Часть первая.
Маша Скворцова торопливо шла по заснеженной улице в неярком свете фонаря. Нужно было спешить. Она опаздывала на встречу со Стройко. Он не любил этого, она знала, но разговор с подругой и по совместительству главой архива на Аландских островах в Финляндии, вышел интересным и содержательным, что прерывать его на полуслове категорически не хотелось. Хелена поведала Скворцовой занимательные детали, которые не так просто найти в русских источниках. Девушка была уверена, что исторические здания, в каком бы аварийном состоянии они не находились — следует восстанавливать. Хелена согласилась со своей русской подругой и помогла разработать план по спасению старой Ратуши.
Старое здание ратуши в Сортавала стояло уже несколько лет бесхозное. Когда-то давно в нем располагалась библиотека, Скворцова это помнила. Во время каникул она каждую неделю забирала оттуда стопку новых книг. Библиотекари привечали девочку и часто подкидывали ей произведения не по строгому списку, выданному в школе. Машина мама только улыбалась — десятилетия назад эти же работники печатного слова выдавали те же самые томики ей самой.
Библиотека выехала из аварийного здания почти десять лет назад, и с тех пор красивое здание руки архитектора Франса Шёстрёма пустовало. Несколько лет назад благотворительная организация начала собирать средства для реставрации, но то ли не насобирала, то ли собирала, но себе. Ратуша с каждым годом все ветшала и ветшала, деревянные стены кое-где провалились внутрь, колонны норовили рухнуть. От былого величия оставалась лишь задумка финского архитектора, которую украшал герб да местоположение — прямо у залива. Этим всем и вдохновился Петр Иванович Стройко — главный заказчик маркетиного агенства «Фантазия», где Скворцова трудилась копирайтером. Ему пришла в голову светлая, можно сказать, идея. Открыть в Сортавала люксовый спа-отель, в который будет стекаться весь свет российского телевидения и политики. Его «проходные» турбазы, как он сам говорил, в Карелии приносили хороший доход, но хотелось ему чего-то особенного. В поиске этого чего-то особенно Мария помогала как могла: собрала историческую справку по всем зданиям, к которым мог бы проявить интерес Стройко, набросала рекламную кампания для каждого из них. Но вот незадача, Петр Иванович искал легких путей: так и или иначе кого-то из этих зданий пришлось бы выселять, да выселять по закону, а по закону делать дороже стоит. Это Стройко знал и выбрал именно здание Старой Ратуши. Бесхозное — значит, можно снести легко и новое построить еще легче. Никто не хватится, а хватится, так мы задобрим, уверил Скворцову Петр. Построить люксовый отель напротив залива, что же может быть лучше?
Маша, как могла, этой мысли сопротивлялась. И из-за сентиментальных соображений (мама ее тут же хватилась за сердце, когда дочь рассказала о планах клиента) и из-за соображение исторических. Ей претила мысль, что о старом не заботятся, дают разрушаться (вспомнить только фасады в Петербурге, завешанные строительной сеткой!). Она непременно хотела спасти, восстановить, увидеть былое во всей красе. Хелена в долгом разговоре поведала ей, что архитектор Шёстрём помимо Ратуши в Сортавале и здания народной школы в Выборге, спроектировал еще и ряд значимых зданий в Хельсинки и других городах. Всего строений В Финляндии осталось семь, и было бы непростительной ошибкой взять и снести Ратушу, которая в своей время служила центром всего города. Маша с подругой была согласна. Осталось втолковать это Стройко, но вместе они придумали замечательный, как показалось спасительницам план. Стройко должен был на себя взять реставрацию Ратуши — Петр Иванович крутился в обеспеченных кругах, и если своих средств ему бы не хватило, его именитые друзья непременно раскошелились бы на благотворительность. Хелена дополнила, что при надобности можно и в Финляндии архитектурное сообщество подключить. И тут всем, по плану Марии и Хелены, было бы хорошо: Ратуша спасена, опять же международные связи подключены. Стройко благодетель, за что администрация города непременно отблагодарила бы его. Например, выселила бы лесничество из здания бывшей гостиницы «Пяйвола». Из постройки, изначально спроектированной под гостиницу, сделать отель будет гораздо легче.
Маша бежала. Нет, летела по протопанным дорожкам. Снег, шедший стеной всю прошлую неделю, закончился. Теперь он лежал аккуратными сугробами по бокам от прохода, проложенного горожанами. На дворников надежды не было — они все время против чего-то бастовали, отчего лопаты и метлы скучали в углу. Наконец, дворами она вышла на знакомую улицу. До Ратуши-библиотеки было уже рукой подать. Маша глянула на часы — на пятнадцать минут она задержалась, но уверена была, Стройко в этот раз ругаться не будет.
Калитка легко поддалась. Маша вошла во двор, оставив позади тихую улицу. Чуть слышны были голоса — лед в этом году на озера встал рано и крепкий, и местная детвора обустроила под ледяную площадку. Ко входу вели многочисленные следы. Скворцова слышала от старожил, что заброшенную постройку облюбовали наркоманы и бездомные. Она слегка поежилась. Лучше бы со Стройко назначили они встречу на утро. Но хозяин — барин, да и Маше нетерпелось доложить клиенту свои идеи.
В Ратуше пахло плесенью. Маша огляделась. Надо же — полки на месте. Вот с них лет двадцать назад она брала книги, бережно несла их на стойку регистрации, а потом домой, где читала до позднего вечера в ярком свете северной белой ночи. На месте и диванчики, на которых коротали время местные бабушки — обсуждали новости последних выпусков газет. Все на месте, но от всего веет ненужностью. Маша вздохнула.
