Как-то незаметно время перевалило за четверть пятого. Решив заехать в управление попозже Роман распрощался с операми и отправился в театр. Наткнуться на что-то особенное он не надеялся, но всегда, когда можно поговорить с человеком, которому ещё только предстоит услышать нечто плохое до того, как ему об этом скажет кто-то другой — лучше такую возможность не упускать: порасспрашивать неготового к расспросу дорогого стоит.
Рулил капитан уверенно, дорого сама ложилась под колёса. Через два подряд перекрёстка удачно проехал на зелёный. За время, в которое не успел бы выпить и кружку чая, он одолел весь путь.
Красивое, с занесённой снегом крышей и каменным, плавно втекающим в площадь крыльцом перед взором выросло здание театра. Припарковавшись на старом, облюбованном ещё в прошлый раз месте Роман не стал надевать шапку и выбрался на улицу прямо так. Захлопнув машину он заспешил к театру. По дороге поднял воротник, закрылся от кусачего ветра и с досадой выругался: а шапку-то всё-таки надеть стоило.
Выметенное от снега крыльцо простучало под ботинками. С некоторой натугой открылась удерживаемая доводчиком дверь. Миновав кассу Птачек оказался в приёмном зале. Его глаза остановились на гардеробной. С громким вжиком разъехалась на куртке молния. Рука нащупала во внутреннем кармане удостоверение — вдруг понадобится.
Из-за узорчатой решётки на посетителя взглянула гардеробщица. Женщина на шестом десятке, пухленькая, с собранными «беляшом» неестественного красного цвета волосами она, как заметила вошедшего, сразу приготовилась, а когда тот расстегнулся — встала к окошку.
— Добрый день. — Роман сделал вежливый поклон. — Извините за беспокойство. Не могли бы вы сказать, где можно найти директора вашего театра? Как бишь его… запамятовал…
С лицом работницы произошла метаморфоза: только что она готовилась улыбнуться, но вот уже смотрит настороженно, как на попрошайку, вставшего слишком близко к её сумочке. Спросила так, будто не расслышала:
— Валерия Олександровича?..
— Ну такой он… — Роман сделал движение рукой у подбородка. — С бородой такой. Брюнет. Могли бы вы подсказать, где я могу его отыскать?..
На капитана уставилась сейчас будто и не гардеробщица, а охранник на заводе, клепающим ядерные ракеты. В её глазах загорелось желание самой спрашивать и получать ответы.
Придав голосу и взгляду проникновенности Роман важно покачал головой и произнёс:
— У меня к нему весьма важный разговор. Пожалуйста… Вы бы мне очень помогли…
Женщина сверлила прощупывающим взглядом. Роман не шевелился, лишь не моргая смотрел в ответ.
— Кажется… — начав она остановилась, но будто уступая, всё-таки сказала: — Кажется я слышала, что Валерий Олександрович в буфете. Возможно, что вы найдёте его там…
— Большое спасибо. — С улыбкой благодарности и новым поклоном Роман отступил. — А буфет где? В той стороне?..
Гардеробщица выглянула, уставилась туда, куда показывают.
— Да. — Она бодро кивнула. — Пройдёте немного по коридору, там как раз и увидите. Он близко. Чувствуете, как даже здесь едой пахнет?
Роман честно принюхался. Глядя на гардеробщицу он помотал головой.
— Нет. Ничего не чувствую.
И снова прежняя метаморфоза: вот у женщины лицо простенькое, даже приветливое — и вдруг она хмурится, будто про неё зло сострили. С ноткой категоричности она произнесла, словно саблей махнула:
— Ну, в буфете директора и найдёте! Вам чем-то ещё помочь?..
Капитан Птачек лишь с лёгкой улыбкой вновь помотал головой. Глянув на нужный коридор он зачем-то достал телефон, проверил время — без двадцати пять — и пошёл.
В буфет, как и в актовый зал, тоже ведёт красная ковровая дорожка. Пока шагал Роман с интересом приглядывался — не попадутся ли крошки?.. Одноразовые ложечки для кофе «три в одном»?.. Забавно бы это выглядело… За углом в ближней к улице стене показалась распахнутая двойная дверь. Оттуда слышен говор телевизора — кто-то смотрит новости. Ноздрей коснулся аромат кофе и выпечки. И чего-то приторного, как сладкая вата.
