Распахнув дверь машины и прыгнув в кресло Роман выкрутил стартер и, не дав двигателю прогреться и минуты, выжал газ. «Форд» зарычал! Протестующе заглох и даже претворился мёртвым… Всё равно подгоняемый властной рукой он снова ожил и помчался, куда велят.
Часы показали начало двенадцатого. На улице темень, дорога призрачно пуста. Ветер гоняет снежинки, заметает, туманит взор. Фонари выстроились вдоль дороги, как солдаты со светильниками. Двигаясь по навигатору Птачек повертел головой, пригляделся к окружению… выпустил обороты на полную и полетел уже как стрела.
Минуло не больше десяти минут, когда «форд» скакнул на Баныкина. Промчавшись по главной совсем немного Роман повернул голову — нужная девятиэтажка вынырнула из темноты, как рыба из пучины. Капитан свернул во двор… и чуть не врезался в припаркованную прямо на дороге «ладу»! Каблук вдавил тормоз до упора, колёса заклинило. «Форд» прокатился по снегу несколько метров, как на салазках. Хлестнув бешеным взглядом по возникшему будто из неоткуда препятствию Роман со всей силы вдарил по рулю так, что чуть баранку не сломал! Из-за стёкол его салона загремела грязная ругань. Не давая себе времени выйти и проверить, не поцеловался ли, капитан сдал назад и дальше покатил уже чуть спокойнее. Когда проезжал мимо виновницы чудом не случившейся аварии он испытал острейшее желание запомнить номер дурака, чтобы потом ему предъявить. Сдержался с трудом.
Через минуту он ехал уже медленнее улитки: запарковано так, что подшипнику негде упасть. Тащась в попытке найти хотя бы худой уголок краем глаза Роман зацепил третий и второй подъезды: третий нужен самому, а около второго, вокруг вырытой из снега лавочки тусуется молодёжь. Курят, пьют из двухлитровых баклажек, о чём-то болтают. Над головами клубятся столбики белого пара.
Доехав до края, но так свободного места и не найдя Роман подумал уже просто остановиться, где попадёт, как фары вдруг высветили скрюченный, похожий на огромный скелет контур. Птачек присмотрелся: у соседнего дома, совсем недалеко от мусорных баков возвышается старое, явно уже давно мёртвое древо. Смотрится оно как из сказок про бабу Ягу — только выглядывающего из-за коряги лешего не хватает. У самых ползущих из-под земли корней, под скрюченными, как когти старой ведьмы, ветвями виднеется свободное местечко…
Не думая, а скорее повинуясь интуиции капитан направил машину туда. «Форд» бесстрашно приблизился к деревянному пугалу. Чиркнув крышей по свисающим сухим веткам он скрылся под мёртвой кроной.
Машина уместилась идеально. Освещённые домовыми фонарями перед взором Романа встали все подъезды, и лучше всех виден как раз третий. Довольный, что нашёл такой удачный, никем не занятый пятачок капитан заглушил мотор и, накинув шапку, вышел на улицу.
Вечером холод такой, что даже от лёгкого выдоха дымка вырывается изо рта, как из жерла вулкана. Спешно сунув быстро замерзающие пальцы в карманы Роман огляделся: двор кишит колымагами, как дворняга блохами. Даже детям здесь, должно быть, играть негде — покачаешься на качелях и вот уже поцарапал чью-то тачку. Как капитан шеей ни вертел, а «дежурку» найти не смог. Если она и здесь, то наверняка припаркована где-то метров за двести: с такой-то толкучкой запросто…
Хрустя настом и прячась в высоком воротнике от студящего, слепящего глаза ветра Птачек двинулся вперёд. Обходить по дороге он не стал, потопал напрямик, через заставленные машины. Не сводя глаз с третьего подъезда Роман с удивлением заметил ползущие мимо контуры песочницы. Вся засыпанная снегом, заледенелая… даже в ней кто-то умудрился припарковаться! Виден сшибленный, раздавленный колёсами снеговик. От него остался шар головы, два уголька и высушенная серая морковка.
Рыхля мокнущими уже ботинками снег, ощущая в ногах подкрадывающуюся усталость капитан Птачек приблизился к дому на расстояние двадцати шагов. Перебравшись через бордюр он вылез на проезжую и с силой затопал, стряхивая налипший снег. От светящейся сигаретными огоньками компании донёсся вдруг громкий девичий смех! Две молодухи хохочут так, что одна согнулась, а вторая аж присела, страшно жмурясь от гогота. Потягивающие пиво парни просто улыбаются. На ночного путника внимание не обратил никто.
Когда шёл к подъезду Роман расслышал с их стороны несколько слов — тусовка, кажется, травит анекдоты. Когда же капитан взобрался на крыльцо и уже достал телефон, до него долетело приглушенное: «Менты приехали, в подъезд зашли»… Роман замер, прислушался. С полминуты он будто бы читал что-то на экране, но больше ничего не уловил. Если молодые и продолжили тему, то очень тихо.
Успевшие уже замёрзнуть пальцы наконец выбрали последний звонок. Потянулся вызов…
— Алло… Рома? Приехал?
— Да. — Птачек без интереса вгляделся в вырывающиеся изо рта белые завитушки. — Чего, говоришь, тут с домофоном — не работает?
Взгляд капитана пробежался по серой, тускло отблёскивающей цифровой панели.
— Да фигня с ним какая-то… Подожди, я сейчас спущусь.
Спрятав трубку Роман сунул ладони в карманы и, чтобы не зябнуть, стал бродить. Меря шагами крыльцо на ребят у соседнего подъезда он специально не посматривал, но то так, то эдак поворачивался к ним ухом. Совсем-совсем слабые, словно рассказчик простыл и потерял голос, долетели новые слова: «Трое зашло… Машина уехала. Постояла и уехала… А я почём знаю?»
Заплакал гудок, загорелась на домофоне красная кнопка. Одной рукой толкая дверь, вторую держа ближе к кобуре на пороге возник Кирилл. В расстёгнутой зимней куртке и с вязаной, торчащей из кармана шапкой. Как всегда собранный, взгляд серьёзный. Ни намёка на веселье. Не человек — автомат.
Он шагнул и, всё ещё придерживая дверь, протянул руку.
— Привет, Ром. Бы-ы-ыстро доехал… Хорошо, что ты раньше полковника. Понятовский терпеть не может, когда кто-то опаздывает кроме него.
— И ты будь здоров… — Глядя коллеге в его обладающие выразительностью камня глаза Роман пожал протянутую ладонь. — Ну чё там? Это ОН?..
Мгновение Кирилл молчал. Во взгляде его что-то мелькнуло, будто какой-то намёк… Роману показалось, что на него посмотрели, как на глупого.
— Ну… скорее всего… — Старлей пожал плечами. — Давай не будем тут мёрзнуть. Пойдём. Сейчас сам всё увидишь.
Развернувшись он отпустил дверь и ушёл вглубь. Перехватив оказавшееся вовсе не лёгоньким стальное полотно Роман миновал порог и двинулся следом. Топая по бетонным плитам, шаркая по коврикам и накиданным, в ужас измазанным грязью и изорванным подошвами газетам капитан и старлей дотащились до шахты лифта.
