— Когда мы доберемся до озера, я переведу деньги на карточку. Она заработает к полудню. Ладно? — Теперь моя очередь похлопать ее по ноге. Она игнорирует этот жест и передает сообщение переутомленной Клаудии. Я наблюдаю, как она нажимает кнопку «отбой» на своем телефоне с явным выражением мелодраматического отвращения.
Действительно? Она ведет себя как ребенок. Это всего лишь продукты. Большое дело. Не похоже, что мальчики будут голодать. Наша кладовая полна превосходных продуктов. У нас в морозилке есть замороженные органические макароны и сыр. Это просто смешно. Ни мальчики, ни Миа не понимают, каково это — быть голодным, быть обделенным: открыть дверь пустого холодильника, пустой кладовой. Ну и что с того, что у них нет выбора закусок на выходные?
— Пол, честное слово. Это единственное, о чем я просила тебя, чтобы подготовиться к выходным. Оставить достаточно наличных или, по крайней мере, достаточно денег на кредитке на выходные. Это неприемлемо, — выговаривает мне Миа. Она потирает затылок, пытаясь ослабить резинку, полагаю. Представляю, как ее плечи сжимаются от беспокойства.
На самом деле грустно, что такие мелочи могут так легко вывести ее из себя. В последнее время это не редкость. Похоже, сейчас она способна переживать из-за всего. Она беспокоится о мальчиках, о своем здоровье, о том, как чистят сточные канавы, вывозят мусор, обо всем на свете. Разве не стало бы иронией, если все это беспокойство и есть главная причина потери веса? Это моя теория и я поделился ей с женой.
Ничего из того, что я мог бы сказать сейчас, не улучшит ситуацию, поэтому вместо этого включаю музыку, когда Эми Уайнхаус выкрикивает:
— Ты же знаешь, что я никуда не гожусь. — Я люблю эту песню, весь этот плейлист, и знаю, что Миа тоже любит. Далее — «Холодное, холодное сердце» Дины Вашингтон.
— Мы можем переключиться на радио? — спрашивает Миа. И затем, прежде чем я успеваю ответить, в мои уши врывается с треском местная станция, кантри-певец, причиняющий боль моей психике. Сколько бы я ни объяснял Мии, что джаз — высшая музыкальная форма, а кантри — низшая, она все равно мучает меня.
Волосы у меня на затылке встают дыбом, когда эта дурацкая кантри песня наполняет машину. Но я это переживу. Мы находимся в глуши, примерно в тридцати минутах от пекарни, где остановимся и проверим, нет ли круассанов. Было бы так чудесно, если бы вселенная оставила мне сегодня несколько круассанов. Кажется, я прошу не так уж много. Мне нужно, чтобы Миа расслабилась и забыла о допросе. Возможно, выпечка поможет. Я посоветую ей съесть один-два круассана, а не откладывать их все на завтрак. Время от времени нужно напоминать ей, что стоит расслабиться и не откладывать удовольствие. А потом, если она будет счастлива, Миа снова включит мою музыку.
Я не могу остановиться. Тянусь к радио, нажимаю несколько кнопок; эта нудная музыка кантри — все, на что я могу настроиться. Но она порадует Мию, так как моя жена фанатка музыки кантри. Я был сыт этим по горло, когда жил в Нэшвилле, большое спасибо. Прямо сейчас задаюсь вопросом, почему прекратил подписку на радиостанцию в приложении, плохой шаг, когда дело доходит поездки по Тмутаракани. Теперь я во власти любой станции, которая попадет в зону действия, если только Миа не переключится обратно на мой любовно созданный плейлист. Жаль, правда.
Кантри-певец — единственный, кто издает звук. Тишина между нами отдается глухим стуком в моей голове. Я не хотел, чтобы сегодня было так. Мне приходит в голову, что сейчас самое время извиниться. Дорога впереди свободна, и мне не пришлось никого обгонять на протяжении многих миль.
— Эй, Миа. Прости, — говорю я. — Это моя вина. Я все исправлю, расплачусь по карточке, как только мы доберемся до коттеджа. Клаудия сможет воспользоваться ей сегодня днем, заберёт продукты. Все хорошо. А пока расслабься. Наслаждайся музыкой. Все будет хорошо.
