Нападение устроили рано утром в парке — это было, пожалуй, единственное место, где появление Орсо, да ещё в одиночку, можно было предсказать почти наверняка. Выстрел над самым ухом Пороха напугал коня — он не был привычен к такому обращению, встал на дыбы и метнулся в сугроб. Всадник чудом удержался в седле — только для того, чтобы метко брошенный аркан сдёрнул его на землю, всё в тот же сугроб; сверху тут же навалились трое тяжёлых противников, не давая пошевелиться. Снег забивал глаза и мешал рассмотреть, кто напал и сколько их на самом деле. Отчаянно извиваясь и кусаясь, Орсо почти освободил левую руку, что позволяло дотянуться до пистолета, — но оружия на месте уже не было, зато резкий удар по голове сзади совершенно лишил сил. Он не потерял сознания, но не мог пошевелиться и, как в тумане, смутно соображал только, что его крепко связали, куда-то потащили и погрузили, словно тюк, в просторный и холодный экипаж. Колымага долго тряслась по нечищеной дороге, каждый толчок отзывался тошнотой и головокружением.
В конце концов жертве нападения, видимо, удалось задремать или отключиться — переход к следующем месту действия случился неожиданно, как в театре. В очередной раз без всякого удовольствия открыв глаза, Орсо обнаружил себя в пыльной, неприбранной комнате, которую украшало множество сломанной мебели, частью, несомненно, антикварной. Диваны с распоротыми подушками, козетки без ножек, продранные колченогие кресла, кривые трюмо со слепыми рамами на месте зеркал толпились вокруг, словно нарочно собрались поглядеть на невиданное зрелище — целого и невредимого человека. Его привязали крепкими верёвками к довольно прочной кушетке — без отделки и с потрескавшимися досками, она, по крайней мере, надёжно стояла на ногах. В воздухе висел запах пыли и старого сухого дерева. Болела голова, по-прежнему приступами накатывала дурнота, ужасно хотелось пить, к тому же, как быстро осознал пленник дома мебельных уродцев, здесь было довольно холодно — изо рта при дыхании поднимался пар. Сквозь прикрытое рассохшимися ставнями окно пробивался резкий белый свет — значит, сейчас около полудня, не позже. Где же Порох? — пришла тревожная мысль, и от неё стало совсем тошно. Если что-то случилось с конём…
Осторожно повернув голову, Орсо попытался рассмотреть помещение. Сперва ему показалось, что он здесь один, но потом за горой наваленных друг на друга разбитых стульев кто-то закашлялся и хрипло выругался.
— Эй, подойди сюда! — позвал Орсо; заговорив, он заново ощутил, как болит голова, но надо же было выяснить, что творится. — Эй, не бойся, покажись!
Мысль, что связанного и полуоглушённого пленника кто-то может бояться, пожалуй, могла бы рассмешить, но не сейчас… К бесам, что же произошло и зачем? Происки «брата» Мауро? Но он, кажется, хотел просто и незамысловато убить несговорчивого неофита. Загадочные шпионы, гонявшиеся за Зандаром? Но ведь Зандара здесь давно нет, да и тех, кто напал на них в Ринзоре, схватили, и вряд ли они уже бегают на свободе…
— Ну выйди! — снова позвал Орсо. Из-за баррикады стульев показался невысокий тощий человек, до ушей замотанный грязным шарфом. Он беспрерывно глухо кашлял и совсем не казался опасным… Хотя из-за пояса у него торчал пистолет, Орсо показалось, что он не очень опытен в ношении такого оружия: выдернуть его быстро и грамотно из такого положения не получится. Хотя, если он решится стрелять, времени у него будет достаточно — цель неподвижна…
— Где мы? — продолжал допытываться Орсо. Полковник Тоцци как-то заметил, что тот, кто намерен молчать в ответ на расспросы, должен молчать глухо и упорно — если он скажет хоть слово, самое незначительное, дальше молчать не выйдет: тот, кто выманил единственное слово, так или иначе вынудит заговорить.
— Тебе велели охранять меня? Кто? Что случилось?
Но человек в шарфе то ли получил строгий приказ не говорить ни слова, то ли не имел желания отвечать, то ли… не понимал языка? А что, это была бы умная мера предосторожности — исключает возможность сговора пленника и стража или хотя бы сильно осложняет дело! На всякий случай Орсо повторил свой вопрос на айсизском диалекте и по-девменски, но охранник не ответил. Он убрёл назад за свою баррикаду и знакомо забулькал там чем-то — должно быть, прикладывался к бутылке. Орсо лишний раз почувствовал, как хочется пить… какие, казалось бы, мелочи, собранные вместе, способны отравить жизнь!