Только Кирилл протянул руку к кнопке, как тот вдруг ожил! И, старательно жужжа, пополз наверх. На комичное, запоминающееся мгновение старлей замер с вытянутым пальцем. Опустив руку он скривил губы и со сдержанным раздражением вздохнул. Мазнув по Роману вынужденно терпеливым взглядом он упёр кулаки в бока и поднял голову, будто через все перекрытия увидел, куда это там и к кому подтягивается жестяной ящик.
Решив, что угадал настроение товарища правильно, Роман подступил к нему и нарочито грубо, но без силы толкнул локтём в бок. Когда Кирилл уставился на него с вопросом Птачек простецки предложил:
— Чё мы — старики какие?.. Пойдём, по лестнице пройдёмся.
Заклинание подействовало. Грозовая тучка, кружащая над головой товарища, чуть развеялась. Снова кривя губы Кирилл двинул плечами, помолчал… и кивнул.
— А и пойдём.
Один за другим они побрели по ступенькам наверх. В далёком жужжании лифта, среди шарканья подошв и запаха мусоропровода Роман следовал за Кириллом уставившись в его затылок. К вниманию бросилось, что старлей нет-нет, да и вздохнёт, стараясь делать это неприметно. Прилепив взгляд к его маячащей спине Птачек спросил:
— Что-то ты, Кирюха, какой-то невесёлый. Чего-то случилось?..
Старлей чуть дёрнул головой, будто хотел оглянуться, но сдержался. Молча поднявшись на следующий этаж он робко, словно признаваясь в чём-то постыдном, обронил:
— Да понимаешь, Ром… Задрипался я уже. Вторые, всё-таки, сутки на ногах. Плохо уже соображаю. Мне бы выспаться…
Эта фраза возвысилась над Романом, как айсберг над кораблём: крохотная верхушка на поверхности, а под водой тяжеленный, ледяной и тёмный, тянущий вниз массив. Места для недосказанного полно и первое, что приходит на ум, это что-то типа: «Ты вот, Ром, по вечерам дома сидишь, чай пьёшь. А днём в отдалении жопу греешь. Ну а я, как видишь, всё на ногах да на ногах»…
Желая избежать противную, колючую для совести тему Роман спросил:
— Ну а полковник-то чего приедет? Ему вроде бы не по рангу…
Кирилл всё же на секунду оглянулся… и ускорил шаг. Мимо обоих, выкрашенная белой, давно выцветшей краской проплыла большущая цифра «четыре». Голосом, который больше подошёл бы для общения с посторонним, чем с коллегой, старлей ответил:
— Не знаю, Ром, Понятовский передо мной не отчитывается. Но, если тебе интересно… — Он поднял к губам кулак. — Кхм… Экхм!.. Судя по тому, как он по телефону разговаривал, настроение у него не очень.
Дыша часто, с удивительно приятным ощущением разогнавшейся от нагрузки крови Роман вышел за оперативником на пятый. Кирилл прошёл ещё пару шагов… но неожиданно остановился; будто не замечая, что загородил проход, он на кого-то уставился… Подгоняемый любопытством, заставляя коллегу потесниться Роман с лёгкой бесцеремонностью протиснулся мимо.
В запятнанных, шитых-перешитых трениках и в жёлтой, с дыркой на плече майке впереди замер ханыжного вида мужичок под шестьдесят. Обрюзгший, небритый, с волосатыми подмышками и огроменными, как кольца Сатурна, подглазными мешками. Смерив полицейских мутноватым недобрым взглядом он скривился, будто унюхал тухлую рыбу, и, ни слова не сказав, скрылся в квартире. Такая же старая и страшная, как и его рубище, за ним закрылась входная дверь.
Улыбаясь почти искренне Роман цыкнул и как филин чуть крутнул шеей.
— Сосед, однако…
Учуяв нечто вонючее Кирилл брезгливо и шумно выдохнул через нос. Глянув на капитана он мотнул подбородком.
— Хрен с ним. Пойдём.
В несколько шагов он оказался возле блестящей красивой двери. Опущенная его рукой щёлкнула золочёная ручка. Дверь приветливо отворилась, забрезжил из возникшей щели тёплый домашний свет. Роман было последовал за старлеем, но вдруг остановился. Что-то сдержало его, словно он порвал тонкую, протянутую между стенками ниточку… Встав, как вкопанный, капитан Птачек пробежался взглядом по ряду дверей: все они простые, обыкновенные. Кроме одной. Та, которую открыл Кирилл, явно богаче. А уж рядом с только что закрывшейся напротив товаркой так и вообще — королевский уровень!
Есть ли в этом что-то?..
Сохранив вопрос в кармане памяти Птачек двинулся дальше и кончиком указательного придержал полотно, специально для него оставленное открытым.
Зайдя, Кирилл сразу достал что-то из кармана и присел. Не разглядев через его плечо толком, чего он там мухлюет, Роман вынужденно застрял на самом порожке, прямо на металлической полоске. Когда же старлей встал и развернулся, капитан с удивлением узнал в его руках бахилы.
— На, Ром, надень. — Кирилл протянул на ладони скомканный синий шарик. — Придётся нам в пакетиках походить. Да и криминалисты ещё не приезжали, так что положено…
Только его пальцы опустели, как он, точно получив радиосигнал, кивнул и утопал куда-то направо за угол.
Синие, прозрачные пакетики расползлись с шуршанием. Зная свою склонность постоянно эти штуки рвать Роман натягивал их аккуратно, как надевал бы, наверное, космический костюм. Наконец справившись он выпрямился и уже неторопливо, с любопытством осмотрелся.
За годы службы видавший жилища, обставленные даже с кричащей роскошью, Роман всё же выгнул губы и покачал головой — неплохо забахано, с претензией… Паркет под дуб, на стенах розовый «короед». Явно на заказ выполненное освещение. А вот такой светильник в прихожую он и сам как-то хотел купить, да пожадничал… Заходишь и с самого порога понимаешь, что попал к людям с достатком.
Раздался мягкий слив, по коридору прокатилось журчание воды. Роман повернулся. Его взгляд упёрся в двери, за одной из них брезжит свет. Она открылась и из светлой, с перламутровым, как из жемчуга, унитазом комнатки вышел мужчина в форме. Лет за тридцать, усатый. Лицо щетинистое и проветренное, как у моряка полярного плаванья. Посмотрев на новенького удивлённо он ударил ладонью об ладонь и за собой затворил.
Повернув шею направо он крикнул:
— Спиридонов! Я пойду, машину проверю!
Ответ Кирилла прозвучал так, будто ему не крикнули, а ласково разбудили с вопросом, не хочет ли он кофе:
— Да иди, иди. Заодно, может, найдёшь, где поближе припарковаться…
Мужчина сорвался ещё до того, как услышал конец фразы. Проходя мимо Романа он задорно подмигнул и вскинул ладонь к виску. Через несколько мгновений входная дверь хлопнула и шаги незнакомца стихли.
Голос Кирилла прозвучал откуда-то из-за стены:
— Рома! Идём сюда!
Меря пол неторопливыми шажками, очень-очень внимательно глядя, куда ступает, Роман зашёл за угол и уткнулся в вилку из двух проходов. В левом видны притемнённые обои и огонь то ли от ночника, то ли от настольной лампы. В правом свет горит ярко, там белеет стенка холодильника и видна дверца раскрытой микроволновки. До слуха долетел визжащий, истеричный женский лепет; ему отвечает знакомый мужской голос… Ступая тихо, как охотящийся за мышью кот, Роман подобрался к правому проходу и аккуратно заглянул.
