Адрес весёлых собраний весёлого брата Родджио он знал от Родольфо Треппи — удивительно полезная семья, просто прелесть, не была бы ещё так мерзка эта Сильвия… Да бесы с ней, с Сильвией, впереди серьёзное дело, возможно, битва и уж во всяком случае трудная работа.
Увеселения в городе запрещены, кабаки закрываются рано, но добрые граждане и не думают унывать: все ходят друг к другу в гости. Окна особняков горят, как в новогодние праздники, подъезжают и отъезжают экипажи, только звуки музыки не разносятся на полквартала — это всё же немного слишком, надо же знать приличия.
А вот и дом достойного брата… минутку, да он ли это? Ни огонька в окнах, ни одной кареты у ворот, темно, тихо, безлюдно… И фонари перед воротами не горят. Орсо замедлил шаг и в тусклом свете окон на противоположной стороне улицы присмотрелся к дорожке от ворот к крыльцу нужного дома. Дождь — как удачно! Как чётко видны следы по меньшей мере трёх пар ног, прошедших внутрь совсем недавно. Что ж, начав вечер с заглядывания в чужие окна, негоже стесняться забраться в дом врага. Отойдя за угол, в совершенно тёмный переулок, Орсо взобрался на кованую ограду, спрыгнул внутрь двора и, прижавшись к стене, чтобы не заметили из окон, осторожно двинулся к чёрному крыльцу.
Под окнами идти удобно — вода стекает с отмостки, а шаги почти не слышны. Если очень надо, можно подтянуться на руках, ухватившись за подоконник, и заглянуть в окно первого этажа… Может, уже пора заглянуть?.. Э, нет, только не сюда! Внутри разговаривают… интересно, будет ли слышно?
Слышно было неплохо: говорящие не таились, хотя и не шумели сверх меры. Красивый поставленный тенор (о Творец, да ведь это разбойник из «Верности и смерти»!), играя весёлыми интонациями, вещал:
— …двадцати тысяч. Этого вполне достаточно для начала, а дальше само пойдёт. — Ещё и рассмеялся, довольный своей шуткой.
— В Саттинском округе сорок тысяч пехоты, — влез другой голос? не чарующий, обычный, даже несколько прокуренный. — Разумеется, это полный состав…
Тенор со вкусом рассмеялся снова:
— Это цифры на бумаге, друг мой! Состав мирного времени — всего около двадцати пяти тысяч, остальных надо поlнимать по мобилизации, а это долго, господа, до-олго…
Ну, весельчак, усмехнулся Орсо, похохочешь ты у меня! Один уже дохохотался.
— А флот? — не унимался прокуренный.
Ему ответил третий голос — резкий стальной, командный:
— Флот Его Величества заранее приведён в надлежащее состояние, об этом не извольте беспокоиться. Занимайтесь сухопутными делами, господа!
Морской офицер? О Творец, есть тут хоть один верный долгу и стране, кроме старого бедняги Треппи?! Орсо вновь пожалел полковника: совсем один против этих шакалов, и дочь — изменница…
— И сколько, по-вашему, понадобится времени на всё? — снова прокуренный.
— Два-три месяца, вряд ли больше, — ответил беспечный тенор. — А с нашими железными малышками, быть может, управимся до середины лета. Это вас устроит?
— Какую же долю вы приберегаете себе? — не унимался хриплый. Похоже, он-то с тенором на ножах…
— О, мне в этом мире нужно так мало… — снова смеётся, звезда подмостков! — Я лишь хочу увидеть вас, дорогие друзья, на ваших престолах. Вам пойдут короны, поверьте моему слову!
— Я не для себя стараюсь, — отрубил командный. — Я всего лишь…
— Разумеется, разумеется, мой дорогой капитан! Все мы знаем, как преданно вы служите андзольской короне. Надеюсь, Его Величество оценит ваш вклад в победу и вы возглавите королевский флот!
— Министерское кресло удобнее, честно слово, — пробурчал хриплый. — На что вам этот флот…
— Господа, господа! — вмешался ещё кто-то, до тех пор молчавший. — Не следует делить шкуру неубитого медведя, призываю вас жить событиями дня сегодняшнего. Он ещё далеко не окончен…
Их там по меньшей мере четверо, понял Орсо. И ещё наверняка слуги… хотя слуг хозяин мог и отпустить. Неужели этот тенорок и есть брат Родджио? А может, всё-таки не он? Тогда кто же он, а кто «достойный брат»?..
