Мы были на ужине, еще одно довольно модное заведение, которое с тех пор прекратило свою деятельность, кажется, французское. Миа посмотрела на меня поверх мерцающей белой свечи и сказала ни с того ни с сего:
— Ты, кажется, не слушаешь, Пол.
Конечно, я прибывал в недоумении. Я слушал, внимательно слушал, но чего я не делал, так это возможно не показывал ей, что слушаю. Ошибка. Но понятия не имел, почему она так решила. Все было замечательно. Секс, ужины, все. То, о чем я размышлял, когда она удивила меня своим случайным наблюдением, так это потрясающий секс, которым мы занимались только этим утром. Секс был восхитительным, как только я, так сказать, открыл ключ к ее сексуальности. Физической страсти, которой ей не хватало в ее стерильном, привилегированном воспитании, ну, этого следовало ожидать от богатых. Они одна сплошная чопорность. Но теперь, за закрытыми дверями, моя Миа была свободна от всех этих глупых запретов, по крайней мере, от большинства из них. Но почему она так сказала?
— Что-то не так? — Я схватил свой бокал с вином и сделал большой глоток.
— Помнишь, я говорила тебе, что лучшая подруга моей матери умерла сегодня утром? Она была для меня как вторая мама. — Да, да, помнил, но в основном я помнил секс. Он начинался как мой способ обеспечить комфорт, но можно с уверенностью сказать, что я успешно отвлек ее от любого внимания, кроме своего. По крайней мере, я так думал.
Я заметил, что глаза Мии наполнились слезами. Она грустила. Я не помнил, чтобы сам грустил весь день в офисе, разделяя тем самым ее горе. Я должен был нежно баюкать ее после секса и сказать, как мне жаль, что та женщина умерла. Мне следовало войти в ресторан с хмурым выражением лица, с печально опущенной головой.
— Мне очень жаль, Миа. Я совсем забыл. — Я потянулся через стол и похлопал ее по руке. Как по команде, мои глаза заблестели печалью.
Она, казалось, рассматривала меня, наклонив голову. Печаль сменилась чем-то другим, чем-то, что я не мог прочесть. Мне нужно сменить тему.
— Эй, так, когда похороны? Я бы хотел пойти с тобой.
Миа вернулась к грусти, наклонилась вперед и взяла меня за руку. Я сказал правильные вещи. Конечно, я так и сделал.
— Мне бы этого хотелось. Похороны в эту пятницу. И ты заодно сможешь познакомиться с моими родителями.
Дерьмо. Я убедил ее в своих скрытых эмоциональных глубинах, но теперь мне придется лететь к ней домой. Я понимал, что должен покончить с этим так или иначе. Может быть, похороны отвлекут их всех. Мне нравилось, когда в подобных ситуациях внимание сосредотачивалось где угодно, только не на мне, когда я ставил приманку, но еще не поймал свой призовой улов. Я знал, что чем меньше людей в этом замешано, тем лучше, но уже слишком поздно. Я направлялся на похороны в Нью-Йорк и на встречу с ее родителями. Помните, я ловкий, всегда держу себя в руках. Я, как всегда, сыграл в свою пользу.
В наши дни дома я король нашего замка, и моей королеве нужно вернуться в строй. Для Мии уже немного поздно размышлять о том, чтобы найти себя. Что она может найти такого, чего я еще не предоставил? Она знает, что я всецело за традиционную семью и что я буду заботиться о ней и мальчиках. Я всегда в действии, как супергерой. Я занимаюсь планированием, достижениями и успехом. И защитой. Я защищаю ее и детей от любого вреда, который может им угрожать. От бабушек и дедушек и нянь, от бродячих собак и ревнивых соседей. Мы выше их. Они это знают, Миа и мальчики. Особенно мои мальчики. Я говорил им об этом с тех пор, как они были маленькими. Они — моя жизнь, мое будущее.
Через стол от меня волосы моей жены кажутся почти белыми в ярком солнечном свете, льющемся через окно. Она прелестна. Но что-то не так.
— Все эти разговоры о бунте. Ты пытаешься мне что-то сказать, Миа? — Я наблюдаю, как она опускает глаза, внезапно очарованная меню. Она что-то скрывает. Ее выдают глаза. Через мгновение она смотрит на меня.