Внезапно порог переступил мужчина в изысканном костюме-тройке. Пиджак, галстук, начищенные до блеска ботинки. Подбородок украшает заметно ухоженная бородка, а карие глаза прямо-таки художественно сочетаются с зачёсанными тёмными волосами. Выйдя из буфета он остановился, его рука полезла в карман пиджака. В холёных пальцах появилась конфета. Развернув обёртку бородач закинул сладость в рот а фантик скомкал — кругляшок из бумаги и фольги полетел в угол, отбился от стены и замер на красном ковре.
Роман сбавил шаг и направился на вышедшего неторопливо, позволяя тому без суеты обратить на себя внимание. Против воли на его лице возникло отвращение: губы так-таки сами скривились, даже зубы обнажили, будто их хозяин начнёт сейчас злобно скалиться и шипеть. А то и лаять! Через усилие Роман заставил себя фантик не замечать, а на лик надел маску выдержанности. То, что кто-то мусорит, где попало — это, конечно, раздражает, но сейчас гораздо важнее донести до человека скорбную весть… и, возможно, узнать от него о что-то важное.
Директор театра оглянулся. Его карие, кажущиеся тёмными, как космос глаза поймали идущего в фокус. В них не отразилось даже вялого интереса. Не дожидаясь, когда к нему подойдут, он поправил пиджак и уже хотел уйти…
— Здравствуйте. — Как бы случайно Роман перегородил дорогу. — Извините за беспокойство… Не вы ли директор этого замечательного заведения?
У мужчины приподнялась бровь. Выражение его вообще стало таким, будто он смотрит на проштрафившегося подчинённого.
— Я… А чем, простите, могу помочь?..
Капитан протянул ладонь и, сохраняя нейтральный тон, произнёс, глядя собеседнику прямо в глаза:
— Меня зовут Роман Птачек. А вас, если не ошибаюсь, Валерий Александрович?.. У меня для вас очень важная новость — дело касается одного из ваших людей. Не могли бы вы найти время для маленького разговора?..
Здороваться директор вовсе не поспешил. Его глаза стали изучать стоящего перед ним, как рентгены. Очень-очень осторожно, на самом крае учтивости он всё-таки ладонь протянул и даже немножко её сжал.
— Олександрович… А что это, простите, за тайны? И насчёт какого из моих людей речь?..
С видом явного неудобства Роман бросил взгляд по сторонам. На директора он взглянул уже просительно, будто с надеждой, что тот поймёт.
— Валерий А… Олександрович. Дело очень серьёзное. Не для лишних ушей… Пожалуйста, давайте отойдём куда-нибудь, где нас не услышат.
Теперь уже на лице бородатого ничего, кроме неприязни, не нашёл бы даже и завзятый оптимист. Вернув ладонь так быстро, как это можно сделать, не выказывая спеси, он весь надулся, как павлин, и взглянул теперь свысока. Ответил театральный глава с чёткостью логопеда:
— Прошу меня извинить, но у меня нет времени на какие-то там ваши… простите, левые разговоры. Если хотите со мной побеседовать, то запишитесь на приём.
И, уже не глядя на оппонента, устремился мимо… как в грудь ему что-то упёрлось. С недовольным изумлением директор обнаружил, что его держит рука, в пальцах которой зажат какой-то документ. Глаза Валерия округлились: он прочёл несколько строк, узнал на фотографии человека перед собой, узнал герб…
— Вынужден вас всё-таки задержать. — Роман взял тон, словно между ними течёт обычная светская болтовня. — Дело очень важное, Валерий… Олександрович. Вы уж выкройте минутку из своего плотного графика, постарайтесь.
Лицо бородача исказило двоякое выражение — смесь высокомерия и беспокойства. Взгляд его метнулся с лица нежданного собеседника на удостоверение. Вернулся. Опять метнулся туда-обратно. Роман помалкивал, ждал… Выпрямив спину директор наконец принял вид, словно ему привели аргумент, с которым нельзя не согласиться. Точно гордыня, которая прямо у тебя на глазах надевает маску учтивости.
