Поставив локти на стол, Орсо бездумно рассматривал карту. Потёртая на сгибах, местами прорванная слишком острыми карандашами, украшенная с одного угла каким-то подозрительными пятнами, бедняжка, вся истрепалась… Сейчас он ощущал себя в точности как эта карта. А ведь всего месяц прошёл с начала всего этого безумия, с той ночи, когда две тысячи оборванцев бежали из лагеря Бенедита-Сомбра-Собреда-де-Чего-то-там. С тех пор как он принял окончательное решение повернуть мир в более правильное положение…
Война в Джеризу обещала быть совсем не такой, как в Кобалье. Вот она, Кобалья, на карте — почти равнобедренный треугольник, острым концом обращённый к югу. В этом остром конце — Каррело, а почти строго на север — Кобальская гавань. Джеризу очертаниями на карте напоминала башмачок: «носок» смотрит на юго-запад, в сторону Айсизи, «каблучок» повёрнут к столице Андзолы, а почти посередине, там, где у башмачка бывает пряжка, протянулась с юга на север Поэна, мечта поэтов всего континента, река-кормилица, серебряное диво, древний Путь благовоний… Однажды, в то зимнее путешествие, Поэна уже спасла их с Зандаром, надёжно отделив от погони: они успели на последний паром до Джеризу, а преследователи — нет. Теперь перейти Поэну значит объявить войну своим собственным заговорщикам, засевшим где-то в столице. А какие силы их там поддерживают — кто знает! Впрочем… есть один человек, который о политических делах в стране знает всё и почти наверняка… вот только разыскать бы его…
Но что делать в Джеризу? Кобалья была отрезана от остальной страны, договариваться о взаимодействии пришлось лишь с одним андзольским гарнизоном, и то договориться толком не удалось. А здесь айсизцам всё же оказывают сопротивление, и, хотя многие гарнизоны были не готовы к стремительно начавшейся войне, но дерутся отчаянно, наступление противника замедлилось… Понять бы ещё, кто из командующих здешними силами связан с заговором! А быть может, и никто — сами заговорщики, как видно из саттинских событий, в сражениях стараются не участвовать, сделали подлость — и устранились, разгребают пусть… как там говорил «брат» Мауро? Чернь? Вот к этой черни и надо идти, больше не к кому. А честные, храбрые офицеры вроде капитана Ласкари в это время будут пытаться его арестовать и предать военно-полевому суду. Отличная перспектива, все в восторге.
Эх, сын Творца, разве у тебя нет под рукой какого-нибудь чудесного выхода? Или хотя бы редкой удачи, которая для тебя не так уж редка… Орсо поднялся из-за стола, прошёлся по штабной палатке. Конечно, есть. Это поможет, вывернет ситуацию наизнанку, полетят виноватые головы, засияет свет новой эпохи, всё такое… Вот только его, Орсо Травенари, мальчишку из предместий столицы, намного раньше этого прекрасного времени попросту убьют. Не потому, что «такова жизнь», не по законам войны, а потому что как выразительное знамя борьбы он будет нужен, а как живой человек со своими интересами — нет. И кто именно станет его убивать — свои, чужие, пришельцы, — совершенно неважно, итог один. Ему будет всё равно. Разве что свои не постесняются поставить памятник с патетической эпитафией и благодарностями. А вот убивать свои будут, пожалуй, даже более жестоко, чем враги. Нет более сильной ненависти, чем ненависть того, кто тебе обязан.
Орсо порадовался, что ему дали подумать хоть немного в одиночестве. В последнее время остаться одному хоть на полчаса удавалось редко — тяжела доля командующего, не обросшего толпой дармоедов-адъютантов… Да и друзей не выставишь за порог, если Родольфо пришёл поделиться планами, Миннона — поболтать, Марко — посоветоваться, Будай — убедиться, что господин не решил удрать один к бесам от всего этого. Нет, дорогие, я не удеру. Взялся — тяни, убьют — умри, но война Ады должна быть выиграна. Даже если ни его, ни Ады ко времени победы не останется на этом свете.
