Из театра Роман не вышел, а чуть ли не выбежал, так в нём всё вскипело! Добравшись до машины и сев на водительское он с силой хлопнул дверью и совершенно не сдерживаясь обоими кулаками злобно вдарил по рулю!
— Дурак! Ненавижу! Ну что за кретин?! Убил бы!
Кулаки вновь обрушились на несчастный руль! Опять и опять! Старенький «форд» даже, показалось, досадно застонал, а клаксон будто специально прыгнул под руки — по стоянке разлетелся обиженный гудок.
Зная, что уже сам ведёт себя, как дурак, что со стороны выглядит невоспитанным ребёнком Роман всё же ещё с минуту матерился, грозно сжимая ладони, но уже не стуча ими куда попало. В конце этой вспыльчивой, постыдной для взрослого человека выходки он с трудом выдохнул и упёрся локтями в руль. Его голова опустилась, в салоне стало слышно лишь тяжёлое сипловатое дыхание. Ещё через минуту, когда эмоции стали потихоньку отступать, пришло ощущение реальности, в которой тело почувствовало, что вообще-то в машине холодно; и не просто, а адски! Будто только сейчас Птачек заметил, что на дворе зима, что изо рта у него валит пар, что бока уже дрожат а зубы стучат, как от электротока!
Двигатель, спасибо, завёлся с первой попытки. Старенький «форд» зарычал а его хозяин, настроившись подождать хотя бы пять минут, погрузился в размышления.
Мысль, как в «классиках», запрыгала по номерам главной дорожки: что говорить начальству? Нет, что говорить — понятно. Точнее — что ИМЕННО говорить, а что придержать?.. С одной стороны можно намекнуть, что дело сдвинулось с мёртвой точки и теперь есть ниточка, за которую можно уцепиться… С другой это ниточка настолько тоненькая, что оплошать — раз плюнуть. Если не выгорит, то уж лучше сделать вид, что её и не было — головной боли меньше.
Так как же поступить?..
Внезапно пришла простая, но показавшаяся по-настоящему гениальной мысль: надо посоветоваться с Анисиным! Ну конечно! У него голова наверняка неглупая, авось чего дельного и сварит; или подтвердит, о чём Роман и сам догадывается. Плюсом ко всему очень похоже, что старика в отделении уважают, а значит будет можно, если вдруг что, сказать, что вот мол — советовался с Филиппом Петровичем, он мою догадку одобрил…
Дурные мысли как ветром сдуло. Обрадованный озарением Роман быстренько достал телефон, перед его глазами загорелся список контактов. Т-а-ак… Анисина нет… А, он записан как Ф. П… Надо потом исправить, а то как-то странно выглядит…
Нажав вызов Птачек стал ждать. Трубку долго не брали и в первый раз так и не взяли. Немного обескураженный Роман подождал минуту и позвонил вновь — на этот раз не прошло и трёх гудков, как на том конце произнесли:
— Да?.. Слушаю.
— Алло! Филипп Петрович? Это Птачек Роман. Узнаёте?..
Послышалось какое-то шарканье, а после звучно покряхтели, с хрипом прочистили горло.
— А, Роман, это вы… Да, разумеется узнаю. Чем могу быть полезен?..
— Филипп Петрович… тут такое дело… — Незаметно для себя Роман прижал язык к верхней губе и пару секунд размышлял, как лучше сказать. — В общем: посоветоваться бы мне с вами… В деле по нашему с вами главному, так скажем, человеку наметились кое-какие интересности. Будет у вас сегодня время встретиться? Обсудить?..
Голос Анисина прозвучал с акцентированным порицанием, словно у строгого учителя:
— Да бог с вами, Рома! Не надо спрашивать, просто приезжайте! Я из дома-то практически не выхожу, а для человека, занимающегося делом… нашим делом моя дверь всегда открыта.
Роман хотел назначить часа через два, после, как отметится в отделении и поест, но из его уст как будто само собой вырвалось:
— Хорошо. Тогда как насчёт прямо сейчас?
— Сейчас так сейчас. Через сколько вы будете?
Птачек взглянул на автомобильные часы.
— Через пять минут.
— Ну тогда жду…
— До встречи, Филипп Петрович!
