Разговор с полковником дал довольно много. Из него Орсо понял, что Тоцци не рвётся давать ему советы, как жить, куда влезать, а куда не соваться, но если молодой человек ясно понимает, что хочет сделать, он, Тоцци, готов помочь в конкретных вопросах. Орсо уточнил, чего хочет добиться, и в ответ узнал несколько мелких тактических ходов и уловок, которые позволят в случае чего провести разговор с «братом Мауро», а если придётся — то и с более мелкой сошкой, которую он может послать вместо себя. Впрочем, с мелкой сошкой полковник предложил разговаривать сразу на языке шпаг, чтобы неповадно было…
Долго ждать не пришлось. На очередной прогулке с Порохом в парке почти под ноги коню выскочил оборванец и, нахально схватившись за стремя, бесцеремонно глянул в лицо всаднику:
— Господин желают увидеться. Сегодня после полудня в…
— Пошё-ол! — Орсо, не дослушав, ударил Пороха пятками в бока, умница-конь скакнул вперёд, бродягу опрокинуло в сугроб. Юноша перегнулся с седла и погрозил упавшему кулаком. — Наглый попрошайка, благодари Творца, что я не ношу плеть! Ещё раз увижу твою паскудную рожу — велю пересчитать зубы, чтобы лишних не оставалось!
Порох рванулся в пепельную утреннюю метель, оставив подсыла валяться в глубоком пушистом снегу, из которого не вдруг выберешься. А Орсо приготовился к новостям.
В тот же день с почтой ему пришло письмо от некоего Маурицио Сеската, библиофила и собирателя редких книг. В письме содержался вопрос, нет ли в коллекции Гаэтано Травенари, о безвременной кончине которого уже известно всем любителям раритетов, списка «Поучений Славы», сделанного ранее 1600 года. А из развёрнутого письма выпала совсем маленькая записка: «Любезному брату Гаэтано — привет и приглашение распить согревающего». Время встречи в записке не указано — значит, ждут, что Орсо назначит его сам. Что ж, погреемся! Молодой человек спрятал записку в тетрадь по геометрии и отправил любителю редкостей сообщение, что если он в столице, то может ознакомиться со списком завтра в два часа пополудни в кофейне «Весёлая треска».
Дальше начинался простор для фантазии: как и что делать, Орсо понятия не имел, но раз брат Мауро знает, кто он и где живёт (и даже где прогуливает коня), за домом легко и просто могут следить. Поэтому к полковнику за советом, как собирался, он не поехал, а отправился в Музей древностей, где около часа изучал остов шлюпа «Задира», поднятого со дна гавани Ринзоры, по дороге домой заглянул к знакомому букинисту, в цветочной лавке купил букетик зимних лилий и отослал его Джулии, а уже в темноте, когда метель разыгралась по-настоящему, вернулся домой через соседский двор. Обнаружить хорошую слежку он, конечно, не надеялся, но не удержался от желания подразнить возможных наблюдателей.
Держать всю эту историю в тайне от Ады было, конечно, незачем, да и невозможно. Она выслушала, не делая никаких замечаний, и только спросила:
— А почему, собственно, «Весёлая треска»?
— Мы там частенько грелись после уроков, когда я ещё учился, — объяснил Орсо, с удовольствием налегая на свиные рулетики с базиликом. — Хозяин, думаю, меня ещё не забыл, да и с Матео мы туда недавно заглядывали…
— Думаешь, хозяин, если что…
— Может быть, — пожал плечами Орсо, — а нет — и не надо. Я не верю, чтобы эта компания решилась напасть. — И снова почувствовал, как ему зябко лезть в эту авантюру без Зандара…
В тесной и тёплой, пропитанной кофейными ароматами «Весёлой треске» на душе стало чуть спокойнее. Привычное место школярских пирушек, временами несколько буйных, но совершенно невинных, знакомые девушки-официантки, а главное — два чёрных выхода, которые раньше никогда не подводили не в меру разыгравшихся школяров, если какой-нибудь излишне чопорный посетитель вызывал полицию…
Главенствовал в кофейне, как и прежде, господин Меркатта — высокий, длиннорукий, с тихим голосом и вежливыми манерами, непревзойдённый мастер варить все четыре традиционных вида кофе. На примере соучеников Орсо знал, что молодые люди за год-два меняются разительно, — а вот хозяин кофейни не изменился ни в малейшей степени. Оставалось надеяться, что он узнает бывшего завсегдатая… Орсо прошёл к стойке, свободно, как завсегдатай, поприветствовал хозяина и по его лицу понял: его помнят.
