Утро субботы выдалось непривычно мягким, даже как будто тёплым. Ветер не колышет за окном деревья, иней не покрывает прилепленный к форточке уличный градусник. И, хотя горят ещё фонари и даже видны россыпи звёзд, кажется, что сегодня будет светло и безоблачно, как летом после грозы.
Плотно позавтракав человек сгрузил посуду в раковину и сразу пошёл в коридор. Переступив через приготовленный с вечера рюкзак он небрежно накинул серую старенькую куртку, потом такую же поношенную вязаную шапку и тёмный, истёртый шарф. Воткнув ноги в истоптанные, не знающие щётки зимние ботинки человек закинул рюкзак на плечо и, напоследок взглянув в зеркало, вышел из квартиры.
Спустившись и распахнув подъездную дверь, через порог человек переступил неспешно. Взгляд его пробежался по округе… Не без удовольствия не найдя никого он остановился на чёрной, неприметной в утренних сумерках «калине». Спрятавшаяся у торца дома она как бы с опаской выглядывает из-за угла и робко косится на временного владельца.
Чувствуя через не застёгнутую куртку холодок человек повернулся к машине и зашагал широким, уверенным шагом. Не вынимая руку из кармана он направил на неё брелок — «калина» звучно подмигнула, щёлкнули замки на её дверях. Подступив к авто, человек распахнул переднюю. Небрежно кинутый рюкзак приземлился на сиденье прямо за водительским креслом. Приняв хозяина, машина сразу заурчала на своём механическом железном языке; фары, однако, погасила. Так и ворчала жестяная кобылка, пока минут через пять снова, точно проснувшаяся, не открыла глаза фонарей и ни побежала к выезду со двора.
Раннее утро субботы, если глядеть на дороги, не отличается от такого же, скажем, среды. Народу лишь чуть меньше — и только. Нет ещё и семи, а машины уже снуют туда-сюда, люди спешат на работу. На одном из перекрёстков тесно прижались друг к другу две иномарки. Пятеро стоят вокруг них. Хмурые, не разговаривают. Рядом сверкает мигалками третья — патрульные. Полненький, в большой смешной шпаке и с полосатым, свисающим с локтя жезлом записывает что-то в планшет служивый.
До Баныкина четырнадцать человек доехал быстро. Эту где только можно заставленную автомобилями девятиэтажку он видел уже много раз. Всегда, когда приезжает, здесь не протолкнуться. Даже сейчас, когда, казалось бы, часть дома укатила на работу и освободила места — большинство заняты. Весь первый этаж дома — магазины и банки, и когда уезжают одни, их места тут же крадут другие. Не сунешься.
Даже не пытаясь найти свободный прогал человек привычно свернул в соседний двор. К счастью там есть хорошее местечко… Закрытый когда-то треснувшим и высохшим, кажущимся большим скелетом деревом, недалеко от помойки ждёт пятачок. По какой-то странной причине никогда он не бывает занят. До того уже дошло, что «калина» заехала на свои собственные, оставленные позавчера следы.
Припарковавшись, человек заглушил мотор и обернулся, полез в рюкзак. Пальцы нащупали твёрдое. Снова выпрямившись в кресле он поднял руки — к глазам пристали резинки бинокля.
Третий подъезд, как и тысячи таких же, ничем не примечателен. Дверь широкая, металлическая, рядом засыпанная снегом лавочка. Выкрашенная в синее доска объявлений привлекает внимание возле тротуара. Занесённый, с торчащими из-под белой крупы деревцами газон… Усиленный оптикой взгляд взлетел на пятый этаж. Все окна той самой квартиры потушены, свет горит только на кухне.
Она завтракает?..
Человек опустил руки, осмотрелся — не видит ли кто, как он подглядывает? Хотя… Можно не переживать: окна «калины» затонированы так, что снаружи то, что внутри, увидишь только если прижмёшься к стеклу лбом. Он специально такую выбрал, даже не стал спорить, когда за аренду потребовали больше, чем написали в объявлении. Просто недовольно посмотрел на жадного мужичка и заплатил сразу за несколько недель.
