Хотя пленных на особенно одолевали запретами и днём можно было делать всё, что в голову взбредёт, собирать людей большими толпами Орсо счёт опасным. За прошедшие дни он запомнил в лицо около двухсот обитателей соседних бараков и днём, когда люди бесцельно бродили или лежали на солнце, потихоньку нашёл по одному человеку из каждого барака и созвал на короткий разговор около полудня в тени забора, но велел никого больше не приводить. С собой он пригласил только Родольфо — их и так часто видели вместе, — а прочих новых лагерных знакомых пока оставил в покое, их время ещё придёт.
Собравшимся он кратко пересказал новости, вычитанные за утро из газет: армия Айсизи успешно наступает на андзольские порты и побережье, но сухопутные войска королевства пока имеют преимущество, бои на линии Саттина — Арлето затянулись, у Андзолы лучше артиллерия и проще доставлять боеприпасы. Две армии вцепились друг другу в глотки, первые последствия войны уже сказываются: айсизские газеты стали тоньше, из них исчезла светская хроника, пропали анонсы концертов и представлений, а бумага понемногу становится всё хуже. Айсизи война дастся нелегко, да и Андзола скоро в полной мере ощутит удар по экономике…
Но самой важной новостью для пленников лагеря было то, что айсизская армия застряла под Кобальей. Кобальская эскадра непонятно где, и в обычных обстоятельствах республиканцы давно предприняли бы десант, однако береговые укрепления в Кобалье недавно перестроены, и новейшая дальнобойная артиллерия держит вражеский флот на почтительном расстоянии. Тогда адмирал Баллестерос, которому поручено захватить последний андзольский порт, решил с помощью корпуса генерала Рохаса блокировать Кобалью с суши. Как только артиллерия истощит боезапас, флот подойдёт поближе, расстреляет бесполезные укрепления и устроит высадку.
Слышать это андзольцам было приятно, но радоваться было особенно нечему: если сухопутная блокада удастся, скоро в городе кончатся не только боеприпасы, но и продовольствие, и тогда судьба Кобальи решена.
— Эх, — заметил один из матросов, захваченных айсизцами в городе во время увольнительной, — какую страну потеряли!
Ему тут же отвесили с разных сторон несколько затрещин:
— Что несёшь, балбес! Ничего ещё не потеряли! Поговори тут…
— Господа, — прервал перепалку Орсо, — новости, конечно, важны, но ещё важнее выводы, которые мы можем из них сделать. Как вы знаете, мы на айсизской территории, но граница совсем близко, она проходит вон там, — он показал рукой за спину, — по Кобальскому хребту. В это время года хребет опасен — лавины вы сами слышите чуть не каждый день. Однако дороги через него есть…
— Спасибо, сударь, за лекцию по географии, — усмехнулся пленный аптекарь, сидевший до сих пор с кислым выражением лица, — но на кой нам бес все эти сведения?
— Господа, — спокойно продолжал Орсо, — я прошу выслушать то, что я сейчас скажу, без шума и криков. Не нужно привлекать внимание наших охранников — нам следует всё обсудить тихо. Итак, я могу говорить?
— Давай, — подбодрил его давешний матрос, — толкуй, чего там.
— Исходя из обстановки, я предлагаю устроить побег из лагеря, забрать всё оружие, которое мы здесь найдём, пройти через Кобальский хребет и попытаться деблокировать Кобалью с юга, со стороны суши.
Шума действительно не было — все на минуту онемели. Потом кто-то всё же не совладал с собой, вскочил на ноги и крикнул было:
— Да вы… вы понимаете, что… — но крикуна тут же усадили на место и убедительно зажали ему рот. Собрание глухо гудело — всех переполняли чувства, но опасение потревожить охрану было сильнее. Потом поближе к Орсо подобрался пожилой человек в обносках — новой смотрелась только его мягкая шляпа с ярко блестящей на солнце пряжкой. Он положил на плечо юноши тяжёлую квадратную ладонь с въевшейся чёрной металлической грязью:
— У вас есть план?
— Есть, — признал Орсо. — Нас здесь около двух тысяч — без малого два пехотных батальона. Охраны всего двадцать шесть человек. Конечно, оружия у них немного, но на первое время пойдёт и это. Если атаковать всех одновременно, в худшем случае у нас уложат двадцать-двадцать пять человек, перезарядить оружие они не успеют. Мы выйдем отсюда, захватим наших женщин из деревни и пойдём в горы.
