Саттина своеобразно порадовала: там было уже не в пример теплее, чем в столице, но пасмурно и сыро. Мелкий дождик сыпал и днём, и ночью, но в снежок уже не превращался, тополя остро пахли едким соком и на обочинах зеленела новая трава. Дома, на юге, такая погода длилась от силы неделю-другую, а здесь, похоже, растянется до самого лета. Зандар расцвёл, перестал кутаться в шарф и застёгивать куртку, а Орсо уныло задумался, что ловить шпионов, бегая по лужам, должно быть, ещё интереснее, чем скакать за ними по снегу…
С Адой они встретились в предместьях Саттины, женщина долго обнималась с Совой и вычёсывала ей гриву, беззлобно ворча на нерадивого конюха. Повозку с двумя упряжными конягами Ада поручила Зандару:
— Ты пойдёшь через границу — тебе лучше знать, где и как. Передашь письмо доктору Мурье — адрес заучи наизусть, это в Лохо. Там вашим можно ходить безопасно, но в чём и насколько им доверять — смотри сам, тебе виднее. Дальше действуй, как скажет доктор, и если не будет других указаний — возвращайся в Андзолу. Мы, вероятно, задержимся тут, в приграничье, до лета. Норку найдёшь… я надеюсь?
— Найду, — уверил Зандар, поклонился Аде, махнул шляпой Орсо и погнал колымагу по наполненным водой колеям. Орсо уже усвоил, что норкой здесь называли плохо охраняемый участок на границе, через который шастали туда-сюда те, кому очень надо. Иногда норки «копали» сами пограничники за мелкую оплату вроде контрабандной выпивки и табака. Пока с Айсизи был прочный мир, это никого особенно не волновало — крупные партии контрабанды через норки не таскали, у тех были свои пути. Но как тут сейчас всё изменилось?..
Без Зандара стало как-то не по себе, зато с Адой ситуация сразу должна была стать понятнее. Про короткий разговор с пленниками-паникёрами воспитанник рассказал при первом же удобном случае. Ада похвалила его изобретательность:
— Доброе слово и кружка пива дают больше, чем просто доброе слово… Ущелье Качо я знаю, но это ведь довольно далеко от границы! Значит, настоящих айсизцев там не могло быть, а значит, это шуточки с нашей стороны. Да, кому-то не повезло, что баронессе со своим егерем приходится гулять так далеко от дома…
Орсо фыркнул от смеха, но вообще-то веселиться было не над чем: Джакомо — или кто-то другой за его спиной? — в самом деле не брезговал никаким средствами, чтобы толкнуть страну к войне. Да ещё с Айсизи.
Айсизи — это вам не Бар-Аба, где дикие царьки носятся на диких конях за своими дикими подданными, пытаясь стребовать с них подати. Это не Айя, царство торгашей, готовая откупиться от любых неприятностей горами золота. И даже не Девмен, живущий в последнее столетие в основном старой славой. Айсизи — могучая морская республика, чей коммерческий флот, уступая андзольскому по тоннажу, заметно превосходит его по численности. У Айсизи больше укреплённых портов, больше численность морского десанта, есть две весьма труднодоступных бухты, где устроены военно-морские базы… Значит… значит, воевать с Айсизи на море может только дурак! А значит, война на море — это то самое страшное, что грозит Андзоле, та топка, в которую этот бес, «брат» Мауро, планировал бросить молодых дворян из столицы, куда утекут деньги из казны, куда призовут молодых мужчин из городов и сёл. Полк на суше может удержать вверенный ему участок, даже если уменьшится до нескольких рот, но корабль с неполной командой в море не пойдёт и воевать не сможет! Необходима полная комплектность команды и боезапаса. А это дорого…
Впервые Орсо задумался: а что будет, если найдутся силы, способные и, главное, желающие остановить войну? Как вообще её можно остановить? Взять за шиворот Джакомо? Но этого будет мало: если военная машина придёт в движение, затормозить её ещё труднее, чем разогнать. Хороший вопрос, надо выяснить…
С этим вопросом Орсо и обратился к опекунше, когда вечером, проводив Зандара, они сидели в обеденном зале гостиницы в Саттине. Ада одобрительно оглядела воспитанника:
— Растёшь, соображаешь!
К теме борьбы Ада вернулась чуть позже, довольно неожиданно. Хмурое и холодное утро вынудило Орсо и его опекуншу просидеть в гсостинице почти до обеда без всякого разумного занятия. Оставалось разговаривтаь, благо тема имелась.
— Когда мы говорим о больших исторических процессах, — Ада сидела у окна в неудобном гостиничном кресле и по привычке заплетала бахрому портьеры, — надо помнить, что они возникают, движутся и угасают по определённым законам. Кто знает эти законы им умеет их применять — тот владеет силами движения истории.