— Что ж… Если ваше дело действительно такое срочное… — Он кивнул за собой и повернулся к гостю спиной. — Пойдёмте. Тут недалеко есть закуток, там редко кто появляется. Расскажите, зачем пришли…
Выпятив подбородок, с осанкой, которой позавидовал бы и кремлёвский курсант Валерий зашагал прочь. Удостоверение прыгнуло обратно в карман и Птачек с видом скромника поплёлся следом. Шли тихо: ковёр заглушает поступь, тут и взвод солдат прокрадётся неуслышанным. Валерий не оборачивался. Роман поглядывал то на его затылок, то за его плечо.
Одна из коридорных дверей открылась. Поправляя на ходу длинные ниже плеч цвета коньяка волосы на пути возникла женщина лет тридцати. Прямо-таки модельно накрашенная, с тонкими изогнутыми бровями, большими глазами и вообще лицом, с которого можно картину писать. Пиджак в полоску подчёркивает стройную фигуру и приподнимает грудь, розовая рубашка расстёгнута на несколько верхних пуговиц. Взгляд, как магнитом, затягивает в этот вырез, заставляет что-то там в глубине искать…
Женщина остановилась. Её глаза примагнитились к директору, потом перескочили на бредущего за ним незнакомца. Снова остановились на директоре. В них прочёлся явный вопрос. Роман заметил, как затылок Валерия чуть скакнул влево-вправо. Тут же потеряв к идущим всякий интерес незнакомка отвернулась и пошла куда-то по своим делам.
Коридор привёл к массивной двойной двери с табличкой: «ЗАПАСНЫЙ ВЫХОД». В нос ударил запах табака. На глаза Роману попалась прозрачная лужица у самого порога. Растаявший снег…
— Вот. — Остановившись, Валерий развернулся. — Здесь редко кто ходит. Может быть иногда выбегают покурить… — Его взгляд кольнул гостя требовательностью. — А теперь выкладывайте, пожалуйста, зачем пришли. Меня ещё работа ждёт.
— Боюсь, что у меня дурные вести. — Роман полез в карман. — Вам знаком этот человек?
Валерий поглядел на вынутую фотографию, его глаза сузились.
— Разумеется! Это же Эммануил, наш режиссёр постановщик… — Он вдруг понизил голос, нахмурился. — А что такое?.. Мы уже несколько дней с ним не виделись. Что-то случилось?..
Роман снова огляделся, прислушался, нет ли кого вблизи. На директора он поглядел уже с пристальностью охотника. Но в голосе сохранил мягкость.
— Прошу вас, только без нервов… Эммануил убит. Позавчера. Предположительно вечером, в воскресенье.
У Валерия раскрылся рот, как у рыбы, и точно как у рыбы из него не вылетело ни звука. Брови взлетели и упали, как испуганные и подстреленные птицы! Всё напускное слетело с него, точно от ветра пыль. Перед капитаном быстро очутился растерянный, будто грязной палкой по голове ударенный человек.
— Простите, что не могу предложить вам сесть… — Не отрывая от собеседника глаз Роман почесал нос. — Только прошу — без восклицаний. Я вас специально попросил уединиться, чтобы никто нас не услышал лишний.
Валерий всё-таки сумел найти голос:
— Лишний?..
— Да. Не хочу кутерьмы. — Птачек кинул взгляд по сторонам, будто кто-то просто обязан подсматривать или подслушивать. — Всё равно потом все всё узнают, но сейчас мне нужно спокойствие. И мне нужно задать вам кое-какие вопросы…
— Но погодите… — Валерий выглядел всё ещё, будто его холодной водой окатили. — Вы сказали… Эммануила убили?..
С терпеливостью детсадовской няни Роман кивнул.
— Да. К сожалению. Кто-то прокрался в его дом и… Его сестра нашла его и позвонила в полицию. Я приехал сюда сразу после осмотра.
— Так вот почему он на звонки не отвечал… — Во взгляде директора что-то поменялось… Уже начиная брать себя в руки он добавил: — Да это же просто кошмарная новость… Люди будет поражены… Но чем же могу помочь вам я?..
