Рамадан Микаел
Тень Саддама Хусейна
От автора
Почти полгода я диктовал эту историю моему другу, которого буду называть Ахмедом Мухаммедом, хотя это не подлинное его имя. Ахмед терпеливо слушал и записывал мой сбивчивый рассказ и подготовил машинописный текст.
Мой хороший друг Джаляль аль-Кведенни перевел этот материал на английский и, когда окончательный вариант был готов, снова перевел его на арабский, чтобы я мог сделать кое-какие изменения, дополнения и затем окончательно одобрить текст.
Я также благодарен Джону О'Тулу, который неутомимо работал, чтобы подготовить рукопись к публикации.
Некоторые имена, упомянутые в книге, были изменены, чтобы защитить этих людей от преследования режима Саддама. Другие я просто забыл, по прошествии времени. Места и даты также могут быть неточными по той же причине. За все это ответственность целиком лежит на мне.
Однако я утверждаю, что все, изложенное на этих страницах, правда. Это я подтвердил под присягой перед американским поверенным в суде.
Микаел Рамадан Ноябрь 1998 г.
Предисловие автора
Волею судьбы я оказался первым и наиболее известным из нескольких действующих двойников Саддама Хусейна. В течение двух десятилетий я был вынужден наблюдать, как Саддам, обладавший абсолютной властью над своим народом, жестоко устранял тех, кто осмеливался противостоять ему. Печатное слово не может должным образом передать весь ужас пережитого мною, но то, что я здесь рассказываю, не является плодом моего воображения и ничто не преувеличено. Мне трудно было описать масштабность изощренного угнетения, которому подвергаются многие иракцы.
Решение рассказать об этих ужасах далось мне нелегко. Я долго размышлял над тем, не сможет ли мой рассказ подвергнуть опасности жизнь людей, которые продолжают бороться против Саддама. Даже бывшие революционеры и находящиеся в ссылке диссиденты вроде меня обладают лишь относительной свободой. Международные связи спецслужб Саддама хорошо мне известны по документам, его агенты успешно действуют во многих странах мира, и многие из нас не могут чувствовать себя защищенными. Поэтому я избегал вовлекать в свое повествование тех, кто пока ещё жив, и в этих целях некоторые подробности были изменены для того, чтобы не раскрыть участников этих событий и не подвергать их опасности.
В период моей службы в президентском дворце я постоянно общался с Саддамом и был на короткой ноге с руководителями его администрации и правящей Социалистической партии Баас. Позже я был вовлечен в движение недовольных представителей иракского общества, готовивших заговор с целью свержения существующего режима. Хотя сейчас невозможно вспомнить слово в слово все, что говорилось двадцать лет назад, я запечатлел мои встречи со всеми так, как я их помню. Рассказывая обо всем, с чем я столкнулся за годы службы во дворце, я постарался раскрыть подлинную природу политического режима Саддама и его разрушительное воздействие на иракцев различных политических и религиозных убеждений.
Однако не это было моей главной целью.
Несмотря на мои многочисленные страхи и сомнения, существуют и другие серьезные причины, которые заставляют меня рассказать свою историю. За несколько месяцев до моего разоблачения как двойника и вынужденного бегства из Ирака мне стали известны тайные замыслы Саддама, воплощение которых представляет страшную угрозу для миллионов людей западного мира.
Пока я собирал свои свидетельства, я был крайне осторожен и доверился лишь горстке людей. Чтобы мои свидетельства были восприняты всерьез, я решил искренне рассказать о своем соучастии. Я понимаю, что буду подвергнут критике и насмешкам. Мои поступки и мое поведение часто были непоследовательными и противоречивыми и я не всегда был так храбр, как бы мне хотелось. Сейчас меня смущает моя наивность в первые годы общения с Саддамом, но публичное заявление о собственном несовершенстве - небольшая плата за то, чтобы мир услышал о том, что происходило на самом деле.
Потому что он должен услышать.
Я прибыл в США в начале декабря 1997 года. Через несколько дней меня перевели в безопасное место, если вообще может быть место, до которого не дотянутся руки Саддама. Сколько времени я смогу оставаться здесь, зависит не от меня.
Мне, простому арабу, лишенному каких-либо амбиций, иногда трудно понять, как я впутался в эту страшную борьбу за власть, которая стала сутью всей жизни Саддама. Моей самой заветной мечтой было прожить свою жизнь спокойно и в мире. Но я был абсолютно лишен этого из-за своего удивительного сходства с иракским президентом. Единственная моя надежда на будущее, это то, что однажды режим Саддама рухнет и я смогу вернуться домой.
Я жду этого дня с нетерпением.
Мое полное имя Микаелеф Рамадан Абу Салих аль-Кадхими, и я единственный сын Рамадана Салиха и Назихи аль-Баху. Я родился в 1944 году в городе Кербела, расположенном в ста километрах к юго-западу от Багдада. Напряженные отношения, сложившиеся там между двумя направлениями в исламе шиизмом и суннизмом, были типичным примером религиозной розни, которая стала тяжелым бременем для Ирака с момента её зарождения после Первой мировой войны.