Чтобы отвлечься от боли и холода и не поддаваться унынию, он попытался считать по движению солнечного луча, сколько проходило времени. Судя по яркости света, окно смотрело на юго-запад, и можно было примерно сосчитать, что прошло часа три, когда солнце окончательно ушло за угол, а потом и вовсе погасло — наступили сумерки. Это должно было случиться около четырёх часов, а с наступлением темноты вычислять время станет невозможно…
Охранник за своей загородкой затеплил тусклую свечку — она давала больше теней, чем света, огонёк качался от сквозняков и выписывал тенями странные картины на потолке. Орсо не был особенно мнителен, но сейчас эти пляски теней смотрелись довольно жутко! Боль и дурнота накатили с новой силой, а чувство бессилия стало непереносимым. Он прикусил губу, задавив стон, и вдруг ощутил на лице тёплое дыхание с запахом корицы и свечного воска. Определённо домашние запахи, мирные и уютные. Ну вот, уже и галлюцинации пожаловали, подумал он, и в эту минуту дом сотрясся — тяжело и мягко. Гора мебели скрипнула и осела, полетела пыль, потом с самого верха мебельной горы лениво сполз и рухнул на пол одинокий стул. Страж выскочил из своего укрытия, на ходу хватаясь за пистолет, но оружие ему не помогло — вся куча обломков пришла в движение и обманчиво медленно повалилась. Свеча погасла, но Орсо успел увидеть поднявшуюся тучу пыли, а вслед за мгновением темноты в комнату ворвался яркий луч фонаря, громом разнёсся выстрел, охранник осел на поваленные обломки, вспыхнул ещё один фонарь, комната наполнилась людьми — по крайней мере Орсо так показалось. Свет ослепил его, он зажмурился и помотал головой, вызвав новый приступ боли; луч фонаря упёрся ему в лицо, и незнакомый молодой голос крикнул назад, в темноту:
— Нашли!
Всё вокруг задвигалось; кто-то разрезал верёвки, Орсо снова ощутил кровоток в конечностях, его рывком поставили на ноги, тут удар по голове наконец взял своё, и он всё-таки упал. Из памяти, видимо, снова выпали какие-то важные минуты, потому что следующим, что удалось чётко увидеть, была знакомая внутренность возка Ады. Орсо лежал на заднем сиденье, сделанном в виде сплошного длинного дивана, а опекунша, сидя прямо на полу возка, подносила к его губам тяжёлую тёплую кружку с чем-то, судя по запаху, довольно вкусным. Орсо осторожно отпил, потом в два глотка прикончил всё, что было в кружке: знаменитый адин компот оказался тем самым, чего мучительно хотелось всё это время. Сразу стало теплее и даже боль немного отступила. Мысли прояснились — и тут же вспомнилась самая тревожная из них:
— Где Порох?!
— Здесь, бежит за возком, — Ада провела по его лбу прохладной рукой, погладила по плечу. — Голова болит?
— Пустяки. Там… кто это был? — Вопросов было множество, и слова тут же привычно разбежались.
— Кто тебя похитил, сейчас будет разбираться наш общий друг… я надеюсь. А нашли тебя военные городского гарнизона — ты разве не видел мундиров?
— Я… ничего толком не видел, — покраснел Орсо.
— Неудивительно, — проворчала Ада, поджав губы. — Сначала полковник послал каких-то своих знакомых, но они тоже запропали. Два часа от них не было вестей, потом мне пришлось самой заняться делом. Он меня очень отговаривал…
Ада замолчала — возок вдруг остановился. Женщина, не отнимая руки, приоткрыла дверцу возка, выглянула наружу. Орсо слышал, что всадник подъехал прямо к дверце и что-то тихо, очень тихо сказал Аде. Её рука сразу стала чужой и холодной. Орсо ощутил, как где-то в желудке сжался тугой ледяной ком тревоги, да такой, что снова подступила тошнота — от страха.
Ада вышла из возка, постояла немного на морозном воздухе, потом нырнула назад. Лицо у неё было очень белое, чёрные глаза проступали на нём, как провалы во тьму.
