Он моментально прикусил язык, когда мимо нас прошла молодая парочка, а затем рассказал мне о своих действиях после возвращения в столицу.
- Мне потребовалось новое имя - Рад Мохаммед, я сформировал новую активную группу ИКП; партии в Ираке сейчас практически не существует. Я единственный человек, которого ты знаешь в этой группе, и для всех будет лучше, если так это и останется. Мне нужна твоя помощь в серьезном деле, Микаелеф. Сейчас ИКП - часть коалиции. Если нам удастся устранить Саддама, сможешь ли ты его замещать, пока мы не начнем контролировать ситуацию?
Однажды Амна уже задавала мне такой вопрос, и я посмеялся над этим. Но теперь я согласился без колебаний.
- Хорошо. Нам нужно обсудить ещё кое-что. Я должен быть уверен, что любое покушение на жизнь Саддама не произойдет тогда, когда ты будешь на его месте. Поставь кактус на окно своей спальни. Тогда, когда ты будешь замещать Саддама, убери кактус. Если ты по каким-то причинам не смог этого сделать и перед тобой - убийцы, которые полагают, что ты - это Саддам, крикни: "Кактус!" Тогда мои люди будут знать, что покушение не состоялось. - Латиф посмотрел на меня и засмеялся. - Разумеется, если это будет другая организация, нападающие подумают, что ты сошел с ума!
- Однако, я думаю, они все-таки выполнят свою задачу, - заметил я несколько иронично.
- Да, ты идешь на риск, - согласился Латиф.
Также он решил, что теперь нам пора изменить способ связи.
- Теперь я буду оставлять около твоей парадной двери кактус. Если ты заберешь его, я буду знать, что ты в Багдаде и получил мое сообщение. На следующий день приходи сюда же, в полдень.
- Только не устраивай таким образом встречи часто, Латиф, - сказал я, - мне будет трудно объяснить гостям, почему мой дом заполнен растениями из пустыни!
Латиф, снова засмеявшись, встал.
- Хорошо, что ты все ещё способен шутить, дружище. - Он крепко обнял меня. - Мы можем и не встретиться больше, Абу Салих, - нежно сказал он, используя арабское уважительное обращение, которое я редко слышал, применительно к себе. Пройдя через столь многое вместе, мы расставались с болью в сердце.
Я беспокоился за Латифа. После жестокого убийства Амны и детей, потеряв также двух братьев и близкого друга, он казался просто фанатиком в своем желании избавить страну от Саддама и подобных ему. Я тоже изменился, стал злее и крепче, хотя до Латифа мне было, конечно, далеко. Меня, правда, смущало, что его состояние может помешать ему рассуждать трезво.
Сорвиголовам в Ираке было не место.
К этому времени США развернули настоящую политическую и информационную кампанию против Саддама, и после двух инцидентов в начале года стала видна двойственность отношения к Ираку.
В марте иранский журналист Фарзад Барзофт, работавший на Великобританию, был казнен в Багдаде за шпионаж, и западная общественность осудила Саддама за это. Все уверения в его невиновности Саддамом отвергались. К чести президента, было достаточно доказательств, что этот человек, которого арестовали в прошлом году, когда он собирался покинуть страну, действительно работал на разведку, и у Саддама не было ни малейших сомнений в том, что он схватил иностранного агента.
Примерно в то же время в Брюсселе был убит канадский ученый Джеральд Булль. Несколько лет он работал на Ирак, и, когда известие об его смерти достигло президентского дворца, Саддам был в ярости. Булль был одним из лучших в мире экспертов по созданию "супероружия" дальнего действия, и когда правительства Америки и Канады отказались в конце семидесятых от его услуг, он решил продать свои услуги за более высокую цену.
Явных мотивов для его убийства не было. Его не ограбили, хотя при нем, по слухам, нашли более двадцати тысяч долларов. Он погиб от пяти выстрелов в голову и тело; было очевидно, что это убийство совершили агенты "Массад". Конечно же, Саддам обвинил Израиль и публично обрушился на правительства западных стран - их демократия отстаивала права обличенного шпиона, но молчала, когда на европейской улице застрелили ученого, сотрудничавшего с Ираком.
Во время выступления по телевидению Саддам жестко предупредил Израиль о том, чего следует ожидать, если они будут продолжать действия против Ирака. Он заявил, что Израиль хочет развязать ядерную войну.
- Израиль угрожает нам ядерным оружием! - гремел он. - Клянусь Аллахом, если это произойдет, - мы отомстим. У нас достаточно оружия для того, чтобы начать войну, от которой половина Израиля исчезнет в ядовитом облаке! - Саддам имел в виду новое бинарное оружие - нервно-паралитический газ.
На Западе в основном показывали ту часть его выступления, где Саддам говорил о химическом оружии, "в ядовитом облаке которого исчезнет половина Израиля". То, в каком контексте было это сказано, игнорировалось.