Население Ирака - почти целиком мусульмане, хотя оно делится на три отдельных этно-религиозных направления - арабские шииты, арабские сунниты и курды. Курды тоже мусульмане, большинство из которых - сунниты. Из трех групп арабские сунниты - самая маленькая, но они имеют доминирующее политическое влияние; Саддам, его семья и большинство тех, кто занимает высокие посты, - мусульмане-сунниты. Хотя в Кербеле преобладают шииты, моя семья тоже сунниты.
До 1979 года я был школьным учителем, так же как мой отец. Он родился и вырос в Кадхимии, расположенной в нескольких километрах к северу-западу от Багдада, на берегах реки Тигр, там он встретился с моей матерью, Назихой аль-Баху, которая была его троюродной сестрой, и женился на ней. После рождения моей старшей сестры Вахаб в 1939 году семья переехала в Кербелу, где отцу предложили пост заместителя директора школы в суннитском районе города.
До иранской революции 1979 года аятолла Хомейни более 10 лет жил в ссылке то в Кербеле, то в аль-Наджафи, в восьмидесяти километрах к югу от места захоронения имама (главы шиитов) Али. Хомейни часто вызывал раздражение иракского правительства своими заявлениями о том, что шиитские святыни обоих городов не являются собственностью Ирака. В 1977 году он объявил правительство ответственным за смерть своего сына, Мустафы, который погиб в автомобильной катастрофе в Кербеле, как широко сообщалось, "при крайне подозрительных обстоятельствах". Таким образом, Саддам и Хомейни стали непримиримыми врагами задолго до того, как оба пришли к власти - что случилось, по случайному совпадению, в одном и том же году.
Саддам был уже хорошо известен в коридорах власти, когда в конце 1969 года его заметила иракская публика. Его официально избрали членом Совета революционного командования, правящего органа Ирака, и президент Ахмед Хасан аль-Бакр, дальний родственник его матери, тут же назначил его вице-президентом и премьером. Практически Саддам занимал эти посты немногим более года, но он всегда помнил, как быстро было свергнуто предыдущее правительство баасистов; и лишь после того как были убраны наиболее опасные противники нового режима, он стал открыто сотрудничать с ним.
Весной 1970 года мой коллега-учитель шутливо поздравил меня с тем, что я был удостоен высокой чести сопровождать президента аль-Бакра на межарабскую встречу в верхах в Багдаде. У него в руках был номер официальной газеты "Революция" с фотографией президента рядом с Саддамом Хусейном на первой полосе. Я впервые увидел лицо этого человека, и наше сходство потрясло меня. По мере того как росла популярность Саддама, меня все чаще ошибочно принимали за него.
Мой отец, Рамадан, умер в 1975 году после долгой болезни, Вахаб, моя единственная сестра, была уже замужем и жила в Багдаде, и я остался с матерью в квартире неподалеку от центра Кербелы. Я никогда всерьез не задумывался о женитьбе, хотя по арабскому обычаю мне уже представили множество кузин, каждая из которых была не прочь стать моей женой. Самым заветным желанием моего отца было, чтобы я подарил ему внука, но лишь через полгода после его смерти я встретил Амну, новую учительницу нашей школы, которая была моложе меня на 10 лет. Нас нельзя было назвать страстной парой, но мы питали глубокую нежность друг к другу и вскоре после нашего знакомства обручились. С нашими двумя скромными, но все же достаточными зарплатами у нас был бы доход, отвечающий нашим весьма умеренным потребностям.
Отец Амны, Паша Латиф аль-Рабака, в молодости был активным членом Иракской коммунистической партии (ИКП), и когда Амна в первый раз привела меня в дом, чтобы познакомить с ним, от неожиданности он чуть не задохнулся. Несколько лет назад ИКП образовала союз с баасистами, но вскоре стало ясно, что радикальная политика левого крыла никогда не найдет поддержки у Саддама. Из-за этого контакты с известными активистами ИКП становились все менее популярными. В течение многих лет движение баасистов постепенно смещалось в правую часть политического спектра и в конце концов пришло к культу личности, подобному культу Адольфа Гитлера и нацистской партии в Германии 30-х годов. То, что оставалось от социалистических идеалов, на которых держалась партия, образованная в 1947 году, давно исчезло.
Ненависть Паши к Саддаму не была секретом в семье, и когда я, словно зеркальное отображение его самого заклятого врага, впервые появился перед ним, прошло какое-то время, прежде чем он смог заговорить.
- Ты очень похож на Саддама, - наконец произнес он, буквально выплюнув ненавистное имя. - Вы родственники?
- Нет, между нами нет даже самого отдаленного родства, - ответил я.
Паша кивнул, но лицо его оставалось строгим.
- Не завидую твоей внешности, - добавил он и углубился в книгу, которую держал в руках.
Когда мы с ним сблизились, я нашел его интересным человеком, страстным защитником своих убеждений. В то время политика меня не интересовала, но Паша доказывал, что, пока иракцы продолжают считать себя арабами или курдами и шиитами или суннитами, в нашей стране не будет мира.