Новый голос между тем продолжал:
— Нам нужно сохранять осторожность, хотя и кажется, что победа уже у нас в руках. Помните, господа, что сработать должно повсюду, не только здесь. О победе можно уверенно говорить лишь тогда, когда карту мира украсят новые страны — герцогство Кобальское, княжество Ринзора — так вы, кажется, видели новый мир, мой дорогой лирический герой?
Это он, понял Орсо. Брат Родджио — это он.
Голос продолжал:
— Железные малышки, которые так вас радуют, — лишь мелкая деталь, не стоит возлагать на них слишком много надежд. Они годятся для запугивания солдат — бывших крестьян, и в этом их сила. Но настоящее наше оружие — в ваших руках, господа. Даруйте, милуйте, нечего дать — обещайте, но все блага мира должны падать из ваших рук. А как называется кресло, в котором вам угодно восседать, — трон или ещё как, — это, поверьте, неважно. Армия подойдёт завтра, вам пора уезжать, друзья мои. Скоро здесь будет слишком жарко для весны!
Разом скрипнули стулья. «Расходятся!» — понял Орсо. Если их не остановить сейчас… но как их остановишь? Впрочем, брат Родджио, похоже, уезжать не собирается, а выпроваживает только этих изменников. Может, дождаться, пока они уедут, и ворваться к нему?
Нет, нужно хоть глазком увидеть, кто они, те двое, кроме тенора. Без этого вся разведка впустую! Орсо, прижавшись спиной к стене, начал пробираться к углу дома, чтобы увидеть крыльцо — когда гости будут расходиться (видимо, пешком — карет-то здесь нет), есть шансы увидеть их лица.
До угла он добрался успешно, но дальше на пути его планов встало препятствие в виде куста бузины, растущего вплотную к углу. Придётся обходить… Юноша со всей возможной осторожностью ступил на влажную траву под кустом, шагнул раз, другой — и холодный водопад обрушился на него с веток! Он глухо вскрикнул, надеясь, что его не заметят, и прижался к кусту: мокро, холодно, зато увидеть его здесь вряд ли возможно…
Звякнула дверь, заскрипело крыльцо под тяжёлыми шагами. Тени легли на мокрую траву — на крыльце стояли люди. Разговор теперь шёл совсем тихо, и посчитать, сколько их там, не удаётся. Вот если бы успеть перебежать от куста бузины вон к той бочке… в её тени можно укрыться надёжно. Полтора десятка футов открытого пространства… Ну же, сейчас или никогда!
Орсо бросился вперёд, и над головой тут же что-то вспыхнуло, треща и шипя.
— Господа, мы не одни! — раздался тревожный голос. Орсо метнулся к бочке, рядом в траву ударила синяя молния. Оружие! Один из стоящих на крыльце держал в руке что-то дымящееся… о таком Ада не говорила… бес с ним, главное — не попал!
— Выходите, кто бы вы ни были! — скомандовал стрелявший. Теперь Орсо видел их всех: один в морской шинели, другой в мягком цивильном пальто, третий вообще только в сюртуке, четвёртый в дождевике, в руке шляпа… О, почему не видно лиц?!
Вооружённый сделал шаг вперёд, с крыльца, толстяк в пальто опасливо вякнул:
— Может, не стоит, дорогой брат? Сколько их там?..
Брат — это ты, с неведомым оружием? Что ж, ты законная цель! Ты пришелец, враг, заговорщик!
Серебряная рукоять сама собой легла в руку Орсо: одно движение — и курок взведён, ещё одно — и длинный серебряный ствол упирается в лоб силуэту «брата». Огонь!
Грохнуло, с тонким звоном вылетело какое-то стекло, «брат Родджио» осел на траву, но ещё раньше, чем упасть, успел поднять своё оружие, и левый бок Орсо обжёг жидкий огонь. Он вцепился зубами в воротник плаща, в глазах потемнело, удушающий запах горелой плоти сводил с ума… Сквозь шум в ушах ухали вопли «Ловите его, ловите! Вот он!» На крыльце вроде бы появился свет — да, дверь в дом распахнута, и оранжевое пламя газового рожка озаряет лица изменников: капитан первого ранга Гатти, тенорок из театра и… помилуй Творец, эту рожу он видел на портретах, сто раз видел, но где?.. кто?.. Впрочем, сейчас это не главное, главное — «брат Родджио» лежит не двигаясь на траве, и в свете из двери видно, как растекается возле его головы бархатно блестящая лужа. С таким не живут. Сдох. Попал. Теперь — уходить.