— Его Величество скоропостижно умер двадцать минут назад, — сказал она тихо, на мгновение зажмурилась, глубоко вдохнула и спросила:
— Я возьму Пороха?
— Конечно, — Орсо, опираясь о стенку экипажа, сел и тоже выглянул. Ада уже вскочила в седло, чьи-то руки отвязали повод коня и бросили ей, Порох молча, как во сне, взвился на дыбы и ту же исчез в метели. Орсо высунулся ещё сильнее, чтобы увидеть, кто сидит на козлах; вопреки ожиданиям, это был не Паоло, а незнакомый пожилой солдат в форме столичного гарнизона. Рядом с ним сидел ещё один, держа на коленях наготове армейское ружьё.
— Едем во дворец, скорее! — крикнул Орсо.
— Невозможно, — развёл руками возница. — Экипажи туда не пускают — перекрыли все подъезды за два квартала, со всех сторон. Госпожа Анлих приказала доставить вас к ней домой…
— Нет! Нет, подождите… стойте! — Орсо торопливо выбрался из возка, снова закружилась голова, но удалось не упасть — и то хорошо. Он огляделся: возок стоял у ограды какого-то особняка, все окна в первом и втором этажах светились янтарным светом — хозяева были дома, возможно, у них гости… Полузасыпанный снегом герб над воротами — бегущий заяц на фоне трёх ёлок. Герб Масканьи — это всё, что припомнил Орсо.
Пока он смотрел на ворота, пытаясь поймать какую-то светлую, но неотчётливую мысль, рядом зацокали копыта — всадник по-хозяйски подъехал к воротам и решительно дёрнул колокольчик, вызывающий привратника. Свет фонаря над воротами упал на его лицо, и Орсо вспомнил, наконец, что говорил ему бегущий заяц. Стоящий перед воротами человек был брат Карло из «преинтереснейшего общества». Так вот кто это — Федерико Молла, виконт Масканьи. Вот на кого он похож — на своего деда, министра флота, портреты коего висят в каждой школе!
Орсо решительно шагнул к нему:
— Брат Карло! Минуту твоего внимания, если позволишь!
У него было тягостное чувство, что он обманывает этого юношу, безобидного, не сделавшего ему ничего плохого… Да, ничего плохого он не сделал — только слушал болтовню «брата» Мауро, который готов убивать всякого, кто пошёл против него! «Я тебя вытащу оттуда», — пообещал про себя Орсо.
— Брат… Гаэтано? — Молла тоже его узнал. — Что случилось? Может быть, ты войдёшь и поговорим спокойно? Правда, у матери гости, но…
— Нет времени, прости. Ты не одолжишь мне коня? Своего я отдал, а возок не пропустят ко дворцу…
— Да, там повсюду заставы, но… если ты уверен, что…
— Я уверен, — решительно кивнул Орсо. — Я не забуду этой услуги, поверь.
— Да я… что ты, какие услуги… бери, конечно, — Федерико без сомнений отдал поводья безумно дорогого коня едва знакомому человеку. Вот это вера в чужую честь! — Его зовут Грозный…
— Спасибо! — Орсо одним прыжком взлетел в седло. Грозного пришлось основательно пришпорить, чтобы он понял: пора шевелиться. Порох не зря звался Порохом — едва почувствовав всадника, он уже был готов нестись куда угодно и скакать хоть весь день… Это конь был такой же медлительный добряк, как хозяин.
От скачки голова разболелась снова, но теперь это можно было терпеть — нужно было непрерывно думать, считать, решать на ходу. Орсо сразу понял, что к парадному въезду торопиться бессмысленно — туда не пропустят даже самую важную шишку. К воротам со стороны Морской улицы можно попробовать — там, если что, можно просто прорваться мимо привратника, на таком коне это легко… О том, что будет, если его попытаются задержать, Орсо не думал — просто выпало из головы, что такое может произойти.
Свернув на Морскую, он понял, что был, пожалуй, прав в обоих предположениях: проехать там было можно, но прорываться придётся. Весь подъезд был загромождён каретами и возками, они перекрывали улицу, теснились по обочинам, напирали на ограду. Кучера бранились и спорили, пытаясь разделить спутавшиеся экипажи. Ждать, пока они разъедутся, совершенно невозможно!
