Одной неделей ранее
Глава 1
Троллейбус жалобно тянулся вдоль главной улицы: покряхтывал как старичок, еле удерживал усы на рельсах и расскачивался из стороны в сторону от малейшего порыва. Внутри было холодно. Проржавеший металл, сломанные сиденья, окна, в которые врывался беспардонный северный ветер. Это был из закупленных на распродаже в Москве монстров — столица распродавала негодное старье в регионы за бесценок. Горемыка-троллейбус, вздыхая, докатывал свои часы по февральским улицам.
— Женщина, маску на нос наденьте! — неприятный женский голос вывел Машу Скворцову из полузабытья. По дороге с работы Скворцова задремала — день выдался суматошный, и маска предательски опустилась на рот. Девушка встрепенулась, поправила маску и уставилась в окно. Обращение «женщина» резануло слух. В темном зимнем окне Маша увидела только свои глаза — усталые, и даже какие-то безжизненные, тушь комками обвалилась, рисуя уродливые синяки, плавно переходящие в маску. «Чертова маска, когда же это уже все закончится», — обреченно подумала Маша.
Эпидемия, начавшаяся в начале 2020 года, не собиралась сдавать позиции. Один за другим города и даже целые страны уходили на локдаун, оставив надежду на нормальный Новый год и настоящие зимние каникулы. Ожившие было летом кафе и рестораны снова работали по укороченному режиму, многие и вовсе закрывались, не выдержав напора второй волны. Школьников вновь переводили на удаленку, от которой устали все — и дети, и родители. Последние в отчаянии вбивали в головы непутевых учеников главы учебников после основной работы. Студенты неделя через неделю уходили на карантин. Карта заболевших в городе обновлялась ежедневно — ядовитый значок красного вируса появился уже почти на каждой улице. Все больше компаний уходило вновь на удаленку. В новостях то и дело мелькали новости о том, что вакцина еще не поступила в регионы. Это была правда, Маша безуспешно пыталась записаться на прививку в районную поликлинику. Грустный голос на другом конце провода сообщил, что вакцины нет, но ее поставят в лист ожидания.
Бизнес трещал по швам. Маша вздохнула. Начальник на работе сегодня заявил, что удаленная работа светит только тем, кто от работы отдохнуть хочет вовсе, то есть — уволиться. Она трудилась в рекламном агенстве «Фантазия» старшим копирайтером и разумно полагала, что для качественного выполнения ее работы ей требовался только компьютер. Андрей Степаныч, или Сова, как его прозвали за толстые стекла в очках, был с этим в корне не согласен.
— Откуда я знаю, что ты там, Скворцова, дома делаешь? Ты, может, там по три часа чаи распиваешь или на диване лежишь, этот, как его «Модный приговор» смотришь. Как я, скажи мне, тебя при работе из дома контролировать могу? — Сова внимательно смотрел на Машу сквозь свои окуляры, та чувствовала школьницей, застуканной за прогулами.
— Андрей Степаныч, я вам говорю. Я все делаю. Я весной хоть один проект задержала? Я все до несколько дней до дедлайна сдавала. Сейчас ситуация такая, даже губернатор говорил, что нужно всем по возможности работать удаленно. Так вот я, как специалист с почти пятнадцатилетним стажем, вам говорю — у нашей компании работать удаленно есть. Компьютеры у все переносные, телефоны есть. У нас полкомпании с родителями живет, а для пожилых вирус опаснее, чем для нас с вами. А вторая половина с детьми-школьниками живут, вы не знаете что ли, что дети — бациллы ходячие как есть. Они там не только короновирус принесут, а все, что хочешь.
Сова развел руками:
— Все, Маша, разговор окончен. Мы в первую-то волну еле-еле продержались, теперь работать надо. Тем более, губернатор говорит, вон, что пора к нормальной жизни возвращаться. Даже «65 плюс» уже из дома выпускать разрешают понемногу.