Надо было идти делать дело: позвать вестового, назначить штабное совещание, изложить план, выслушать бурные возражения и бешеные восторги, дать всем пошуметь и согласиться, потому что другого плана ни у кого нет. Но так хочется ещё хоть пять минут, ну хоть минутку побыть самим собой. Не командующим, не сыном Творца, не символом, не знаменем — собой. В последний раз он был собой наедине с Илли, а перед этим — только с Адой. Он сел на складной табурет, закрыл лицо ладонями, отгораживаясь от всего внешнего. Расстрел — это, наверно, больно, но довольно быстро. Задохнуться — намного хуже, как попробовал тогда, после убийства «брата» Родджио — навсегда запомнил… До сих пор иногда возвращается ощущение удушья и что-то болит внутри, за грудиной, без всяких причин…
Ладно, хватит себя жалеть! Разнылся, полководец… Орсо пружинисто вскочил на ноги, рванул полог шатра — часовой у входа аж подпрыгнул от неожиданности.
— Полидоро!
Вестовой выбежал откуда-то со стороны кухни, на ходу вытирая губы рукавом. Прикормился у поварихи, кот корчёмный…
— На два часа назначаю штабное совещание, присутствуют все командиры батальонов, полков и отдельных эскадронов. Писарей не нужно, а карту замени, эта вся продралась.
— Есть! — Полидоро умчался. Орсо натянул куртку, надел перевязь со шпагой, проверил, на месте ли любимый пистолетик. Вид надо иметь бодрый и деловой — штаб мгновенно заражается настроением командующего!
Предсказать реакцию офицеров было нетрудно — знал он их всех уже как облупленных…
— Вот так их! — искренне довольный Родольфо. Он, как всегда, видит только меньшую часть проблемы. — Сразу снимает все вопросы, а кто не с нами — тот изменник и предатель!
— Это очень опасно, — рассудительная Миннона.
— Так нельзя! — суровый Марко. — Приносить вас в жертву? Хуже не придумаешь! Нужен другой путь.
— А мы не позволим никаких жертв! — решительный Нелло. — Если всё сделать быстро, противник не успеет ничем ответить!
— Может сработать, но… что если принц Джакомо получит поддержку иностранных держав? — осторожный Микелино. — Тогда мы просто не успеем…
— Риск есть, — Орсо поднялся из-за стола, чтобы видеть всех офицеров. — Но без этого шага риск ещё больше! Мы не знаем сейчас, чем занят принц, может ли он действовать свободно… А ждать больше нельзя — осадив столицу, Рамон нам блокирует все инициативы. Нам нужна поддержка всей нашей армии, без исключения. А кто на словах будет согласен, а на деле начнёт хитрить — тот враг.
Марко коснулся его руки, привлекая внимание:
— Не спешите, командир. Если есть другие способы, нужно использовать их, на это у нас время есть.
— Другие способы ещё менее надёжны, — вздохнул Орсо. — Если бы можно было рассчитывать на поддержку всего населения, тогда мы просто сделали бы революцию. Но сейчас, когда страна разделена на части наступающим противником, нам такую силу не собрать. И всё равно ведь нужна фигура, олицетворяющая революцию. Как Гонсалес в Айсизи, когда у них всё началось. Без Гонсалеса как знамени все эти неорганизованные бунты кончились бы ничем, вы ведь не хуже меня знаете…
— Командир, но… я не знаю… Я не могу. Вас убьют. — Марко покачал головой. — Разве так можно? Во что выродится наша борьба, если мы будем отдавать судьбе своих товарищей?
— Я не смогу вас переубедить, друг мой, — тихо сказал Орсо, наклоняясь к нему. Остальные шумно обсуждали, как будет работать новый замечательный план командующего, и всё равно бы ничего не заметили. — Но мы потом с вами поговорим, и я расскажу, что нужно будет сделать, чтобы не доиграться до катастрофы. Вы согласны?
Филиппи задумался, потом мрачно кивнул:
— Я сделаю всё, чтобы вас вытащить, поверьте. Видите ли… а впрочем, в самом деле поговорим после. Ведь, как я понимаю, план принят?
— Принят, — Орсо ободряюще улыбнулся, собрав всю свою убедительность. Чем дальше, тем труднее давалось ему даже мелкое лукавство, не говоря уже о серьёзной лжи. Да, военная необходимость, да, тактика, но — трудно лгать в глаза тем, кто верит даже не тебе — в тебя. А ободрить их нужно, чтобы не свернули с пути. Добровольцы. Какие всё-таки отличные ребята.
— У меня есть для всех поручения, и это срочно! Все другие дела подождут. Вот здесь, — Орсо подвинул на середину стола пачку разномастных листков, — указания для всех направлений. Начинаем сейчас же. Текст обращения я уже набросал, — поверх карты лёг ещё один листочек, — поправьте, если хотите, стиль, а вас, Марко, я попрошу проверить содержательную часть, вы знаток агитации. Все свободны, а мы с вами, Марко, давайте прямо сейчас и посмотрим нашу листовку.