Отложив телефон Роман понял, что его правая самую чуточку подрагивает. Это от холода или нервов?.. И, кстати, в разговоре с Анисиным он и в самом деле взволновался, хотя совершенно непонятно — почему?.. Решив, что это просто последствия недавней злобы, когда этого глупого модника с повадками настоящей свиньи так и хотелось удавить и лучше было уйти, Роман мысленно от всех тревог отмахнулся и взялся покрепче за руль. Старенький «форд» взрыкнул! Стирая шипы на зимней резине он сорвался с места, как атлет со старта при выстреле.
…Пятьдесят шестой дом нашёлся очень быстро, даже ни разу не пришлось глянуть в навигатор. Припарковавшись Роман хотел позвонить старику ещё раз, но передумал и сразу двинулся к четвёртому подъезду.
Пока шёл в глаза бросилась примечательная картина: во дворе кто-то, видно, очень способный выстроил из снега высокую горку с длинным, метров на двадцать скатом. Как раз сейчас похожие в своих тяжёлых пуховиках на откормленных пингвинов детишки взбираются по широким, заботливо выдолбленным ступенькам и скатываются кто на магазинных, а кто и на самодельных скользянках. А гвалт от них, будто вчера начались каникулы!
Добравшись до подъездной двери Роман набрал «семьдесят восемь» и стал ждать.
— …
— …
— Да?..
— Филипп Петрович, это я!
Домофон засигналил. Тяжёлая металлическая дверь дрогнула, открылась. Роман потянул за покрытую деревом ручку и поскорее запрыгнул внутрь, подальше от уже начавшего кусать мороза.
Когда капитан поднялся на второй этаж дверь справа уже оказалась открыта. Не став стучать Роман отпёр её и переступил порог. Перед ним, как и в прошлый раз, предстала та же самая картина: посередине коридора встречающий гостя немолодой хозяин, а слева на стене деревянная лакированная вешалка с двумя куртками и одной шапкой. Снизу на газетке зимние ботинки, а чуть дальше из-за угла бельевого шкафа настороженно выглядывают валенки.
— Ну здравствуйте, Роман. — Старый с виду, но вовсе не старый в движениях Анисин шагнул вперёд и протянул ладонь. — Хотя может быть нам лучше перейти на ты?..
— Лично я с удовольствием. — Птачек пожал протянутую руку и для себя в очередной раз отметил, что Анисин жмёт крепко, как это было принято раньше. — Но я всё равно буду звать вас Филипп Петрович, если вы не против.
— Вовсе нет. — Глаза старого следователя на мгновение будто сверкнули, а затем стали пытливыми. — Тебе, Ром, чай? Или кофей?
Не успели слова прозвучать, как из кухни загремел звонкий, пронзительный свист! Анисин обернулся, но с места не сдвинулся. Вновь посмотрев на гостя он вопросительно приподнял брови и мотнул головой.
— Мне, пожалуй, чай. И покрепче. — Захлопнув за собой Роман расстегнулся и нацепил петельку куртки на вешалку. — Как вы в прошлый раз делали.
— Это мы легко. — Анисин скрестил руки за спиной. Развернувшись он побрёл на кухню. — Ты пока в зал проходи. Чувствуй себя как дома.
Разувшись и аккуратно, один к другому поставив ботинки на газетку, капитан Птачек выпрямился и тихой, прямо-таки плывущей походкой направился к комнате, которую помнил, как зал. Справа, как и в прошлый раз, миновала открытая дверь в покои с двумя кроватями. Роман не стал задерживаться, просто отметил, что, как и тогда, одна заправлена идеально, ну просто как на показ… а вторая чуть ли не кое-как, просто прикрыта покрывалом, будто в общежитии койка какого-то ленивого студента.
Зал оказался таким же, как и всё остальное — без единого изменения. Хотя… Точь-в-точь на своём месте старенький лупообразный телевизор, напротив него два кресла и между ними столик. Взгляд зацепился за белую скатёрку на этом столике… точнее за вазу на этой скатёрке: в воде, как и в прошлый раз, живой жёлтый цветок.
Роман сперва даже глазам не поверил. Глянув искоса — не видно ли его? — он нагнулся и с большим интересом внюхался в бутон: пахнет настоящим природным ароматом живой пыльцы. Но ведь прошлый цветок уже давно бы увял… Кто-то дарит Анисину цветы или он сам их покупает?..