Весной компания худо-бедно продерждалась, урезав зарплату сотрудникам до пятидесяти процентов. По доходам это, конечно, ударило сильно. Маше вновь пришлось перебраться к маме — денег на оплату ипотеки не было. Продавать квартиру тоже не хотелось, но тут, на счастье, в город хлынули москвичи и петербуржцы. В надежде переждать пандемию столичные жители перебирались в провинцию. Маша быстро нашла арендаторов, которые платили столько, что хватало на оплату банку. Знакомые пугали ее, что жильцы раздолбают ее новенькую двушку в новом районе, но Мария только отмахивались — вряд ли семья из бабушки, мамы, десятилетней дочки и наглого кота разбомбит квартиру так, что ее нельзя было бы восстановить ремонтом. Скворцова была довольна — аренду платили вовремя, не шумели, соседи не жаловались. Когда попросились продлить аренду до Нового года, а потом и до лета, Маша, не раздумывая согласилась. С мамой они жили мирно, а денег больше не стало: компания уже с августа работала на месте и на полный день, но на просьбы увеличить снова зарплату до положенного, начальник только отнекивался.
— Где я вам зарплаты возьму, скажите спасибо, что не увольняю никого.
Все, конечно, работали, но командный дух пропал. Секретарь миниму три раза в день скорбным голосом зачитывала новости с городского портала. Катя, ближайшаяя Машина коллега, несколько раз в день грела чайник, заваривала растворимый кофе и шумно его отхлебывала, пролистывала соцсети, изредка отвлекаясь на работу. Сама Скворцова тоже работала вполноги: паралелльно с работой в «Фантазии» она занималась переводами. Если до кризиса ее доходы от перевода были «лишними» деньгами, которые она тратила только на свои собственные прихоти и путешествия, то теперь служили хорошей опорой для ежемесячного бюджета. Тексты в основном были технические, скучные. В былые времена Маша бы таким заниматься не стала — она всегда предпочитала художественные переводы, но гонорар всегда приходил вовремя, а это в сложившейся ситуации было важнее всего.
Заказов у «Фантазии» было немного, и те, как знала Скворцова, Андрей Степаныч находил с большим трудом. Можно понять, почему он не хочет уходить вновь на удаленку. Весной бизнес висел буквально на волоске, но Сова каким-то чудным образом устроил контракт с компанией, которая владела несколькими базами отдыха в Карелии. Туристы, которые раньше поехали бы в Финляндию, теперь довольствовались отечественной заменой на Ладожском и Онежским озерах. Собственно, над продвижением родного края и трудилась теперь Маша. Заказчик ей нравился, продукт был хороший, да и путешественники в обиде не оставались. Проект был некрупный, но позволил агенству остаться на плаву, однако же сто процентов времени ни у одной из сотрудниц не отнимал.
Под конец дня секретарь, зачитав заключительную сводку новостей, печально подняла глаза на сидевших в кабинете.
— Нам, наверное, срочно всем закрываться пора снова, хотя бы пока не привьемся. Чего Сова тянет. Дождется, что кто-то из нас заболеет. Надо с ним поговорить.
Она поднялась со своего места, расправила юбку, обвела взглядом всех присутствующих и с достойным видом отправилась к начальству. Андрей Степаныч, единственный из всех, восседал в своем кабинете.
— Андрей Степаныч, можно войти?
— Да заходи ты, Ксюша, чего мямлишь.
Ксюша зашла в кабинет, дверь оставила чуть приоткрытой, чтобы разговор было слышло всем.
— Андрей Степаныч, там в газете пишут, что тридцать процентов работников перевести на удаленку нужно всем компаниям. Нам, наверное, тоже надо определить, кто будет работать тут, а кто из дома. Говорят, что в каких-то компаниях сотрудники меняются неделя через неделю.
— Говорят, что кур доят! — резко оборвал ее Сова, — Так, голубушки, вы видимо не понимаете.
Начальник резко вышел из-за своего стола, вылетел из кабинета в общее помещение. Оглядел все свои наемные шесть голов.