— Я ожидаю друга… возможно, он будет не один, — тихо сказал Орсо самым невинным тоном. — Мои друзья не местные, из провинции, и могут по незнанию допустить какую-нибудь неловкость… ну, вы понимаете…
— Я понимаю, — прошелестел господин Меркатта, и в его печальных чёрных глазах мелькнуло волнение. — Осмелюсь предложить вам вон тот столик, под картинами. Там, конечно, немного сквозит из двери на кухню…
— О, я не боюсь сквозняков! — рассмеялся Орсо и положил на стойку два ана. — Будьте любезны, мне порцию шоколадного, как мы заказывали обычно, а моим друзьям… или другу, если он будет один… чашечку чёрного и мёд.
Хозяин неторопливо кивнул, обернувшись в сторону кухни, махнул рукой, показал два пальца, потом один и будто что-то размешал в воздухе. В полумраке кухни было видно, как кухарки метнулись к огромной пышущей жаром плите.
Стёкла в окнах кофейни чуть дрогнули от раскатистого звона башенных часов на площади — пробило два; в ту же минуту брат Мауро, закутанный в шарф до носа, но вполне узнаваемый, толкнул тяжёлую резную дверь. Орсо привстал на стуле и махнул ему рукой.
Сегодня брат Мауро не выглядел ни загадочно, ни мрачно — одет как небогатый адвокат или мелкий торговец, глаза не мечут молнии, вид нисколько не богемный. Орсо постарался запомнить его и таким — кто знает, когда и как придётся увидеться снова. В «интереснейшем обществе» после нынешней встречи ему уже не бывать, это ясно…
— Я ждал вас, — сказал молодой человек с ударением на глаголе.
— Дела, дела, — вздохнул брат Мауро, устраиваясь на стуле. — Вы уже заказали?
— Да, и на вас тоже, если позволите. Вы пьёте чёрный?
— Я пью всё. Вы очень любезны.
— Стараюсь, — усмехнулся Орсо, не желая и дальше барахтаться в учтивых словесах. — Я могу надеяться, что вы расскажете мне несколько больше, чем я знал до сих пор? Для этого, полагаю, нет необходимости встречаться вечерами на задворках?
— Я сразу понял, — медленно произнёс брат Мауро, — что в нашем клубе вам будет… скучновато. У вас другой опыт, другие интересы…
— И опекунша Ада Анлих, — докончил Орсо. — Это кое-что меняет. А вот что именно, мне крайне любопытно узнать!
Девушка в белоснежном переднике бесшумно появилась за плечом брата Мауро (Орсо отметил, что тот не вздрогнул, как всякий нормальный человек, и даже не покосился в её сторону) и аккуратно поставила на столик поднос с двумя чашками, крошечной розеткой с мёдом и двумя коржиками на блюде. Орсо глянул на коржики, потом встретился взглядом с девушкой, и она чуть заметно кивнула на стойку.
— Спасибо, милая, — Орсо на правах хозяина положил на краешек стола монетку в пол-ана, и она тут же исчезла в белой ладошке официантки. Когда девушка отошла, брат Мауро придвинулся к столу:
— В своей застольной речи я не врал ни словом, хотя, конечно, говорил не всё… В такой обстановке, думаю, это объяснимо.
Орсо кивнул с видом искреннего внимания.
— Мне не хотелось заранее пугать молодых увлечённых людей лишними сложностями, нагружать их идеями, для понимания которых нужно нечто большее, чем воспитанию в хорошей семье… — Брат Мауро осторожно отпил из чашки, надломил коржик и словно забыл о нём. На его лице застыло такое выражение, словно он тщательно подбирал каждое слово. Возможно, так и было!
— Перед нами — действительно война, — продолжал он, — но размах и цель этой войны пока ясны не всем. Необходимость войны диктуют условия, в которых мы живём, и те, в чьих руках находится весь мир, прекрасно это осознают. Это в их интересах. Сбросить общественное напряжение, отправить на передовую тех, кто слишком много думает о вещах, для него не предназначенных, создать некоторый недостаток рабочих рук…
— Лишить перспектив и свободы реального выбора… — задумчиво добавил Орсо.
— Да, — просто кивнул его собеседник. — Я ведь говорю, что ни словом тогда не соврал. Разрешать неизбежно накапливающиеся кризисы современный мир умеет лишь одним способом — войной. Как истеричная дамочка — истерикой.
Орсо кивнул. В этих объяснениях он ощутил те же самые основы, о которых говорила Ада. Та же логика, те же исходные представления. А это тревожно! Этому ещё не учат в университетах, об этом не пишут книги, Ада принесла это знание с собой из отдалённых миров, но откуда его взял этот жуликоватый «брат»? Молчи и слушай, как неофит, приказал себе Орсо. Если он поймёт, что для тебя это не в новинку, он просто уйдёт — и это в лучшем случае!
