Глава 5
Анна Ивановна не спеша занесла сумки в кухню.
— Тоня, ты за стол садись. Сейчас вначале чаю попьем, а потом уже все остальное. Кран расфыркался — не ждал он, что его потревожат до лета. Скворцова набирала воду в подставленный чайник и заботливо осматривала квартиру. Все-таки хороший ремонт они с Машенькой сделали. Все удобно, все под рукой.
В квартиру своего детства Анна возвращаться любила. В Сортавала она прожила до окончания школы в 17 лет, после она, лучшая ученица в классе, поступила в университет и уехала в Петрозаводск. Однако же, каждые каникулы она с радостью вовзращалась в отчий дом, даже практику перед защитой диплома проходила в школе, в которой училась когда-то сама.
Со временем город менялся. Сортавала, или Сердоболь, видел на своем веку немало. В разное время в нем властвовали шведы, финны и русские. Город хранил в себе тайны и следы пребывания всех своих властителей. Однако на период, когда Сердоболь входил в состав княжества Финляндского, которое, в свою очередь входило в состав великой Российской империи, воистину пришелся расцвет маленького городка. Александр II сыграл немалую роль в обустройстве городка. Весь старый центр был полностью перестроен, а проектированием города по указу императора занимался Карл-Людвиг Энгель — архитектор, отвечающий за внешний облик столицы Финляндии, Хельсинки. Анна Ивановна обожала бродить по улицам города — тут и там угадывались именитые финляндские архитекторы, только, конечно, в Сердоболе творили они с меньшим масштабом, но творили же. Сааринен, Ульберг, Линдгрен — все знаменитые имена, спроектировавшие здания в Финляндии отметились и в уездном городе. Конечно, послевоенные годы принесли упадок не только в Сортавала, но и в другие места. Памятники архитектуры старели. То тут, то там осыпалась штукатурка, отваливался декор, никому не было дела. Молодежь сплошь и рядом уезжала — в Петрозаводск, Петербург, Москву. Кто-то, порывших в архивах, отправлялся по другую сторону границы — в Финляндию, по программе репатриации. Анну Ивановну это порядком расстраивало. Она помнила город живым, дышащим. Сама она по окончанию университета хотела вернуться, но не вышло. За год до диплома она познакомилась с Машиным отцом, работа которого навсегда привязывала их семью к заводам столицы Карелии. Она скучала, но не унывала, и как только открывалась возможность, ездила в город своего детства. Все чаще у нее мелькала мысль перебраться сюда насовсем теперь, на склоне лет. Работа у нее теперь, благодаря пандемии, большей частью удаленная. А если понадобяться настоящие ученики, из плоти и крови, то найти их в Сортавала не составит труда.
Анна с удовольствием осмотрелась в квартире. Тут и уборки не много будет. В конце сезона с Машей они потрудились на славу. Глаз зацепился за Тоню, которая скрючившись, сидела за столом в пальто.
— Тоня, ты пальто-то сними. Жарко, — улыбнулась Анна Михайловна, — мы сейчас и печку затопим. — Хозяйка кивнула на вязанку сухих дров. — Ты чего насупилась? Считай, что ты в санаторий приехала. Ты в доме отдыха была когда-то?
Антонина Михайловна при общей внешней бойкости была до ужаса стеснительной. Очутившись за сотни километров от родной квартиры, она резко осела и пыталась осмыслить собственную смелость. Первый раз за всю свою уже не сильно короткую жизнь Антонина Михайловна отправилась в путешествие без мужниного или сыновьего надзора. Первый раз в жизни она приняла решение, собрала вещи и поехала. Вот так, настоящим дикарем.
— Ой, Аня, я-то зачем с вами поехала, в пандемию. Давай-ка меня следующим автобусом назад отправим. Я уж отсижусь у себя, а ты мне позвони, как приедете. Игорек-то мой что скажет — Антонина Михайловна резко встала и спешным шагом отправилась в прихожую. Через секунду до Скворцовой-старшей донеслось сопение: надевать ботинки, не сняв тяжелое зимнее пальто, было сложновато.
— Так, Тоня, ты не дури. Обувь поставь на полку, пальто снимай и давай его на вешалку. Приехали все вместе и уедем тоже, всей командой. — Анна Михайловна посмотрела на подругу строго, по-учительски, появивишь в дверном проеме. — Маша это хорошо придумала, что мы вместе тут оказались. И нестрашно, и веселее. А ты чувствуй себя, как дома. Добро пожаловать в санаторий «У Анны». Подруги вернулись в комнату. Чайник призывно свистел. Соседки сели чаевничать.