— Вы все девки у меня молодые, некурящие, что вам короновирус. А бизнес наш бросать нельзя. У нас клиенты. Я все ноги сбил в поисках новых заказов, так что никакой работы из дома, кумушки, — Андрей Степаныч глянул грозно на всех сотрудниц. — Я вам говорю, что пусть меня гром на месте разразит, но мы на удаленку больше не перейдем. За вами тут-то глаз да глаз нужен. Вон Катька аж палец о мышку стерла, пока «вконтакте» весь пролистала.
Тирада закончилась. Сова сердито посмотрел на сотрудниц, равзернулся на каблуках и вернулся в свой кабинет, хлопнув дверью.
— Уморит он нас, всех уморит, — жалобно произнесла Ксюша и стала собираться домой. Катя густо покраснела и спешно закрыла страничку социальной сети. Мария задумчивао посмотрела в окно, где снегопад набирал обороты. «Работа есть, зарплата приходит — уже хорошо», — мысленно утешила она сама себя.
Медленно, но верно троллейбус пробирался к нужной остановке. Уже почти год Маша жила с мамой. Весной прошлого года, прикинув все варианты, Скворцова предложила либо маме переехать к ней, либо ей переехать к маме, а вторую квартиру сдавать. Вместе и веселее, и экономнее.
— Машенька, ты меня извини, но я в своем возрасте, кроме дачи, никуда не переезжать не хочу, да и то — только на лето. Уж лучше ты ко мне. Твоя комната-то почти нетронутая стоит, я там только цветов понаставила, ну да ничего, мы их по квартире распределим. Это была правда. С тех пор как Маша съехала в собственное, ипотечное, жилье, мама хозяйствовала в большой трешке одна. Обитала она в основном в спальне, большой комнате и на кухне. Машина комната использовалась в качестве ботанического сада. Письменный стол, диван и комод постепенно погружались в джунгли неведомых растений.
В начале апреля Скворцова сдала квартиру и вернулась в отчий дом.
Вдвоем было не так тревожно следить за новостями, хозяйство тоже спорилось. По утрам Скворцова — старшая просыпалась раньше, «старческая бессоница», говорила она. Мама варила кофе, обязательно овсяную кашу и красиво нарезала сыр с белой булкой. Когда Маша приходила к столу, завтрак ждал ее в полной готовности, как раньше, когда она еще училась в школе. После завтрака Маша отправлялась обратно в свою комнату, садилась за письменный стол, купленный еще к восьмому классу и начинала работать. Мама в это время устраивалась в другой комнате — там около окна она обуродавала себе рабочее место. В обычное время ученики приходили к ней домой, где за большим столом объясняла ученикам основы грамматики английского языка. Теперь же после завтрака Анна Ивановна Скворцова, заслуженный учитель Карелии, открывала программу «Скайп» и уже по видеосвязи обучала своих подопечных. Те напрополую пользовались удаленкой, чтобы лодырнячать.
— Аниванна, у меня интернет подвис, сейчас перезагружусь, — и незадачливый ученик пропадал из кадра и подключался вновь, когда до конца занятия оставалось минут 10, как раз, чтобы успеть записать задание на следующий раз. Анна Ивановна смеялась, но спуску таким ученикам не давала тоже — задания проверяла внимательно, а если интернет уж слишком часто зависал — звонила родителям. К таким крайним мерам прибегала она нечасто, за что ученики любили ее, но иной раз так и норовили воспользоваться добротой пожилой учительницы.
Карантин Анне Ивановне принес, как ни странно, и дополнительную на работу — люди, взвышие от скуки весной, кинулись проходить всевозможные курсы для улучшения качества посткарантинной жизни. Вот и Скворцова-старшая пристроилась в он-лайн школу и теперь преподавала английский не только школьникам из соседнего двора, но и взрослым ученикам, которые жили по всей необъятной России. Она хотела в школу пристроить и дочь — та отлично владела английским, шведским и немецким языками. Маша однако же наотрез отказалась преподавать. «Нервов никаких не хватит», но нашла халтуру по переводам. Так, копеечка к копеечке, мать и дочь зарабатывали себе на жизнь. Иногда даже хватало «на излишества» — так они называли финский кофе и другие контрабандные продукты. До карантина заморские угощения стоили недешево, а теперь с поднявшимся курсом и редкими завозами, цены на них взлетели до небес.