За тонкой работы выточенным столом, среди приятного глазу интерьера сидят двое совершенно не вписывающихся сюда людей. Всё тут светлое, красивое, утончённое. Не кухня а вип-кабинка столичного ресторана. Эти же двое — как вышедшие на субботник добровольцы, спутавшие дорогое заведение со столовой.
В тёмной зимней форме, уже с большими капельками на лбу и с заметно покрасневшим лицом сидит, взяв планшет на сгиб локтя, парень. В пальцах вертит ручку и иногда, не замечая этого, бьёт ей по бумаге, как барабанщик. С очень внимательным взглядом лейтенант смотрит на женщину и делает вид, что что-то черкает.
Женщина — копия ханыги-соседа. Опухшее похмельное лицо, свисающие жировые бока. И домашний халат, доставшийся, наверное, много лет назад от мамы или бабушки. С раздутыми от натуги щеками, прямо-таки брызжа слюной она машет ладонями и трещит, как трещотка:
— Да он меня бьёт, понимаете?! Бьё-о-от! Нет от него никакого спасу! Понимаете?!
Парень водит закрытой ручкой по чистой бумаге и с сочувственным видом качает головой.
— Да, Марина Александровна, конечно… Разумеется… Примем меры… Извините, не могли бы вы ещё раз рассказать, что вы делали после того, как позвонили в полицию?
Роман вышел на свет, но порог не переступил. Заметив его Денис сделал движение подняться; увидев, однако, поднятую в отрицании ладонь он не стал. Глянув на взволнованную, часто моргающую женщину Роман подчёркнуто вежливо улыбнулся, отвесил ей лёгкий поклон и, мысленно досчитав до трёх, произнёс:
— Привет, Ден. Работаешь?..
Прежде, чем ответить, лейтенант взглянул на предметы в руках, будто они могут куда-то исчезнуть. Мазнув взглядом ещё и по притихшей женщине он размашисто кивнул.
— Да, Роман Павлович. Записываю показания. А вы…
Птачек помотал головой и снова поднял ладонь.
— Работай, Денис, работай. Я пойду пока, на тело гляну. А сюда уже потом…
Кивнув лейтенанту ещё раз он обернулся. Сделав пару шагов он оказался уже на пороге спальни. Перед взором предстала уютная, затемнённая комната почему-то без окон. Стены приглушённого карамельного цвета. На полу ковёр, а в уголке небольшое бежевое креслице. Мягкое такое на вид, зовущее сесть. Рядом с ним комод с выдвинутой крышкой. Деревянный, покрытый чем-то, что смягчает цвет и не даёт дереву блестеть. Точно такого-же стиля, явно из одной с ним мастерской и широкая двуспальная кровать. По бокам её аккуратные тумбочки. Завершает картину висящее напротив входа большое квадратное зеркало. Установленное прямо над комодом, в такой же деревянной оправе, оно отражает того, кто стоит на входе.
Умиротворяющую красоту и здесь нарушают двое: ещё один, стоящий с фотоаппаратом возле кровати мужчина в форме и неподвижная бледная женщина, на которую направлен объектив.
Ярко вспыхнуло; вжик! Старлей проверил снимок, затем снова прицелился, надавил кнопку — вспышка! Ещё вжик! Глядя на новый снимок он спросил:
— Ты на кухню заглядывал, что ли?..
Роман ответил с некоторой неохотой:
— Ага…
Взор неудержимой силой прилепило к лежащей на кровати. Удерживая взглядом её восковое лицо капитан медленно, шаг за шагом подошёл ближе и остановился, когда смог бы уже дотронутся до убитой рукой. Кирилл поднял цифровик снова. Прищурившись, точно глядит в прицел винтовки он направил перекрестье на женские руки. Вспышка! Вжик. Разглядывая новый снимок он заговорил, точно отвечая на невысказанный вопрос.
— С Денисом на кухне соседка. Это она нашла тело и позвонила. Она из квартиры напротив — из той, где скрылся алкаш, которого мы встретили. А он, если я правильно понял, её муж.
Продолжая глядеть на убитую Роман поинтересовался без единого намёка на энтузиазм:
— И чего она успела рассказать любопытного?..
Кирилл надавил на кнопку — фотоаппарат погас, телескоп свернулся. Сунув гаджет в карман старлей отошёл к стене и, скрестив руки на груди, упёрся спиной. С тихим вздохом усталости, с интонацией человека, которому уже давно пора отдохнуть он ответил:
— Ну… рассказала, что поссорилась со своим и выбежала в подъезд. Там увидела, что у соседей не закрыта дверь, решила заглянуть… Ну заглянула… Ну и сразу тревогу забила, соответственно…
Не отрывая взгляда от покойницы Роман раздумчиво покачал головой и полностью погрузился в осмотр. Внимание привлёк её наряд: тёмный пиджак, не самая вольная, скорее даже строгая юбка и причёска, с которой женщина пошла бы скорее на работу, чем на свидание. Потом глаза остановись на роскошном ожерелье у неё на шее: блистательное, явно очень, очень дорогое. Такое могла бы носить и, скажем, жена дипломата… Ниже ожерелья на груди слева кровавое пятно, ткань разрезана полоской шириной в ладонь; под ней точно так же ополосована и тонкая белая кожа. Края сошлись, видна только самая верхушка раны, но человек с опытом уже сказал бы, что убили несчастную ножом, и явно большим… С раны взгляд Птачека прыгнул на почти спрятанные за коньячного цвета волосами уши. Точнее он заметил, что в одном ухе блестит, а в другом нет. Наклонившись капитан прищурился: на правой мочке красуется богатая, золотая с россыпью бриллиантиков серёжка. На левой такой нет, однако виден след от зажима и свежий прокол.
Трофей?..
В полной тишине, даже не слыша докатывающегося с кухни женского бубнёжа Роман отшагнул и пригляделся к телу целиком. Убитая покоится так, как никогда бы не легла сама: её явно ворочали. Правая рука вытянута вдоль бока, левая же будто обнимает кого-то, кто ушёл. Рядом словно бы лежал другой человек, но на постели следов этого нет… В раздвинутых, облачённых в колготки ногах отсвечивает фоторамка. Точно нарочито небрежно брошенная она спит картинкой вниз. Капитан достал тряпку-выручалку и аккуратно приподнял за краешек: перед ним предстала улыбающаяся, счастливая пара; некий мужчина и эта самая женщина щека к щеке смотрят в камеру. Одеты красиво, в свадебное. Дата в уголке пятилетней давности…
Опустив фоторамку, как лежала, Роман выпрямился и вновь взглянул на жертву в целом. Снова скользнув взглядом мимо дорогущего, кричаще роскошного ожерелья он поднял глаза и всмотрелся в мёртвое лицо. При жизни убитая явно обладала поразительной, дивной красотой — сейчас же это не лик, а посмертная маска. Воистину гибель не красит никого…
Роман вдруг подавился воздухом, забыл, как дышать! Ноги его стали варёными и в тоже время будто пустили корни — с места не сойти! Проглотив холодный противный ком капитан закрыл глаза; сделав несколько глубоких, неторопливых вздохов вновь их открыл… Нет, он не ошибся. Уже вовсе не такая прекрасная, не лучезарная, а бледная и навсегда уснувшая пред ним лежит та самая незнакомка, встретившаяся тогда им с Валерием в театре. Тот миг был краток, но женщина с такой внешностью запомнится любому.