Через несколько месяцев внимание в регионе переключилось с проблем Ирака и Израиля на ухудшение отношений с Кувейтом. Эта проблема уходит своими корнями в прошлый век, когда Британия впервые попыталась отделить Кувейт от Оттоманской империи. Когда империя распалась в 1918 году, Ирак стал новым образованием, под управлением Британии, которая сразу объявила Кувейт отдельным субъектом. Однако границы его никогда не признавались ни одним правительством Ирака. Сам Ирак был поделен на три административных региона: аль-Мавсил, Багдад и аль-Басру, и далее разбит на восемнадцать провинций. Кувейт был провинцией в регионе аль-Басра, задолго до появления самого Ирака как государства, и поэтому Саддам называл Кувейт "девятнадцатой провинцией".
Однако сейчас на ирако-кувейтские отношения в основном влияли экономические вопросы, а не территориальные и переговоры между двумя странами крутились вокруг четырех основных позиций.
С момента окончания войны против Ирана Саддам отчаянно поднимал разрушенную экономику. Это происходило преимущественно из-за искусственно сниженной цены на нефть, - единственно важной статьи экспорта и источника дохода Ирака. Кувейт, имевший существенные квоты на повышение производства нефти в результате соглашений ОПЕК, имел большие инвестиции в связи с нефтеперерабатывающими производствами в других странах и таким образом мог компенсировать недостаток статей экспорта коммерческой выгодой: цена на нефть могла быть ниже. Однако, снижая цены на нефть, Кувейт подрывал программу по восстановлению экономики Ирака, и Саддам настаивал, чтобы цена на нефть не понижалась, при необходимости удерживаясь насильно.
Во-вторых, во время войны Кувейт выделил Ираку помощь в размере четырнадцати миллиардов долларов. Это была огромная сумма, но в свете уязвимости страны для иранского вторжения, это были вполне реальные деньги. Разумеется, некоторые иронично называли это "защитными деньгами". В январе Саддам потребовал ещё десять миллиардов и был взбешен, когда Кувейт ответил повышением военных займов. Саддам заявил, что если Иран не будет побежден, такая страна, как Кувейт, прекратит свое существование. Он требовал списать долги.
В-третьих, Саддам обвинил Кувейт в похищении нефти более чем на два миллиарда долларов во время войны с Румалийского нефтяного поля, часть которого, как всем было ясно, находилась на иракской стороне границы. Кувейт сделал это, просверлив угловые скважины со своей территории. Это особенно уязвляло Саддама - оказывается, Кувейт использовал иракскую нефть для подрыва иракской же экономики.
Наконец, Саддам давно требовал разрешения построить на островах, принадлежащих Кувейту, военные базы. Кувейт решительно отказывался от этого даже в разгар войны с Ираном, не сомневаясь, что Ирак, построив эти базы, так и останется на этих островах. Также Саддам планировал соорудить порт, прорыв каналы вокруг островов. Глубоководный порт в Заливе дал бы Саддаму прямой и удобный доступ в открытое море для его нефтяных танкеров и позволил бы ему перевести флот, стоявший на якоре у берегов Иордании, в родные воды.
Несмотря на такие категоричные заявления, ответ руководителей Кувейта на запросы Саддама был достаточно мягким. Они были готовы отсрочить платеж или действительно списать его при условии, что Ирак определит границы между двумя странами. Они предложили ещё один заем, в пятьсот миллионов долларов, и были готовы согласовывать с ОПЕК квоты на нефть так долго, как это понадобится. Также у них не было возражений против небольшого повышения цен на нефть. Большинству арабов казалось, что соглашение не за горами. Увы, в последующие месяцы ситуация ухудшилась.
Похоже, кувейтцы не собирались идти в своих действиях дальше разговоров, и к концу июля терпение Саддама кончилось. На встрече в Рийяде он, через своего вице-президента Иззата Ибрагима, объявил, что время для слов кончилось, и приказал, чтобы Кувейт немедленно удовлетворил его претензии. Кувейт вновь никак не отреагировал, и Саддам подумал, что его дурачат и оскорбляют. Потеря лица для араба, какое бы положение он ни занимал, неприемлема. Саддам этого простить не мог.
Заявив, что Кувейт идет на поводу у Соединенных Штатов, Саддам обвинил эмира Кувейта в беззастенчивом использовании экономической слабости Ирака. Кувейтский посол в Ираке пытался использовать все дипломатические ухищрения и извинения, но Саддам был неумолим. Он не имел не малейшего желания сотрудничать или искать компромисс.
Когда Иззат Ибрагим вернулся в Багдад с пустыми руками, Саддам начал готовиться к вторжению. Изначально он хотел захватить только кувейтскую часть Румалийского нефтяного поля и острова аль-Варба и аль-Бубиян. Однако он был в ярости из-за неуступчивости эмира Кувейта. В гневе он решил захватить весь Кувейт. Он полагал, что, сделав это, он одним махом решит все экономические проблемы Ирака. За неделю Саддам подвел восемь дивизий, состоявших примерно из ста тысяч человек, к кувейтской границе. Мир полагал, что Саддам блефует. Всем предстояло убедиться, что это не так.
