Ночью прошел сильный дождь. Земля впитала влагу и стояла будто сухая. На асфальте медленно испарялись лужи. Но вода сделала свое дело: охладила многотысячный город, дома, улицы и скверы. Конечно же, еще будет жарко — но не так. И лето уже на излете, и время подумать, как перезимовать среди приазовского промозглого холода.
Еще из поездов сходили отдыхающие, но это были задумчивые одиночки и не вполне счастливые бездетные семьи. Местные с утра кутались в тонкие курточки, однако к обеду их снимали.
Город возвращался к своей прежней жизни, хотя по нему еще кружили слухи и разговоры.
Вика и Сергей встречались после работы, и скоро Карпеко был представлен родителям девушки, встречен благосклонно.
На кварталах, которые изнутри напоминали жилой парк, они гуляли, сидели на лавочках.
— Интересно, где они сейчас? — спросила как-то Вика, и уточнила. — Где их сейчас ищут?..
— По всему СССР. Сейчас запросили личное дело Шульгина. Спрашивают, где он сидел?..
— Зачем им туда ехать?
— Полагаю, им нужна хоть какая-то версия.
— А что им еще личное дело даст?..
Карпеко пожал плечами:
— Главное как раз в анкеты не попадает: кем была его первая любовь? На какие фильмы любил ходить в детстве? Что он собирал в детстве?..
Вика тихо хихикнула:
— Разве так важно, кто что собирал?..
— Конечно. Ничего не коллекционировать ребенку — это даже более предосудительно, нежели ни в какую секцию не ходить. Но марки собирают заурядные личности, нумизматика доступна только детям из небедных семей. Календарики коллекционируют дети с зачатками оригинальности или бунтарства.
— А ты что собирал?..
— Я собирал пистолет, — ответил Карпеко и задумался.
Где-то далеко застучали колеса поезда. Судя по частоте — пассажирского или пригородного. Мысли опять вернулись к беглецам.
В СССР у них будет гореть земля под ногами. В какую бы щель не забились — до любого закутка доберутся, каждый камень перевернут. Впрочем, в глуши каждый человек на виду, в большом городе маленький человечишка незаметней.
— Как думаешь, где они на самом деле, что делают? — спросила Вика.
Карпеко покачал головой — он даже и предположить не мог. По его расчетам беглецы должны уже быть давно пойманы.
Конечно, они изменили прическу, цвет волос.
Женщины относительно перевоплощения предсказуемы. Прямые волосы — завьет, кучерявые — распрямит. Блондинка перекрасится в шатенку, все остальные перекрасятся в блондинку. И ведь ни у кого ума не хватит, скажем, ваты набить в лифчик.
Мужики, надо сказать, ненамного изобретательней. Воображение дальше сбрить волосы, отпустить усы и бороду, нацепить очки не движется.
Все это ясно и предсказуемо. Против них играют люди, которые розыском занимаются не первый день — они и не такие приемы видели.
Но результата, однако же, нет…
Хорошо было бы поговорить с Кагулом, но тот все же откочевал куда-то из города. У иного сыщика это вызвало бы подозрение, но Карпеко понимал — для стрельбы и погони со взрывами Кагул слишком стар и аристократичен. Он бы умудрился украсть и даже не вспотеть.
Довольно часто Карпеко думал о беглецах и где-то даже завидовал. И чем больше времени проходило с момента кражи, тем более становилась зависть. Они рискнули — и изменили свою жизнь, кто бы что не сказал. Вырвались из беличьего колеса рутины.
-
Рассматривая потолок купейного вагона, тихим шепотком Валентина стала рассказывать свой план.
Обладать такими деньгами, как у них, в СССР не только опасно, но и неудобно. Два чемодана с казначейскими билетами не способствуют легкости перемещения. Двести тысяч в сберкассу не отнесешь, потратить их трудно. Отсюда вывод: в Стране Советов большие деньги являются обузой — выходит, коммунизм все же близок. К тому же, их ищут. И, получалось, тратить деньги следовало за границей.
Но беда заключалась в том, что полновесному советскому рублю не было доверия за кордоном. Не хотели коварные иностранцы покупать и облигации займа советского правительства.
— Поменять на валюту? — предположил Аркадий.
— Я узнавала. На черном рынке один доллар стоит где-то около шести рублей. Может, как оптовому покупателю дадут скидку, но я думаю, что нет. То есть получим на руки где-то около тридцати тысяч долларов. Это неплохо, но недостаточно неплохо. Хорошо бы ехать не с долларами, а что выгодно можно продать.
— Золото? — предположил Аркадий.
— Это я тоже узнавала. Мы можем купить где-то пять кило золота. А продадим его там где-то на семь тысяч.
— Тогда что?..