Из кухни долетел голос старика:
— Ну как ты там, Ром? Устроился?
Вынырнув из раздумий капитан быстренько выпрямил спину и вполоборота встал к выходу.
— Спасибо, Филипп Петрович! У меня всё в порядке!
— Ты извини, я тебя малость побеспокою. Помоги поднос донести, а то мне рук не хватает.
Тогда Роман не был на кухне, но когда сейчас он сюда зашёл она ничем его не удивила; как и остальная квартира эта комната есть прямое отражение хозяина: старая, но не дряхлая. Холодильник, стол со стульями, чайник и прочее — всё из прошлого века, хотя на вид и вполне рабочее.
— Вот, возьми. — Анисин указал на поднос, нагруженный двумя большими кружками и глубокой, словно бы фарфоровой пиалой, в которой поровну шоколадное печенье и шоколадные же конфеты. — Отнеси, поставь рядом с вазой. Я сейчас приду.
Сказано — сделано. Уже через минуту Роман снова находился в зале, причём уже в кресле, а подошедший Анисин добавил на поднос принесённый заварник. Рядом на специальную, ещё советскую термопоподставочку он водрузил исходящий жаром металлический чайник.
— Так ты говоришь, тебе как в прошлый раз? — Старик нагнулся над подносом, заварник в его утомлённых годами руках навис над кружкой.
— Ну, можно немного полегче… — Птачек неопределённо покрутил кистью. — Сделайте, наверное, как себе. Вы говорили, что крепкий не пьёте?
— Так ведь у меня сердце. — Анисин разлил заварку двумя одинаковыми порциями, после чего в кружки сразу же отправился исходящий паром кипяток. — Мне слишком крепкий вредно.
Пока усаживались, пока обменивались вежливостями Роман вновь прошёлся взглядом по обстановке: показалось, что чего-то всё-таки не хватает. Цветы в горшках на подоконнике, рамка с фотографией за стеклом в шкафу… А-а-а, нету столика в углу. Того, на котором был отпечаток, будто от аквариума.
Оценивающе приглядевшись к собственному чаю Анисин приблизил нос к кружке, понюхал. Его губы аккуратно, очень неспешно прильнули к краю — по горлу прокатился маленький пробный глоток.
— Так и что ты, Ром? — Он взглянул на гостя из-под седоватых бровей. — С чем пожаловал?
Сразу после он подвигал верхней губой, от чего усы его, прям как у Понятовского, комично походили вправо-влево. Интересно: они, когда вместе работали, понимали, насколько друг на друга в этом похожи? Или кто-то другого скопировал?..
— Всё с тем же, Филипп Петрович. — Роман и сам отпил чуть — по языку прокатилась приятная горечь. — Про нашего с вами маньяка хочу поговорить. Про Поэта.
Глядя в кружку Анисин самую малость улыбнулся, как улыбаются неприличной, но всё-таки смешной шутке.
— Вот… теперь и ты его так называешь… А в прошлый раз, помню, тебя кривило.
— Да мне и сейчас не нравится. — Роман пожал плечами. — Просто ребята так его зовут, по другому не хотят. Как-то привык.
Анисин снова поднял кружку и отхлебнул уже бо́льшим, на сколько позволил кипяток, глотком.
— Ну ладно… — Он поднял лицо — на капитана взглянули уже совсем не стариковские, а истинно охотничьи глаза бывалого следака. — Рассказывай.
Роман думал, что на пересказ всего произошедшего с его крайнего визита уйдёт совсем немного времени, но КРУТО ошибся: Анисин слушал его, будто генерал принимает доклад разведчика. На каждом заинтересовавшем его моменте выспрашивал все подробности, выпытывал все детали и постоянно переспрашивал и уточнял. Это стало настоящим испытанием для памяти. Не раз и не два приходилось морщить лоб, закрывать глаза и напряжённо вспоминать, пока старик терпеливо ждал пояснений о той или иной ранее казавшейся Птачеку несущественной тонкости. Лишь когда разговор пошёл о сегодняшнем визите в театр он не прервал ни разу. Всё время, пока слушал, Анисин смотрел будто в пустоту и потихоньку отхлёбывал.