— Нет, Пол. Я просто веду дружескую беседу, вот и все. И кстати о друзьях, ты в последнее время разговаривал с Ричардом или Тони? — спрашивает она. Миа пролистала блестящее меню, без сомнения, в поисках самого низкокалорийного предложения. Почему она спрашивает о старых школьных и студенческих друзьях? Это странно. В наши дни у меня нет друзей, как таковых. Теперь я семейный человек.
Миа добавляет:
— Я имею в виду, что всякий раз, когда вижу вещи из штата Огайо, я вспоминаю о них. Вы с Ричардом были близки еще в старшей школе, ты мне говорил. То же самое было с Тони во время учебы в колледже. Я помню, как они оба присутствовали на нашей свадьбе. Не думаю, что мы видели их с тех пор. Время от времени мы с моими старыми подругами созваниваемся. Я знаю, что с детьми трудно поддерживать настоящую связь. Большинство моих дружеских отношений пострадали с тех пор, как мы поженились. Но вы, ребята, разговариваете, наверстываете упущенное? Ричард все еще живет в Грандвилле? Тони в Нэшвилле?
В средней школе и колледже ты должен тусоваться с друзьями. Вести себя как приятели, заниматься мужскими делами вместе. Когда ты закончишь школу, ты найдешь работу и женишься. Вот что ты делаешь. Пока ваша будущая невеста не скажет, что вам нужны шаферы на свадьбу, а затем вы вытащите парочку из прошлого, как сезонный рынок, открытый только на небольшой промежуток времени.
— Я не уверен. Я потерял их из виду, — говорю я. — Почему ты придаешь этому такое значение? Это все в прошлом. Сейчас наше идеальное настоящее. — Она подливает масло в огонь. Это неразумно.
— Просто интересно, — замечает она, когда жуткая официантка появляется у нашего столика. Она постукивает карандашом по блокноту, и этот звук раздражающе стучит мне в висок.
Почему моя жена до сих пор не проявляла никакого интереса к моим так называемым друзьям? Почему они теперь обрели значение? Они никогда ее не интересовали. Старшая школа — это то, что нужно пройти. Пройти, чтобы жить дальше. Студенческие братства, такие как то, где я встретил старого доброго Тони, ну, давайте будем откровенны, они являются средством для достижения цели. Вступите в одно из лучших, несмотря на отсутствие у вас наследства, и вы на коне. По крайней мере, у меня получилось. Все «парни» имели некоторое представление о том, что я состою в «Сигма Чи». Внезапно я стал одним из лучших кандидатов в землячество — я, парень из ниоткуда, без связей. Безумие. Я понятия не имею, как им вообще пришла в голову эта идея. Ну, может быть, и знаю. Но это сработало. Я использовал это в своих интересах следующие четыре года, и когда закончил, был более чем счастлив оставить весь этот пьяный беспорядок позади. Все, кроме того, чему я научился на одном из моих любимых занятий, то есть греческой мифологии. Некоторые вещи в Нэшвилле были очень хорошими, по крайней мере, поначалу.
— Что вы будете? — спрашивает наша официантка, Призрак Будущего подростков. Она меня пугает.
— Салат Кобб. Соус отдельно. Ни ветчины, ни индейки, ни бекона. Только помидоры и яйца, и никакого сыра, — говорит Миа.
Розовые Волосы и я оба закатываем глаза. Я обнаруживаю, что она мне немного нравится.
— Я возьму маленькую пиццу с пепперони и дополнительным сыром, — говорю я, и мой желудок соответствующим образом урчит. — Сильно не зажаривайте.
Я снова задаюсь вопросом, почему Миа вспомнила моих друзей из другой жизни. Меня беспокоят все эти вопросы. Они сбивают меня с толку. Она уже спрашивала меня сегодня о моем бывшем боссе Джоне, коллеге Кэролайн, а теперь Ричарде и Тони. Что-то не так.
— К чему все эти вопросы сегодня, дорогая? — Лучше сразу выяснить к чему весь этот интерес. А потом я займусь этой нелепой идеей Мии о том, что она выйдет работу и будет работать на Джона. Из всех людей выбрать именно его, уму непостижимо.