Грозный, не сбавляя хода, покорно скакал туда, куда вёл его всадник, — прямо на мешанину повозок. Чуть ли не в последний момент Орсо придумал, куда направить это могучее животное: успел слегка развернуть его и послать в прыжок через невысокую живую изгородь и калитку для привратника. Летом это было бы смертельно опасно, а сейчас из-за насыпавшегося и укатанного снега калитка оказалась несколько ниже. Когда громадные копыта Грозного коснулись земли по ту сторону ограды, Орсо, борясь со страшным приступом боли, успел подумать, что Порох, пожалуй, был бы не способен на такой подвиг — для этого надо быть настоящим рыцарским конём, привычным носить на хребте трёхсофунтовую тяжесть. У семьи Травенари таких коней не было никогда, семья Масканьи по традиции держала этих реликтов древности… Рыцарский дух и аристократические традиции. Спасибо прошлому, оно сегодня пришлось удивительно кстати!
Орсо подъехал к самому крыльцу, соскочил на верхнюю ступень, мимоходом удивился, что его никто не останавливает — гвардейцы охраны замерли, как куклы, по сторонам двери, но не сделали ни единого движения в его сторону. За дверью было тепло и душно, лестница была ярко освещена, по ней туда и сюда носились люди, и снова Орсо никто не попытался остановить. Он не знал, куда ему теперь надо попасть, понятно было только, что необходимо найти Аду. Зачем? Почему её надо искать? Орсо дал себе минутную передышку подумать над ответами — и осознал, что ответы ему известны, но очень уж малопонятны. Ада в опасности, здесь и сейчас. Дворец — больше не защита для неё, здесь рухнуло что-то, что давало ей надёжный тыл, и теперь её надо увести отсюда, вытащить, пока не обрушилось ещё что-нибудь. Как будет потом — неизвестно, но прямо сейчас здесь затаилась опасность, и не приведи Творец встретить её вот так, без защиты, не зная, чего ждать! Молодой человек подумал ещё немного и решительно бросился на второй этаж, решив, что ему нужно туда, где больше всего народу.
Тактика была почти верной: до бального зала, где толпились, наверно, сотни людей, он не добежал — раньше он увидел Аду. Она стояла посреди проходной комнаты, словно отделённая от окружающих людей стеклянной стеной — никто не приближался к ней более чем на десять шагов. Внутри этой стены, кроме неё, был лишь один человек — мужчина лет двадцати пяти в нарядном мундире с тускло сияющими орденами, с модной шляпой в руке, с украшенной драгоценными камнями шпагой у пояса. Охрана или свита в нервных позах замерла позади него — в круг отчуждения, замкнувшийся вокруг Ады, их что-то не пускало. Орсо узнал наконец этого франта — это был принц Джакомо, теперь уже король Джакомо Четвёртый. Меньше всего он сейчас был похож на почтительного сына, у которого только что умер отец…
— Всё возможно, — произнесла Ада, продолжая начатый до появления Орсо разговор. — Может случиться и так, что знаки опасности мы видим, но не можем понять. Поэтому я и спрашиваю вас, любезный брат, не известно ли вам чего-нибудь о событиях, предшествовавших кончине Его Величества.
Допрос принца?! Прямо тут, посреди дворца?! У Орсо глаза полезли на лоб. У окружающих, видимо, возник то же вопрос, но никто не подавал голоса: семейные дела королевской фамилии их никоим образом не касались.
— Нет, любезная сестра, — медленно, с расстановкой ответил Джакомо. — Мне ничего, совершенно ничего не известно.
Он церемонно поклонился Аде, повернулся и шагнул из заколдованного круга назад, к своим свитским щёголям. Те мгновенно окружили его, сверкая глазами на собравшихся, словно те были в чём-то виноваты, и вся компания удалилась — не туда, где стояла Ада и куда они, судя по всему, шли до того, — нет, они развернулись и покинули залу, словно поле боя.
Орсо бросился к Аде, поддержал её под руку (очень вовремя — женщину качнуло, словно от большой усталости), заглянул ей в лицо:
— Едем домой?
— Да… домой… — как во сне, пробормотала Ада, провела рукой по лицу, на мгновение крепко зажмурилась, открыла глаза, огляделась:
— Этот уже ушёл?
— Да… Да, всё в порядке, уже всё, — Орсо вдруг почувствовал, что в этом переполненном людьми огромном здании словно бы стало легче дышать. Незримая опасность, которую он учуял в дверях, растаяла. Оставила по себе память, но ушла.
— Зачем мне след, который никуда не ведёт?.. — сказала женщина, словно это её чрезвычайно удивляло. И как будто Орсо мог дать ей ответ.