Глубоко внутри Аркадий надеялся, что за это время друг умрет. Это, пожалуй, упростило положение Лефтерова. Но подобные мысли Аркадий гнал как малодушные.
Они вызвали на бой весь СССР. И в этом бою товарищ ранен. И надо вынести его из-под огня в безопасное место. Но нет этой безопасности — отныне земля горит под их ногами, и остановиться — умереть. Бросить деньги? Все зло от них. Но если их оставить — получится даже не ничья.
Улица Блажевича в чем-то была символом человеческой жизни — она начиналась у больницы и заканчивалась у кладбища, того самого, где была похоронена мама Аркадия. Кладбище обошли слева, мимо поставленной в прошлом году братской могилы, в которой флегматично горел газовый цветок вечного огня. У братской могилы кончался асфальт и далее прошли по грунтовке вокруг узкого поля.
Аркадий опасался увидеть здесь милицейскую машину, но нет. Ветер по люцерне гнал свои волны, спрыгивал с обрыва вниз, в пойму, шевелил камыши, пускал мелкую зыбь по реке, гладил дозревающую кукурузу.
Пашка мог быть обнаружен многократно. Его могли найти дети, коротающие каникулярное время. Но стояла жара, и они предпочитали играть на тенистых улицах поселка. На него могли наткнуться бичи, которые как раз приходили ночевать в этих зарослях — однако те проводили время за стаканчиком вина на Тихом рынке.
И когда Аркадий с девушками спустились к шалашу, Пашка дремал. Шум разбудил его, Павел проснулся и не сразу вспомнил, где он, что с ним. Попытался вскочить с самодельного топчана, разбередил рану и завыл от боли.
— Ну, показывай ваву, горе ты луковое, — устало сказала Валентина.
Рубашку она взрезала скальпелем, увидав рану — стала еще мрачней.
— Так что, говоришь, с тобой?
Пашка молчал.
— Поножовщина… — промямлил Аркадий.
— Так, вот не надо из меня дурочку делать, — отрезала Валька. — Вы серьезно думаете, что я не могу отличить колото-резаную рану от огнестрельной? Где ты влип в перестрелку?
Ответ был ясен. Велосипеды лежали на мешках, и в них была явно не кукуруза с соседнего поля. Оружие спрятали, но оно явно чувствовалось.
— О, господи, — сказала Вика то, о чем думали все. — Вы украли деньги на заводе. Они ведь в этих мешках. Верно?
Аркадий отвел взгляд, но ответил:
— Я же говорил, что тебе лучше не идти.
— Придурки! Вам не меня надо было звать, а психиатра! — заключила Валентина. — И что вы теперь делать будете? Думаете, вас не найдут?.. Вы что думали, с мешками денег вернетесь домой и будете жить как раньше, только лучше?.. Вам лучше сдаться. Тогда вас, может, не расстреляют, а дадут лет десять…
— Нас не видели. Мы спрятали лица.
— Господи, да я со своими женскими мозгами понимаю! Сейчас кинутся проверять всех сидельцев. Пашку даже если не найдут — дернут тебя, Аркаша. Смоют пробы, а в них селитра от стрельбы. Еще можно было бы сыграть в несознаку, если бы Пашку не ранило. А теперь уже поздно.
— Мы были в костюмах химзащиты.
— Когда грабили, да?.. А когда свои плевалки испытывали тоже?.. Пороховая гарь долго держится, особенно в волосах.
— Я не вернусь в тюрьму… — буркнул Пашка.
— Ну если ты не вернешься в тюрьму, то попадешь в морг. Ладно, давай, посмотрю, что у тебя…
И Валентина открыла захваченный саквояж. Девушка была предусмотрительной: у нее имелся шприц и ампулы с обезболивающим. И использованные ампулы она не выбросила, а спрятала назад.
— Что ты делаешь? — возмутилась Вика. — Это же вор!
— Он человек. Ему больно.
От лекарств и ухода Пашке стало полегче, хотя снова потянуло в сон. Это было просто обезболивающее, — думал Аркаша. — Его действие пройдет, и будет, может быть, еще хуже.
— Пойдем?.. — предложил Аркадий.
— Куда? — ответила вместо Павла Валентина. — Вас все равно поймают. Можете побегать, но вы от этого только больше устанете.
— Молчи, — буркнул Пашка. — Я знаю, где укрыться. А вы — нас не видели, ну и мы вас — соответственно.
Аркадий протянул другу предусмотрительно прихваченную из дому футболку. Тот стал ее натягивать поверх наложенных бинтов, потом попытался взять велосипед.
— Да вы себя со стороны видели? — возмутилась Валька. — Ты как оживший мертвец, только на велосипеде. Подождите хотя бы сумерек.
Время тянулось патокой. Молчали. Сложив руки на груди, терзалась Вика — ей немыслимо хотелось уйти, но порядочность не отпускала ее.