Миа сдвинула солнцезащитные очки на лоб. Она смотрит на меня прищуренными глазами, вероятно, защищаясь от яркого солнечного света. Смотрит на меня так, как ты смотришь на паука, плетущего паутину у твоего порога, одновременно с изумлением и страхом.
— Что? — мне не нравится выражение ее глаз. Обычно она смотрит на меня с такой уверенностью, с такой любовью. Что-то разрушило это; кто-то или что-то изменило ее мнение обо мне, я понимаю. Как это произошло и когда? Я знал, что все изменится, должно было измениться на самом деле. Конечно, у меня есть план, как с этим справиться.
Я раздумываю, что Миа видит во мне. Видит ли она по-прежнему утонченного взрослого мужчину, которого поклялась любить, уважать и повиноваться десять лет назад? Чувствует ли она все еще мои опытные прикосновения, помнит ли все, чему я ее учил о сексе, о любви? Ценит ли она по-прежнему мои энциклопедические познания в изысканной еде и вине, мечтает ли путешествовать со мной по экзотическим местам, которые, как ей рассказываю, я посетил? Жаль, что у нас не было времени немного попутешествовать, но мальчики появились так быстро, и, в общем, ее место дома. Я уже не уверен, о чем она думает, когда смотрит на меня, совсем не уверен.
Но больше, чем то, что она видит во мне, я не ценю то, что я вижу в ней. Я качаю головой. Это должен был быть лучший день, а он портится, разлагается, как воспоминания детства. У вас все еще есть представление о том, каково это — быть ребенком, но ощущение прыжка в бассейн в беззаботный летний день исчезло. И вы никогда не сможете вернуть его обратно.
Миа снова надвигает темные очки и прикрывая глаза. Она складывает руки на груди и говорит:
— Мы почти у пекарни. У тебя есть деньги на круассаны?
Глава 5
Полдень.
Пекарня закрыта. Круассаны распроданы. Даже издалека я вижу, что Миа кипит от злости, сжав руки в кулаки, но, поворачиваясь к машине, она заставляет себя улыбнуться.
Она переживет это, напоминаю я себе. После того, как я вытерплю полчаса музыки в стиле кантри в оставшуюся часть пути до коттеджа, мы снова станем милы друг с другом, когда проедем через ворота Лейксайда. Она счастлива там. Как только мы приедем, она простит меня за наше опоздание.
Пока мы распаковываемся, я поставлю немного джаза, гораздо более совершенную структуру песни, чем это упрощенное оскорбление музыки, ревущей в настоящее время по автомобильному радио. Все будет хорошо, как только мы прибудем. Брак: это взаимные уступки. Сегодня я добиваюсь своего, а на следующий день делаю что-то приятное для своей жены. Вот так это работает. Я глубоко погружаюсь в колодец терпения и обнаруживаю, что он почти сухой. Почти.
Это всегда плохо, когда я полностью иссякаю, поверьте мне. Многие люди в моем прошлом убедились в этом на собственном горьком опыте. Но теперь я более зрелый, и не позволяю себе так истощаться. Знаю, как успокоить себя, знаю, что и кто мне нужен. И обычно я получаю то, что хочу. Уверен, что вы уже поняли это.
Хорошая новость, связанная с заездом в этот торговый центр в городе Порт-Клинтон, заключается в том, что я наконец-то могу размять ноги. Когда я, припарковал машину и мы вышли, понял, что моя спина затекла и ноет. Я игнорирую эту физическую боль старика, точно так же, как игнорирую кассиров и парковщиков. Все они — сплошное беспокойство, ниже того, на что я трачу дыхание или мысли.
Свежий воздух приятен, свеж и чист. Хотя отсюда не видно озера, можно почувствовать присутствие воды, как будто вот-вот пойдет дождь. Просто в воздухе витает что-то густое, влажное и тяжелое, как увлажнитель в сухую зимнюю ночь. Рядом с нами припаркованы машины, буксирующие прицепы для лодок. Наклейки на бамперах с гордостью провозглашают Порт-Клинтон столицей судака в мире, хотя я читал, что в последнее время они потеряли это звание. Жизнь: она преходяща. И в жизни всегда есть победители и проигравшие. Приятно быть победителем.