— Но там же обвалы! — вылез кто-то.
— Далеко в горы нам и не нужно — достаточно уйти с дороги на Селону. Мы скроемся в лесу и попробуем перебраться на нашу сторону. Если я правильно помню карту, на той стороне мы окажемся в густонаселённой местности — там наверняка все деревни заняты врагом, разбитым на небольшие отряды. Освободив эти деревни и, возможно, получив там помощь, мы нападём на генерала Рохаса. Вероятно также, что здесь мы получим поддержку кобальского гарнизона, если удастся передать им весточку. Да и другие наши регулярные силы могут быть поблизости. Со стороны гор на позиции Рохаса просто некому напасть — вряд ли они ожидают удара оттуда.
— Всё это прекрасно, — желчно произнёс тот же аптекарь, — но для этого нам не хватает сущей малости: перейти через горы, не попавшись вражеским патрулям, и добыть оружие.
— Как ни странно, об этом я тоже подумал, — огрызнулся Орсо. — Я рассчитываю на помощь контрабандистов-зиналов.
— Зиналов?! Помилуйте, им-то это зачем? — удивился кто-то.
— Ещё до нападения на Саттину я прочёл в какой-то нашей газетёнке, что зиналов вместе с прочими подозрительными лицами будут высылать из Андозлы. Да и помимо этого у меня, думаю, найдётся чем их увлечь…
Многие взглянули на него с подозрением. Но тот же пожилой человек с чёрными руками одобрил план:
— Если вы знаете, как с ними разговаривать, это может сработать! В Кобалье ведь они живут легально.
— Жили, — поправил Орсо. — Но каково их положение сейчас…
— А как же мы их найдём в этих горах? — допытывался какой-то молодой голос.
— Они сами нас найдут. Наверняка они уже знают всё о нашем лагере. Если мы уйдём отсюда, это не пропустят.
— Это надо немедленно рассказать нашим!.. — рванулся маленький жилистый солдат, у которого из одежды уцелели только брюки от мундира — ретивые десантники при аресте сняли с него даже сапоги.
— Подождите, господа, ещё минуту внимания! — остановил его Орсо. — Чтобы план удался, есть два условия. Первое: командую отрядом я. Я уважаю ваш опыт, возраст, любые ваши достоинства, но командование беру на себя. Это не обычная войсковая операция, а партизанского опыта, я полагаю, нет и у кого. Кто не согласен — может после захвата лагеря идти куда пожелает, я не держу.
— Верно! — подержал его пожилой. — Кто не хочет драться — пусть сразу убирается.
— Меня зовут Орсо Травенари, мой нынешний загородный адрес — второй барак.
— А второе условие? — снова поторопил его молодой голос.
— Каждый из вас ночью тихо, без лишней суеты, расскажет всё, что мы сейчас обсуждали, в своём бараке, и утром я жду от вас известий, кто идёт с нами. Разделитесь на роты, определите, кто командиры. Мой заместитель по всем вопросам — господин Родольфо Треппи, — Орсо показал рукой на товарища.
— Сын полковника Треппи? — закивали солдаты. — Вы, значит, живы?
— Хвала Творцу, — склонил голову Родольфо. — Я полностью поддерживаю план господина Травенари.
— Командира Травенари, — мягко поправил пожилой с чёрными руками.
— У меня всё, господа, — Орсо поднялся с земли. — Жду вас завтра после завтрака здесь же, но не всех сразу. Подходите по одному, не создавайте толпы. Храни вас Творец.