— Я в магазин, — сказал Аркадий. — Схожу, куплю чего-то. У кого деньги есть?..
— У нас их два мешка…
С ним никто не вызвался прогуляться, и Аркаша вышел один. Пока шел по полю — нарвал полевых цветов, жестких, как колючая проволока. С ними явился на могилу матери. Земля на ней уже высохла, потрескалась и пошла сорняками, но еще не осела. Аркадий стоял и что-то бормотал, но что именно — неизвестно. Оставив цветы, отправился в магазин. В нем все было обычно — безразличные продавцы ожидали конца смены. Идущие с работы товарищи взрослые покупали нехитрую снедь. Аркадий купил булочек, к ним — баночку с кабачковой икрой. Запоздало вспомнил, что забыл сумку, и булочки завернули в кулек из грубой оберточной бумаги.
Затем он отправился назад.
-
К дому Аркадия подъехали не таясь, испугав мигалками старух, сидящих у подъезда. Не отвлекаясь на понятых, без затей выбили дверь. И, едва разошлись по комнатам, как Карпеко вызвали по рации.
— Нашли «скорую», ее утопили в реке, — пояснил Карпеко после окончания сеанса связи.
— Нам надо разделиться, — решил Данилин. — Я — на речку.
— Но я лучше те места знаю, — возразил Сергей.
— Именно поэтому и прошу вас остаться здесь. Я свежим взглядом могу что-то заметить.
Карпеко не спорил, и Данилин убыл. Оставшиеся вернулись к обыску.
В квартире стоял холостяцкий беспорядок. На кухне в мойке громоздилась уйма посуды, над мусорным ведром жужжали мухи. Рядом с ним стояла пустая бутылка водки, на столе — два стакана. С ними тут же принялся колдовать эксперт.
Сергей ушел в зал. Задумчиво осмотрел книги, поставленные на этажерке, взглянул на укрытый рушником радиоприемник марки «Даугава». Пять клавиш под шкалой настройки делали приемник отдаленно похожим на пианино. Нить настройки проходила не то через Варшаву, не то через Софию.
Затем Сергей подошел к серванту. И мгновенно обомлел. За стеклом была заткнута фотография, на которой были запечатлены Аркадий и Вика.
-
Над Тополиной улицей прошел вертолет. Двигался он настолько низко, что винты поднимали облака пыли и срывали пожелтевшую до срока листву с деревьев. Все затаили дыхание: вот сейчас с воздуха заметят «скорую» в реке, а дальше найти их не такая уж и проблема. Но нет, как оказалось позже, защитный колер «таблетки» слился с зеленоватой речной водой.
— А, может, и не найдут? — спросил Пашка. — Вообще и не найдут?..
— Ага, держи карман шире.
Пашка кивнул. Он смотрел, как солнце исчезает за перекатами холмов. Положение было будто не предельно дурное, но Павел чувствовал, что вот так, накоротке он видит солнце в последний раз. Не смотря на браваду о смерти не думалось. Его, возможно, возьмут живым. Но далее, наверное, расстреляют, или пропишут такой срок, что он вряд ли его переживет.
Появился Аркадий, принес харчи. Присутствующие перекусили без особого аппетита.
По Тополиной промчалась машина с включенной мигалкой — доехала до тракторного двора и пропала за ним. С другой стороны не появилась: не то остановилась, не то свернула вниз, к садам. Аркадий, подумал, что второе более вероятно.
Так оно и было.
-
— Нашли «Скорую», — пояснил встретивший Данилина милицейский старшина. — Они ее утопили в реке. Сейчас вытаскиваем. Но ребята ныряли, говорят, ничего нет особенного. Никаких отпечатков пальцев не будет…
— Кто нашел машину? — спросил Данилин.
— Рыбак с поселка. Позвонил из колхозного «холодильника», что рядом с винзаводом.
На узком берегу было тесно от милицейских машин. Еще имелся колхозный трактор, которому предстояло тащить «скорую» из воды. Пока пытались зацепить трос за скрытый водой фаркоп, тракторист курил самокрутки из злого самосада.
По всему казалось, что сюда Данилин приехал зря, и особых зацепок здесь не найти.
— Вероятно, у них был сообщник, который ждал их в чаще, — предположил следователь. — Мешки с деньгами перегрузили на автомобиль сообщника и ушли на нем. Иначе я не понимаю, зачем они сюда заехали, как ушли с деньгами.
Москвич взглянул на часы. С момента ограбления прошло уже более пяти часов. За это время даже пешком можно было уйти на другой конец города.
Вдоль берега реки шла грунтовка, земля на которой из-за жары схватилась до твердости камня. Впрочем, в выбоинах имелась пыль и в одной обнаружили след протектора, который несколько дезориентировал следствие.