— Петр Иванович, вы тут? — робко спросила она у темноты. Темнота не ответила. Где-то раздался звук, похожий на звук бьющегося стекла. «Странно, — заметила Маша про себя, — я-то думала, что тут окна все уже давно разбиты».
— Петер Иванович? — еще раз негромко произнесла Маша. Она включила фонарик на смартфоне. Света он давал немного, больше придавал тревожности неясным мерцанием. Скворцова двинулась вглубь здания. В этой части она раньше не бывала: библиотекари строго следили за тем, чтобы в часть здания, где располагался архив и контора, читатели не попадали. То там, то здесь лежали книги. Забытые, распухшие от дождей, растрепанные ветром и никому ненужные. Маша обводила взглядом комнату. Стройко нигде не было видно. Она выключила фонарик на телефоне, чтобы позвонить ему. К своему удивлению мелодичная трель раздалась совсем поблизости. Девушка двинулась на звук.
В следующей комнате обнаружилось что-то вроде комнаты отдыха — круглый стол посередине, с потолка свисают остатки красивой хрустальной люстры, у окна — диван. В этой комнате Маша раньше не бывала — она была закрыта для посетителей и открывалась лишь на недолгие часы редких политических дебатов. На диване сидела большая фигура, и Скворцова с трудом узнала своего клиента. Скворцов сидел, опустив голову на грудь, руки плетями свисали по бокам.
— Петр Иванович, вы заснули что ли? Не так уж надолго я и опоздала, — возмутилась девушка. Она приблизилась к дивану и легонько толкнула мужчину в плечо. Тот повалился на сторону, что-то громко звякнуло об пол.
Маша в ужасе закрыла рот рукой. Петр Иванович Стройко был очень и очень мертв.
Ни в силах даже закричать Скорцова судорожно вспоминала, куда звонить. Ноль два или ноль один? Номера телефонов часто менялись, а набирать их, к счастью, приходилось нечасто. Как тут запомнить? Маша вздохнула, взяла себя в руки. В памяти всплыл номер 112.
Полиция приехала на удивление быстро. Уже через 15 минут Скворцова объясняла молодому парню в форме всю ситуацию. Тот неровным подчерком что-то чиркал в блокноте, мэкал и все время спрашивал:
— А вы-то, вы, кем потерпевшему приходитесь?
— Ну я же говорю вам, — терпеливо повторяла Скворцова, — это наш клиент. Клиент агенства, где я работаю. Петр Иванович Стройко. Он из Петербурга. А я из Петрозаводска. Работаю в рекламном агенстве «Фантазия».
— Фантазия, вот и нафантазировали тут, — строго оборвал ее страж закона, — паспорт предъявите.
— Паспорта у меня с собой нет, он дома. То есть на даче. Дача у нас тут, а дом — в Петрозаводске, — окончательно растерялась Маша.
— Паспорта нет, труп — есть, — с удовлетворением протянул полицейский. — Пройдемте, гражданочка, в отделение до выяснения обстоятельств происшествия и вашей, так сказать, личности. Если она имеется. — Полицейский хохотнул, сам довольный своей шуткой. Он тронул Машу за локоть, направляя ее к выходу. Она инстинктивно отдернула руку. Человек в форме строго на нее глянул.
— Гражданка, пройдемте, не то наручники на вас сразу натяну.
Маша покороно побрела рядом. Через несколько секунд она смотрела на знакомные улицы с заднего сидения полицейской машины. «Похоже, докатилась ты, Скворцова», — подумала она сама про себя.
Стены в отделенении были до половины выкрашены масляной краской болотого цвета, вторая половина была добросовестно побелена. Полицейский усадил Машу напротив себя, достал блокнот и начал одним пальцем набивать на клавиатуре записанное. Скворцова нетерпеливо ерзала на стуле — ей хотелось домой. Из полицейской машины она позвонила маме, та спохватилась и пообещала паспорт привезти как можно скорее.
Полицейский смотрел в экран компьютера. Краем глаза Маша видела, что тот неловко заполняет протокол. Мышка плохо слушалась, как впрочем и орфография — программа то и дело подчеркивала красным написанное. Молодец ругался, перепечатывал снова. Процесс был бесконечный и доводил служивого до иступления. Он зло зыркал глазами на Скворцову, вздыхал и, наверное, думал, какого черта ему на ночь глядя свалилась на голову эта девица из Петрозаводска вместе с трупом из Санкт-Петербурга.
Дверь в кабинет открылась, зашла молодая девушка. Форменный пиджак был по-модному наброшен на плечи, светлые волосы разбросаны по плечам. «Небрежный шик даже в участке», — усмехнулась про себя Маша.
— Сергей, на орудии убийства отпечатков уйма. Не определить. Нужна более детальная экспертиза. Я отправила запрос в Петрозаводск, но сам знаешь, у них работы много. До завтрашнего вечера можно забыть.
— А задержать гражданочку мы пока не можем? — Сергей с надеждой посмотрел на коллегу.
— Нет, оснований недостаточно, — вздохнула девушка. — Там отпечатков минимум от 10 человек, нанести удар мог любой.
В дверном проеме маячила беспокойная мамина голова, за ней ободрительно-тревожно улыбался Семен Алексеевич. Маша облегченно выдохнула. Похоже, коротать ночь в участке ей все же не придется.