Объяснить замысел побега соседям по бараку оказалось делом несложным и недолгим. Оспаривать командирские полномочия Орсо никто не пытался, а идея оказаться на свободе, хотя бы и ценой большого риска, воодушевила всех. А вот откровенного разговора с Родольфо, который мог коснуться и его семейных дел, Орсо немного опасался и сколько мог откладывал. Помимо самого разговора было ещё что-то, что его беспокоило, но прошло немало дней, прежде чем он осознал характер этого беспокойства. Он не знал, что во всей этой кутерьме стало с Адой. Конечно, можно уповать на то, что она бывала и не в таких переделках и наверняка сможет постоять за себя, но… Но Зандар тогда ещё, после зимней поездки, просил его присматривать за ней, а он не присмотрел… Почему он не пошёл на место встречи после выстрела на крыльце? Ах да, это было оговорено: нельзя наводить след на Аду. Его лица ночью никто не видел, значит, связать его с Адой будет непросто. Да, здесь он был прав, но что дальше? Что вообще могло с ней произойти? Может, ей удалось покинуть город до того, как он полностью перешёл в руки айсизцев? А если и нет, ведь она родственница короля! Пусть Джакомо Третий умер, но королева-то жива, а значит, статус Ады бесспорен! Нет, здесь слишком много неясного, и думать об этом больно и вдвойне обидно: не присмотрел. Молодой болван, бесы всё побери!
Однако раньше нужно было выяснить всё между ним и Родольфо. Теперь, когда было решено вырываться на свободу, ждать больше было нельзя. После скудного обеда (за последнюю неделю рацион пленных уже уменьшился, дальше будет хуже) приятели укрылись от лишних глаз в тени дровяного сарая; здесь трава была не так вытоптана, как перед бараками, и можно было сидеть не в пыли. Охранник покосившись на них, но не увидев ничего опасного, зашагал дальше своей дорогой, и только когда его спина скрылась за караулкой, Орсо начал свои объяснения.
Изложить всё, что известно о природе нынешней войны и её источниках, было несложно, с этим Орсо справился быстро. Лавировать и следить за словами пришлось тогда, когда речь зашла о брате Родджио; данное Сильвии слово не позволяло напрямую объяснить ее брату роль девицы в истории захвата Саттины и возможной гибели эскадры. Действовать с учётом этих сведений Орсо предстояло самому. Тем не менее, рассказать о собрании у «брата» и обо всём, что случилось потом, он мог без помех — если здесь и был нанесён какой-то ущерб чести, то только его собственной.
Известие о смерти «брата Родджио» молодого Треппи не особенно взволновало, зато рассказ об измене в рядах андзольской армии кое-что ему сказал:
— А ведь отец слышал такие разговоры! — Родольфо вскочил и в волнении зашагал туда-сюда перед сидящим Орсо. — Несколько раз упоминал дома, что в офицерском собрании обсуждали возможное предательство в командовании и его последствия… Но он не верил! Не мог поверить, сам бы такого себе вообразить не мог и в других был уверен неколебимо… Конечно, при старом короле такое трудно было и представить! А новый… многие могли увидеть повод для… а впрочем, всё равно это за гранью понимания! Не королю ведь мы служим — стране!
Это «мы» Орсо отметил: не получив ещё ни воинского чина, ни образования, Родольфо уже считал себя в рядах тех, кто служит. В этом есть логика и достоинство, нельзя не признать!
— Ладно, этот «брат» явный изменник, так сказать, изначальный, но Гатти!.. Если бы это рассказали не вы, я бы… да я бы… — Родольфо сжал кулаки, бессильный описать словами свой гнев.
— Думаю, — медленно произнёс Орсо, — в заговоре состояли оба Гатти, иначе трудно понять поведение эскадры. И даже их двоих было бы мало.
— Да сколько же там предателей! — взорвался Родольфо. — Каждый третий? Каждый второй?
— Достаточно всего десятка высших офицеров, чтобы разложить всю армию, — вздохнул Орсо. — А если с ними ещё и министр…
— Министр Пиппо? А ему-то зачем?
— А чтобы не опоздать к разделу пирога. Если в заговоре даже один-два министра, значит, для них дело идёт о будущей власти над раздробленными кусочками страны. Именно такой сценарий обсуждали эти изменники — герцогство Ринзорское, герцогство Кобальское…
— А они что, в герцоги собрались? Троны себе заказали? — рычал Треппи. — Да как у них хватило наглости…
— Нам с вами, друг мой, этого не понять — мы устроены иначе. Наша природа не приемлет измены, не позволяет замахиваться на чужое, жертвовать другими ради своей частной выгоды. И мы не ищем мелочной власти, не размениваем себя на эти крохи. Нам их не понять — и не надо! — Орсо тоже вскочил. — Чтобы повесить эту мразь, понимать их нет нужды.