Птачек нервно закусил губу, уронил взгляд под ноги… снова поднял; увидев тоже самое, что и мгновение назад, подытожил: сомнений нет, это она.
Долгое время молча и просто с любопытством наблюдая, как ведёт осмотр новый следователь, Кирилл в конце концов подал голос:
— Красивая, правда?.. Возможно, если повезёт, мы найдём на ней его образцы… Я вот что думаю: странно, что он не взял её ожерелье, а обошёлся лишь серёжкой. Ожерелье ведь поценнее будет…
Чувствуя, что пока не может мыслить абсолютно трезво, Роман ответил первое, что пришло в голову:
— Это был бы разумный вопрос, если бы он воровал… Но ведь он не ворует, он собирает трофеи. Разве нет?..
Кирилл отвёл глаза, неопределённо покивал. С тихим, однако чуть ли не менторским тоном он возразил:
— Это да, он забирает трофеи… Но разве не лучше ли ему, не приятнее ли забрать в качестве трофея не какую-то там серёжку, а вот такое вот роскошество?.. Разве нет?..
Роман скривил губы.
— Ну… может быть серёжку легче спрятать?.. Хотя… Я тебя понимаю. Один хрен, что у него найдут, если поймают — серёжку или там ожерелье… Вес улик от их ценности не зависит. Если он их не продаёт, а только собирает, то мог бы забрать с неё что угодно, не боясь попасться на сбыте. Да-а-а… интересный вопрос…
С полминуты они молчали. Роман разгадывал убитую, Кирилл чесал подбородок и о чём-то думал. Брови его вдруг взлетели; словно давно уже должен был, да вот только что вспомнил он заявил:
— Кстати! Убийство скорее всего случилось не здесь. Видел кровь в коридоре на полу?.. Это, конечно, не как в прошлый раз, но она отсюда прямёхонько в зал бежит. Там на диване, если напрячься, можно следы борьбы увидеть.
Роман сжал зубы. Слушая старлея так, что нельзя было бы сказать однозначно, внимателен ли он или же глубоко задумчив, капитан сейчас решал, стоит ли открываться. Нужно ли рассказывать, что убитую он узнал?.. Язык ведь так и чешется. Да и по-хорошему привлечь внимание к этому подозрительному совпадению он просто должен… Решив, что всё же пока рано, Роман произнёс:
— В зале?.. Это от входа налево?..
— Ага…
Акцентированно покивав, будто услышал нечто важное, Птачек сцепил руки за спиной. Приподняв подбородок он как бы вслух подумал:
— Что ж… Пойду, наверное, тогда посмотрю, как там чего…
Фотоаппарат вылез и вновь ожил в руках. Глядя на мёртвую сквозь объектив и уже заходя с ещё не отработанной стороны старлей вполголоса обронил:
— Давай, сходи… Только под ноги смотри, не наступи ни на что…
В словах этих послышалась колкость. Решив однако её сознательно не замечать — может, и не было её вовсе, а просто у Кирилла дурное настроение и он не замечает, что язвит… или это уже самому от лишней мнительности мерещится — Роман развернулся и побрёл на выход.
Переступив порог он вышел в коридор. Тут же, точно лопнула огораживающая его невидимая мембрана, на слух обрушился женский визг:
— Да ругались мы, понимаете?! Ругались! Да если бы я не выбежала, он бы меня тогда убил! Убил бы, понимаете?!
Искренне удивившись Роман с любопытством оглянулся на Кирилла, клепающего очередной снимок: старлей будто и не слышит ничего, находится в глухой, закрытой от мира пещере. Вернувшись на несколько шагов Птачек с ещё большим удивлением понял, что противный визг разом стих. Хотя нет, он слышен… но только если прислушиваться специально, зная что там за стеной кто-то голосит. От изумления такой хитрой архитектурой у него невольно вырвалось:
— Ничего себе тут шумоизоляция… Война начнётся — не услышишь!
С видом невозмутимого спокойствия Кирилл продолжил фотографировать. После новой вспышки он произнёс:
— Да, я тоже заметил… Возможно женщину убили всё-таки здесь. Не стоит эту версию исключать полностью.
С лёгким сожалением, что обнаружил такой любопытный фокус не первым, Роман вернулся в коридор. Уже не обращая внимания на летящую из кухни брехню он направился в зал. Спустя два или три осторожных шага капитан понял, что не видит, есть ли кровь на полу вообще. Но ведь Кирилл сказал, что есть… Пальцы нащупали в кармане телефон. Ярко загоревшаяся лампочка высветила еле заметные крохотные пятнышки, прямо-таки крапинки, тянущиеся по полу вдоль стены. Роман напряжно прищурился и наклонился, чуть ли не тыча фонарём в паркет. Согнувшись, как в фильме про сыщиков с закрученными усами и ручными лупами, он прошагал так до самого зала.
Миновав порог Роман оказался в просторной, светлой, с высоким потолком комнате. Капельки крови прибежали из коридора на диван. Пышный бежевый, с разбросанными, будто в драке, подушками он сохранил несколько почти незаметных алых пятен. Напротив на стене широкий телевизор — на такой самому пришлось бы копить полгода… Под телевизором красуются колонки какой-то навороченной футуристичной стереосистемы; тоже явно недешёвой… Внимание привлёк валяющийся возле дивана чёрный продолговатый пульт. Остановившись на нём взглядом Птачек почему-то представил, как кто-то держал его, но вдруг выронил. Может быть человека ударили — пульт вылетел из его ослабевшей руки и вот теперь он на полу, немой свидетель случившегося.
Не решаясь отойти от входа Роман хорошенько покрутил шеей и даже присел, а потом и вовсе лёг. Старясь выцепить на полу чего-нибудь этакое его взор забегал то тут, то там. Под диваном свет лампочки высветил мелкий мусор, какой-то фантик и спичку.
Без особого разочарования вернувшись на ноги Птачек фонарь выключил. Спрятав телефон он с хлопком ударил в уже успевшие вспотеть ладоши. С его губ сорвалось:
— Ну ладно, ладно… Всё равно ты где-нибудь ошибёшься, оставишь след. Если не уже… Это неизбежно. Все оставляют, и ты оставишь. Оставишь, я уверен…
Развернувшись, с прежней аккуратностью Роман возвратился по коридору назад до развилки, миновал спальню и свернул к кухне. Стоило приблизится, как в уши снова ударил женский болтливый гам! На Дениса, похоже, насели серьёзно…
— Да что вы всё заладили?! — Голос прямо на грани истерики. — Сказала же я вам всё уже! Сказала! Сколько вообще можно меня обо одном и том же спрашивать?!
Перед капитаном Птачеком предстала картина, чем-то похожая на творение Репина про царя и убитого царевича: Денис пытается изображать спокойствие, даже сочувствие, но на челе его только страдание и еле сдерживаемое раздражение. Толстушка активно махает руками и брызжет слюной. Её одутловатое, словно бы похмельное лицо раскраснелось, щёки трясутся, а по кухне, среди всего этого красивого и дорого интерьера уже разбежался запах немытого тела, старого пота и дешёвого спирта.