— О, я и не думала, что спрашиваю так много, на самом деле, — говорит Миа с улыбкой. Но только улыбка не выглядит счастливой, скорее обеспокоенной, встревоженной. Это из-за того, что моему животу не хватает места в этой кабинке, или это что-то большее, что-то более глубокое, чем мой висцеральный жир? Я не уверен, но знаю, что снова настороже. Миа промокает глаза тонкой бумажной салфеткой. — Прости. Просто кажется, что мы давно не разговаривали.
Так ли это? Я думаю, мы часто разговариваем. С мальчиками это конечно тяжело, но все же мы разговариваем. Правда, утром я стараюсь поскорее выйти за дверь. А потом, когда возвращаюсь домой к ужину, за столом мы больше говорим о детях. В постели мы оба читаем или смотрим телевизор. Может быть, она и права. Мы обмениваемся поверхностными любезностями, но в этом нет ничего плохого. Я чувствую, что она наблюдает за мной.
— Дорогая, мы разговариваем больше, чем многие пары, — убеждаю я. Но мне интересно, правда ли это. Я знаю, что в последнее время стараюсь очень мало разговаривать, быть полезным в хозяйстве, физически с мальчиками, но сохранять дистанцию эмоционально. Для меня это нетрудно. Я бы никогда ни с кем не поделился тем, что у меня на уме, особенно с Мией. Мне не нравится размышлять о том, как много я общаюсь или не общаюсь с кем-либо. Чем меньше о вас говорят, тем лучше. Чем меньше о вас говорят в городе, тем меньше вещей, которыми могут поделиться сплетники. Однако неизбежно, что люди будут говорить обо мне и моей семье. Нам можно позавидовать: успешному бизнесмену, его прекрасной молодой жене и двум их сыновьям-херувимам, живущим на лучшей улице в лучшем пригороде. На самом деле это позор, когда твоя жизнь становится предметом зависти и возбуждает разные сплетни.
Миа выглядит так, словно собирается возразить, когда появляется Подростковый Кошмар и бросает салат Мии перед ней, а мою пиццу ставит передо мной. Пахнет божественно. Пицца с пепперони — это аромат счастья и свободы. Это то, что вы едите, когда вам весело, когда вы не беспокоитесь о весе, деньгах или о чем-то большем, чем то, что показывают по телевизору сегодня вечером. Пицца — это блаженство в книге моей жизни.
Я откусываю большой кусок блаженства. Чувствую, как жир стекает по моему подбородку. Эта пицца такая вкусная, что у меня возникает искушение продолжать есть вместо того, чтобы воспользоваться салфеткой. Шеф-повар «Слоупи» получил международную награду и отправился в Италию, чтобы посоревноваться с этой пиццей. Я смакую кусочек во рту, но все же вытираю лицо.
Миа продолжает с того места, на котором мы остановились.
— Откуда ты знаешь, что мы разговариваем больше, чем другие пары? С какими твоими друзьями ты мог бы сравнить? — спрашивает она. У нее на вилке наколота черная оливка, она висит в воздухе, как миниатюрный молоток. Миа кладет оливку в рот и медленно жует. Она намекает, что у меня совсем нет друзей. Это тема, которую она по какой-то причине обсуждает весь день. Она знает, что у меня нет времени на друзей. Я сосредоточен на семье. Это моя роль прямо сейчас. Я устал от всей этой дискуссии. Пришло время сменить тему.
— На самом деле, я бы сказал, что все наоборот — другие пары сравнивают себя с нами и видят свои недостатки. Мы благословлены. Красивые, здоровые дети, лучший дом на улице. — Я откладываю свой кусочек райской пепперони и наблюдаю, как она с отвращением смотрит на него. Вместе мы смотрим, как жирный сыр сочится на мою тарелку. — В любом случае, я начинаю думать, что это глупый разговор. Мы находимся в нашем любимом месте отдыха в мире. Пришло время расслабиться и повеселиться. На самом деле, есть только один вопрос, который я хотел бы обсудить до того, как мы официально начнем наш отпуск. Я хотел бы поговорить об этой так называемой работе, которую, как ты думаешь, ты начнешь в понедельник. Разве не это ты хотела обсудить, дорогая? — Я улыбаюсь, наклонив голову с сочувствием и пониманием, как будто вы обнаруживаете, что ваш ребенок случайно намочил штаны. Они смущены тем, что это вообще произошло, поэтому вы относитесь к ним с состраданием, а не со злостью. Это то, что я до сих пор учусь делать. Это нелегко — притворяться заботливым.
