Когда за гостями закрылась дверь, уже смеркалось. Орсо постоял в холле, глядя на дверь, вздохнул и внезапно зевнул. Этот суматошный день когда-нибудь кончится или нет?
Однако надо доложиться опекунше. К гостям она вышла на десять минут, очаровала Розу, смутила Матео и, сославшись на нездоровье, ушла в спальню. С тех пор прошло больше трёх часов — а она даже не обедала!
Решившись, Орсо осторожно толкнул дверь спальни. Возможно, политес требовал постучаться, но было боязно помешать стуком ещё больше. Дверь отошла без скрипа; в комнате не горело ни ламп, ни свечей, и синий полумрак прятал мелкие детали обстановки. Кровать занимал неожиданный гость, Ада сидела рядом в плетёном кресле и, кажется, спала. Нет, не спит — обернулась к двери. Взгляд Орсо она истолковала как вопрос, поднесла палец к губам, потом подняла вверх — жест незнакомый, но понятный. Бесшумно поднявшись из кресла, опекунша выскользнула в холл.
В свете неярких ламп Орсо разглядел хозяйку дома — и поразился произошедшим переменам: за несколько часов она, казалось, постарела лет на двадцать. Восковое лицо, чёрные тени под глазами, губы серые, руки дрожат, волосы, выбившиеся из узла на затылке, торчат в стороны, как проволока. Опомнившись, юноша решительно подал ей руку:
— Вам надо поесть. А главное — выпить. — И без церемоний повёл женщину в кухню — кресло там тоже есть, а политес, кажется, надёжно остаётся в прошлом. Какие, к бесам, приличия, когда она вот-вот упадёт!
Где хранятся вино и мёд, Орсо уже выучил, как подогреть мясо — тоже. Поставив перед Адой тарелку с бараниной и куском пирога, кружку подогретого вина со специями и последнюю уцелевшую абрикосовую корзинку, он молча сел напротив и стал ждать. Торопить её не потребуется, отдышится — сама расскажет всё, что можно рассказать.
Ада, как во сне, подцепила вилкой мясо, макнула в соус, прожевала. Взгляд стал более осмысленным:
— А вы понимаете в скорой медицинской помощи, дорогой воспитанник! — Голос слабый, но шуточки на месте. Жить будет!
Чем бы она ни занималась полдня, еда явственно помогла прийти в себя. Орсо тем временем докладывал:
— Баранина — выше всяких похвал, пирог чудесный, пирожных мне не досталось, но девушка, судя по всему, была в восторге… Заносило полицейского, назвался капитаном Перрони, хотел видеть вас, я сказал, что у вас мигрень…
— Так ему и надо… — одобрила Ада с набитым ртом.
— Он сказал, что в квартале ловят воришку. Только он убрался — пришли какие-то оборванцы и норовили пролезть в дом. Один был с ножом. Я их выгнал.
— Смело! — восхитилась опекунша. — Как думаете, зачем они все приходили?
— Думаю, за ним, — кивнул Орсо в сторону холла. — Откровенно говоря, на воришку он мало похож, а вот на бродягу — более чем.
— Он и есть бродяга. — Ада покончила с пирожным, уже сама налила себе неизменного какао. — Эх, холодное! Ладно, обойдусь. Не думайте, что я собираюсь держать вас в неведении, я просто соображаю, с какого конца начать. Вы не обиделись… я надеюсь?
— Ни в коей мере. Но нападать с расспросами мне помешала… как бы это… врождённая застенчивость.
— Врождённое что?! — искренне удивилась Ада. — Это вы-то застенчивы? Я на ваш счёт не обманываюсь, но если вам угодно так считать…
— Да нет, я… ну вот, опять…
— Тут всё просто, — женщина поставила кружку на стол и блаженно закрыла глаза. Ненадолго. — Когда вы говорите о себе, то начинаете заикаться, когда о деле — говорите чётко и по делу. Полезное качество.
Она поднялась из-за стола, извинившись, потянулась, потёрла глаза:
— Буду сегодня спать в гостиной. На шкуре у камина…
— Зачем, я… есть же моя спальня…
— Да не волнуйтесь, комнат хватит, — улыбнулась Ада и снова стала женщиной без возраста. Пожалуй, это хорошо…
— Ладно, — решительно сказала женщина без возраста и поставила какао на плиту. — К делу. Этот мальчик — гонец, отправленный ко мне. Я не знала, кто именно придёт с новостями, и тем более не ожидала увидеть зинала…
— Кого?
— Зинала! Не перебивайте старую больную женщину. В дороге на него напали, причём уже в столице или близко к ней.
— Зачем?
— Это отдельная история, — вздохнула Ада. — Не торопитесь. Хотите какао?
— Готов на всё, только бы узнать остальное.