Офицеры вышли, оживлённо обсуждая ближайшее будущее. Марко остался сидеть за столом, печально глядя на командующего. Орсо сел напротив, придвинул ему листок. Филиппи покачал головой, отодвинул бумажку обратно:
— Я верю, что вы всё изложили как нужно. Но скажите мне, командир… Орсо, мальчик мой, неужели вы вправду этого хотите?
— Хочу? Разумеется, нет, — при мысли о своих желаниях Орсо криво усмехнулся. — Я хочу спасти то дело, которое начал без достаточной подготовки. Вам я могу сказать откровенно: я просто не ждал, что всё начнётся так скоро, думал, что у нас есть хотя бы полгода, ну хотя бы месяца три…
— Что значит «думал»? — удивился Марко. — Разве вы не говорили, что всё решили в лагере?
— Решил действительно в лагере, — согласился Орсо. — Потому что дальше тянуть не было смысла. Но о том, что над нами нависла такая угроза, я знал давно.
— Откуда? — Марко подался вперёд и даже охрип от волнения.
— От Ады. Мой отец тоже знал, они действовали вместе. И королева знает.
— Королева?.. — машинально повторил Филиппи.
— Она помогала Аде чем могла. Дала ей положение, связи, деньги, чтобы начать борьбу.
— Борьбу против… королевской власти?
— Её величество Мария, думаю, раньше нас поняла, что её сын не будет хорошим королём. Особенно во времена, когда короли перестают быть нужны. Ведь революция в Айсизи не первая…
— Первая успешная, — согласился Марко.
— И этого уже не отменить. Век королей прошёл, Её величество — последняя из этого века. Принц Джакомо уже ничего не смог бы сделать, даже если бы хотел. А по-старому жить не вышло бы, вы понимаете.
— Понимаю… — Марко задумался, помолчал. — Но теперь вы хотите зацепиться именно за эту связь? Почему?
— А что ещё у меня есть? Со всех остальных сторон, как ни посмотри, я фигура бессмысленная. Аристократ — но не слишком родовит, не нищий — но и не баснословно богат, чем ещё мне поразить воображение? Только родством. Надеть корону я бы не смог, но действовать от имени и в интересах королевской семьи — моей семьи! — могу по закону.
— А Джакомо? Что если он выйдет на сцену в самый неподходящий момент?
— Один подходящий момент он уже пропустил — надо было бы сразу возглавить сопротивление захватчикам, и за это ему бы многое простили. Если он появится сейчас — его тут же спросят: «А где вы, Ваше высочество, были, когда простые труженики и солдаты грудью защищали страну от врага? И почему треть ваших высших офицеров — банда предателей?»
— А если он попросту не захочет на это отвечать, что тогда?
— А тогда, — пожал плечами Орсо, — с ним никто не захочет говорить. Вы не задумывались, почему король Девмена не высказался ни за, ни против Андзолы в начавшемся противостоянии?
— Потому что Джакомо — его племянник…
— Именно. А я — нет.
На лице Марко суровая печаль впервые сменилась чем-то похожим на восхищение:
— Ну вы и хитрец! Вот это да… Не ожидал от вас, честное слово!
— Вы думали, я простодушный мальчик-рантье? — улыбнулся Орсо. — Знаете, пока есть те, кто так думает, у меня остаётся надежда на успех!
И Марко наконец улыбнулся в ответ.
— Спасибо вам за помощь, — искренне сказал Орсо, — но все эти соображения не отменяют того, что я буду не нужен новой власти. Даже если революция состоится. Как член королевской семьи я для революции помеха, а как революционер буду помехой, если победят прокоролевские силы. Престол-то не мой ни по каким законам. А основывать новую династию сейчас, в наше время… смешно, не правда ли?
— И что же вы будете делать, мальчик мой? Вы ведь не из тех, кто легко сдаётся, верно?
— Уйду к зиналам, — произнёс Орсо очень серьёзным тоном. — Они меня вроде за своего держат.
— Кстати, я так и не понял, почему…
— Ада однажды очень выручила кобальских зиналов, они ей благодарны, а я по их понятиям сын Ады.
Марко посмотрел ему в глаза внимательно и строго; Орсо больше не мог хитрить, хотя бы и с ним:
— Я расскажу вам, но прошу вас помнить: это то, что говорят зиналы, а вовсе не то, на чём настаиваю я.
Марко кивнул, и Орсо продолжал:
— Они считают меня сыном Творца, пришедшим освободить мир от тьмы.