— В общем как-то так. — Роман отставил опустевшую кружку. — Руки так и тянулись ему накостылять, как вы понимаете. Я свалил; от греха подальше…
Кружка Анисина опустела тоже. Заметив, что и у него и у гостя порожно, старик без вопроса разлил по новой.
— Что ж… любопытная история… — Отпивая свежего чая он причмокнул. — Занятная… — Из задумчивого его взгляд быстро стал острым и осмысленным. Когда глаза Анисина поднялись на Романа, тот прямо-таки почувствовал, будто его лица коснулись чужие пальцы. — Так и что сам ты обо всём этом думаешь?..
С ответом Птачек спешить не стал. Его рука вновь опустила свежий чай, а пальцы потёрли подбородок.
— Вообще-то у меня есть некоторые мысли… но я хотел бы сперва посоветоваться с вами. Сравнить, так скажем, наши выводы. Понимаете?..
— Понимаю… — Анисин важно кивнул. — Я, очень возможно, сам бы поступил на твоём месте так же. И то, что ты сдержался — это, конечно, в твою сторону плюс…
В голосе старика послышалась неверная нотка.
— Да, если бы я ему врезал… — На миг эта картина зависла в воображении и Роман невольно улыбнулся, представляя, как от всей души хама лупасит. — Хотя вы это так сказали, будто что-то всё-таки не то…
Взгляд старого следователя стал… хитрым? Анисин в самом деле прищурился, но по нему не понять — то ли просто отчего-то хмурится, то ли это так поглядывает на гостя несколько свысока, как более старший и опытный.
— Молодец. — Он приподнял кружку, как бы чокаясь. — Это ты верно подметил… Вообще-то, Ром, обязан тебе сказать, что ты с самого начала в этот театр ехать был не должен. И уж если съездил разок, то уж второй для тебя должен был бы быть баста.
Брови поползли вверх, а уже готовая снова взяться за кружку рука замерла на полдороге. Роман не ответил, а как бы выдавил:
— Это почему?..
— А потому, Рома, что место, куда ты пошёл, как ты, между прочим, сам уже заметил, явно является объектом очень интересующим нашего с тобой общего, так выразимся, знакомого. — Глядя на гостя Анисин с особым выражением покивал. — А если это так, то было бы глупо со стороны нас — тех, кто его ищет — появляется там. Это может вспугнуть его и заставить отказаться от планов, которые, очень возможно, Поэт ещё не полностью осуществил. Разве ты об этом не думал?..
Такая простая и очевидная мысль бахнула Романа по голове, как кувалдой! В секунду он ощутил себя безмозглым, наиглупейшим, самым тупым человеком на свете! Ну конечно! Почему он сам об этом не подумал?!
Анисин прищурился чуть у́же, взгляд его от этого стал ещё хитрее. Голос старика, однако, остался мягким и вовсе не укоряющим:
— Если уж тебе так хотелось с кем-нибудь из этого заведения пообщаться, ну хотя б с тем же ихним директором, лучше было б просто позвонить ему и пригласить к себе, как свидетеля. Что, думаешь, это было бы проблемно?.. Уверяю тебя — просто обратись к Понятовскому: его с этим дьяволовым глухарём наверху шпыняют так, что он, если потребуется, и звезду с неба достанет, а уж какого-то там выскочу вообще возьмёт и за ухо в отделение притащит. Ты его просто ещё не знаешь.
Пока обдумывал, как ответить, Роман и в самом деле представил, как Понятовский ведёт Валерия за ухо. Тот сопротивляется, упирается, кричит, а полковник такой «А ну цыц!» и тащит его дальше. Это заставило капитана улыбнуться вновь.
Немного помолчав и отпив чаю Анисин отставил кружку и скрестил пальцы на животе. Его лоб взбороздили морщины, а взгляд из хитрого опять стал глубоким. Роман поёрзал на месте; в повисшей тишине все слова, которыми хотелось ответить на мнимый упрёк, показались ему теперь ужасно дурацкими. Старик прав, а он ошибся. Роман поджал губы.
— Ничего… — утешил Анисин, будто читая его мысли. — Ещё наберёшься опыта.