Переступивший порог гость заставил обоих оглянуться. Во взгляде соседки тут же прочлось любопытство, но не очень сильное, а вот в глазах Конева Роман увидел то же, что и у Кирилла несколько минут назад — сильную, сжирающую тело и ум усталость.
— Уважаемая гражданка… — Денис снова повернулся к свидетельнице. — Я спрашиваю вас о деталях, интересующих следствие. — Он шумно и напоказ вздохнул. — Потрудитесь, пожалуйста, сосредоточиться на этом происшествии, а вашим случаем мы займёмся позже…
Толстушка быстро вернула голову к молодому полицейскому и в чувствах всплеснула руками. Глаза у неё резко стали, как две помидорины.
— Это мой случай, значит, может ждать?!
Денис сделал движение прикрыть глаза, но сдержался.
— Послушайте… Нельзя же ровнять убийство и…
— Товарищ лейтенант! — Роман сделал голос громким, но не грубым, а кулаки упёр в бока. — Вас там коллега попросил. Идите, помогите ему. А тут побуду я.
Денис застыл с раскрытым ртом. На капитана вновь уставился его усталый, уже туго соображающий взгляд… Но вот в молодых глазах мелькнула искра просветления, разгорелась. Вслед за ней у Конева даже щеки порозовели! Чуть ли не с улыбкой он ответил:
— Конечно, товарищ капитан! Прошу, присаживайтесь. Пойду я, Кириллу подсоблю…
С вежливой улыбкой кивнув немного оторопевшей толстушке Денис уверенно поднялся и вышел из кухни, как жарким летом с охотой выходят из душного переполненного автобуса. Не успела женщина и двух раз моргнуть, как перед ней сел уже новый человек.
— Здравствуйте. — Глядя в её глаза Роман кивнул. Деревянное креслице чуть скрипнуло под его весом, а облачённые в казённый пуховик локти заняли место на столе. — Вы не против, если мы с вами немного пообщаемся?.. Я капитан Роман Птачек. А ваше имя…
С гордым, совершенно не соответствующим ни её внешности, ни идущему от неё запаху выражением женщина ответила:
— Марина Александровна я!
Роман как бы уважительно покачал головой, после чего сделал к ней жест открытой ладонью и мягко, обволакивающе вежливо продолжил:
— Марина Александровна… У нас тут очень важное дело. Да вы и сами наверняка это понимаете… Убили женщину, вашу соседку. Это пугает, я знаю. Вы сейчас столько всего чувствуете… — Роман постарался сделать взгляд и голос максимально проникновенными. — Но прошу вас: сосредоточьтесь. Возможно, что только с вашей помощью мы поймаем этого… мерзавца. Мне нужно услышать от вас всё, что только может быть важного.
Глаза толстушки снова округлились, и на этот раз ещё больше, прямо как у Голлума из детской сказки. Рот её приоткрылся, точно слова сами пытаются вырваться из него, а она лишь силой воли сдерживается, чтобы чего лишнего не ляпнуть — вон, как покраснела…
— Да сколько же раз я должна повторять?! — Она вновь всплеснула руками. — Я уже рассказывала вашему этому… ушёл сейчас который! Да он меня же не слушал совсем!
Реагируя на это также, как гора на дождь, Роман ответил:
— Так расскажите мне. Я о-о-очень внимательный слушатель. — Он снова сделал движение открытой ладонью, будто приглашая. — Давайте. Мне важно всё, мелочей быть не может.
— Так я и говорю! — Соседка мгновенно приняла такой вид, словно она уже давно обо всём рассказывает, но только вот сейчас её прервали. — Муж, говорю, напала на меня! Да-а-а… Всю вон избил, видите?.. Я же уже просто не могу с ним жить! Не могу! Это ж изверг! Сколько он крови моей выпил! Бьёт меня, бьёт! Бьёт! Бьёт!
Роман самому захотелось что есть дури по столу шарахнуть и заорать, мол — давай по делу!.. Но он только молчаливо и сочувствующе покивал.
— Мы это не оставим без внимания…
Будто удивлённая, что её слушают и не пытаются направить разговор в другое русло, соседка притихла. Её пухленькие, с еле заметными следами то ли пыли, то ли золы от окурка пальцы натянули на округлое плечо чуть сползший халат. Продолжила она уже спокойней:
— Ну и вот, говорю… Я это терпеть не стала. Выбежала из квартиры, чтобы, значит, свидетели если что были… А он за мной не погнался, остался дома. Ну а я чего? — Она сделала глаза удивлёнными и пожала плечами. — Не буду же я сразу домой возвращаться, правильно?..
Очень сдержанно, почти незаметно Роман качнул головой.
— Ну и вот… Стою в подъезде, жду. Думаю, как вы понимаете, что делать. Ну и замечаю, — она кивнула куда-то в сторону входа в квартиру, — дверь то у Ленки не закрытая. Я, значит, постучала сперва… Ну подождала немножко… Потом прислушиваюсь, значит… — Женщина изобразила, как прикладывает ладонь к уху. — Слушаю, слушаю… Тишина. Ну вот я и решила заглянуть. Ну а как заглянула… Как прошла до спальни… Маманьки! — С закрытыми глазами, с шумным вздохом и с громким шлепком она приложила ладони к груди. — Чуть от страха сердце у меня не прихватило, честное слово! Побежала я домой, к вам чтобы позвонить… — Глаза соседки вновь стали грозными, а лицо мгновенно покраснело. — Да вот опять этот дебил, муж мой, стал на меня руки поднимать! Еле объяснила ему, идиоту! Понимаете?! Вы срочно должны принять меры!
На капитана обрушился новый поток истеричных жалоб. Первые несколько мгновений он терпеливо, как мог более правдоподобно изображал интерес и кивал, но потом его выдержка иссякла и Роман просто застыл с каменным лицом, а его взгляд упёрся в свидетельницу, как стальной лом в картон — абсолютно без мягкости.
— Говоришь ему, говоришь! — Соседка замотала головой, как отряхивающаяся от воды собака. — Говоришь-говоришь! А ему хоть бы хнычь! Вот, видите?! — Она резко подняла руку и её некрашеный, с будто обгрызенным ногтем палец указал на синеву под глазом. — Это вот так мы живём! Каждый день!
С великом трудом сдерживаясь, чтобы не прервать её, как наверное желающий завязать алкоголик сдерживается от стоящей в холодильнике бутылки, Роман не меньше минуты выслушивал всё это и уж если его не хватило на мнимое сочувствие, то хотя бы надо удержаться от сжатых губ, тяжких вздохов и закатанных глаз. В момент же, когда «потерпевшая» взяла секундную передышку, капитан среагировал быстро, как реагирует на пришедшую на водопой антилопу затаившийся крокодил: сделав лицо умным, точно обдумывает услышанное, но вот как будто его отвлекла некая посторонняя мысль и он с особым низким тоном спросил:
— Понятно… Просто так не оставим, разумеется… А кстати! Вы случайно не знаете, где убитая работала?..
— Чего?.. — Женщина будто вынырнула из собственного воображения. — А-а-а… Ленка что ли… — Невольно она оглянулась в сторону спальни, будто сквозь стену может мёртвую увидеть. — Щаз скажу… Да вроде бы в театре. — Голос её стал неожиданно едкий, ехидный; или тайно укоряющий. — В бухгалтерии, типа того. Так она говорила… — Взгляд толстушки заострился, прищурился. — Но поручиться стопроцентно не могу, как вы понимаете — свечку-то я не держала…
Решив дать ей развивать разговор самой, нежели выспрашивать, Роман вновь с внимательным видом покивал, как бы приглашая к продолжению.