И Валентина стала рассказывать…
-
Конечно же, ориентировки и телеграммы летели быстрей самолетов и поездов. Но, во-первых фото, что появлялись из фототелеграфа, била оспой электрических помех, лица разыскиваемых были словно вымазаны сажей. И лишь человек с хорошим воображением мог признать в распечатанных листках беглецов. Во-вторых, ориентировки приходили постоянно, и не было никакой возможности держать в голове все нечеткие снимки, фотороботы, более похожие на шаржи. Наконец, милиционеры линейных участков полагали, что вряд ли этих преступников занесет сюда, на край географии. И, конечно же, ошибались.
Ориентировки на Аркадия и Валентину особо ничем не отличались от иных. Оба на портретах получились неузнаваемо, но в графе особых примет было упомянуто, что родимое пятно на плече Валентины имеет форму схожий с контуром Франции. Для непонятливых тут же рядом была нарисован контур Франции.
В Куйбышеве Валентина увидела ориентировку на себя и на Аркадия. Но тамошний фототелеграф натурально сжевал половину телеграммы, и особая примета на лист не попала, а дежурный, зевая, махнул рукой: и так сойдет.
Валентина ничуть не расстроилась, увидав себя на распечатке. Она ожидала подобное и предусмотрительно сменила прическу, но краситься не решила. Была она шатенкой, а более незаурядный рыжий или блондинситый цвет волос могли бы привлекать внимание.
Следовало как-то еще сбить с толку следствие окончательно.
Хорошо бы найти ребенка-беспризорника, лучше девочку, и изображая семью. Да только к шестидесятому году советской власти вывелись беспризорники. Конечно, какие-то дети еще сбегают из дома. Беглецов преимущественно ловят на следующей станции, но некоторые забираются далече. Причин для эскапады немного: кого-то допекли родители, кого-то на приключения потянуло. Только таких лучше не трогать. Первым опека не нужна, поскольку они от нее сбежали. Вторые, как правило, идеалисты, и сдадут, едва почувствовав неладное.
И на рынке в Челябинске Валентина купила котенка… Вернее так — в скобяных рядах приобрела изящную кошачью корзинку из лыка и лозы, а к корзинке взяла за сущую мелочь котеночка.
-
Промозглым утром сошли на станции Усть-Кут. От близкой реки тянуло сыростью.
Небольшой одноэтажный вокзальчик казался дореволюционным — как по стилю, так и обшарпанности. Пассажирский поезд дальше не шел — тогда это была конечная. Впрочем, грузовые поезда проходили немного дальше. За вокзалом шумел порт Осетрово — тогда самый большой речной порт в стране. От Осетрово начиналась другая дорога. По реке спускали товары летнего завоза для Иркутской области и Якутии. За этим товаром, само собой, прибывали посыльные, умельцы выбить дефицит, «толкачи». Отсюда, из речного порта на север отправлялись искатели длинного рубля. Сюда же прибывали из низовий Лены труженики севера.
Городишко, вытянутый вдоль реки и тракта, был мал, но в нем крутились огромные деньги. Где водились деньги, там появлялись блатные.
Север был богат. В начале или в середине пятидесятых в Якутии обнаружили алмазы. Запасы их были столь огромны, что выход с ними на международный рынок мог обрушить цены на этот драгоценный камень. Сам СССР в этом был не заинтересован. Потому алмазы продавали аккуратно через буржуев из Южной Африки — и наплевать, что там жестоко эксплуатировали и притесняли столь любимых в СССР негров.
Говорят, добычу в Якутии удалось организовать чудовищно неэффективно, государству в убыток. Но стране была нужна валюта — сперва на станки и машины, потом на пшеницу.
На алмазных разрезах работали советские люди за советскую, пусть и северную зарплату. И непосредственно рядом с местом добычи иной работяга мог сменять немелкий камешек на бутылку водки. Чем дальше от места добычи, тем более цены росли, но стоимость алмазов оставались все равно меньше мировых рыночных.
Граненый камень был любим ювелирами и легко оправлялся в мягкое золото. Но превратить алмаз в бриллиант было возможно лишь на специальном оборудовании, кое у рядового ювелира, как правило, отсутствовало. Это еще больше роняло цену неграненого камушка.
Но ювелир в Усть-Куте был. Жил он в неприметном домике, врезанном в склон сопки. Фрола Филипповича удалось найти легко. Достаточно было спросить о нем у первого встречного водителя, занимающегося извозом.
Старик отнюдь не удивился гостям и просьбу уважил. Только найти алмазы на нужную сумму оказалось сложным даже для него, и на пару дней беглецов приютила старушка, живущая неподалеку. Эти два дня стали самыми спокойными и счастливыми для Аркадия и Валентины.
Затем Фрол Филиппович вручил Валентине крохотный пакет, спросил:
— Не мое дело, но куда теперь?..
Валентина пожала плечами.
— Я так понимаю, — сказал старик. — Алмазы вы продавать будете не в Стране Советов. Но забудьте о Владивостоке. Финляндская и турецкая граница тоже не для вас.
Поблагодарив за совет, гости откланялись.
— Куда теперь? — спросил Валентину на вокзале Аркадий.
— Пока не знаю. Мой план так далеко не распространялся.