Анна Ивановна оглянула комнату — ничего, всем места хватит. Раньше на месте дивана в гостиной стояла узкая тахта, на которой в юности спала она сама. Такая вот преемственность, вначале мать, а затем дочь перед сном вглядывались в одно и то же окно, каждая мечтая о своем. О чем мечтает Маша, мама ее догадывалась. Свои надежды она сама давно оставила в прошлом. Когда-то в юности ей грезилось о далеких путешествиях, о работе, приносящей радость, о дочке, об избранном, с которым они пойдут по жизни рука об руку. Из этого сбылась дочка — Анна народоваться не могла на Машеньку, с самого ее рождения; и работа — на пенсию учительницу провожали со слезами, а ученики до сих пор, многие уехав уже в другие страны, всегда слали поздравления ей на день рождение и Новый год. Анна Ивановна на жизнь не роптала. Два других желания не случились, но в жизни нельзя получить все. Оглядываясь назад, Анна была своей жизнью довольна. Не лучше и не хуже всех она жила. И есть еще время впереди. Время, которое она может провести так, как хочется.
Антонина Михайловна после нескольких чашей чаю освоилась, включила телевизор и с увлечением смотрела новости. Она посмотрела на подругу и отметила, что у той поменялось выражение лица с тех пор, как они приехали в Сортавала. Из озабоченно-деловой Скворцова превратилась в делово-умиротворенную: она сидела у большого окна, маленькими глотками отпивала из чашки обжигающих чай и смотрела на снег, который не думал заканчиваться и все большими сугробами закрывал город. Антонина, последовав примеру подруги, тоже обратила внимание на окно, и всматривалась в снежинки, которые ни одна не похожа на другую, создавалаи вместе чудесный зимний танец. Впервые за сумасшедший год пандемии она не обращала внимания на телевизор, который на заднем фоне пугал растущими цифрами заболевших. Впервые за год Антонина оказалась здесь и сейчас, в настоящем. И надо сказать, настоящее ей нравилось очень.
Маша пробиралась сквозь заснеженный город. Такси поймать не удалось, автобусы и маршрутки и в хорошую погоду было не поймать, что говорить о таком небывалом снегопаде. Петр Иванович строго отчитал Скворцову за несуществующее опоздание и после милостиво сообщил Скворцовой, что ждет ее на обед в гостинице. «Конечно же, я угощаю», — царским голосом прибавил он в конце. Обещание бесплатного обеда слегка прибавляло скорости, однако снег забивался в шапку, пуховик, ботинки, тем самым осложняя путь к заказчику.
Спустя сорок минут Маша наконец зашла в гостиницу. Заказчика вживую она никогда не видела и опасалась, что может не узнать Петра Ивановича. Волнения были напрасными. Грузный человек в ресторане занимал, казалось, ровно половину зала. Не терпя возражений, он за что-то выговаривал официанту — юркому молодому человеку лет двадцаяти пяти. Тот откровенно скучал, слушая привередливого гостя. До короновируса столичные гости были в Сортавала в новинку и потому обслуживались по высшему разряду. Теперь же посетители из больших городов ехали в маленькую Карелию если не тысячами, то сотнями каждый день. Кто-то спасался от пандемии, кто-то без возможностив выехать зарубеж, открывал регионы необъятной России. Тем самым столичные баловни обесценились и теперь их обслуживали как всех — слегка нехотя и с ленцой, как будто самим своим визитом они отвлекли персонал от важных дел.
Маша мельком глянула в зеркало: вид был не очень. Снег тяжелыми комками налип на пуховик, капюшон болтался на голове мокрой тряпицей. Общее впечатление слегка спасали щеки, разрумянившиеся от ходьбы, и большие глаза, блестевшие в глубине зимней одежды.
— Петр Иванович, добрый день! Я — Мария! — отряхнув снег с пуховика, Скворцова протянула руку клиенту.
— А, вот и Маша, радость наша. Явилась — не запылилась! Разрешите официально представиться, Петр Иванович Стройко, ваш спаситель и благодетель, самый большой и, смею надеяться, самый любимый клиент. — Рукопожатие оказалось уверенным и очень крепким. — ну, садись, будем беседовать. О делах и не только. Стройко подмигнул Скворцовой.