И снова захотелось что-то в ответ сказать, но снова Роман смолчал — ему показалось, что прерывать раздумья старого следователя не стоит. Вон какой он серьёзный, прямо можно увидеть, как работает его мозг; в таком состоянии человека лучше не отвлекать: а ну как он до чего дельного дойдёт?..
И опять, словно вновь прочитав мысли гостя, Анисин шумно вздохнул и уставился на Романа, будто тот задал ему какую-то особенно каверзную дилемму.
— Знаешь, Ром… Вот что я думаю: этот так называемый Поэт — он ведь личность необычная. Даже по меркам маньяков, не находишь?..
Капитан двинул плечами:
— Если честно, мне сложно судить. Я всю жизнь занимался обыкновенными преступниками; мне мало, с чем сравнивать.
— Ну, тогда у нас есть только моя чуйка. — Анисин немного комично выгнул губы. — И она говорит мне, что наш враг — это человек непростой явно очень. С большой буквы. И определённо неглупый.
— Ну, это не новость… — Роман всё-таки взял кружку и сделал новый глоток. — Если бы он был дураком, то уже давно бы попался. А он сколько — лет шесть уже бесится?..
— Говоря «бесится» ты, Рома, подразумеваешь, что он как бы сходит с ума. — Анисин поглядел на гостя с лёгким неодобрением. — Но я бы так не стал говорить о нём ни в коем случае. Нет, — он помотал головой, — наш парень явно планировщик, и планировщик очень хороший. Не побоюсь высказать этого — с крепким умом и стальными нервами.
Несколько секунду Роман смотрел на Анисина с вопросом… и наконец всё-таки решился:
— Филипп Петрович… вы говорите о нём чуть ли не с восхищением. Разве так можно?..
К удивлению Романа Анисин вовсе не ответил ему взглядом, полным недоумения, раздражения или брезгливости. Старик лишь стал, если это возможно, ещё серьёзнее.
— С восхищением? Нет, Рома, это не так. Но таким как мы, следакам, должно быть просто воспрещено думать о преступниках, как о каких-то животных. Да, он чудовище. Но ведь он умён. Если ты будешь воспринимать его за бешеную собаку, то никого его не поймаешь. Лучше думать о нём, как о противнике в, скажем, шахматной партии. И постараться своим умом переиграть его ум. Мне это так видится.
Наступила краткое затишье. Роман обдумывал, чем бы таким ответить, но Анисин снова его опередил. Отставив чай старик развернулся к гостю всем корпусом и положил ладони на колени. Со взглядом, полным значительности, он заговорил:
— Вот что, Ром: если театралов в самом деле убивает Поэт, а на подражателя тут явно не тянет, то с нашей стороны будет естественно искать в его действиях закономерность. Нельзя же просто думать, что вот он убивает их, просто потому что он маньяк?.. Слишком уж, как ты верно отметил, с последними двумя убийствами крутые совпадения. Верно я рассуждаю?..
Птачек хотел кивнуть, но Анисин продолжил ещё резче и уверенней:
— Это первое! Второе: если три года назад, коли верить моему предположению, он перековался и перешёл с тех, кого можно убить легко и безнаказанно на тех, кто, скажем так, с грешком, то почему он не может сделать этого снова — снова перенацелиться?.. Или же… — Старик понизил голос, меж его бровей пролегла чёрточка, — или же он действует по-старому, но просто нашему любителю крови и поэзии известно про театралов что-то, чего пока ещё не известно нам.
Слова вырвались раньше, чем Роман успел их обдумать:
— Вот и я о том же, Филипп Петрович! Это же ведь так очевидно, разве нет?!
Анисин поморщился, будто услышал скрип металла по стеклу. Уголки его губ, однако, приподнялись.
— Тише, Ром, тише. Чего кричишь?.. Я ещё не совсем глухой.
Птачек понял, что как-то очень быстро перевозбудился.
— Извините, Филипп Петрович. Простите. Просто у меня накипело…
— Понимаю… — Анисин улыбнулся ещё шире, уже открыто. — Прекрасно тебя понимаю. Всё тот болван из головы не лезет?..
Роману показалось, что его упрекнули в личной неприязни, которая вредит общему. С напором, которого его ответ вовсе не заслуживал, он возразил:
— Филипп Петрович! Да мне плевать, что он там о себе воображает! Я ж про то, что он может быть во всём этом замешан!