— И откуда берутся эти законы? — Орсо отвлёкся от перестановки бронзовых фигурок на негорящем камине; ему хотелось схватить карандаш и бумагу и поскорее начать записывать слова Ады. Это был, по сути, тот самый вопрос, который он не мог обозначить словами, но который имел самое прямое отношение к тому, чем ему (так он считал) предстояло заниматься!
— Сами закономерности исторического движения берутся из логики жизни общества, а она, как ты помнишь, зависит от экономики. — Портьера кончилась, и Ада взялась распутывать бисерные низки на своей сумочке. — Люди прежде всего — а кое-кто и исключительно — стремятся преследовать свои интересы. Часть этих интересов всегда у всех общая, часть — личная, а часть совпадает лишь у небольшого числа людей. Но в итоге в жизнь воплощаются только те стремления, которые поддержит большинство. Ни одна реформа, ни одно преобразование, придуманное политиками, не станет реальностью, если оно не отвечает интересам наиболее влиятельной — а это обычно значит самой большой — прослойки общества.
Орсо склонил голову в задумчивости:
— И если большинство желает перемен, то…
— Перемены случатся. Если же большинство пытается оставить всё как есть, то… — Ада сделала паузу, вопросительно и лукаво посмотрела на воспитанника.
— То всё останется по-старому, — предположил Орсо.
— Увы! — вздохнула женщина. — Так не бывает. Это лишь означает, что перемены будут не такими, как ожидалось. Иначе говоря, или общество ставит перемены под контроль, или они совершаются стихийно. А это обычно ведёт к ухудшению жизни.
— И какой выход? — спросил потрясённый этим выводом Орсо.
— Смотря какие у тебя планы, — Ада оставила в покое сумочку, дёрнула себя за кончик тщательно уложенной косы и ахнула — шпильки дождём посыпались на ковёр. Орсо бросился их собирать. Ему пришлось буквально обшарить пол, и, подобрав последнюю шпильку у самых ног опекунши, он глянул на неё снизу вверх:
— Как можно остановить войну, если она начнётся?
— Когда, — вздохнула Ада, подставляя шкатулку, куда Орсо ссыпал свою добычу. — Боюсь, теперь уже «когда». Ты прав — это непросто… но возможно.
Молодой человек молча ждал продолжения; Ада за руку подняла его с ковра, заглянула в глаза:
— Только если те, кому дали в руки оружие, повернут его против той силы, что посылает их воевать. Властители всех сортов почему-то всегда уверены, что вооружённый народ — эдакая слепая масса, покорно бредущая куда скажут. Иногда это и в самом деле так. Иногда люди обращают оружие друг против друга, и народ исчезает в междоусобьях. Но если интересы народа в том, чтобы вернуть мир и впоследствии защищать его — это может стать реальностью. Так бывало, я знаю это. Я это видела.
Во взгляде и голосе Ады было сейчас что-то такое, что вопреки очевидному вселило в Орсо твёрдую и суровую веру: если где-то когда-то такое произошло — это возможно и здесь, у него дома. Снова, как бывало уже дважды, перед его глазами понеслись видения нездешних событий. Люди в военной форме бегут навстречу другим, в другой форме, но не стреляют друг в друга, не колют штыками, а хлопают по плечам, обнимаются, пьют из одной фляжки, пуская её по кругу… Группа мужчин в одеждах, украшенных повсюду золотыми шнурами, все с саблями на боку, а на них напирает толпа: женщины, молодые и постарше, дети, мужчины-калеки, безрукие, безногие, ковыляющие на костылях и деревянных ногах… И перед этой молчаливой толпой парадные красавцы в золоте тушуются, отступают, а потом и вовсе бегут, будто с поля боя… Плац крепости, окружённый могучими стенами, сгорбленные спины тяжёлых орудий, уставившихся дулами в землю, и кучка офицеров — форма незнакомая, но повадки ни с чем не перепутаешь — в кольце людей с диковинным стрелковым оружием. Они без формы, одеты как попало, но на всех одинаковые смешные головные уборы — и когда последнего офицера уводят куда-то под конвоем, эти забавные шапки летят в воздух под победные вопли и радостную пальбу в небеса. Среди новых хозяев крепости видны и мужчины, и женщины, и даже совсем юные мальчишки, моложе самого Орсо, но оружие — у каждого.
Что это за внезапная память, чьими глазами ему иногда удаётся увидеть неведомые события — этого Орсо не мог ни понять, ни спросить — объяснить, что именно ему видится, он бы не взялся. В одном он был уверен: это было — неизвестно где, неизвестно когда, но было. Сам он в буквальном смысле не мог бы такого вообразить.