Сев за стол, Маша с удивлением обнаружила, что обедал Стройко не один. Напротив него сидела девушка. Стройная, почти прозрачная, прическа — волос к волоску, не в пример Машиной дули на голове, которая всегда норовила развалиться в самый неподходящий момент. Идеальная кожа, словно совсем без макияжа, но Маша знала — чтобы получить такой эффект нужно потрудиться перед зеркалом. «Дочку, что ли привез?» — быстро подумала Скворцова, но перехватила взгляд, которым Петр Иванович наградил незнакомку. В нем было все — вожделение, восхищение, влюбленность, но никак не отеческая опека. Не ускользнуло от Маши то, как девушка ответила Стройко взглядом — уже другим, уверенным, дерзким. Сразу понятно, что в этих отношениях эта юная дама держит все козыри в руках, а Стройко, как школьник, пытается выиграть эту партию мелкими картами.
— Вот, Маша, познакомься. Это — Александра, — клиент гордо представил свою сотрапезницу — любовь всей моей жизни!
Александра благосклонно улыбнулась, и положила свою маленькую наманикюренную ручку на большую ладонь Стройко. От подобной ласки тот порозовел, и выражение лица приобрел глупо-мечтательное. «Да, похоже дамочка взяла тебя под узцы», — смешливо подумала Маша.
— Так уж и всей, — зазвенела Саша колокольчиком. Голос был под стать внешности — выразительный, с тембром чуть ниже, чем диктуют приличия. Маша навострила уши, похоже, в море влюбленности назревал шторм.
— Сашенька, все, что до тебя было — уж пройдено, закончено, осталось формальности подписать, и все! Я — твой на веки! — с жаром Петр Иванович приложился к тонкой руке. — Понимаете, — виновато посмотрел он Машу, — я еще женат. Женился по глупости в 18, так и примотала она меня к себе, мегера старая. Уже 25 лет отлипнуть не может. Я уже и так, и этак. А она. Эх — махнул рукой влюбленный.
Скворцова кивнула. История известная. Какая-то женщина, и Маша ей заочно сочувствовала, прошла огонь, воду и медные трубы с господином Стройко. Наверняка, когда тот строил свою туристическую империю, она была для него надежным тылом, обеспечивала котлетами, борщами, чистыми рубашками. Дети, если имелись, то перед взором Петра Ивановича появлялись лишь изредка, опрятные и вежливые, и делились головокружительными школьными успехами. Теперь же, на пороге пятидесятилетия, Стройко, как и многим мужчинам, вместе с сединой, которая в его случае была аккуратно закрашена, ударил бес в ребро. И захотелось баловню от бизнеса новой любви — моложе, стройнее, современнее. Да вот незадача, старая супруга, похоже, не собиралась сдавать бастионы, нажитые непосильным трудом. На развод она, скорее всего, была согласна, как согласна была миллионы своего изменчивого мужа делить пополам. А Стройко это, конечно, не устраивало. Ему хотелось все заработанное все честно и нечестно тратить на себя и вот на Александру. Судя по неброской элегантности последней, денежный поток для новой любови Петра Ивановича, требовался постоянный и немаленький. «Прескверная история, хоть и обыденная», — отстраненно подумала Скворцова.
— Ну, давай, Маша, к делу! — перешел от сердечных невзгод Петр Иванович. — Дела у нас идут хорошо. Я вашей «Фантазией» доволен — хорошие кампании, народ едет, все наши базы — под завязку забиты. Уже даже все лето забронированы. Мы еще с тобой на неделе все объедем — новые фоточки сделаем, в букинг разместим. Покажем товар лицом. Потом еще может и на ТВ рекламку сделаем. Наша новогодняя всем понравилась, и на базах, сама помнишь, был аншлаг и даже лист ожидания был переполнен.
Маша сосредоточенно записывала. Как бы не относилась она к Стройко и его амурным делам, бизнес свой знал он хорошо. И знал, чем клиента своего зацепить: чистые комнаты, хорошие завтраки, пара включенных в стоимость проживания экскурсий. И маленькая щепотка кичливого дурновкусия — на каждую базу Петр Иванович добавлял что-то от себя: то тигриную шкуру приказывал повесить прямо на рецепции, то каждую из комнат по его указанию вешались огромные рога. Везде, в каждом санатории, был виден хозяин — громкий, порывистый, властный и мужиковатый. Что и говорить, даже слоган зимнюю рекламу для петербургского телевидения, продиктовал Стройко. Маша и Сова поморщились, записывая, но хозяин барин. Скворцова содрагалась еще несколько недель подряд, когда попадала на канал, где звучал призыв «Новый год спасен, приезжай гулять средь сосен». Ужасная пошлятина, однако, Новый Год и впрямь оказался выигрышным: количество желающих дышать чистым карельским воздухом превышало номерной фонд. Лист ожидания сформировался быстро, и многие, не получив заветную комнату в этот год, в отчаянии забронировали и оплатили следующий.