Ещё раз глянув на горящее окно человек откинулся в кресле поудобней и стал ждать. Минуло не меньше часа, прежде чем во двор заехала ярко-жёлтая «лада». Человек отложил книгу, взял бинокль. Водитель «лады» покрутил головой, потом посмотрел что-то на экране установленного прямо у руля телефона. Остановившись возле третьего подъезда он ткнул в гаджет пальцем и расслабился, закинул одну руку на руль, а второй провёл по блестящим, зачёсанным на затылок волосам.
Не прошло и двух минут, как свет на кухне погас. Человек глянул на часы — начало девятого… Ещё через минуту подъездная дверь открылась. Мощная оптика позволила разглядеть хозяйку квартиры.
Женщина редкой красоты. Длинные, цвета коньяка волосы путаются в меху тёмной норковой шубы. Ладони в чёрных, с меховыми отворотами кожаных перчатках. Несмотря на то, что одета по-зимнему, женщина умудрилась оставить декольте, в котором угадывается приподнятая грудь. Смотришь и думаешь — носит ли она лифчик?.. Глаза как национальные драгоценности — большие, круглые и блестящие. Губы розовые, пышные. На выглядывающих из-под волос ушах золотые с бриллиантиками серёжки. Как есть жена депутата или олигарха…
Выйдя из подъезда, женщина поправила миниатюрную сумочку на локте и прогарцевала к машине. Когда задняя дверь захлопнулась, водитель прежде, чем ехать, обернулся и о чём-то пассажирку спросил. То ли в самом деле было, о чём, то ли просто у него глаза зачесались. Насмотревшись на клиентку, таксист снял ручник, ухватился за руль и погнал, широко разевая по дороге рот — видимо о чём-то рассказывая…
Убрав бинокль, человек и сам завёл мотор. Выждав минуту, «калина» взрыкнула и как взявшая запах ищейка покатила по следу жёлтой товарки.
Отстав поначалу метров на триста, виляя и перестраиваясь она подобралась к такси и поплелась на отдалении в две машины. Но длилось это недолго: от Баныкина до Центральной Площади всего-то бульвар Ленина пересечь — далеко не самый длинный переезд.
У театра такси сбавило обороты. Подкатив к широкому крыльцу машина встала возле ступенек. Свернув на перекрёстке к расположенному напротив театра универмагу «калина» вильнула меж двух грузовичков и притаилась на стоянке. Человек достал бинокль, вгляделся… и улыбнулся.
Не понимая, насколько смешон, таксист сразу, как остановились, протянул руку за деньгами. Когда же ему заплатили он, глядя на женщину, принял купюру так, словно в средствах вовсе и не нуждается, а на самом деле он богач, развлекающийся тем, что прикидывается простаком.
Выйдя из машины и тут же о нём забыв женщина завиляла бёдрами вверх по ступенькам. Она глядела под ноги, но вдруг, словно её окликнули, подняла голову. Человек взвёл бинокль, прищурился. На верхних ступеньках лицом к гостье встал пожилой мужчина. Лицо сморщенное, с кустистыми серыми бровями. Сам в толстенной старой шубе и таких же штанах, выпущенных на каком-нибудь военном заводе ещё лет сорок назад. На воротник опускается седая нерасчёсанная борода, а в спрятанных в рукавицы ладонях застыла метёлка. Женщина замедлила шаг, остановилась. Пожилой чуть кивнул ей, потом отступил и с подчёркнутой галантностью приоткрыл парадную. Так же еле уловимо кивнув в ответ гостья опустила взгляд и, взявшись за воротник, скрылась в помещении. Закрыв дверь так же бережно, как и открыл, мужчина ухмыльнулся. Румянец коснулся его бледных щёк. Проведя рукавицей по бороде он, словно теплоход, выдохнул целое облако белейшего пара и перехватил черенок поудобнее. Метёлка снова взялась за работу.
Отложив бинокль человек снова проверил время — почти половина девятого. Всё по графику, без изменений… Управляемая его рукой, «калина» вновь взрыкнула и, вернувшись на бульвар Ленина, понеслась обратно.
Возвратившись она встала уже на привычное, будто специально для неё охраняемое старым «скелетным» деревом место. Нацепив простенькие садовые перчатки и закинув рюкзак на плечо, человек нажал на пульт — железная спутницы подмигнула — и двинулся к третьему подъезду.