— Мы ведь как соседи-то почти и не общались. — С критически сжатыми губами свидетельница повертела головой. — Мы-то ведь простые, небогатые. Не то, что они… — Она отвлеклась от слушателя и её взгляд намекающе пробежался по и в самом деле нескромному кухонному интерьеру. — К нам-то вы как зайдёте, так сразу уйти захотите. А здеся — ну прям музей…
На мгновение взгляд женщины замер и стал задумчивым, отрешённым. Лет пятнадцать назад Роман воспользовался бы и этим перерывом для нового вопроса, однако опыт подсказал, что именно сейчас надо просто терпеливо слушать.
Отмёрзнув, словно дождавшаяся весны муха, женщина вдруг посмотрела на капитана совсем другими глазами — уже простыми и без всякого негатива, как смотрят на друга или симпатичного.
— Вообще-то вру я… Нет, с ней-то мы не общались, но вот муж у Лены хороший человек, порядочный. Не то, что она, — соседка вновь мотнула головой на спальню, — вся из себя такая высокомерная. Что ты… Слова с ней не скажи… Прости меня хосподи! — Она демонстративно широко перекрестилась и шумно, устало и как бы надломлено вздохнула. — Эх!.. Вот Максим расстроится, когда с вахты приедет…
На некоторое время оба погрузились в тишину. Роман скрестил пальцы на столе, а его раздумчивый взгляд упёрся в столешницу и застрял там, как приклеенный.
Убита женщина, работающая, если верить соседке, бухгалтером в театре… Уж наверняка В ТОМ САМОМ театре, а иначе что она там делала?.. Уже вторая жертва, да ещё и так скоро. И не просто, а из одной с последним… а теперь уже предпоследним убитым тусовки. Слишком круто, чтобы быть совпадением. Кстати о поэтизме…
Отмерев Роман поднял взгляд на свидетельницу: та сидит так же как и он уставившись в одну точку. Думает о чём-то или нет — не понять: лоб разгладился, ни единой морщинки, в глазах ни намёка на прищур. Когда капитан хотел из-за стола встать и уже упёр ладони в столешницу, в этот же момент в дверном проёме мелькнула синевой полицейская форма. Лейтенант прошёл дальше и уже потянулся к туалетной двери, когда его остановил оклик:
— Денис! Будь добр на секунду!
Конев замер, словно раздумывая, что сделать первее: всё-таки сходить в туалет или откликнуться на зов. Через секунду здравый смысл в нём победил.
— Денис… — Роман понизил голос, а когда молодой подошёл, то вообще уверенным, но не грубым движением наклонил его ухом к себе и зашептал: — Денис… Где стих?.. Есть стих?..
Лейтенант повернулся к Роману лицом, их взгляды встретились. Одновременно облизывая губы и моргая он помотал головой и также тихонько буркнул:
— Пока не нашли…
Кивнув Роман хлопнул его по спине и отпустил. Молодой ушёл, но почему-то не в туалет, а обратно в коридор и дальше куда-то по своим делам. Роман проводил его не особо любопытствующим взглядом, после чего его глаза снова нашли свидетельницу… чтобы обнаружить, что она сама уже тоже смотрит на него и будто бы чего-то ждёт.
— Опять спрашивать о чём-то будете?.. — Женщина скривила губы, весь её вид стал вновь недовольным. — Так я вашим уже всё рассказала… Или я и об этом уже говорила?.. Устала я уже что-то языком молоть. Да и спать давно пора…
Роман чуть не поперхнулся, но адскими, совершенно нечеловеческими усилиями сдержался. Только наверное покраснел от натуги, как рак. Как бы взяв время на обдумывание вопроса, а на самом деле приходя в себя он слегка подождал и уже с хорошо отрепетированной спокойной миной спросил:
— Марина Александровна… А вы не видели на Елене какой-нибудь бумажки? Вырванного из блокнота клочка? Какого-нибудь листка?..
— Листка? — Свидетельница прищурилась, её сильно накрашенные брови сошлись над переносицей. — Нет, не видела. Хотя… — Она подняла ладонь и прикусила указательный. — Уж не знаю, зачем вы спрашиваете про какие-то бумажки, но в подъезде окно открыто, ветер дует. Я когда сюда входила, то дверь открыла широко. Можить оно, если и было, то куда-то сдулось? Не знаю я…
Тут она этой самой ладонью махнула и, закатив глаза, отвернулась. По кухне прокатился её непривычно тихий, усталый вздох. Несколько мгновений поразмыслив над услышанным Роман кивнул своему решению и из-за стола наконец-то поднялся.
— Спасибо, Марина Александровна. — Очень аккуратно, почти без звуков и передвижения мебели капитан подошёл к выходу из кухни. Задержавшись на пороге он добавил: — Посидите пока здесь, пожалуйста. Возможно, что у кого-то из моих коллег будут к вам другие вопросы. Ещё раз спасибо.
Женщина повернула голову и хотела что-то ответить, но Птачек уже развернулся и уверенно, чётко намереваясь совершенно ничего не расслышать ушёл. Шаг его было удлинился, но когда идущие с кухни звуку перестали долетать стал вновь коротким и осторожным, как у кота, ищущего в траве следы грызунов.
Перед взором вновь возникла спальня, однако не успел Роман войти, как дорогу ему преградил выходящий наружу старлей.
— Понятовский звонил. — Кирилл произнёс это с лицом почти полностью каменным. — Уже на подъезде.
Так же скупо, будто услышал что-то совершенно неинтересное, Роман буркнул: «Ага», и они разминулись. Спиридонов пошёл к выходу из квартиры, а Птачек замер у порога спальни, снова пойманный этой как бы магией места преступления, когда след, когда любая зацепка, любая улика кажется находящейся вот прямо у тебя под носом — просто не будь слепым и протяни руку. Ах, если бы всегда было так…
Несчастная вновь оказалась под цепким, въедливым следовательским взглядом. Глубоко вздохнув, Роман опять прошёлся глазами по неестественной, явно подогнанной позе, по брошенной в ногах убитой фоторамке, по единственной серёжке и мочке второго уха, оставшейся без украшения. Вместе с этим маленьким псевдо дефектом в глаза вновь бросается шикарное, явно дорогущее ожерелье, которому, если подумать, точно не место на шее женщины, одетой конечно хорошо, но всё-таки не как на бал.
Покрутив шеей Роман мазнул взглядом вокруг кровати и по углам, но кроме крохотных красных капелек от порога до ложа ничего не увидел. Вздохнув ещё раз, уже чуть громче капитан Птачек стал опускаться на четвереньки. Вновь прыгнувший в ладони телефон стрельнул лучом света. Темнота под кроватью разбежалась в стороны и обнажила… ничего.
С неспешностью кардиохирурга Роман тщательно просветил весь пол справа налево и слева направо, но кроме нескольких ниток и пёрышка под взгляд ничего не попало. В момент, когда палец уже коснулся кнопки выключения, свет высветил что-то красненькое и погас… Вновь послушно включившись фонарь обнаружил крапинку на чём-то светлом. Сердце стукнул взволнованней, по горлу прокатился комок. Опустившись уже на локти Роман подполз ближе — луч обнаружил маленькую, запачканную с краешка бумажечку. Она стоит на ребре, да так прислонилась к спинке кровати, что если бы не капля красного, то запросто и не заметишь.