Ада наполнила кружки, подтянула к себе стеклянную мисочку с мёдом, посмотрела на просвет. Мёд был золотисто-зелёный, прозрачный, как хороший янтарь.
— Я вам уже говорила, что Андзолу хотят втянуть в войну? Нет? Это давняя задумка кучки подлецов, которым поперёк горла развитие страны. Она становится слишком сильна…
— Для чего?
— Для того, чтобы изменить течение истории раз и навсегда. Об этом мы говорили с вашим отцом, он составил что-то вроде прогноза на будущее. Андзола — надежда всей планеты.
— Потому что мы богаты и уже давно не воевали? — У Орсо закружилась голова: что-то подобное он слышал от отца, но поскольку отец говорил не с ним, вспомнить подробности не удавалось. Видимо, он, тогда ещё совсем мальчишка, просто выбросил всё это из головы.
— В том числе. Вы мыслите в верном направлении. Анздола не воюет, потому что достаточно сильна, чтобы добиваться своего без войн. Развитая промышленность, сильный флот, прекрасные университеты, нет необходимости ввозить продовольствие из-за границы — наоборот, мы торгуем зерном, фруктами, рыбой, андзольские вина — одни из лучших в мире.
— Вулканы! — вспомнил Орсо.
— Да, склоны вулканов дают совершенно особый виноград. Посади точно такие же сорта на другую почву — результат будет на удивление убогим. К тому же наши торговые партнёры в другом полушарии — когда у них зима, у нас снимают урожай. Экспортировать продовольствие для Андзолы просто естественно.
Это Орсо помнил более твёрдо — на уроках естествознания он не рисовал на полях тетрадей лошадей и женские головки, а смотрел на карты и слушал лекции о географических условиях. Почуяв под ногами знакомую географическую почву, он попытался уложить в голове остальное:
— Но что из этого? Если мы — самая богатая страна…
— Не самая, но это не так важно.
— Хорошо, не самая, но в чём надежда?
— В том… вернее, в тех, от кого зависит богатство страны.
— Не понимаю…
— Кто производит всё то, что мы тут со вкусом перечисляли? — Ада явно подводила воспитанника к какой-то мысли. Этого Орсо с детства не любил, поэтому спешил дойти до вывода сам, пока его не ткнули носом в очевидное… как потом оказывалось.
— Ну… люди…
— Не просто люди, — подняла палец Ада. — Вы ведь понимаете хотя бы из собственного опыта, чем отличается рабочий с завода от деревенского хозяина, который сам вырастил свою свёклу и сам продал?
— Рабочие сами ничего не продают, — предположил Орсо.
— Блестяще! — обрадовалась опекунша. — Некоторым моим собеседникам, считавшим себя знатоками вопроса, я так и не смогла этого объяснить… Что происходит с произведёнными рабочим вещами? Они попадают… ну, скажем, на склад завода, откуда владелец завода их продаёт. Он сам имеет весьма опосредованное отношение к созданию этих вещей — он только пользуется плодами чужого труда.
— Понимаю… — протянул Орсо. — Но ведь он организует производство, закупает материалы, всё прочее, что нужно. Без этого нельзя будет ничего произвести.
— Однако производит всё равно не он, так ведь?
— Так… Но если не будет оборудования, производства тоже не будет.
— Верно, — кивнула Ада. — А теперь представим себе, что оборудование и сырьё просто лежит в чистом поле, его можно взять и работать. Получится производство. В этом нет сомнений… я надеюсь?
— Нет.
— Фигура владельца завода здесь вообще не появляется — заметили? Перевернём всё с ног на голову: есть завод, есть станки, сырьё, но нет тех, кто работает на этих станках. Будет производство?
— Нет!
— Вывод, — удовлетворённо заключила Ада, — состоит в том, что обладание средствами производства без тех, кто их применяет, ничего нам не даёт. Впрочем, — спохватилась она, — это уже довольно сложные материи, если я буду дальше углубляться в них, вам придётся верить мне на слово, ваш личный опыт здесь не поможет.
Женщина сделала ещё круг по кухне, остановилась, облокотившись на спинку кресла:
— Оставим это и вернёмся к тому, с чего начали: все наши богатства, вся сила армии и флота в конечном счёте зависит от тех, кто производит оружие, продукты, строительные материалы, корабли… — Женщина, видимо, окончательно пришла в себя и в возбуждении хромала туда-сюда по кухне. — Те, кто рассуждает о судьбах мира, чаще всего не учитывают этого факта. Не потому, что они глупы или не знают жизни, нет! Чтобы понять то, что вы поняли с моими подсказками, надо обладать знаниями, которых наука ещё не предоставила в распоряжение каждого желающего.
— Откуда тогда вы это знаете? — не утерпел Орсо.