— Как насчет мороженого, дорогая? — спрашиваю я, когда Миа возвращается с хмурым выражением лица. Она хотела убедиться, что пекарня закрыта, пройдя через парковку, хотя и отсюда ясно видно, что внутри никого нет, а на столах стоят стулья. Наверное, ей нравится мучить себя, прижимаясь носом к витрине темного магазина, как щенок, надеющийся, что его заберут из приюта. Как и у большинства этих щенков, шансы были не в ее пользу. Она проиграла.
— Мы опоздали на пятнадцать минут. Они закрываются в одиннадцать тридцать, — говорит она. Я не поправляю ее и не указываю, что на самом деле уже полдень. — Мне сейчас не хочется мороженого.
— Даже у Тофта?
Это знаменитое кафе-мороженое на старейшей молочной ферме Огайо. Я улыбаюсь, думая о ярко-синей вывеске «Тофт», нелепой скульптуре коровы в солнцезащитных очках в белом деревянном загоне на парковке, запахе ванильных бобов и клубники, когда вы входите в дверь. Мы провели много дней во внутреннем дворике с мальчиками. Мороженое капало на круглые синие столы, в то время как они пытались слизать каждую каплю, прежде чем оно растаяло. У меня слюнки текут при одной мысли о ложке шоколадного мороженого. В креманке, а не в конусе. С креманкой ты всегда контролируешь процесс.
— Даже у Тофта. Кроме того, молочные продукты вредны для тебя, ты же знаешь. Это слизь. Идеально подходит для маленьких коров, но и только, — говорит Миа, открывая дверь «Флекса». Если бы между нами не стояла машина, знаю, она бросила бы взгляд на мой живот. Ненавижу, когда она это делает. — Но я бы хотела салат или что-нибудь в этом роде. Как думаешь, в Лейксайде открыты рестораны?
Наши глаза встречаются поверх машины. Она выглядит маленькой и уже не такой злой. Я чувствую себя большим разочарованием. Ненавижу это чувство. Она ждет ответа. Готовлюсь к кантри-музыке, звучащей из динамиков в качестве моего покаяния.
— Да, я проверил. Все открыто. Мы можем поесть в Лейксайде, — говорю с удовольствием. Я вдруг очень проголодался, и надеюсь, что еда исправит чувство пустоты, формирующееся в глубине моего желудка. — сейчас я как раз не отказался бы от пиццы с пепперони. — Открываю дверцу машины и сажусь обратно за руль.
— Пицца — ужасный выбор, Пол. — Миа пристегивает ремень безопасности. Я вижу, как она смотрит на мой живот, когда добавляет. — Обработанное мясо, молочные продукты — но, как знаешь. Это твоя жизнь.
— У них и салаты есть, — говорю я. Знаю, звучит как оправдание. Я просто не могу позволить ей надсмехаться и над моей любимой пиццерией. Я даю ей свободу есть, как ей заблагорассудится, так разве не заслуживаю такого же уважения? Она может есть и делать все, что захочет весь день, и все, о чем я прошу, — это уважение. — Ты портишь мне аппетит.
— Может быть, это не так уж и плохо, — произносит Миа. Она считает это забавным. Находит еще одну из своих любимых станций кантри-музыки и включает звук. Я борюсь с желанием закатить глаза. Или нажать кнопку, чтобы запустить плейлист, наш плейлист с песней «Каждый твой вздох». Это та музыка, которую мы должны слушать вместо этого. Я держу обе руки на руле, но для этого нужна сила воли. Брак, снова напоминаю я себе, — это взаимные уступки. Я отдам сейчас, чтобы взять потом. Мы так близко к Лейксайду. Я справлюсь с этим.
Теперь я понял, кого напоминает мне эта новая Миа: работающая девушка Миа. Женщина, с которой я познакомился в «Томпсон Пейн» в конференц-зале. Уверенная. Резкая. Позже, когда мы начали встречаться, она сказала мне, что никогда не была влюблена до меня, по-настоящему. И я сказал ей то, что сказал вам: «Я знал, что мы идеально подходим друг другу с момента нашей встречи». Конечно, до тех пор, пока она будет оставаться той женой, которую я искал.