Достав по дороге ключ, человек, как спешащий домой жилец, запрыгнул на крыльцо с уже вытянутой рукой. Домофон запищал, признавая знакомую контрольку. Магнитный замок щёлкнул. Отворив тяжёлую дверь, внешне спокойный, но внутренне напряжённый, с каменным лицом человек зашёл в подъезд. Наступила одна из самых лёгких и с тем же самых опасных стадий — пройтись по общему коридору, как свой. Даже, если понадобится, улыбнуться случайному прохожему, поздороваться, изобразить учтивого соседа. И молиться, чтобы этого на самом деле не произошло и никто бы его не увидел.
Зайдя в лифт, человек поехал на пятый. Когда по прибытию жужжащие-шипящие створки полезли в стороны, он от неожиданности замер, точно параличом разбитый — из коридора долетел скрип несмазанных петель! Соседняя с нужной квартира как раз с такой старой, наверное, ещё с перестройки не меняной дверью; кто-то заходит или выходит!
Немного помедлив, с приклеенной, мёртвой улыбкой будто бы беспечного чужак вышел из лифта. С его первым шагом, одновременно с шипящими, сходящимися за спиной створками соседская дверь захлопнулась с таким бахом, словно её хозяин спешит поскорее ото всех спрятаться! С громким хрустом прокашлял о закрытии замок. Из-за двери протопали еле угадывающиеся шаги.
Человек не удержался от облегчённого выдоха. Теперь уже с прежней отрепетированной непринуждённостью он подошёл к угловой, красиво выполненной металлической двери. С молотковым покрытием, с золочёной ажурной ручкой в виде лепестка, с хитрым бронированным зеркальным глазком. И хотя на этаже кроме её соседки остальные двери не из дешёвых, но эта выделяется среди них, как нашампуненный пудель среди овчарок.
Пальцы прощупали связку ключей, переменили магнитик на металлический штырёк. С уверенностью хозяина человек воткнул ключ в скважину, провернул…
С мягким хлопком дверь за ним закрылась и этаж опустел.
Перешагнув порог чужак оказался в красивом, художественно выполненном коридоре. Ноги встали на дубовый паркет. Вместо обоев везде шершавая укладка, похожая на розовый коралл. Глаза незваного гостя пробежались по искусным светильникам на стенах. Загорелось, включённое его рукой, встроенное в белый потолок созвездие лампочек.
Убрав пальцы от выключателя человек разулся. Поглядев по сторонам он пошёл налево, в зал. Переступив порог он оказался в обширной, с высоким потолком комнате. У правой стены длинный, заваленный подушками бежевый диван. По углам такие-же в стиль ему два кресла. Напротив на стене широченный плазменный телевизор. Ниже столик с какой-то приставкой, от него по бокам высокие, как Эйфелева башня, колонки. Поймав взглядом дверь на лоджию и отметив, что та закрыта, человек развернулся обратно.
Когда он снова оказался в коридоре, его носа коснулся аромат женских духов. Сильный, обволакивающий. И как он сразу не унюхал?.. Ступая по запаху, как по следу из крошек, чужак прошёл мимо спальни на кухню. Здесь аромат парфюма смешался с запахом жирного, только что сваренного борща. Целая пузатая кастрюля остывает на плите, дожидается, когда уберут в холодильник. В раковине следы морковных отчисток, кожура лука. Валяется немытая, запачканная свёклой доска.
Хмыкнув, человек пробежался взглядом по и тут не копеечному наполнению. Что ни возьми — красивое, искусное, ценное. Явно заказной столик на шесть персон с выставленными спинками наружу стульями. Множество забитых чем-то шкафчиков, в половине которых несомненная декорация. Красивые, но редко когда использующиеся предметы типа хрустального сервиза. Множество новенькой техники вплоть до посудомоечной машины. Даже плывущий по песочным волнам кораблик в винной, привезённой явно из заграницы бутылке.
Мазнув глазами по такой же, как и в зале, закрытой двери на лоджию, человек побрёл назад. Не доходя до прихожей он свернул в спальню.