Все первую половину дня Скворцовы трудились, каждая в своей комнате, каждая за своим компьютером. Часа в четыре спохватывались, что забыли пообедать, наспех пили чай или кофе с бутербродами и сухарями и работали еще до шести. Вечера проводили по-разному, но почти всегда — очень дружно.
В конце мая мама объявила, что городскую квартиру нужно «законсервировать на лето», а им самим — переезжать на дачу в Сортавала. Дачей называлась небольшая квартира в деревянном с маленьким огородом неполадеку — наследство Анны Ивановны, оставшееся ей от ее мамы — Машиной бабушки. Маша вначале сопротивлялась — как она там будет работать! Но, поддавшись на уговоры, отправилась вместе с матерью на лето в Сортавала. К своему изумлению она обнаружила, что там ей работалось ничуть не хуже. Интернет работал исправно, вечерами они ходили гулять, а в выходные походничали в лесу. Лето пролетело незаметно, и Маше даже жаль было возвращаться в город.
Троллейбус остановился. Дребежжа, открылись двери. Выпавший снег скрашивал скудное вечернее освещение. Снег Маша любила, но настоящий, хрустящий. Как в детстве. Последние года утренний снег под вечер превращался в месиво, которое портит сапоги и настроение. Маша улыбнулась сама себе. Сегодняшний снег обещал продержаться еще несколько дней.
Дома приятно пахло. На кухне приветливо горел свет, что-то тихо шептал из телевизора в углу Андрей Малахов. Мама хлопотала над ужином. Маша заметила, что у них гости — соседка Антонина Михайловна сидела за столом и шумно прихлебывала чай.
— Машенька, пришла, дорогая! — заметила ее мама. — А у нас тут гости, Антонина Михайловна зашла. Маша незаметно состроила маме рожицу. Соседка Маше нравилась, но теперь же в ковидные времена, та приносила большую смуту в их дом, методично пересказывая статистику смертей из разных стран и предсказания — одно хуже другого.
— Теть Тонь, вы тут! Здрасти! — нарочито громко закричала Маша. Мама только закатила глаза и посмотрела на дочку построже.
— Здравствуй, Маруся, долго ты работаешь! — Она единственная из всех знакомых называла Скворцову Марусей.
— Так хорошо, что работа есть, теть Тонь, — отропартовала бодро Маша уже из ванной, — времена-то сейчас какие.
— Ой времена, ой какие. Маруся, я сегодня новости смотрела, в Европе что творится, что творится. Я сегодня новости даже толком посмотреть не могла — люди мрут, как мухи, как мухи. Ничего не останется скоро. И никого.
— Да ладно, Тоня, так уж и никого, мы-то с тобой останемся, — ласково сказала Анна Ивановна, — ты поменьше телевизор смотри да интернет читай. Лучше давай ко мне на курсы или, может, еще учеников найди — а то тянешь двух-трех, конечно, время у тебя есть, вот и смотришь ужасы всякие.
Тетя Тоня посмотрела на Анну Ивановну. Женщины когда-то работали в одной школе, жили по соседству, дружили. Сейчас, глядя на них, сложно поверить было в то, что они практические ровесницы. Антонина Михайловна была всего на пару лет старше, однако выглядела по сравнению с Машиной мамой почти старухой. Из-за конфликта с начальством она рано вышла на пенсию, чему поначалу была рада. За пару лет успела отдохнуть и хотела было вернуться на работу в другую школу, но вот незадача — работники за пятьдесят никому не нужны, несмотря ни на какие их прежние заслуги. Анна Ивановна доработала до 65 лет, но и выйдя на пенсию, работать не прекратила — оставила себе в школе четверть ставки и стала заниматься репетиторством. Иногда она подкидывала учеников подруге — часто детям требовалась дополнительная помощь не только в английском, но и по другим предметам. Антонина Михайловна учеников брала, но с каждым годом все менее охотно, и все более охотно усаживалась у телевизора.