— Но только, Машенька, мне размаха не хватает. Думаю, мы в вашей Сортавале еще не все открыли для нашего искушенного путешественника. — Стройко жестекулировал одной рукой, другой одновременно удерживал ложку и калитку, традиционную карельскую выпечку, которую Маша обожала с детства. Впрочем, ресторанный вариант ее не устраивал, лучшие калитки, убеждена была Скворцова, пекутся на кухне у ее мамы.
— Сашенька, ты эту, клеточку, бери, — Петр Иванович заботливо подтолкнул хлебную корзинку своей возлюбленной.
— Золотце, я же мучное не ем, — пропела Ксюша.
— Калиточки, — машинально поправила Скворцова и покосилась на соседку по столу. «Конечно, не ешь», — с завистью подумала Маша и взяла сразу две в пику хрупкой девушке.
— Размаха не хватает, понимаешь. Я тут прогулялся утром, пока тебя не было, — в голосе Скворцова услышала укор, — и зданий тут красивых хоть отбавляй. Можно такой люксовый отель сделать, в который не только столичный офисный планктон поедет, но знаменитости, политики. Сделаем пять, нет шесть звезд. Полный эксклюзив в исторических декорациях, спа-зону забабахаем. Лучше, чем в Европах, — вслух мечтал Стройко.
Маша согласно посмотрела на заказчика. Идея была хорошая, тем более, что знаменитости уже знали дорогу в республику. Именитые телеведущие несколько раз в год приезжали на детокс, но вот настоящего люксового спа-отеля, без оттенка советского дома отдыха, нигде пока не было. Ниша не занята, клиент есть. Хоть сейчас делай.
— Так что, у нас Маша-растеряша, есть еще с тобой дело. Погуляем с тобой по городу, посмотрим. Ты мне справочку набросай историческу, когда, кто построил, зачем, и что там сейчас. Надо будет, конечно, согласовывать, кого-то выселять — ничего не поделаешь, — развел руками Петр, — но я нужных людей знаю. Даст Бог, устроится. — упомянув Всевышнего, Стройко быстро перекрестился.
— Петр Иванович, идея отличная. А справку я вам соберу быстро, у меня мама из этих мест — она мне подскажет то, чего не выдаст никакой интернет, — согласилась Мария. — У нас тут столько возможностей, что дух захватывает. А потом мы с вами и рекламу согласуем.
— А у меня все идеи что надо, Машенька. Не зря свой хлеб я ем, — отозвался Петр Иванович и наглядно откусил кусок свеженьиспеченного. — Сегодня уже дело к вечеру близится, поэтому даю тебе домашнее задание. Отправляйся домой, поищи информацию, что и как. Достопримечательности, думаю, сама знаешь, раз маманя твоя здешняя. А завтра, как штык, в 8 утра будь тут. Поедем на базы, а ты мне в дороге все и расскажешь. А послезавтра отправимся на потенциальные объекты. А я вечером еще удочки в мэрию закину. Мы с Сашенькой с важными людьми сегодня ужинаем. — При упоминании имени любимой Стройко расцвел.
Обед доели в согласии, разговор шел обо всем насущном — о карантине, о Сове, который слег с неприятной болячкой. Маше к удивлению Стройко понравился. Деловой мужик, профессионал, разносторонний. Знал, чего хочет, и знал, как это получить. Александра все больше молчала. Лишь изредка она дарила улыбки своему ухажеру, на Машу смотрела чуть рассеяно — не видела в ней конкурентки, потому внимание свое не заостряла. Скворцова на Джульетту заказчика тоже старалась не замечать. Подобные девушки, ухоженные и расслабленные, пробуждали в Марии неприятные чувства и начисто сводили на нет мантры любви и принятия. По сравнению с такими, как Александра, она всегда оставалась неуклюжей, полноватой и немного нелепой. Скворцова с этим смирилась — такова была жизнь.
Троица распрощалась после трапезы сердечно, почти друзьями. Даже Александра одарила подобием улыбки Машу, когда та надевала подсхоший пуховик.
Никто из не заметил, что официант, до этого нерасторопный и медлительный, лихо забрал деньги и быстро шмыгнул за барную стойку, где быстро начал набирать сообщение, поглядывая в их сторону.