Перешагнув порог, человек вошёл в комнату с приглушённым светом. Окна нет, но, будто изображая его, на стене напротив большое квадратное зеркало. Заключённое в элегантную деревянную раму оно стоит на таком же элегантном деревянном комоде. Справа от него маленькое бежевое креслице — на такое садятся, чтобы надеть носки. Слева широкая, точно так же, как комод или зеркальная оправа, вырезанная из дерева кровать. Накрытые толстым шерстяным пледом у её изголовья выглядывают пуховое одеяло и белые пышные подушки. Положись на одну такую и утонешь вместе с ушами…
Человек сделал несколько шагов, остановился. Его взор коснулся стоящих по бокам тумбочек. На каждой по интересному, напоминающему домик с высокой острой крышей светильнику, но на ближайшем ещё и рамочка с фотографией. Человек протянул руку, его пальцы тронули стекло, поднесли к глазам.
На снимке два улыбающихся лица — мужчина и женщина. Нарядные, в белой и чёрной праздничных одеждах они обнимаются и щека к щеке смотрят в камеру. На ней свадебная фата, на нём строгий, хорошо смотрящийся фрак. В уголке дата — пять лет назад…
Поставив рамку на место человек выпрямился. По квартире прокатился его глубокий, шумный вздох. В общем-то не в первый раз он увидел всё это. А ходил туда-сюда так, для разведки… и для снятия некоего лёгкого, немного электризующего волнения — неизбежного следствия продолжительной слежки за жертвой. Можно убить того, кого видишь впервые и забыть о нём через минуту, но если изучаешь его, наблюдаешь за ним… если долго за ним подслушивать, подсматривать… хочешь не хочешь, а внутри что-то да и шелохнётся.
Мужчина на фото — муж этой женщины. И живут они будто бы ладно, разводится не собираются, однако союз их удивителен: мало кто, обладая всем знанием, скажет, что они друг другу подходят. Подходили, быть может, как раз пять лет назад, но сейчас… Мужчина этот, явный лопух, хоть и не подлая, не гнусная душа, работает обыкновенным сварщиком и ездит на вахты. Вот и сейчас его нет. И вернётся не раньше, чем через месяц. Интересно: если бы он узнал, что знает человек, стоящий теперь в их спальне, около их кровати… если бы он это знал… или бы даже видел!.. что бы он сделал?..
Эта мысль незваного гостя несколько позабавила, но очень быстро он эту потеху прервал; центральное месте в его голове вновь занял план. План, который, если хочешь успеха, нужно исполнять пошагово и от которого нельзя отступать.
Вернувшись в прихожую человек достал из рюкзака пакет. Упаковав ботинки он спрятал разбухший мешок обратно и, тщательно убрав следы, возвратился в спальню. Ещё дома прикинув все заранее проверенные размеры человек уверенно опустился на колени и запихнул рюкзак под кровать, под самое изголовье. Толкнув его подальше, следующими он снял куртку и шапку. Сунув к рюкзаку и их человек остался лишь с двумя вещами на руках — с чёрной лыжной маской и широким, однолезвийным охотничьим ножом. Таким можно резать кожу носорога и даже, если постараться, оттяпать рог у оленя. Острое лезвие. Качественная ковка. Очень удобная пробковая ручка.
Любовно покачав оружие на ладони человек нацепил маску и, лёгши на спину, бочком-бочком заполз под кровать сам. Устроившись, чтобы ничего не мешало не шуршало, сжимающую рукоять ладонь он положил на грудь. Закрыл глаза. С этого момента время потянулось по-особенному…
…Возможно в какой-то момент он заснул. Всё-таки трудно долго лежать в темноте, в полной тишине и быть каждую секунду собранным. Человек почувствовал, что очнулся. Он думал, что лежит и думает ни о чём, но оказалось дремлет. Хруст замка заставил взволноваться, как выстрел!
Пальцы свалившейся на бок руки нащупали откатившийся нож. Чужак тихо и очень глубоко вздохнул. Весь он превратился в слух.
С громким щёлканьем замок наконец-то сдался, пронёсся с характерным звуком воздух… Процокали каблуки, зашаркали о коврик подошвы. Звонкий, но уставший женский голос возвестил:
— Фу-у-ух! Ну наконец-то!
В прихожей началось шуршание, возня. Чуть погодя лишённые уже каблуков шаги протопали к спальне. Человек повернул голову — на пороге показались две тонкие, покрытые колготками женские стопы. Резвым шагом стопы пробежали к кровати и унеслись вдруг ввысь… Сверху бухнуло, матрас закачался. Женский голос продолжил:
— О боже… Ка-а-ак же я уста-а-ала…
Проморгавшись, чуть не чихнув от брызнувшей в лицо пыли человек посмотрел на наручные часы — без двадцати пять. Что-то она сегодня рано… Обычно не раньше семи возвращается. И суп приготовила… Кого-то хочет встречать?..