— Аня, ну ты сама что говоришь такое. Какие ученики сейчас? Они же мне эту заразу-то домой и принесут. Ты же знаешь, у меня сердце. И диабет. Я своих-то заставляю бахилы уже в подъезде надевать, занимаемся мы в масках, они в перчатках. А потом, как они уходят, я всю квартиру на два раза с хлоркой мою.
— Тоня, ну ты что, как в прошлом веке. Уже бы давно перевела всех на удаленку. Компьютер у тебя есть. Игорек тебе «скайп» установит или даже вот «Тимз». И будешь кого хочешь обучать физике своей. — Мама уверенно кивнула головой. Она была уверена, что подруге не хватает деятельности, и изо всех сил ей хотелось помочь.
Подобные разговоры проходили на их кухне с самой той поры, как Антонина Михайловна вышла на пенсию. В карантин соседка почти каждый вечер приходила к ним пить чай. Ее сын работал в Петербурге и за последний год ни разу не приехал в Петрозаводск. Анна Ивановна знала, что подруга чувствует себя очень одиноко, поэтому старалась поддержать ее, как могла.
Когда Маша была маленькой, Антонина Михайловна была для Анны настоящей опорой. Если бы не соседка, которая всегда вовремя выходила на лестничную клетку и звала их с Машей на чай с вареньем, кто знает, что стало бы с ней и с дочкой. Семья Скворцовых переехала в новый дом в середине восьмидесятых. Образцовая семья, папа — инженер, мама — учитель и лапочка-дочка. Поселились они прямо напротив квартиры Антонины Михайловны, или просто Тони, как она просила себя называть. Она жила вместе с сыном, который был младше Маши на три года и три месяца, муж появлялся редко — служил капитаном на торговых кораблях. Женщины быстро сговорились. Через некоторое время Антонина заметила, что из соседней квартиры часто доносится приглушенный шум, и быстро догадалась в чем дело. По хмурному утреннему взгляду Скворцова-отца, по плохо замазаннным синим подтекам на лице и руках у подруги, по испуганным глазам маленькой Маруси, которая при строгом отце боялась вымолвить и слово, но как только тот выходил за порог, превращалась в неугомонную болтушку. Теперь, едва услышав шум, Антонина уверенно звонила в дверь соседней квартиры.
— Аня, иди мне помоги с вареньем, а потом и чай попьем. И Машу с собой возьми, присмотрит за Игорьком, пока мы с тобой возимся. — И нетерпеливо брала подругу за руку, насильно уводя ее из дома. Они никогда не говорили о том, что происходит, когда соседка не успевает прийти или когда она бывает в отпуске. Узнав, что Анна Михайловна овдовела — отец Скворцовой ушел под лед во время зимней рыбалки, Антонина трижды перекрестилась и сказала «Отмучились».
Тетя Тоня посмотрела на Анну Ивановну.
— Игорек-то что, он в Петербурге. Он мне по телефону-то не объяснит. И не приедет еще сколько. — Губа у Антонины Михайловны предательски задрожала.
— Ну не Игорек, то Маша тогда. Она тебе поможет. Правда, Машенька? — мама ласково посмотрела на дочку, усевшуюся за стол.
— Конечно, теть Тонь, хоть завтра, — кивнула Маша.
— Завтра. Тоже скажешь. Завтра только кошки родятся, — отмахнулась тетя Тоня. — Ты мне лучше скажи, что у вас в конторе говорят, что с работой-то будет?
— Работа-то будет, и есть, — уверенно сказала Маша. — Только на удаленку нас не переводят. Шеф говорит, что мы и так расслабились за весну.
— Да как так расслабились, — вспеснула руками Анна Ивановна, — только слышно из комнаты твоей «тук-тук-тук» по клавиатуре.
— Мам, ну так и я ему говорю, Сова, ой то есть, Андрей Степаныч, я дома точно так же, как в офисе работаю, и тексты выдаю ровно по расписанию. А он уперся рогом и в какую. Отчитал еще сегодня и меня, и Ксюшу нашу.