Стоящие на крыльце всё не решались на действие, и Орсо собрался с силами, рванулся к забору, припомнив пример Зандара, оперся рукой о верхнюю перекладину кованого узора, рывок — и он наверху (только бы не пальнули…), ещё рывок — и под ногами мостовая на той стороне, теперь бежать, бежать отсюда, теперь он сам — законная цель.
Боли он почти не ощущал, только всё время не хватало воздуха, его хотелось пить, как воду, а его не было, а останавливаться нельзя… Заныло в правом подреберье, голова кружилась, всё труднее было сохранять равновесие, и только удивляло, что сзади не шумит погоня. Ни выстрела, ни полицейского свистка… или он просто их не слышит?
Тёмные проулки манили, как спасение. Пусть так, может, там удастся вдохнуть… только не садиться, потом не поднимешься опять на ноги, отдыхать надо стоя, как Порох… дышать, дышать… весь мир пахнет горелым мясом, ну где же воздух, ведь тут же море, там должно быть много воздуха…
Скрипнула неприметная дверь, изнутри дома — тёплый запах свечного воска и натёртого паркета:
— Сюда, скорее! — белая рука хватает его за плечо, втаскивает внутрь, в темноту. Свечной огонёк разгорается робко, словно нехотя, он в руке женщины. Бездонные глаза, тёмные на белом, и неожиданно твёрдая рука поддерживает его, прислонив к стене.
— Миннона? — всплывает в голове однажды слышанное имя. — В опере… сегодня…
— Садитесь вот сюда, на пуф, — Миннона поставила свечу на комод, помогла Орсо опуститься на что-то мягкое, белые руки расстегнули плащ. — Помилуй Творец, чем это вас?!
— Не знаю… врать не буду… Налейте воздуха, пожалуйста…
И всё погасло.
Он ещё приходил в себя в течение ночи, и ночь была бесконечной. Белые руки Минноны подносили ему чашку с холодным питьём, оно горчило, но после него было легче дышать, кто-то ходил рядом, далеко, как во сне, пропела сигнальная труба, а в голове кружились, сменяя друг друга, одни и те же мысли. «Я не одобряю человекоубийства» — говорил суровый голос Ады, а ему вторил покойный брат Родджио: «…все блага мира…» Где он слышал эти слова, когда? От Ады? Возможно… от брата Мауро? Нет, кажется, нет… Кого зовёт эта труба? И почему сигналы морские? Ах да, это же Саттина, здесь всё морское… Человекоубийство. Он убил человека. Но убийство сына Ада тоже бы не одобрила! Родджио стрелял первым… да, он стрелял голубой молнией… жаль, не было возможности подобрать эту штуковину, неплохой вышел бы трофей… Все блага мира. А наше право…
Годы, века проходили и исчезали в бледной мути, а из неё то там, то здесь выглядывали негодяйские рожи. Вот брат Мауро — первый на его пути поганец, вот капитан Гатти, вот ещё какая-то образина — вспомнить бы имя, но нет, мелькнуло и опять в дымке, и снова какие-то лоснящиеся ряхи, тощие физиономии, пышущие здоровьем хари, искажённые яростью рыла… А наше право — звук пустой… Нет, больше этого не будет, не здесь, не в этот раз, воздух, нужен воздух!..
Из очередного сна его буквально вырвали чужие грубые руки. Воняющий табачищем рукастый мужик тряс его за плечи, отчего по левой стороне тела разливалась боль:
— Встань! Встань, скотина! Ты кто такой?
Орсо постарался поднять голову и рассмотреть длиннорукого. Ничего особенного интересного, кроме одной детали: на нём чужой мундир. Айсизский морской десант. «Армия подойдёт завтра» — вот она, армия! Армия Айсизи. Айсизи напал на Андзолу — теперь это свершившийся факт.
— Чего тебе надо, дядя? — спросил Орсо непослушным языком.
— Марш за мной! В комендатуру!
Орсо шагнул вперёд, потом ещё раз и упал — очень уж сложно устоять на ногах, когда земля пляшет и прыгает. Снова опускалась бесконечная ночь, и на краю этой новой ночи слышался только новый голос, говоривший на айсизском диалекте:
— Этого тащите сами, да поживее!