— Какой-же ты дурак… — Голос женщины прозвучал ещё утомлённее. — И думаешь только о себе… Дурак…
Недвижимый ещё наверное больше, чем таящийся в кустах волк, человек замер пуще прежнего. Крепко сжав зубы, боясь вздохнуть громче, чем падает пёрышко, несколько минут он вслушивался… но ничего более женщина не сказала. Точно заснув, она лежала беззвучно, будто на кровати вообще никого.
Прошло пять минут. Десять. Пятнадцать…
Когда мысленный хронометр сказал, что хозяйка квартиры не двигается уже очень долго, человек решил, что она всё-таки уснула. Однако стоило ему шевельнутся — и новые звуки вновь заставили его превратиться в камень.
— Ммммм!..
Матрас заколыхался. Издав шумный, полный утомлённости стон женщина наверху то ли выгнулась, то ли съёжилась. Сделав громкий, решительный вздох она будто подпрыгнула. С края свесились её лодыжки. Немножко посидев, хозяйка квартиры звонко зевнула. Встав, она зашагала прочь. Переступив порог её ноги свернули к кухне.
Во рту пересохло. Чувствуя колкость в горле человек неприятно сглотнул. Он увидел, как на кухне зажёгся и почти сразу же погас свет. Через мгновение женские стопы тихонько проспешили в зал. Лампы загорелись уже там. Через пару секунд затараторил и телевизор.
Человек сделал движение выползти, но замер. Поняв, что двигается слишком неловко, он прислушался к ощущениям. Как всегда, когда дело подходит к финалу, напомнило о себе сердце. Предчувствуя скорую развязку, черпая в воображении образы будущего триумфа оно забилось в предвкушении лучшего из удовольствий! Забилось так, что звук его загрохотал в ушах барабанной дробью! Человек закрыл глаза и постарался выровнять дыхание. Минуту или две он лежал, слушал бормотание переключаемого с канала на канал телевизора и приказывал себе уняться; прогонял образы своего превосходства, прогонял мысль, как будет могущественен, когда станет убивать. Он старался представить только пустоту. Пустоту внутри, пустоту снаружи. Ничего больше.
С трудом, с явным нежеланием, но сердце всё-таки угомонилось. Оно хотело насладиться предстоящим без оглядки, но контроль, к сожалению чувственного, вновь забрало рациональное. Из животного, не могущего держаться, чуть ли не брызгающего слюной при мысли о крови человек вновь превратился в холодного, расчётливого убийцу. Убийцу, который в очередной раз педантично проверил время — пять минут шестого — и сказал себе: «Пора».
Движение за движением незваный гость выбрался из темноты. Шум телевизора заглушил лишние звуки, а заждавшаяся рука перехватила нож поудобней. Облачённые в перчатки, уже потеющие пальцы суетно сжались на рукояти. Выпрямившись в полный рост человек занёс кисть для быстрого, если понадобится, защитного удара и покрался по коридору.
Ступая тише кошки, дыша тише мыши, шажок за шажком чужак подступал к зальному порогу. Взгляд его держался на светящемся проёме. Его настороженный слух искал в бестолковом бормотании телевизора тревожное: вдруг женщина вновь захочет куда-то отправиться?..
Приблизившись к косяку на расстояние ладони, еле дыша от волнения и старания не раскрыться человек выглянул одними глазом.
Всё ещё в рабочем, хоть и не скрывающем соблазнительных форм пиджаке, в строгой, немного мятой юбке женщина поджала ноги и сидит на диване. У её белых, не тронутых солнцем стоп открытая коробка конфет. Элегантными пальцами женщина цепляет конфету, кладёт в рот и медленно разжёвывает. Взгляд её на экране, ничего другого она не замечает. Во второй её ладони пульт. Облокотившись на подушку женщина целится им в телевизор и, морща нос, каждые несколько мгновений переключает на новое.