Лицо Мии превращается в бурю, голубые глаза сузились, подбородок в гневе направлен на меня.
— Да, Пол, именно это я и сказала. Я начинаю работу в понедельник. Я внештатный сотрудник, и в восторге от этой новой возможности. Ты должен сказать: «Поздравляю».
Не зная, как отреагировать на ее слова, запихиваю оставшийся кусок пиццы в рот, сырные нити прилипают к моему подбородку, прежде чем я вытираю их. Медленно жую. Моя жена не работает. Это не про нашу семью. Несмотря ни на что. Она остается дома и заботится о доме и о детях. Оптимально, если она научится готовить, так, по крайней мере, она накроет хороший стол. Это то, о чем мы говорили, о чем мы договорились, уже на нашем самом первом свидании.
Как сильно отличается ее лицо, смотрящее на меня через стол, от того каким оно было тем вечером с крем-брюле более десяти лет назад. В тот волшебный вечер мы прибыли в ресторан «Даймонд» почти в одно и то же время, и, придерживая дверь открытой для Мии, я боролся с желанием наклониться вперед и поцеловать ее. Ощущая свежий цветочный аромат ее волос, я отметил, как черное платье облегало ее тело, и видел, как ее голубые глаза заблестели в тусклом свете ресторана, когда она оглянулась через плечо, заправила волосы за ухо и улыбнулась мне в ответ.
Мы провели за ужином почти три часа, разговаривая и смеясь, узнавая друг друга лучше. Выражение ее лица было любящим и теплым, никакого вызова. Она поделилась своими мечтами, и я последовал ее примеру. Поэтому, конечно, она обнаружила, что мы оба хотели детей и как мы оба тосковали по традиционной американской семье. Она не совсем четко сформулировала ту часть мечты о работающем отце и сидящей дома маме. Но и то, что она уже сказала было прекрасно, для остального потребовалось бы время и мягкое убеждение.
Я знал, что влюбился в работающую женщину, но на самом деле она не нуждалась в работе, особенно когда я буду обеспечивать ее. Не с тем трастовым фондом, которым она владела. Хотя это было так мило. Многие из богатых ленивы. Они даже не пытаются доказать свою ценность. Но не Миа. Она была трудолюбивой, умелым копирайтером. Была. Эта работа ценна для нее, только для нее, в только в тот момент времени. Она свела нас вместе, потому что иначе наши два мира никогда бы не столкнулись.
— Итак, твоя цель — дети и белый штакетник? — спросил я при мерцающем свете свечей. Мое сердце билось от волнения. Она была моей идеальной женщиной.
— Да, конечно. Вся эта пригородная мечта, — она улыбнулась. — Я имею в виду, после того, как немного поработаю. Я люблю свою работу. Я никуда не тороплюсь. И, к счастью, я молода.
Да, она молода, но я был умен. Работа казалась веселой только в том случае, если вам поручали хорошие проекты, если вас хвалили, учили. Я мог бы остановить весь ее порыв в «Томпсон Пейн» несколькими удачными словами в адрес партнеров. И как только она забеременеет, ей не понадобится офис, чтобы чувствовать себя важной персоной. Она бы заполучила меня. И ребенка.
— Нет более важной работы, чем быть мамой, — сказал я, наклоняясь вперед и борясь с желанием взять ее за руку. Еще слишком рано. Существовали определенные шаги, которые нужно предпринять, когда завоевываешь объект своего желания. Сейчас время слушать, продолжить изучение ее семьи, ее прошлого. Но у меня было еще несколько открытий, например, то, что она написала в своем школьном ежегоднике как «самое большое желание».
— Есть еще одна мечта, верно? В этой хорошенькой маленькой головке, должно быть, крутится роман-бестселлер. Ты можешь писать, пока ухаживаешь за ребенком.
Ее глаза блеснули в свете свечей.
— Ты все продумал. Как ты узнал, что я хочу написать роман?