— Нам навязывают войну — значит, мы будем воевать! — в голосе и манерах брата Мауро вновь проявились те же нотки, что и тогда, в захолустном трактире. — Но цели наши — другие. Не пожертвовать собой во имя спокойствия тех, кто посылает нас в бой, а расправиться с ними, сломать то порочное, бесчеловечное устройство мира, которое с неизбежностью приводит к новым и новым войнам. Вернуть себе то, что должно принадлежать нам по праву: власть над нашей собственной судьбой, над нашим наследием, наши права, наконец!..
Молчи, молчи, неофит, убеждал себя Орсо, наступая сам себе на ногу. Молчи и не подавай знака, что ты уже слышал всю эту агитацию совсем с другой точки зрения! Задай какой-нибудь вопрос, но так, чтобы он не выдавал твоих знаний!
— Иными словами, — сказал он вслух спокойным тоном, — это война за восстановление прав… кого? Дворянства?
— Аристократии высшей пробы, — тихо пояснил брат Мауро. — Истинно благородных людей чистой крови, чистых помыслов, чистых стремлений…
— Ну, про стремления благородных мне можно не рассказывать, — усмехнулся Орсо, мысленно представляя себе тётушку Фуччию. — Вино, проститутки, карты и где бы занять денег — вот и все их высокие цели.
— А что им делать? — вздохнул аристократический трибун. — У них отняли всё, что составляло основу их прав: политическую власть, богатство, влияние… Всем распоряжаются толстосумы, монета — ключ ко всем дверям, и последний холоп, если у него достанет наглости и хитрости, может скопить денег и подняться из грязи в так называемое высшее общество — общество таких же, как он сам, воров и спекулянтов!
— Я не вижу здесь нарушения ни справедливости, ни логики, — пожал плечами Орсо и допил остывающий кофе. — Кто смел — то и съел, этот принцип вечен. К тому же мне нет места среди этой самой высшей пробы — мы не особенно родовиты, а у меня маловато шансов заключить равный брак… Богатая невеста — это чаще всего неродовитая дочка купца или банкира, и тут приходится выбирать, какой позор предпочительнее — поступиться благородством крови и жить в относительном достатке или выбирать себе ровню по происхождению и нищенствовать, надеясь на подачки более успешных родственников. То и другое омерзительно! — здесь юноше даже не потребовалось особенно лукавить.
— Среди истинных аристократов не принято особенно считаться родословными, — улыбнулся брат Мауро. — Вы нашего круга по духу, это достаточно. А родовитость… знали бы вы, сколько генеалогий утеряно в смутные времена!
Орсо заглотил этот толстый намёк, как положено неофиту, и задал новый вопрос, вполне логичный в этом положении:
— Вы говорите «вернуть утраченное». Но как получилось, что всё это в самом деле было утрачено?
— С властью, — таинственно прошептал брат Мауро, — надо обращаться осторожно. Никакая власть не может быть вечна, если её не беречь. А старая аристократия уверилась в несокрушимости своей власти и, как вы верно заметили, предалась мелкому разврату — особенно оскорбительна именно его мелочность. Стыдливые нарушения простейших традиций и законов человеческого общества выдаются за истинную свободу духа. Как будто адюльтер графа чем-то отличается по природе от адюльтера судейской крысы! Показное мелочное превосходство и беспечность — вот что нас погубило. Но мы не повторим этих ошибок! Горький опыт двух последних столетий послужит нам уроком.
— Это обнадёживает, — задумчиво произнёс Орсо, — особенно когда это говорите вы. Но среди братьев я всё же чувствую себя довольно неуютно… Я ведь догадался, из каких они фамилий — в нашем кругу трудно не узнать друг друга, а я… к тому же госпожа Анлих простолюдинка…
— Да, ваше положение сложно, — вождь аристократии сочувственно покачал головой. — Но мы не бросаем своих. Дуб Травенари ещё отнюдь не засох и способен дать новые сильные ростки, я убеждён в этом.
Орсо понял, что выбрал в целом верный тон: собеседник считает, что нашёл у него слабое место, и немедленно предложил бальзам на душевную рану по сходной цене. Вот только Аду он что-то слишком уж легко списал со счетов… или просто не знает, какие отношения связывают воспитанника и опекуншу. Если он всё мерит своей меркой, это вполне объяснимо: потомку дворянского рода, хоть и обедневшего, невместно близко сходиться с неродовитой иностранкой, пусть и приёмной дочерью короля. Королевские причуды — дело особое, но этот клещ уверен, что узы дворянского братства и обещание вернуть роду былой блеск (предположим, что он был) окажутся крепче, чем навязанная чужой волей связь с нелепой простолюдинкой.