— Вот и Игорек мой говорит, что не хочет работников своих отпускать домой, бизнес у него пропадет иначе, говорит. Ох, Игорек мой. Маруся, он опять же женится у меня хочет. На него девки так и вешаются, проходу не дают. А он честный у меня — на всех женится.
Маша рассеянно посмотрела на тетю Тоню. В ее воспоминаниях ее так и остался субтильным мальчиком, жившим напротив. Теперь прежнего Игорька было не узнать в громком, толстом мужчине, который изредка приезжал к матери и хамовато ею командовал. Ей было удивительно, что такому, как выражалась тетя Тоня, девки проходу не давали.
— Да, Игорек мой говорит, что привезет новую пассию свою к лету, — продолжила соседка, — а осенью и жениться хочет… А мне-то что, главное, чтоб приехал, а пассия или нет. Мое дело маленькое. — Тетя Тоня грустно вздохнула и посмотрела в пустую чашку.
Анна Ивановка погладила подругу по плечу.
— Давайте ужинать. Я котлет навертела уйму. Маша, завтра на обед с собой возьмешь, а то питаешься там в своем офисе тоже не пойми как.
Маша даже чуть заурчала от нетерпения. Мамины котлеты она обожала.
Ближе к десяти вечера Антонина Михайловна вернулась к себе в квартиру. Маша с мамой разошлись по комнатам. Маша долго ворочалась на узком девичьем диване и размышляла о прошедшем годе. Весной всем, в том числе и Маше, казалось, что человечество стоит на пороге чего-то лучшего и нового, что может прийти только через испытание пандемией, то теперь, встретив 2021, все с горечью осознали, что мир остался прежним. Прошлое не ушло, будущее задержалось в дороге, оставив людей в неприятном и липком настоящем, пахнущем дезинфекторами. 2020 пронесся мимо, скомкал весну, лето и осень, украл Новый год. 2021 год не принес долгожданного облегчения.
Маша посмотрела на телефон. Новых сообщений не было. В мессенджере она нашла переписку со своим последним, так и не состоявшимся, романтическим героем. Полицейский с Аландских островов в Финляндии, Андерс Берг, что называется запал в душу во время совсем незапланированной поездки прошлым летом. Единственной ниточкой, тянувшейся из той невероятной недели стала дружба с Хеленой — сотрудницей аландского архива, где Маша провела много времени. Скворцова вздохнула. Она рада была общению с Хеленой, но в душе желала, чтобы сообщение ей наконец написал Андерс — полицейский, с которым, как ей казалось, у нее промелькнула искра. Андерс, однако, вниманием Машу не баловал. Изредка присылал по мессенджеру фотографии своего пса Руфуса, сопровождая их смешными надписями. В газетах пишут, что пандемия разрушила многие семьи, про себя Мария думала, что эта коронная напасть задушила в зачатке ее первый за годы намечавшийся роман. Теперь же — спустя полгода после путешествия, заграничная поездка казалось произошедшей во сне.
Скворцова перевернулась на бок к стене и снова, как в детстве, стала водить пальцем по замысловатому орнаменту обоев. Пальцем влево по нарисованному цветку, потом чуть вверх, затем вправо и резко вниз — к полу. Маша чувствовала себя глупо. Время от времени она писала Бергу сообщения, он всегда отвечал, иногда быстро, но чаще — через несколько часов. Она понимала, что его работа следователя требует полной включенности, и он не может отвлекаться на какие-то там глупости. Именно глупостью считала она ее влюбленность. Всего несколько дней они провели вместе, но казалось — знали друг друга всю жизнь, так легко текло общение. После поездки они ежедневно обменивались сообщениями. Постепенно яркого мигания мессенджера становилось все меньше, а Скворцова делалась все грустнее. Она утешала себя тем, что в этот раз зарождавшийся роман убило расстояние, а не она сама. Девушка наконец задремала, убаюканная грустными мыслями.