Глубоко, уже не таясь вздохнув, человек переступил порог. В эту секунду телевизор моргнул, возникло мельтешащее изображение: юная, в рваной испачканной одежде, насмерть перепуганная девчонка бежит от болотного монстра. Тёмная ночь и дождь. Монстр догоняет… Споткнувшись о корягу девчонка падает! Резко развернувшись она видит нависшее над ней чудовище…
Заметив, что в комнате посторонний, женщина испуганно повернулась; её мгновенно округлившиеся глаза остановились на незнакомце… коснувшись маски с прячущимся за ней жестоким лицом они испуганно застыли на грозном, прямо-таки мясницком ноже…
Облик женщины исказился, её прекрасное лицо превратилось в образину ужаса! Рот хозяйки квартиры открылся, она набрала воздуха…
Чувствуя себя уже не живым, а скорее чем-то природным, таким как молния, торнадо или неостановимая волна цунами человек метнулся! Крик, уже было вылетевший из искажённых страхом уст застрял у обречённой в горле! Губы её сдавила тёмная, пахнущая потом перчатка. От неожиданности несчастная дёрнула рукой — пульт подпрыгнул. Ударив женщину по запястью он свалился под её локоть.
Навалившись на трясущуюся, скованную ужасом жертву убийца вдруг понял, что его слух что-то нестерпимо режет… Повернувшись к телевизору он с досадой заметил бегущую внизу экрана стрелку громкости. Шум нарастает с каждой секундой и вот уже достиг пика! От кошмарного гама заболели уши, а фильм ужасов теперь точно уже услышат ВСЕ.
Женщина дёрнулась, попыталась вырваться. Напавший сдавил злее. С уже некрасивых, измалёванных помадой губ его перчатка прыгнула на хрупкую женскую шею. Встретившись с несчастной взглядом убийца занёс нож для удара! В расширенных зрачках приговорённой отразился образ клинка…
В этот момент квартиру затряс дикий, ж и в о т н ы й крик! Девчонка на экране закрылась от чудовища руками, но это ей не помогло. Схваченная когтистыми лапами она истошно завопила и этот многократно усиленный колонками визг загремел с такой мощью, что и из ушей убийцы, и его жертвы, наверное, брызнула кровь! Человек даже не сразу заметил, что хозяйка квартиры кричит тоже; он лишь увидел, как она разевает рот, как её язык нервно дёргаются, точно бешеная змея. Весь слух, всё вокруг и в голове заполнил этот надрывающийся, полный ужаса киношный вопль!
Рука напряглась в резком усилии, блеснула в свете лампочек сталь! Чувствуя, как клинок вонзился жертве в самое сердце, в туже секунду убийца отнял ладонь с её горла! Губы несчастной отвратительно скривились. На поистине магическую, волшебную секунду, когда она ещё жива, но уж мертва, женщина будто улыбнулась — или убийце показалось так. С раскрытым в беззвучном вое ртом, с ослепшими, ничего уже не видящими глазами хозяйка квартиры обмякла, стала тихой и лёгкой, как наполненная тёплой водой кукла. Глядя в потолок она погасла.
Заворожённый таинством отхода души человек понял, что он больше не слышит визга. Повернув голову он увидел на экране медленно уходящее в темноту чудище. С длинных когтей капает кровь, за его спиной в грязи бездыханное тело…
Глубоко-глубоко человек вздохнул. Только сейчас до него дошло, насколько удивительно всё совпало. Ему даже подумалось, что, возможно, бог коснулся его… Взор с телевизора снова прыгнул на убитую. На мгновение задержавшись на её безжизненном, уже вовсе не пригожем лице он спустился на торчащую из бездыханной груди рукоять.
А крови-то почти и нет… Испачкан немного пиджак, да на диване несколько капель. Неплохо… Так тоже красиво…
Когда человек стал осматривать себя — не остывают ли на нём обличающие крапинки? — напомнило о себе кино: став после смерти героини на краткое время тихим, оно вдруг взорвалось громкой сценой со спором полицейских, осматривающих труп. К шумным возгласам добавился ещё и вой автомобильной сирены. Гам этой кутерьмы оказался так невыносим, что человек болезненно сморщился; его хватило, только чтобы скорее закрыть уши.
По трубе застучали. Загрохотали так мощно и требовательно, что она аж затряслась! Со скорченной в пытке гримасой убийца подлетел к холодеющему телу и бесцеремонно его пихнул. В секунду пульт оказался в торопливых раздражённых руках, а с особой яростью вдавленная кнопка наконец-то заставила телевизор умолкнуть.