Когда на ум пришло слово «связь», Орсо невольно покраснел. Наверняка по этому поводу в узких кругах уже ходят разные слухи, и чем дальше эти «круги» от придворных, тем жирнее должны быть сплетни. На глазах у короля за такое можно и ссылку схлопотать — когда он возвращается в реальный мир, нрав у него по-прежнему тяжёлый…
— Я понимаю вас, — медленно сказал молодой человек, — но меня тревожит одно соображение. Будет ли такой поворот событий прогрессивен?
— Вы заботитесь о прогрессе? — кажется, брат Мауро в самом деле сильно удивился.
— Приходится думать и об этом, если не хочешь пропасть в современном мире, — пожал плечами Орсо. — Если ты не займёшься прогрессом, прогресс займётся тобой и разрешения не спросит. Иными словами, этот шаг, — он посмотрел в лицо собеседнику, — должен принести очевидные выгоды достаточно большому числу людей. Если это возможно…
— Вы помните мою речь тогда, в таверне? Звучало несколько патетически, конечно, но это единственное оружие против скепсиса молодых, сами понимаете… Так вот, я вновь повторю: я не лукавил, говоря, что огонь живёт в каждом человеке. В каждом. И нынешняя наша жизнь старательно гасит его в каждом, будь он дворянин или грузчик. Не выделяйся, не думай, не мечтай, будь как все, и тогда тебя, возможно, пощадят. В прошлом этот огонь горел не в пример ярче! Даже крестьянские восстания — дело, между нами говоря, бесполезное, — были проявлениями огня.
Орсо прикусил язык, чтобы не спросить: а нынешние забастовки рабочих — это не от огня? Молчи, молчи, почти уже купленный неофит, молчи и дай ему выболтать всё, что он для тебя приготовил!
— В истории я, честно говоря, не силён, — сказал он вслух, — какие там восстания, не очень помню. Но я вам верю. Те времена, о которых мы говорим, сегодня многие вспоминают как золотой век…
— Именно! Именно золотой, — кивнул брат Мауро. — Эта память дорогого стоит. Итак?..
— Теперь мне намного понятнее. Я вам благодарен… — начал Орсо, и тут в нём прорвалось горячее, буйное бешенство, которое, оказывается, всё больше разгоралось внутри по мере того, как двуличный «брат» нёс свою тщательно сочинённую ложь. Он едва не вскочил на ноги, но совладать с языком уже не смог.
— Я благодарен вам за откровенность — вы неплохо всё подготовили… кроме одного. В попытке вернуть прежнее насилие на место нынешнего поддержки масс вам не видать.
Словечко «массы», услышанное от Ады, он ввернул нарочно, чтобы у Мауро не осталось сомнений: он знает, о чём говорит. Он чувствовал, что у него горит лицо, руки тряслись, он был готов ко всему, даже к нападению. Но «брат» заговорил совершенно спокойно:
— Что ж, тогда… — он пожал плечами и вдруг с быстротой змеи выбросил вперёд левую руку, до тех пор прятавшуюся под столом. Орсо едва не усыпил его обыденный тон, но боевое безумие ещё делало своё дело — нервы были напряжены и тело опередило разум. Он толкнул на противника стол, рывком поднялся, бросил следом лёгкий стул, чтобы освободить себе дорогу, и бросился за дверь, из которой, как и обещал хозяин, тянуло сквознячком, приправленным запахами кофе и специй. Пролетев через дымную кухню, Орсо оказался на заднем дворе кофейни, где мало что изменилось с буйных школьных лет, привычно прыгнул через низенький заборчик в сугроб, выбрался из него и оказался в проулке между трактирами и гостиницами, которых тут было множество. За ближайшим углом был узкий лаз на проезжую улицу — этим путём школяры тоже пользовались нередко. Холод напомнил о себе разгорячённому телу, Орсо понял, что забыл в кофейне плащ. Бес с ним, не так уж холодно!
Он буквально бросился под колёса первому же проезжавшему извозчику, тот на удачу оказался свободен.
— Звериная! — крикнул Орсо и поскорее захлопнул дверь.
За время дороги он всё же порядком замёрз, однако Ада и тут словно бы заранее знала, что так случится. В руках у воспитанника, едва он переступил порог, оказалась кружка с горячим какао, а опекунша придирчиво осматривала его:
— Не подрались… я надеюсь?
— Не успели, — криво усмехнулся Орсо и только тут понял, что, повернись дело по-другому, он был хладнокровно убил этого паскудного «брата». И пусть бы потом разбирались полиция и суд — всё это не остановило бы его руку и, главное, голову.
Хорошо, что не убил, подумал Орсо, но вслух не сказал ни слова, только кивком поблагодарил за какао.