Рука поползла в карман. Появившись как всегда в особый момент незаменимая тряпочка будто сама налезла на пальцы и дотянулась до листочка. Чтобы взять аккуратно пришлось постараться. В конце концов, немного напрягшись и покряхтев, Роман оказался стоящим у постели убитой, а в руках его, лёгшая на ткань, застыла шпаргалка.
«Ты многого добилась, многое смогла… Наверно так ты считаешь? Ты многое сделала, здание жизни своей возвела. Но в порядке ль фундамент? Столько на самом деле лжи, лукавства, притворства. Одна маска у тебя для мужа, вторая для общества. Может кто-то думает, что ты хорошая? Считаешь кто-то верит в эту игру? Для моего правосудия нет невозможного. Сегодня к себе тебя заберу».
Перечитав несколько раз Роман опустил ладонь с зажатой бумагой и вновь посмотрел на жертву — бледную, будто бы уснувшую женщину, ставшую после смерти лишь тенью той красавицы, что встретилась им с Хоровым. Взгляд вновь прошёлся по деталям, но на этот раз особенно задержался на фоторамке и на ожерелье: теперь поза убитой стала выглядеть более осмысленно…
Фото в ногах женщины, её будто обнимающая кого-то рука… Ну это явно про неверность. Поэт, — вот, теперь и Роман употребляет это слово, — здесь он подчёркнуто, почти предельно ясен. Однако истинный ли это, первейший ли мотив?..
Взгляд следователя, на самом деле и к фоторамке и к позе женщины довольно холодный, прицельно остановился на ожерелье. Хочешь не хочешь, а эта дорогущая безделица так и прыгает в глаза. Да, в квартире обстановочка не из дешёвых. Да, убитая работала, если нет ошибки, бухгалтером, и, возможно, что-то крутила… Но как она могла носить ТАКОЕ?!
Роман нахмурился, его пальцы расчесали небритый подбородок. С шумом он вздохнул и опустил взгляд под ноги.
Нет, нет и нет. Слишком круто для неё, да и не покупают женщины такое себя сами. Муж подарил? Это которому она, если верить догадке, изменяла? Который ездит по вахтам?.. Не верится. Тогда любовник… Вот в это верится. Но кто тогда любовник? А если…
На мгновение, на крохотную секунду в голове мелькнула мысль: «А что, если любовником убитой был тот самый бородач, прошлая жертва? Служебный роман, все дела… Муж узнал и вот мстит…»
Роман снова помотал головой, на этот раз будто отвечая сам себе: нет, глупость несусветная. Отбой. Ведь как же стихи, о которых знает только следствие?.. А муж, если в самом деле на вахте — да это же железобетонное алиби! Нет. Ахинея, белиберда.
Капитан вдруг замер, парализованный новой, ещё более яркой мыслью: «Стоп… Кстати о том режиссёре… Его убили и выволокли из дома в гараж, и эту женщину явно тоже перетаскивали… Его усадили за руль его же дорогой, явно очень недешёвой машины, и тут на жертве надето ожерелье, которое мог бы позволить себя далеко-о-о не каждый, ох не каждый…»
Такая заметная, прямо-таки бросающаяся в глаза закономерность…
Из коридора послышались многочисленные шаги, голоса. Роман отмер, оглянулся. Уже догадываясь, кого увидит, капитан вышел и встал за порогом спальни. Перед ним предстала немного комичная сцена: пришедший, всем видом такой важный и опрятный, годами ближе к полтиннику и с ухоженными усами, какие Роман видел и у Анисина… этот мужчина сгорбился над маленьким целлофановым пакетиком, висящим у него пред глазами. Пальцы Понятовского мухлюют, ёрзают, теребят целлофан, а упрямая бахилина нет, ну наотрез никак не желает раскрываться.
К приезду начальства собрались все: Кирилл, Денис, дежурные. Все смотрят на полковника, как на статую, а тот уже покраснел и не понять — то ли от натуги, то ли от того, что все на него уставились, как на представление.
— Добрый вечер, Григорий Евгеньевич. — Роман сделал шаг вперёд, его рука уверенно выхватила у полковника упрямую бахилину и с силой развела её большим и указательным: краешки целлофана наконец-то разлепились. — Как доехали? Нашли, надеюсь, где припарковаться?..
— Спасибо. — Самую кроху сконфуженно Понятовский целлофанку принял и кивнул. — Да, доехал. С постели поднялся, чтобы самому всё увидеть. Ну-ка, подержи руку…
Тихонько поругав себя за инициативу Роман старшего поддержал, пока тот нацеплял мешочки. Закончив, Понятовский выпрямился, его пальцы расправили одежду и привычно пригладили усы. Пробежавшись по собравшимся внимательным взглядом полковник вновь сосредоточил внимание на следователе.
— Ну что, Ром? Ты уже всё осмотрел? Что там? Всё как обычно?..
— И да и нет, Григорий Евгеньевич. — По давнишней привычке разговоров с начальством лицо капитана потеряло эмоциональность. — Убийца наш, сомнений нет. Вот, кстати, нашёл под кроватью… — Роман поднял другую ладонь и все уставились на испачканную красным бумажечку на тряпке в его пальцах. — Это стих, как вы уже догадались. Однако есть кое какие детали, объединяющие это… и прошлое убийство.
Понятовский скептически нахмурился.
— В самом деле?.. — Одна его бровь превысила другую. — Ну ладно, потом объяснишь. Кирилл, — полковник кивнул старлею на бумажку, — забери улику и упакуй. Денис, — его взгляд метнулся уже к молодому, — отведи меня к месту, где всё произошло. Хочу сам всё увидеть.
В ту же секунду случилось то, что всю свою службу Роман презирал так же глубоко, как и личное виляние хвостом перед главным — поддельная рабочая суматоха. Люди задвигались, засуетились. Надо ведь создать видимость деятельности, начальник приехал…
Сопровождаемый Денисом Понятовский пошёл в спальню, а к капитану подошёл Кирилл. С удивлением Роман заметил на его щеках румянец.
— Смотри-ка… — Старлей уставился на бумажку в руках капитана, как на нечто волшебное. — А я ведь тоже искал, под кровать два раза заглядывал. Молодцо-о-ом…
Если бы Роман был годами с Дениса, то такая похвала заставила бы его почувствовать приятное, однако в его возрасте и его должности кто-нибудь другой у более молодого сослуживца обязательно бы в ответ поинтересовался: «А что же так невнимательно смотрели, товарищ старший лейтенант? Почему за вас старшие по званию должны все пересматривать?..» Разумеется Роман этого не сделал. Просто с лёгким намёком на улыбку кивнул, отдал улику и отошёл в сторонку, подальше от поднявшейся бесполезной, раздражающей кутерьмы.