Прежде чем ответить Роман подумал. Стараясь быть и открытым, и не сболтнуть лишнего он очень аккуратно заговорил:
— Понимаете ли… Это ещё пока не точно… но есть определённое подозрение, что это убийство — это дело рук… эм… одного маньяка, который уже несколько лет терроризирует этот город… То есть я хотел сказать Тольятти. — Подбирая каждое слово Птачек следил за лицом театрального главы внимательнейше: за его глазами и губами, за малейшей мимикой. — Дело очень серьёзное. Без преувеличения — архиважное…
В памяти Романа всплыла фотография стиха. Какие там строки? «Ты запятнал себя, замарался». Весьма однозначно…
— Может быть вы знаете… — Он не сводил с директора глаз. — Эммануил не был замешан в чём-то… тёмном? Были у него враги? Возможно он во что-то такое ввязался?..
Как по щелчку к Валерию прилипла прежняя спесь. На Романа вновь посмотрел уже не растерянный, но привыкший и себя и других держать человек. С гримасой еле скрываемого отвращения он сжал губы.
— Нет уж, простите… — Он решительно замотал головой. — Чтобы Эммануил, да что-то крутил… В такое поверить никак невозможно! Мои работники, КАК И Я САМ, ничего плохого нигде не совершают! Мои работники, КАК И Я САМ, просто не способны быть в чём-то замешаны!
У Романа появилось желание отойти — настолько от собеседника понесло протестом. Впечатлительный мог бы даже увидеть, как глаза Валерия горят огнём, а изо его рта вырывается пламя! Однако даже и без тени смущения чужой дерзостью уловив момент капитан вставил:
— Позвольте, но я про вас и ваших людей вовсе ни на что и не намекаю, просто по долгу службы я обязан таким интересоваться. Ради дела, разумеется… — Тут, будто что-то вспомнив, он добавил уже более сухим тоном: — И, кстати, насчёт интересов дела… Есть ещё один вопрос. Видите ли… Эммануила убили на кухне, но потом почему-то отволокли в гараж и усадили в машину. Недешёвую, кстати. Я был у него дома, видел — ваш работник жил, это заметно, в достатке, однако машина, на которой он ездил… Такую могут позволить себе только люди с деньгами. То, что несчастного после убийства специально усадили за руль… Что-то в этом кроется. Валерий Олександрович… Вы не подскажите, на что тут намёк?..
Если бы директор театра был воздушным шариком — он бы лопнул! Его лицо покраснело, он даже затрясся, будто его ударило электричеством!
— Это что — допрос?! — Валерий не говорил, а точно молотом по наковальне отбивал. — Вы же сами только что сказали, что речь идёт о работе какого-то сумасшедшего! При чём тут цена машины Эммануила?!
На мгновение Валерий примолк, но Роман лишь спокойно следил за ним, как следят за рыкающим в клетке тигром.
— Я и так в шоке от услышанного! — Директор ткнул себя в грудь. — А вы мне такие вопросы бросаете! Да вы понимаете, что это не только чья-то личная трагедия?! Да вы осознаёте, что теперь весь будущий репертуар под угрозой?! Целый сезон! А вы мне тут делаете какие-то грязные намёки!..
Роман молчал. Смотрел на разъярённого он со спокойствием змеи: видал сцены и покруче. Главное тут, чтобы слюнями не обрызгали. А вообще… Конечно этот тип ведёт себя нервно. Но — кто бы на его месте не нервничал?.. Может это просто потрясение смертью человека, которого он знал. А про его надутость — да редко так бывает, чтобы человек при должности, и не надутый. Нет, это пустое. Да и цена авто, если вдуматься — не главное. Главное — убийство. И следы, оставленные на месте этого убийства. А уж чего там мутил-крутил этот их режиссёр, где и как «замарался» — забота десятая. Уж не его, Романа, это забота. Его забота — маньяк.
Выдержка гостя на директора всё-таки подействовала. Весь напор его разбился, как волна о морской утёс. Когда Валерий замолчал, Роман подождал секунд десять и подчёркнуто вежливо, без даже намёка на раздражение подытожил:
— Вижу, разговор не клеится. Но ничего, не страшно. Вы, должно быть, потрясены. Я понимаю… Возможно мы поговорим позже, в более мирной обстановке. А пока я с вами попрощаюсь. Извините. Дела.
Сделав короткий неспешный поклон капитан Птачек развернулся и зашагал прочь.