Марко онемел. Современный городской житель, человек образованный и светский, он совершенно не привык думать о подобных материях…
— И поэтому… когда вы говорите, что ваш отец…
— Я имел в виду моего отца Гаэтано Травенари, но — да, он тоже в деле. Вместе с Адой.
Марко помолчал, привыкая к диковинной мысли, что беседует с сыном сверхъестественной силы. Потом не без усилий вернулся к теме разговора:
— Вы… вы хотели о чём-то меня попросить, верно? Сделать что-то, чтобы ваша… скажем прямо, ваша жертва была не напрасной.
— Если я не всё довести до конца, переверните, пожалуйста, эту клятую Андзолу вверх дном, чтобы встала как положено передовой стране в современном мире.
Марко молча кивнул, встал с жалобно скрипнувшего табурета и вдруг обнял своего командира — огромный, широкий, сильный, как медведь, — и Орсо услышал у самого уха его шёпот:
— Я им вас не отдам. Обещаю.
Городок Вастале кипел бурной жизнью: айсизцы временно отброшены, в город вошли какие-то невиданные войска, офицеры у них сплошь весёлые загорелые парни и даже девки, командующий — душка и очаровашка, его заместитель — тоже такая прелесть, просто ах!.. В лучших домах города открывались двери для приёма почётных гостей, первые лица наперебой зазывали господ офицеров оказать честь, в мэрии готовились к небольшому, скромному — война всё же — балу… Казалось, ещё немного — и вся эта дикость кончится, унесётся куда-то, подобно грозовой туче, и снова настанут блаженные спокойные времена. Даже те, кто до войны почитал свою жизнь пустой и никчёмной, свет — бессмысленным, а людей — невыносимыми, позабыли свои невзгоды и вовсю надеялись, надеялись страстно: если сделать вид, что всё как всегда, то зло уйдёт. Ведь не может же это быть надолго, помилуй нас Творец!
Орсо пришлось побывать в нескольких аристократических домах: принятый к исполнению план требовал представлять со всей возможной торжественностью. Его странный статус — член королевской семьи, но не принц, — приводил местных аристократов в некое недоумение, но усвоенная почтительность заставляла понимающе закатывать глаза: ах, ну как же, как же, мы понима-аем… Откуда ни возьмись закружились хороводом девушки одна другой прекраснее, и пришлось срочно соображать, где он забыл свои манеры. Родольфо тоже купался во всеобщем внимании и чувствовал себя в этом положении куда привычнее товарища. А вот остальные офицеры вастальскую публику просто эпатировали! И бывший сержант, а ныне командир кавалерийского корпуса Нелло, славящийся отсутствием манер, и бывший докер, а теперь командующий всеми пехотными силами Марко в статусе, равном генеральскому, и бывший фермер Микелино — трудно даже определить, кто из них был для здешнего высшего света ужаснее. Но больше всего подорвала общественные устои Миннона: в мужском платье, в шляпе с предлинным пером, в офицерском шарфе она была воплощением чего-то небесного, вроде Славы мира, и сердца молодых людей забывали биться при взгляде на эту неприступную деву битв. Самым чувствительным Родольфо, однако, быстро показал, что боевая орлица уже нашла себе подходящее гнездо. Девы, впрочем, тоже не остались равнодушны к женскому божеству войны: кто-то — от ревности, а кто-то — от тайной, в самой глубине души, зависти…
Фантастическая, невообразимая армия, едва расположившись на постой в городе, развила кипучую деятельность. Воззвание командующего, внука покойного короля, к народу Андзолы с призывом встать под его знамёна на защиту родины от внешних врагов и внутренней измены разошлось с невероятной быстротой: на третий день его перепечатывали газеты всей провинции, а через неделю, по расчётам Марко, оно должно было попасть даже на крайний восток страны и уж, во всяком случае, в столицу. Теперь следовало не терять темпа и новыми силами дожимать врага, выгоняя его из южной Андзолы, а тем временем основной, проверенный костяк армии должен нацелиться на столицу — скорее всего, изменники ещё там.
Пополнения шли — здесь Орсо оказался прав. Его положение придавало легитимность любым призывам к вооружённому народу — и армия могла с чистой совестью последовать за ним. Многим этого хотелось! Командиры высшего звена, встретившись с нежданным нападением, вели себя как потерянные дети или, ещё хуже, впрямую показали, что осведомлены об измене в верхах и не считают нужным что-то с этим делать. Кое-где регулярные части уже вербовали в будущие вооружённые силы независимых герцогств и королевств… Страна была на грани распада: то, что не удавалось айсизцам, легко довершили бы свои же, идейные союзники «братьев»-пришельцев.