Один из дежурных зашёл в зал вместе с Понятовским, а затем вышел и убежал из квартиры с лицом таким важным, словно получил приказ лично от министра внутренних дел. Через некоторое время сопровождаемый лейтенантом полковник вернулся обратно в коридор и глядя, куда тыкает Денис и важно кивая, прошагал вместе с ним к спальне. Когда они проходили мимо Конев кинул на Птачека взгляд, с которым разводят руки. Из-за этого он чуть не врезался в застывшего на пороге спальни Понятовского — прежде чем зайти тот помедлил; его взор ударился и застыл там, где должна находиться убитая… Поправив будто мешающий дышать воротник полковник шумно протянул воздух через ноздри и всё-таки шагнул вперёд. За ним зашёл и Денис.
Следя за всем этим Роман встал так, чтобы быть невидимым ни из коридора, ни из кухни. Больших трудов ему стоило смотреть на поднявшуюся возню без внешнего осуждения — коллеги заметят и обязательно обидятся. Единственным исключением как всегда стал Кирилл — он просто, спрятав бумажечку в пакетик, поглядел по сторонам и, подумав, направился на кухню. Через минуту оттуда послышался уже знакомый женский голос, призывающий хватать и карать.
Скрестив руки на груди капитан Птачек погрузился в размышления: нынешняя убитая и прошлая жертва явно выделяются среди всех, кого маньяк резал раньше. Между ними есть связь, вот только какая именно? А может быть…
В кармане завибрировало, запела мелодия. Роман достал телефон, нажал кнопку — сообщение от дочери: «Пап, у тебя всё в порядке?»
Сердце тепло ёкнуло. Дочь беспокоится о нём — ну разве это не трогательно?.. Не прекрасно?.. Не замечая, как глупо улыбается, Роман отписал: «Да, дорогая, всё в порядке. Ложись спать, не засиживайся допоздна. Люблю тебя». И телефон спрятал.
Всё-таки как же здорово, когда твой ребёнок тебя любит. Ругаешь вот её иной раз, знаешь, что так правильно — а сердце в тоже время обливается кровью, пеняет тебе: пожалей, не упрекай, не кричи…
— Мы уже поговорили с соседкой снизу. — Сопровождая Понятовского Конев вновь вышел из спальни. — Она показала, что что-то около половины шестого отсюда доносились громкие звуки, как от какого-нибудь фильма ужасов или боевика. Но это длилось недолго, звук быстро убавили. Скорее всего, Григорий Евгеньевич, именно в этот момент женщину и убили. Уверен, что это подтвердится.
— Значит он включил телевизор громче, чтобы заглушить крики… — Понятовский опусти глаза и задумчиво почесал подбородок. — Вообще-то на него не похоже…
— Зато остальное похоже всё. — Денис кивнул за спину. — Со звуком могла быть просто случайность… Но может это и специально, и тогда, конечно, надо попытаться представить, зачем…
Поймав на себе взгляд капитана полковник выпрямил спину и ответил своим — прямым, властным… и непривычно строгим.
— Ладно, Денис. — Понятовский кивнул лейтенанту и на мгновение положил ему руку на плечо. — Вы своё дело знаете. Работайте.
Не обращая больше на молодого никакого внимания он опустил ладони до пояса, поправил одежду и сделал несколько шагов к следователю. Роман же как упёрся в стену спиной и скрестил руки на груди, так и остался стоять. На секунду ему, правда, захотелось выпрямиться по струнке и встать в позу отдающего честь, но это желание он подавил.
Остановившись, Понятовский оглядел его сверху вниз и обратно, затем на мгновение его взгляд скакнул в сторону… В этот миг полковник будто немного сдулся, стал меньше ростом… но в тот же миг перед Романом снова оказался начальник хотя и не с совсем уж строгим, но отчётливо внимательным и очень серьёзным взором.
— Ну что, Рома? — Он приподнял подбородок. — Есть какие-то подвижки?..
Мысли о совпадениях, о неприятном разговоре с директором театра, о том, что видел убитую раньше и обо всём прочем пронеслись в мозгу, как пули. Не желая, однако, словоблудить Роман просто склонил голову чуть вбок, скривил губы и обронил:
— Так-то есть кое-какие, но сильных, к сожалению, пока нет. Пока лишь одни запахи, Григорий Евгеньевич… Нам нужно знать больше.
Понятовский смолчал, но щёки его заметно побагровели, а взгляд стал тяжёлым. Роман заметил, как полковник сжал кулак и спрятал его в карман, а затем быстр вынул и встряхнул кистью, как от боли.
— Я что-то тебя, Рома, не пойму… — Понятовский нахмурился. — Когда я разговаривал с Преображеновым, он сказал мне, что ты парень толковый, что на тебя можно положиться. И что же?.. — Голос его стал заметно нарастать. — Ты уже далеко не первую неделю занимаешься этим делом, а сейчас говоришь, что результатов у тебя нет. Как это понимать?!
Трусливое внутри запищало, что надо срочно оправдываться. Роман привычно его задушил и предельно спокойно, как и всегда в моменты, когда его отчитывают, ответил:
— Над делом я работаю, товарищ полковник. Настолько быстро и тщательно, насколько обстоятельства позволяют.
При этом взгляд Птачека упёрся в начальника с тем же показательным спокойствием, с каким прозвучал и его тон. Даже дыхание Романа не сбилось, и сердце ни на один удар чаще не стукнуло.
— Какие к чёрту обстоятельства?! — Брови Понятовского столкнулись, как врезавшиеся друг в друга машины. — Рома! Тебе никто не мешает, никто тебя на другие дела не отвлекает! Ты просто обязан давать результат, понимаешь?! Обязан! А ты что — баклуши что ли бьёшь?!
Последнее было сказано уже не громко а прямо криком. Полковник покраснел, его дыхание сбилось и он стоит, как резко остановившийся посреди спринта атлет. Не отрывая от него демонстративно выдержанного взора Роман напряг боковое зрение — интересно, кто выглянет, чтобы поглазеть, как его ругают?.. Хотя в его ситуации, наверное, вовсе и не обязательно именно смотреть — и так всё на всю квартиру слышно.
Будто опомнившись, Понятовский вновь поправил воротник и шумно вздохнул. Его рука потянулась туда, где обычно весит галстук, но, наткнувшись на грубую ткань казённой куртки, опустилась.
— Значит так, Ром… — Он взглянул на подчинённого уже почти без гнева, по-деловому. — В ближайшее же время жду от тебя новостей. Жду результата и не желаю слышать никаких оправданий. Землю носом рой — а чего-нибудь добейся! Всё.
Сказав это он резко развернулся и вышел из квартиры, как выходят, взяв последнее слово. Роман подумал, что старший и дверью хлопнет… но обошлось.
Спустя какое-то время шагая напоказ громко из кухни вышел Кирилл. Старлей хотел развеять обстановку, выдать что-нибудь неважное типа: «Сердится начальство, да?» и услышать в ответ что-то такое же несерьёзное, но вид капитана его остановил.
Роман стоит темнее тучи; желваки на щеках напряглись так, что подойди чуть ближе и услышишь, как зубы скрипят. Того и гляди от него током ударит! На вышедшего сослуживца он поначалу не обратил внимания, но спустя мгновение оттаял и взглянул на коллегу уже осмысленно, без негатива. Голос его прозвучал как ни в чём не бывало:
— Ну что — работаем?..
Кириллу и самому захотелось облегчённо вздохнуть, но он вновь привычно надел на себя маску сухого профессионала и кивнул.
— Работаем, товарищ капитан. И-и-и… мне всё-таки кажется, что что-то у нас потихоньку, да продвигается.
Роман смолчал.