да, я читал…
Словно компьютер, Птачек переключился с внешнего на внутреннее; глаза его уставились в никуда, губы что-то тихо бормочут. В трансе мыслительности Роман превратился в робота, свершающего вычислительный процесс.
В молчании Анисин оценил состояние гостя, потянулся и взял новую конфету. Распаковав её он положил обёртку в общую, уже нагромоздившуюся кучку, но листик плёнки своенравно упал не туда, а потом и вовсе соскользнул и полетел на пол. Вид падающей бумажки волшебным образом и вернул Романа в реальность.
— О, простите… — Капитан понял, что так долго не моргал, что уже заболели глаза. — Кажется я доставил вам неудобство…
Анисин наклонился и всё-таки отправил фантик куда хотел.
— Бросьте, не стоит. Но часто ли у вас такие приступы задумчивости?..
Смутившись, Роман покряхтел в кулак. Ответил:
— Только когда не могу до чего-то додуматься.
— Тогда надеюсь, что в этом деле вы всё-таки до чего-то додумаетесь. — Старый следователь отсалютовал кружкой и сделал шумный глоток. — Надо бы кому-то это уже сделать, да и вообще — давным-давно пора уже этого гада схватить. Столько лет нас за нос водит… У меня вот, к сожалению, этого не вышло…
Роман подумал над ответом. На его губах проступила беглая, совсем-совсем скромная улыбка.
— Может быть выйдет у меня?..