Из созерцания видений Орсо вывела Ада — взяла за плечи, слегка встряхнула, с тревогой всмотрелась ему в лицо:
— Что ты, малыш? Устал? А я-то, дура старая, болтаю и болтаю без умолку…
— Нет-нет, я… просто задумался, — смутился Орсо. Врать опекунше не хотелось, а вдаваться в объяснения — как-то нелепо…
— Но я ответила на твой вопрос? — уточнила Ада. — Ты узнал, что хотел… я надеюсь?
— Да, да… спасибо, я… понял.
— Н-ну хорошо… Будем считать, что очередная лекция попала на благодатную почву, — Ада вернулась к обычному своему полушутливому тону. — Посвятишь меня в свои планы?
Орсо вздохнул:
— Да я пока и планов-то не имею… Задачи примерно ясны: здесь, в приграничном городе, должны быть участники заговора, который нацелен на расжигание войны… верно?
— Видимо, так, — согласилась Ада и снова уселась в кресло.
— Поскольку они вряд ли здесь особенно таятся, — рассуждая, Орсо почувствовал себя увереннее, — их можно выявить и…
— Вот главное тут «и»! — заметила опекунша. — Что дальше? Пожаловаться Его свеженькому Величеству? Сдать в полицию? Я пока не придумала, что с ними делать, когда мы их найдём!
— Давайте сперва найдём, — предложил Орсо. — Посмотрим ещё, кто они такие.
— Согласна. Но тут мне даже неуда обратиться: в Саттине у меня связей нет, увы.
— Я попробую найти свои связи, — задумчиво произнёс Орсо, — а если их нет, заведу новые.
— Ну вот, а говорил «нет плана». Отличный же план! И где ты будешь искать связи?
— Попытаюсь найти знакомых отца, шансы есть.
— Тогда действуй сам — я тебе здесь скорее помеха, — подвела итог Ада.
— Хорошо… прямо сейчас и начну, — внезапно решившись, Орпсо проверил карманы плаща — есть ли мелкие деньги, — оделся, взял шляпу, задумчиво поглядел на пистолет и решил, что сегодня обойдётся, пожалуй, без него.
— Куда ты? — удивилась Ада, перестав терзать портьеру.
— В оперу. Должны же там сегодня что-то давать, сезон ещё в разгаре!
Мысль эта пришла Орсо неожиданно: в самом деле, он не помнил, были ли у отца корреспонденты из Саттины, а в их списке, составленном в день похорон и знакомства с Адой, никто из местных не значился. Но время сейчас ещё зимнее, хотя с неба льёт, как летом, а значит, всё дворянское общество ещё в городе. С наступлением календарной весны театральный сезон закрывается, и все, у кого есть загородные дома, устремляются туда — переживать жаркое и пыльное саттинское лето вдали от города, где есть хоть какое-то укрытие от палящего северного солнца. Летом города среднего пояса, вроде Саттины и Кобальи, словно вымирают — пыльные смерчи носятся по пустым улицам, и жизнь возвращается на них только с закатом. Так рассказывал на уроках географии господин Манеро — выходец из Айсизи. Что-то с ним теперь?..
Орсо без труда раздобыл себе место на балкон на сегодняшний вечер — постановка «Верности и смерти» шла уже с осени, забитого зала ожидать не стоило, хотя благородная публика всё равно могла приехать. Заняться в городе всё равно больше нечем: Его Величество Джакомо запретил балы и приёмы на три месяца в знак траура по отцу. Опера была разрешена — этим и пользовались.
Театр уже наполнялся незнатными зрителями: галёрка гудела и шумела — там было излюбленное место встречи студентов, ходивших в оперу поглазеть в бинокли на молоденьких певиц. Разночинцы с семействами гнездились на ярусах, их жёны, одетые только в тёмное по случаю траура, строжились на детей, а дети в накрахмаленных рубашках и платьицах заранее скучали — высидеть длинное представление тихо и не шевелясь было для них непростой задачей. Зная обыкновение светской публики непременно приезжать к самому началу представления, а то и опаздывать, Орсо пришёл чуть заранее, занял своё место и, подозвав театрального служителя, дал ему два ана:
— Расскажи мне, любезный, кто из господ будет входить в зал. Я здесь недавно, никого ещё не знаю…
Служитель с готовностью взялся называть появляющихся дворян по именам и даже по своей инициативе давал о них ценные справки:
— Вот барон Марони с супругой, большие любители оперы! У них абонирована ложа вон там, справа… Вот братья Гатти — оба морские офицеры, капитан-лейтенант и… ох, простите старика, забыл звание. А вон там, у сцены, полковник Треппи с женой и сыном. У него ещё дочь, завидная невеста, — тут пожилой служитель лукаво и значительно покосился на Орсо, — но её почему-то сегодня нет.
— Он артиллерист? — наугад спросил Орсо. Полковник был в цивильном.