Орсо очень рассчитывал на то, что вокруг него поднимется шум и суета; это расстроит планы врага и даст союзникам время. Не надо забывать и об айсизцах, которые отправились домой наводить справедливость: они ещё не знают, с чем встретятся там, а парламент, поражённый изменой, ещё хуже, чем изменивший король!
Прямо под Вастале он встретился с командирами нескольких отдельных андзольских корпусов и бригад, оставшихся без верховного руководства, и совместно они выработали генеральный план освобождения страны. К каждому из высших офицеров приходилось присматриваться — это вам не крестьяне, не солдаты, эти вполне могут сами оказаться предателями… Но от всех не застрахуешься, а что его самого предадут не раньше, там позже, Орсо уже не волновало. Куда сильнее тревожило, что и здесь, в Джеризу, он не могу найти ни малейших следов Ады. Да что же такое?! Ну не могла же она просто дать себя истребить, это же Ада… Хотелось думать, что она благополучно выбралась из Саттины и, как обычно, занимается каким-то своими удивительными делами, дающими неожиданные плоды. Потому что при мысли, что её, быть может, больше нет, все желания, стремления, даже соображения долга исчезали — оставалось лишь ощущение великой вселенской пустоты, где всё бессмысленно и ненужно…
Однажды Полидоро нашёл его уже поздно вечером, когда солнце почти укрылось где-то за айсизской границей, оставив вместо себя старенькую обкусанную луну. От разговоров и совещаний Орсо к концу дня ощущал себя выжатым, как губка, и совершенно без сил еле дотащился до постели на новой квартире, радуясь, что его комнаты на первом этаже не нужно каждый раз одолевать лестницу. Но вестовой сиял, словно его надраили с песком:
— Командир, мы вам такое нашли! Ух… пойдёмте, командир Родольфо просит!
Первую мысль — новости об Аде — Орсо тут же отбросил: их проще сообщить прямо здесь, вести его никуда не надо. С трудом снова поднявшись на ноги, она накинул на плечи куртку и вышел вслед за Полидоро, который продолжал восторженно трещать.
На маленькой площади перед мэрией было уже почти темно, и возившиеся там люди светили себе факелами. Там ещё с утра разбирали всевозможные трофеи, оставленные торопливо отступившими республиканцами. Навстречу Орсо выбежал донельзя довольный Родольфо:
— Смотри, какая красота! Мы решили всем штабом, что это для тебя — ты из нас лучший кавалерист, ты оценишь. Эй, Джианни, давай сюда!
Звонкий перестук копыт по мостовой, тревожное фырканье, короткий возмущённый храп… Орсо отодвинул Родольфо, не глядя уже ни на что по сторонам, отвёл руку, держащую повод, и молча обнял за шею сердитого, всем недовольного Пороха.
Жеребец длинно и шумно выдохнул в самое ухо хозяину: ну что же ты, где тебя носило? Я скучал, между прочим! Вечно ты меня бросишь и где-то шляешься, а я тут как хочешь, да? Орсо счастливо принимал эти молчаливые упрёки и только гладил без конца бархатистую шкуру, машинально выбирал из плохо расчёсанной гривы соломинки и семена «собачки».
Кто-то вложил ему в руку яблоко; он протянул коню раскрытую ладонь с угощением, замшевые губы деликатно раскрылись, и яблоко захрустело на крепких зубах жеребца.
— Где вы его нашли?
— Командир, осторожнее, он злющий! — запоздало предупредил Джианни. — Чуть меня, зверюга, не затоптал…
— Он не злой, он просто скучал, — улыбнулся Орсо. — Но откуда он здесь?
— Отбили у арьергарда — ну, у тех, кто не сдались, — охотно объяснил Родольфо. — Там ещё была удивительная лошадь — пегая кобыла, очень красивая! Но её айсизцы успели увести…
Рука Орсо на шее коня замерла.
— Пегая кобыла-иноходец?
— Да при чём тут кобыла, во имя Творца!
— Родольфо, — Орсо оставил коня, повернулся наконец с другу. — У нас есть пленные из этого полка? Я хочу их допросить сейчас же.
— Ночью? — удивился Треппи. — Ну… хорошо, я распоряжусь…
— Да, ночью. Прямо сейчас. Отведу коня и вернусь. Спасибо, это… ценный подарок. Очень ценный.