Она была самой красивой женщиной, что я встречал к тому моменту. Физическое совершенство она сохранила и по сей день, за исключением годов беременности, как уже отмечал. Я применил обаяние Пола Строма, пригласив ее на ужин в тот же день. Джон, конечно, рассказывал мне о политике компании. Но никто не обращал внимания на подобное, особенно когда она касалась таких суперзвезд агентства, какой, как знал, я стану. Я заскочил к ней в офис; был поздний сентябрьский день, и солнце уже клонилось к горизонту. Я постучал в открытую дверь, и она подняла голову. Когда на ее щеках появился легкий румянец, понял, что она моя.
— Есть планы на сегодняшний ужин? — спросил я, прислонившись к дверному проему. На мне был новый дизайнерский костюм, темно-синий, с накрахмаленной белой рубашкой и красным галстуком. Я знал, что хорошо выгляжу.
В ее кабинете царил беспорядок, типичный стол творческого человека, заваленный грубыми набросками и предварительными макетами рекламы; раскадровки телевизионных роликов были прикреплены к покрытой пробкой стене справа от нее. Единственным предметом, не связанным с работой, на столе была фотография ее родителей в рамке восемь на десять, которые были известными манхэттенскими важными шишками, о которых я уже знал из своих исследований. И еще сюрприз: в ее кабинете имелось окно размером с мое. Это означало, что партнеры оценили ее, хотя, конечно, не так, как я.
Сидя за своим столом, Миа моргнула своими большими голубыми глазами.
— Я подумал о «Даймонде», новом ресторане в немецкой деревне. Еще не был там, но слышал, что место потрясающе. Я смогу заказать нам отличный столик. — В этот момент мне удалось улыбнуться и подмигнуть, и я увидел, что она заинтересована. Химия витала в воздухе, настоящий электрический разряд, проносящийся между нами. И мы еще почти не прикасались друг к другу. Я почувствовал влечение к Мие, которое стало основополагающим, на каком-то клеточном уровне. Я знал, что она тоже это чувствовала.
— Звучит неплохо, — сказала она. — Я надеюсь закончить с этим объявлением к шести, самое позднее к семи.
— Закажу столик на семь тридцать. Встретимся там или тебя подвезти? — Я надеялся, что она позволит мне забрать ее и отвезти в ресторан. Тогда у меня была спортивная двухместная черная «Ауди» с откидным верхом. Помню, подумал, что она будет потрясающе выглядеть, сидя рядом со мной. А потом было предвкушение, что я провожу ее до двери, и что меня пригласят войти. Но этого не произошло.
— Встретимся там. Спасибо, Пол, — она снова моргнула, на ее щеках все еще был румянец. Постучала карандашом по столу. Я понял, что ей нужно вернуться к работе.
— Увидимся вечером, — сказал я ей, разочарованный тем, что поеду один. Но продолжал надеяться, что с ужина мы уйдем вдвоем. Я был официально сражен. Знал, что сделаю все, что в моих силах, чтобы Миа тоже поняла, какой я потрясающий. Пришло время для моих лучших действий, моего самого очаровательного обольщения. Конечно, я добьюсь успеха, я всегда добиваюсь этого. Когда у тебя есть уверенность, никому ее не отнять. Я не хвастаюсь, на самом деле, просто говорю, что есть некоторые вещи, в которых действительно хорош, и — женщины — одна из них.
За ужином я продолжил свое наступление. Когда принесли шоколадный крем-брюле, вы бы видели ее лицо.
— Это мой любимый десерт, — обрадовалась она, хлопая в ладоши, когда они поставили перед ней на стол изысканный заварной крем. — Откуда ты знаешь?
Забавно, что вы можете узнать в Интернете, маленькие детали, которые могут многое рассказать о человеке, если только знать, где искать. Как фотографии на сайте светского журнала — очаровательная молодая женщина на банкете со своими богатыми родителями, изящные блюда с неким изысканным десертом на столах перед ними. Я никогда не упускал возможности собрать информацию о людях в моей жизни — коллегах, клиентах, деловых конкурентах. Женщинах. Никогда не знаешь, когда обычная мелочь может переломить ситуацию в твою пользу. Но я вряд ли мог сказать Мии что-либо из этого. В конце концов, это наше первое свидание. Вместо этого я улыбнулся, подмигнул ей и сказал:
— Удачная догадка.