Сказав это Роман понял, что вновь горячится, и горячится напрасно. Перед стариком ему стало неловко. На Анисина, впрочем, это не произвели эффекта никакого. Со спокойствием, с которым голубям в парке бросают крошки, он ответил:
— А я на это, Рома, и не возражаю. Более того — я с тобой согласен. Если Поэт убил уже двух людей из одного и того же места, — вот этого самого театра, — причём сделал крупный акцент на их, как ты выразился, некой нечистоплотности… Да что ходить обиняками! Он прямо намекнул, что и этот режиссёр, и эта — кем она там была? — из бухгалтерии замешаны в чём-то тёмном! Если, продолжаю, всё это правда, то будет непростительной наивностью думать, что и сам директор театра с этим всём как-то не связан или хотя бы о чём-то не догадывается. Где это видано, чтобы начальство не было в курсе, не покрывало а то и не возглавляло какие-нибудь преступные выходки своих подчинённых?.. Нонсенс! Конечно в теории это возможно… — Анисин пожал плечами, — но лично я посчитал бы человека, поверившего в это, слабоумным. Одно только озлобленное поведение этого твоего Валерия чего стоит… Невинный так бы себя не вёл, уж в этом забьюсь с кем угодно.
Анисин говорил спокойно, рассудительно и даже как-то отстранённо, но Роману казалось, что старик прямо жгёт — настолько каждое его слово находило отклик в сердце! Ещё бы! Всё о чём он и сам думал — всё будто снято у него с языка и высказано с той завораживающей трезвостью, с которой можно убедить кого угодно разумного в чём угодно логичном.
Может быть этим мысли отразились у Птачека на лице, так как Анисин прервался и глянул на гостя вопросительно.
— Что, Ром? Поди о том же думал?..
— Да я… — Капитан замялся и стал чесать в затылке. — Я да… Вы прямо в десятку лупите, Филипп Петрович. Мне и добавить нечего.
— Нечего добавить? — Анисин картинно удивился. — А я-то думал, что всё, что я сейчас высказал, ты и сам знаешь. Это же азбука… Ты ведь на самом деле не за этим пришёл. Не за тем, чтобы услышать эти очевидности.
Взгляд капитана опустился на поднос, пошарил там… спустился на пол… а потом быстро вернулся к старику. Голос Романа, словно в подражание старшему товарищу, и сам теперь прозвучал спокойно и будто бы напоказ холодно:
— Ну вообще-то, Филипп Петрович, да… Вы правильно сказали, что всё это очевидно. Но ведь… Мы можем видеть одно и тоже и даже думать одинаково… однако поступим по-разному. Я бы… — Роман хрипнул, громко прочистил горло. С новой порцией уверенности он продолжил: — Я был бы вам очень признателен, если бы вы посоветовали, как со всеми этими знаниями поступить. Или если бы вы сказали, как сами бы с ними поступили…
Между старым и новым следователями повисло молчание. Роман выжидающе смотрел на Анисина а тот словно бы погрузился в какой-то транс и перестал замечать окружающее, его взгляд сосредоточился на одной точке. Очень медленно, не спеша старик будто оттаял. Его голос прозвучал, словно он разговаривает не с другом, а даёт отчёт высокому начальству:
— В такой ситуации, Роман, было бы всего разумнее установить наблюдение за работниками театра, а в особенности за его директором. По возможности скрытное. Почему? Во-первых потому, что каждый из них может стать новой жертвой, а во-вторых потому, что это может вытащить на свет некоторые неприглядные факты, которые сами они пытаются скрыть, и таким образом облегчит нам выявление мотивов убийцы. Если он, конечно, всё ещё играет в народного мстителя…
Анисин замолчал и тут же как-то неуловимо поменялся, словно вот только он был в режиме «железный сыщик», а вот уже это снова вышедший на пенсию старик. Особенно это отразилось на взгляде, который из стального и сфокусированного стал спокойным и мягким. Пожевав нижнюю губу он добавил:
— Ну что, Ром — подходит тебе такой совет?..
Над ответом капитан не думал ни секунды. Уже предвкушая будущую охоту он искренне улыбнулся и со всем жаром заверил:
— Я и сам не сказал бы лучше!