— Нет, господин, он полковник пограничной стражи. Очень дружил с генералом Писци, упокой Творец его душу в радости, — старик неожиданно истово сжал в ладони золотую звезду, которую носил на шее на ремешке.
— А генерал часто тут бывал? — случайным вопросом Орсо внезапно копнул золотую жилу! Теперь расспрашивать следовало осторожно, чтобы не вызвать подозрений. Смерть генерала Писци была, похоже, одним из пакостных звеньев в цепи заговора, но никаких подробностей пока не удалось узнать даже Аде…
— Да, случалось — частенько ездил с проверками по гарнизонам, на корабли заглядывал…
Корабли! — мысленно отметил Орсо. Это важно в свете того, что он надумал о возможном характере войны.
— А это кто? — В зал неторопливым твёрдым шагом вошёл пожилой господин — прямой, как палка, в строгом костюме, с тростью, но без шпаги.
— А не знаю, сударь мой, — поморщился служитель, — этот не из благородных… А вон госпожа Костицци — вдова барона Костицци, и дочки её, Рудена и Миннона.
— Какие диковинные имена! — поразился Орсо.
— Так баронесса девменка, её барон из-за границы привёз. Говорят, она будтобы даже не дворянка. Невой зовут…
Тут в зале начали одна за другой гаснуть люстры, и служитель растворился в темноте: начинался первый акт.
Сюжет «Верности и смерти» Орсо наизусть помнил с детства: история любви благородного разбойника и дворянской дочки, естественно, с трагическим финалом, не раз появлялась на сцене самых разных театров, Орсо с отцом видел несколько постановок в столице. Здесь опере не повезло: во всех отношениях выигрышная партия героини досталась юной белокурой и розовощёкой девице, которой для героини недоставало только одного — голоса. Каждое появление прелестницы на сцене вызывало бурю восторгов публики, но пела она откровенно слабо, и попытки взять сложные места партии «с налёту» делу не помогали. Опытный слух Орсо замечал все ошибки юной певицы; если это всё, на что она способна, через год-два её забудут…
Намного интереснее был герой: немолодой, заметно старше своего персонажа, певец был, по контрасту с героиней, обделён внешней красотой. Невысокий, полноватый, вероятно, лысеющий (на нём явно был парик), он обладал, однако, на удивление богатым и гибким голосом и, в отличие от партнёрши, легко справлялся со своей партией, причём пел её оригинальную версию. Об этой особенности оперы Орсо тоже слышал от отца: партия разбойника была написана для вполне определённого певца — хорошего друга композитора, и когда его не стало, никто не мог повторить её так, как она написана изначально. Пришлось автору сделать упрощённый вариант, доступный для всех… Удивительно, что этот чудесный голос делает в саттинской глуши!
Увлёкшись сюжетом и поразительным звучанием местного тенора, Орсо едва не забыл, зачем вообще сюда пришёл. В антракте следовало уже начинать знакомство с публикой! Правда, знакомых имён ему так и не назвали…
Личность полковника показалась ему самой любопытной — как из-за его связи с генералом Писци, так и по причине его собственного положения: пограничная стража почти наверняка причастна к заговору! Что ж, атакуем полковника.
Дождавшись, пока дородный Треппи выплывет из партера, поддерживая под руку такую же монументальную супругу, Орсо не спеша вышел им немного наперерез:
— Господин полковник, позвольте вас приветствовать… — Дальше полагалось представиться, но сделать это Орсо не успел: Треппи глянул на него из-под мохнатых бровей так, словно обратившийся к нему юноша был виновен в тягчайших преступлениях, а полковничиха, злобно, с треском сложив веер, басовито молвила:
— Вам и таким, как вы, следовало бы сейчас вести себя поскромнее — в такой-то момент! — И, удостоив Орсо презрительным взглядом, она уплыла вслед за супругом, всей своей массивной фигурой источая высшую степень недовольства.
Орсо остался стоять, где стоял, в полном недоумении. Неужели местное высшее общество решило таким образом сразу поставить его на место? Но почему?..
От раздумий его отвлекло деликатное покашливание сзади. Орсо обернулся, готовый отразить новую порцию оскорблений, но позади него стоял Треппи-младший, и выражение его лица было явственно виноватым:
— Прошу, сударь, не судить строго моих родителей — вы здесь, вероятно, недавно и не знаете наших здешних драм… Я Родольфо Треппи, — молодой человек протянул Орсо руку. — А злость мамы вы на свой счёт не принимайте — это всё из-за Сильвии… это моя сестра…
— Орсо Травенари, рад знакомству. А позвольте узнать, что случилось с вашей сестрой?
Родольфо помрачнел:
— Она… пыталась убить себя из-за мужчины. Из её объяснений можно лишь понять, что он обманул её, но кто он и что совершил — мы не знаем. Поэтому мама на всякий случай подозревает всех мужчин… особенно молодых.