— Верно, — Треппи решительно пожал руку приятеля. Но его боевой задор быстро уступил место тревожным размышлениям:
— Неужели отец тоже их жертва? Я ведь так и не знаю, где он, что с ним стало…
— А когда вы в последний раз виделись? — Из своих наблюдений через окно Орсо помнил, что вечером накануне нападения на Саттину Родольфо с отцом не говорил, но потом была целая ночь…
— Где-то после полуночи. Когда раздались выстрелы, отец проснулся, схватил оружие и велел мне, если что, позаботиться о матери и сестре. Прошла, может быть, четверть часа, не больше, и мы увидели пожары в стороне гавани. Стало понятно, что это нападение, мама отдала мне свой пистолет и велела идти защищать город, а они с Сильвией, мол, сами знают, что им делать…
— Свой пистолет? — изумился Орсо. То, что дома у Ады полно оружия и она умеет с ним обращаться, его уже не удивляло, но другие женщины по-прежнему представлялись ему этакими хрупкими цветочками, возможно, ядовитыми, но без шипов.
— Конечно! У отца в полку есть неписанная традиция: все жёны и дочери офицеров должны уметь обращаться с оружием. Ну вот, мама дала мне свой пистолет, я побежал к порту, по дороге встретил тот отряд гардемарин — там два моих приятеля были, Антонио и Лука. Они сказали, что ничего толком не поняли, а их офицер сорвал с себя эполеты, бросил служебное оружие и убежал вон из экипажа. Тоже, видно, изменник, — Родольфо сплюнул. — Но об отце я больше ничего не слышал. Мы напали на шхуну, да я рассказывал… Антонио убили во время перестрелки на борту, а Лука умер от раны уже по дороге… сюда. — Родольфо сел, обхватив руками колени, опустил голову и замолк. Орсо слышал его тяжёлое неровное дыхание и не трогал пока, давая приятелю прийти в себя.
Солнце неторопливо катилось по двору, тенистые задворки дровяного сарая постепенно заливало жарким белым светом, и молодые люди передвинулись к другой стене, хотя там уже было душно и мимо в отдалении постоянно кто-то проходил.
Родольфо поднял голову и смотрел теперь на суету охраны на плацу, но ясно было, что мысли его заняты предыдущим разговором. Его прежняя нерешительность и неуверенность в успехе ушли без следа: теперь он как сын офицера обдумывал предстоящие сражения. Орсо понял, что волей Творца он нашёл верного и стойкого товарища в тех странных и нелёгких делах, которые им предстояли.
— Скажите мне, если это не военная тайна, — задумчиво сказал молодой Треппи, — на что вы рассчитываете, чтобы убедить кобальских контрабандистов нам помочь?
— Во-первых, у нас с ними есть общие знакомые, и за свою помощь они раньше получали достойную награду…
— Но сейчас у нас нечем заплатить!
— А во-вторых, — невозмутимо продолжал Орсо, — среди них, как я уже говорил, есть немало зиналов, а у них имеются некоторые основания помогать лично мне.
— Ого! Невероятно! Вы нашли общий язык с зиналами?
— Я только следовал мудрым советам и примерам в этом вопросе. Моя опекунша — я о ней уже говорил — когда-то очень помогла зинальской общине Кобальи, а они не забывают таких услуг.
— Будем надеяться, будем надеяться… — покачал головой Родольфо. Видно было, что он бы рад разделить уверенность друга, но в зиналов особенно не верил.
А Орсо уже и позабыл о зиналах, контрабандистах, предстоящем походе, который ещё надо было обдумать и просчитать. Разговоры о Саттине напомнили ему, что сегодня ночью, если пошлёт Творец удачу, он увидит Миннону. Мысль о том, что там, снаружи, есть кто-то знакомый, кто-то, кто ищет встречи с ним, одновременно согревала и тревожила. Ведь если удастся захватить лагерь, на его, командира, плечи ляжет и забота о женщинах! Вести их с собой на войну — невозможно! Вполне вероятно, что некоторые из них, даже, быть может, двадцать-тридцать пожелают этого сами, но остальные, хрупкие, измученные пленом и каторжной работой, не готовые к таким испытаниям… как быть с ними?
Ответов он не нашёл, поэтому решил пока не изводить себя бесплодными размышлениями; пользуясь тем, что с гор прилетел пыльный ветерок и дышать стало легче (что-то у него всё же не так с дыханием с той самой ночи…), он устроился на хилой травке за сараем и проспал там до заката.