После смерти Паши его дети остались верны его убеждениям. Амна вместе со своими тремя братьями - Латифом, Рафиком и Абдуллой - придерживалась оппозиционных взглядов деспотическому режиму Саддама, хотя она спокойно воспринимала мое безразличие к политике и любила подтрунивать над своими коммунистическими друзьями, когда представляла им меня. Как-то однажды в доме её родителей я находился в ванной, когда к ней зашел её двоюродный брат с номером коммунистической газеты "Народный путь" и заявил, что Саддама стоило сжечь. Амна поднесла палец к губам.
- Замолчи, Аззам, у нас здесь гость, которого могут очень заинтересовать твои откровения. - В этот момент я вошел в комнату, и когда взгляд Аззама упал на меня, он побледнел, как смерть. Амна от смеха каталась по полу. Даже после того, как я сказал гостю, кто я такой, прошло некоторое время, прежде чем он смог оценить шутку.
Все чаще и чаще меня принимали за Саддама, и люди останавливали меня на улице, чтобы пожать руку. Однажды, когда мы со школьниками приехали в Багдад, в городском парке меня окружила группа сторонников Саддама. Их внимание казалось мне бесцеремонным и навязчивым и совсем не льстило. Но я научился мириться с этим.
Первые месяцы 1979 года были отмечены заметной активностью службы госбезопасности, возглавляемой сводным братом Саддама. Большие и малые города были очищены от представителей политической оппозиции, подлинных или только подозреваемых, и тысячи людей, многие из которых имели лишь косвенные связи с диссидентами, были арестованы. Сотни студентов забирали прямо из колледжей, и множество ни в чем не повинных людей исчезли навсегда. По моему мнению, слухи о пытках, применяемых к арестованным, были преувеличены, и я предпочитал отмахиваться от них. Мне пришлось посмотреть правде в глаза, когда однажды днем я вошел в учительскую и увидел Амну, утешающую сослуживицу, которая рыдала за своим столом.
Муж этой женщины, тоже преподаватель, пропал 3 дня назад. А сегодня её двадцатидвухлетний сын пришел в школу, чтобы сообщить матери о его смерти. Молодой человек, крайне расстроенный, отвел меня в сторону и поведал, что случилось. В их дом пришел чиновник, чтобы сообщить матери, что тело её мужа находится в городском морге и его нужно забрать как можно скорее. Сын, потрясенный новостью и надеясь, что произошла ошибка, бросился в морг взглянуть на тело, но его самого чуть не арестовали.
- Когда я приехал туда, - рассказывал он приглушенным голосом, - и сообщил причину моего визита, они сначала отказались показать мне тело отца. Только моей матери, заявили они, было разрешено увидеть его тело. Когда я стал настаивать, они пригрозили мне арестом. Однако один служащий пожалел меня. Мне показали труп, который действительно оказался телом моего отца, и сказали, чтобы я немедленно сделал все, чтобы забрать его.
Молодому человеку было тяжело описывать состояние тела его отца, которого подвергли пыткам.
- На его плечах и ногах были небольшие дырочки, как будто его пронзали какими-то острыми предметами. На пальцах были сорваны ногти, а на кончиках пальцев были остатки расплавленной пластиковой изоляции провода его пытали электрическим током. Прикончили, пустив ему в голову пулю.
Молодой человек никак не мог понять, почему его отца арестовали.
- Он... он был учителем. Он никогда не выступал против режима. Возможно, какой-нибудь сотрудник службы безопасности - его бывший ученик, затаивший на него зло. Я слышал, что в подобных случаях, бывает, удовлетворяется личная месть.
Здесь он тоже не выдержал и начал рыдать.
Никогда раньше я не встречался с очевидцами подобной жестокости. Я не сомневался в честности молодого человека, но был уверен, что он преувеличивал, описывая раны отца.
Какой вообще смысл в том, чтобы пытать школьного учителя?
Вот таким я был наивным. Однако это продолжалось недолго.
Официально Саддам занимал пост вице-президента, но многие годы был настоящей "властью за троном". Он рассматривал своих бывших союзников из ИКП как угрозу своему положению, и в апреле редакция газеты "Народный путь" была закрыта, а типографское оборудование конфисковано. В результате его деятельности, спустя несколько недель после многочисленных репрессий, Ахмеда Хасана аль-Бакра вынудили оставить пост президента под предлогом пошатнувшегося здоровья и его должность без малейших демократических процедур перешла к Саддаму. Почти сразу же Центральный комитет ИКП объявил свое полное неприятие происшедшего и призвал создать Демократический патриотический фронт, чтобы установить демократический строй в Ираке. Саддам немедленно отреагировал на это, и много известных коммунистов было казнено. Даже Тарик Азиз, хорошо знакомый западному миру со времен войны в Заливе и чьи умеренные взгляды были всеми признаны, не проявил никаких симпатий в отношении коммунистов. Он считал, что им не место в новом Ираке, о чем он сказал в своем выступлении по национальному телевидению.