В два часа утра второго августа Саддам приказал своим войскам, которые находились около аль-Басры, войти в Кувейт. Не было даже никаких намеков на сопротивление, и через три часа столица была взята. Население Ирака ликовало. Позже, в этот же самый день, мы с Хашимом и кузеном Саддама Али-Хасаном аль-Мажидом, который был теперь новым правителем "девятнадцатой провинции" Ирака, ехали по дороге в Кувейт. На мне уже были мои темные очки и одна из пышных фальшивых бород, используемых для подобных случаев.
Во время нашего путешествия Али заинтриговал меня, сказав, что наша "победа" будет отмечаться не только в Багдаде, но и в Тегеране. Заметив, что я в недоумении, Хашим объяснил:
- Али имеет в виду решение Саддама репатриировать иранских военнопленных.
- Война закончилась два года назад, - сказал я, не понимая, что имеется в виду. - Их, наверное, совсем немного.
Али улыбнулся:
- Ну да, немного, не больше семидесяти тысяч.
Я чуть не упал, но Хашим взглядом предостерег меня от развития этой темы. Меня пугало присутствие Али. Я не сомневался, что Саддам приказал ему оказывать кувейтцам то же "уважение", какое он демонстрировал курдам.
Мое прибытие не афишировалось. Саддаму нужно было, чтобы я подменил его, но поскольку лидеры большинства арабских государств беседовали с ним часами по телефону, то его настоящее местоположение было хорошо известно, и мне было приказано просто наблюдать за обстановкой.
Кувейтский эмир проводил уик-энд вместе с семьей на прибрежном курорте возле аль-Ахмади, когда иракские танки въехали в страну. Как только он получил известие о вторжении, он устремился в Рас аль-Хафи, что в тридцати километрах от границы с Саудовской Аравией, перед тем, как отправиться в аль-Таиф около Джидды, на побережье Красного моря.
Множество кувейтцев воспользовалось транспортом королевской семьи. Ходили слухи об огромных суммах, в панике переведенных в европейские банки. Саддам получил разведданные, что почти десять миллиардов долларов было переведено из района Залива в первую неделю вторжения. По-видимому, Европа была настолько перегружена кувейтскими динарами, что банки отказывались принимать их, и многие состоятельные арабы временно оказались почти бедняками, поскольку их кредитные карты стали неплатежеспособны. Даже в Египте динар скакнул вниз чуть ли не в двадцать пять раз по сравнению с довоенным уровнем.
Прибыв в Кувейт-Сити, блистая своей бородой и темными очками, я наблюдал через затемненные стекла ликующие войска и подавленных кувейтских граждан. Мы направлялись во дворец Сеифа, где эмир планировал повести свой рабочий день. На некоторое время пришлось остановиться, поскольку дорогу пересекали артиллерийские войска. Внезапно разверзся ад. Сзади нас взорвался грузовик, и сила взрыва подняла нашу машину в воздух. Когда мы приземлились, мои ноги пробили ветровое стекло, и я очень сильно порезался. Выяснилось, что бомбу подложили участники Кувейтского Сопротивления, очень неорганизованное объединение, которое не волновало то, что за каждого погибшего иракского солдата будет казнено пять кувейтцев. Эта бомба разрушила несколько магазинов и ранила нескольких солдат, двое из которых погибли. Это обрекло на смерть по крайней мере десятерых ни в чем не повинных кувейтцев.
Помимо нескольких глубоких порезов на ногах я ещё был серьезно помят, но ранен не был, однако мои темные очки и борода пропали. Хашим, который совершенно не пострадал, замаскировал меня своим пиджаком так, чтобы во время последовавшей неразберихи узнать меня было невозможно, и через несколько минут меня уже подвозили к госпиталю аль-Адид на юге города. Там меня положили на носилки и предоставили местному доктору Арефу Хасану.
Хашим сказал Арефу, что я близкий родственник Саддама и со мной следует обращаться как с самим президентом. Ареф, пожав плечами, согласился.
- Не волнуйтесь, - сказал он спокойно. - Я отношусь ко всем своим пациентам, как если бы они были особами королевской крови.
В его тоне промелькнуло некоторое легкомыслие, но его улыбка обезоруживала, и я жестом руки остановил Хашима, который хотел вмешаться.
- Пускай доктор делает свою работу, - сказал я.
Когда он закончил, сестра убрала все окровавленные тампоны, и Ареф повернулся к Хашиму:
- Скажите президенту, что его кузен в порядке, но сильно помят. Он нуждается в отдыхе.
- Насколько долгом? - спросил Хашим.