Следующие дни (сколько их было?) Орсо не мог бы вспомнить, если бы не воздух. Кажется, его куда-то везли (кто? куда?), рядом колыхались, кашляли, ругались, сопели люди, лошадиные морды возникали из тумана и пропадали в туман, звонили колокола, бухали пушки, срывающиеся голоса орали какие-то команды, труба играла военные сигналы, что-то деревянное надрывно скрипело над самым ухом, и кругом было холодно, холодно… Зато можно было дышать.
Сознание то и дело отключалось, уберегая разум от осознания чего-то ужасного, какой-то тяжкой катастрофы, и хотелось бы понять наконец, что к чему, но холод и скрип, и вопли, и звон на далёкой колокольне, и больше не снилась тёплая кухня в доме на Звериной, потому что в мире не осталось ни капли тепла — только промозглый сырой липкий холод.
И вдруг — конец ему. Как по волшебству, холод ушёл, изгнанный запахом мокрой шерсти и табака. Что-то неописуемо тёплое накрыло его чуть не с головой, отгоняя сырость. Впервые за неведомо сколько дней Орсо ощутил своё тело, до тех пор сведённое холодом. Ощутил боль в левом боку (о, там ещё есть чему болеть!), затёкшую левую руку, которую он судорожно сжимал на чём-то железном, ощутил саднящее горло — и, как кошка, тут же уснул в тепле.
Пробуждение было уже самым обычным, хотя слабость и озноб никуда не ушли. Орсо попытался поднять голову, движение отозвалось мутью в глазах и почему-то кашлем, и стало видно, что вокруг сумерки, на горизонте — подсвеченные золотым солнцем горы, а на него с тревогой смотрит кто-то знакомый. Совершенно точно знакомый, надо только вспомнить… ах да! Саттина! Виноград!
— Господин Треппи.
Родольфо торопливо кивнул:
— Это я. Хвала Творцу, вы, кажется, решили выжить невзирая ни на что… — Младший Треппи пытался улыбнуться, но получалось грустно. — Лежите пока, здесь опасно шевелиться — можно упасть с повозки.
— Куда мы едем? — Орсо всё же пытался оглядеться, но вокруг видел только какую-то муть.
— Это вы изволите ехать, сударь, а мы, грешные, идём своим ходом, — наконец рассмеялся Родольфо, но тут же стал серьёзен. — Боюсь, у меня нерадостные новости: мы с вами военнопленные. Вся эта колонна — захваченные в плен военные и гражданские, оказавшие сопротивление айсизскому десанту в Саттине.
— Так Саттина в самом деле?.. — Орсо похолодел.
— Увы. Я мог бы многое по этому поводу рассказать, но… право, не знаю, время ли сейчас… Как ваша рана?
— Н-не знаю… — Орсо попытался ощупать бок: тугая повязка — отлично, бывает хуже… — Вы-то целы?
— Да, тело в полном здравии, но… — Треппи тяжко вздохнул. — Нас взяли на абордаж, и иногда я начинаю завидовать тем, кто не пережил боя.
— Абордаж? Так была морская битва? — оживился Орсо. — Но я не слышал выстрелов…
— Битвы не было, — мрачно объяснил Родольфо. — Мы с несколькими добровольцами и полудюжиной гардемарин успели погрузиться на маленькую айсизскую шхуну — её оставили почти без охраны, — и попытались прорваться из порта. Город был не готов к нападению, и мы предположили, что в Ринзоре ещё ничего не знают. План был добраться туда или хотя бы встретить какой-нибудь наш военный корабль. — Он снова вздохнул. — Мы сделали глупость — не догадались погасить стояночные огни, они нас и выдали. Нас обстреляли и предложили сдаться, мы отказались, и…
— Так вот просто оказались? — поразился Орсо. — Понимая, что выхода нет?
— Знаете, мы… по крайней мере, я так разъярился от всего этого, что даже не помышлял ни о сдаче, ни о смерти. У меня это не умещалось в голове: наша Саттина — в руках этих бандитов?! Я не мог поверить… и сейчас до конца не могу… — Бравый Треппи повесил голову. — Нас взяли числом — на борт высадилась, наверно, целая рота десантников. Ну а потом мы все оказались здесь, в колонне, и я увидел вас на телеге. Признаться, я надеялся, что вы успели покинуть город… Вас била лихорадка, и я укрыл вас своей шинелью.
— Спасибо… Но как же вы? Холод ведь собачий! Возьмите! — Орсо попытался стянуть с себя тёплую шинель, но Треппи его удержал:
— Не стоит. У меня есть шарф. — И с видом стоическим и гордым закутался в узкое гардемаринское кашне.