В поисках других следов по грунтовке дошли до асфальта. Было слышно, как, заглушая кваканье лягушек, молотит компрессор колхозного хладоцеха. Над ним не вполне ароматно дышал винзавод. По стеклянным трубам-венам пульсировало рубиновое плодово-ягодное вино.
— Здесь же до чертей много народа. Опрашивали? Может, они видели, как кто-то выезжал из чащи? — спросил Данилин.
— Еще опрашиваем. Но пока результата нет. Они-то и «Скорой» не видели. А она тут в глаза бросается. Тут еще две дороги имеются — через посадку прямо на Тополиную ик пороховому складу, то есть в сады.
Можно было бы пройтись по тем дорогам, поискать свидетелей. Но Данилин зевнул: в том не было ни малейшей нужды. Личности грабителей уже были установлены — и одна-две улики уже ничего не решали.
Данилин вернулся в пятиэтажку, где находилась квартира Лефтерова. Следователь побывал во многих городах и уже давно заметил, что во всех «сталинках» пахнет одинаково, даже если они разделены тысячей километров. В пятиэтажках-хрущевках — свой аромат, который отличается от консервативного запаха «сталинок», но опять же, един для всех подобный домов от Владивостока до Калининграда. Республика девятиэтажек формирует свой флер — самый неприятный, поскольку в нем изрядную роль играет централизованный мусоропровод.
В квартире также пахло застоявшимся перегаром и газом — в пятиэтажках всегда пахнет газом.
Но Карпеко не было в квартире. Здесь верховодили эксперты. С их слов выходило, что местный следователь отбыл на новое место работы подозреваемого Лефтерова — в бурсу.
Едва слышно Данилин выматерился, и, было, собрался ехать туда же, но зазвонил телефон. Находящаяся в квартире группа напряглась, и следователь аккуратно снял трубку.
Ничего чрезвычайного не произошло. Казенным голосом товарища Данилина приглашали на встречу в Жовтневый исполком.
-
Ничего не обнаружив в училище, Карпеко вернулся в РОВД. Хотел зайти к себе кабинет, выпить чаю, но его остановил дежурный:
— Карпеко, тебя вызывают на инструктаж шеф.
Следователь ругнулся и поднялся на второй этаж, постучал в дверь и тут же вошел, не дожидаясь ответа. Его ждали — шеф в кабинете был не один. Другой мужчина в неброском, но ладно сшитом костюме стоял у окна. Казалось, что более всего его интересует происходящее на улице. Но Сергей знал: даже если бы во дворе и случилось что-то незаурядное, из-за листвы все равно не вышло бы ничего рассмотреть и днем, не говоря уже про сгущающиеся сумерки.
И, кажется, Карпеко узнал стоящего — это был Кочура, удельный владелец города.
— Ну что, Гордеич, — заговорил начальник. — Дым стоит до небес. Из Москвы шлют оперативников.
— У нас уже есть один москвич, — заметил Карпеко.
— Удалось бы избежать трагедии, если бы патроны были найдены раньше — не обращая внимания отговорки, шеф гнул свою линию дальше. — И, может быть, наверху захотят найти крайнего.
Разговор начинался неприятно. Но Карпеко решил отложить панику на неопределенное будущее. То, что его назвали по отчеству — было хорошей приметой. С другой — сесть не предложили. Но это могло произойти из-за чужака.
Поскольку чужак доселе молчал — Карпеко сделал свой ход:
— И что мне сделают? Выпишут выговор? Ну так я его повешу на стенку в сортире рядом с грамотами и благодарностями. У меня сортир на улице, если что. Уволят? Ну, я на завод пойду, охранники везде нужны.
— Тихо, тихо! — замахал руками шеф. — Успокойся, Гордеич.
Шеф мямлил, поглядывал на спину присутствующего. Тот, почувствовав взгляд, вздохнул и заговорил:
— Воры вооружены и очень опасны. Один вохровец ими отправлен в реанимацию, и если вы не захотите туда же — я не буду возражать. Мне они живыми не нужны — еще неизвестно, что они в тюрьме учудят. А единственный для них возможный приговор — высшая мера. Письменного приказа не будет. Но как то говориться — умному достаточно. А вы, Карпеко, умный.
Голос Кочуры был известен Карпеко — порой он выступал на митингах, участвовал в радиопередачах местной радиостанции.
— Если приказа нет, то и подчинятся мне нечему, — сказал Карпеко.
— Это да, — согласился начальник. — Но ты подумай.
— Уже. Разрешите идти? — спросил Сергей.
— Идите.
Из кабинета начальника Карпеко спустился в оружейку. Явился дежурный с потрепанным журналом выдачи личного оружия.
— Выдай мне «стечкин», — сказал Карпеко дежурному.
— Вот еще. Он не на тебя записан.
— Звони шефу. Он дал добро. И сразу насчет брони спроси — я ее тоже буду брать.
— Серега, ты на войну собрался? Тебе, может, гранаты и гранатомет дать?..
— Я бы и его взял, да у нас его нет.