В квартире воцарилась тишина. После ужасного шума она показалась оглушительной. Какие-то мгновения человеку чудилось, что он всё ещё слышит звуки.
Взявшись за рукоять он медленно и аккуратно её вытянул. Капающая с клинка кровь запачкала пиджак убитой ещё грязнее. На диван и пол тоже сорвалось. Вытерши лезвие о юбку, человек пробежался взором по всё-таки ещё не до конца отчищенной стали. Осмотренный, клинок с шарканьем прыгнул в ножны.
Убрав ладонь с оружия, человек встал перед мёртвой и скрестил руки на груди. Задумался… Кивнув собственной мысли он развёл ладони и, стараясь двигаться беззвучно, завёл их под тело. Подхватив мёртвую человек понёс её ногами вперёд. Накапав немного и в зале и в коридоре он перетащил жертву в спальню. Хозяйка квартиры вновь легла на кровать, правда так, как никогда себе этого не представляла.
Уложив женщину головой на подушку убийца придал её телу форму, словно она просто отдыхает; акцентированно левую её руку он отвёл вбок, будто хозяйка квартиры кого-то обнимала, но этот кто-то ушёл.
В поле зрения чужака вновь попала рамочка с фотографией. Улыбнувшись собственному остроумию человек взял её и положил у жертвы в ногах — ещё один намёк…
Оглядев получившееся убийца хмыкнул. Ему захотелось почесать подбородок, но он сдержался. Мысль даже случайно оставить на лице хоть какие-то следы почему-то позабавила его…
Повелев себе оставаться серьёзным человек нахмурился и огляделся. Сосредоточившись, он подошёл к комоду. Выдвинулся дёрнутый им верхний ящик. Пред взором предстала спрятанная шкатулка. Пальцы в перчатке приподняли хрупкую на вид крышечку. Сверкнул драгоценный металл. Причудливо залучились крохотные камушки. Ткнув указательным, чужак разворошил сокровища, копнул глубже. На его кисти повисло прекрасное, мастерски сработанное ожерелье: вместо цепочки свитое в тоненький канатец золото; на концах два золотых ушка, а на них, сцепленные воедино, застыли расплавленные золотые капли; сверкают рассыпанные по всей этой красоте бриллианты; светятся перламутром впаянные на кончиках капель жемчужины.
Околдованный блеском великолепия человек даже подумал взять трофеем именно это… Прогнав глупую, рушащую план мысль убийца оставил комод и шкатулку открытыми. Ступая аккуратно, обращаясь с ожерельем так, словно оно не из золота, а из стекла, он вернулся к кровати и деликатно, даже заботливо одел его на женскую шею. Убрав мешающие волосы набок и всё поправив, чтобы гармонировало, человек отошёл и снова взглянул на свой труд.
С закрытыми глазами, словно задремала, женщина лежит, склонив голову к плечу. Правая её рука покоится на животе, левая отодвинута, будто хозяйка кого-то обнимала. Меж её лодыжек нарочито небрежно кинута фоторамка. На испачканной алыми кляксами груди восхитительное украшение. Одна из золотых капелек чуть-чуть не дотягивает до тёмно-красного, расплывшегося на левой стороне пятна.
Взгляд привлекло сочетание золотых, усыпанных бриллиантами серёжек с только что надетым на убитую ожерельем. Хоть и из разных мастерских, а нечто общее между ними явно есть… Осторожно, словно боясь женщину разбудить, человек нагнулся и ловко двумя пальцами снял серёжку с её левого уха. Сверкнув, блестяшка исчезла в кармане брюк. Из другого кармана, вынутый теми же пальцами, показался клочок бумаги. Лёгший на испачканный пиджак с одного уголка он сразу же замарался красным.
Взглянув на совершённое с удовлетворением, человек полез под кровать за рюкзаком. Удаление возможных следов, протирка спиртом там, где мог даже случайно чего-то коснуться — оставшееся он проделал уже на автомате, почти не думая. Когда закончил и встал на пороге, он вновь проверил время — без пятнадцати шесть.
Прикрыв, но не захлопнув за собой, как и чудовище из кино убийца растворился в вечерней темноте.