— Во-первых, мне служат достижения другой науки, совершенно другой. Во-вторых, я видела, как это работает. Я сама работала на большом заводе — было такое дело… В-третьих, есть чужой опыт. Часто горький, но тем он поучительнее.
Орсо почувствовал, что только образовавшаяся картина опять поплыла.
— Не понимаю… Какая другая наука? Какой завод? Я не сомневаюсь, что вы меня не разыгрываете, но… вы говорите не всё до конца, да?
— Да, — Ада села, налила себе ещё какао. — Вы знаете, что у других звёзд есть свои системы планет… я надеюсь?
— Нам говорили в школе, но никто их не видел.
— Они есть. Увидеть их и в самом деле трудно — очень далеко. На них есть своя жизнь, свой разум, свои страны…
— Как в «Путешествии с закрытыми глазами», — вырвалось у Орсо.
— Да, только чтобы попасть туда, бочки из-под селёдки будет маловато, — усмехнулась опекунша. — Там, у других звёзд, жизнь во многом отлична от здешней, но есть и много схожего. Все люди одинаковы, и в этом — наше большое счастье.
— Почему?.. — машинально спросил воспитанник, уже переставший что-нибудь понимать.
— Потому что достижения одного мира применимы в другом, — просто сказала Ада. — И эти достижения — в первую очередь, опыт истории, — учат нас, что именно те, кто производит разные блага, и составляют основу существования цивилизации. Нет станет их — не станет ничего. Конечно, их легко принудить работать под угрозой наказаний, смерти, нищеты… но долго это не продлится. Ни одну верёвку нельзя растягивать до бесконечности: когда она порвётся — а она всегда рвётся, — те, кто тянул её за конец, упадут.
— А при чём тут Андзола?
— Это одна из самых богатых стран мира, богатых в первую очередь промышленностью. Значит, в ней очень, очень много людей, прямо занятых в производстве. В движении истории они рано или поздно станут основной силой. Страна, которая даст им это сделать, совершит огромный рывок вперёд, навсегда обогнав тех, кто откажется от этого пути. Так уже было.
Ада помолчала, воспоминания легли на лицо суровой тенью:
— Но было и по-другому: задавив и уничтожив эту силу, целые планеты подписывали себе смертный приговор. Больше некому было двигать их вперёд, и они рушились. Колесо, которое останавливается, падает. Механика вам знакома… я надеюсь?
Женщина вздохнула, провела по лицу ладонями, и Орсо снова вспомнил, что за сегодняшний день она, видимо, чудовищно устала.
— Если Андзолу вынудят ввязаться в войну, все её богатства канут в эту войну, как в бездонный колодец. Кроме того, воюющая страна должна увеличить численность армии, а за чей счёт? Сёла и города опустеют — под ружьё погонят всех, кто до этого работал на производстве, всё равно чего. — Она прикрыла глаза и произнесла, словно вынула из памяти, открыв нужную страницу на закладке:
Рычащие форты, горящий в бочках порох,
Крушенье брандеров, багряный блеск воды,
Кривой полёт ядра в заоблачных просторах,
Подобный гибели звезды…
— А крысы, как обычно, отсидятся по норам, — закончила она с неожиданной яростью.
Орсо молчал, не решаясь задать вопрос, который рвался наружу, потом всё же осмелел:
— Вы… расскажете о своей… о своём доме?
— Это трудно, — покачала головой Ада. — Трудно подбирать слова, которые бы не врали и при этом были понятны… Но я попытаюсь. Не сейчас. Сейчас у нас более важная задача: гонец привёз мне письмо от друга, который следит за приготовлениями к войне. Они идут, хотя не там, где ожидалось. Сведения надёжны, но дались дорогой ценой. Впрочем, настоящей цены мы ещё не знаем…
— Что я могу сделать? — выпалил Орсо ещё прежде, чем успел задуматься. Впрочем, задумавшись, он понял, что взять свои слова назад не хочется совершенно.
Ада изучающе поглядела на воспитанника, в задумчивости постучала пальцами по столешнице, словно по клавишам рояля:
— Когда гонец придёт в себя, вам надо будет вывезти его из столицы — ему нельзя здесь долго находиться. Да он и сам не останется, вольнолюбивая натура… Уезжать надо подальше, подойдёт любой город на севере — зиналов там много, укрыться легко.
— От кого укрыться?
— Точно не знаю, но возможно, что его выследили и запомнили. Как и что делать на месте — он придумает лучше, ваше дело — вывезти его отсюда тихо, быстро, незаметно. Справитесь… я надеюсь? — Опекунша ещё раз пристально посмотрела на Орсо.
— Думаю, да, — пожал плечами воспитанник. Возможно, он и погорячился, но лучше ошибиться, делая что-нибудь, чем не делать ничего.
Ада оперлась о стол, поднялась, снова размяла руки — ладонь к ладони:
— Надо бы присмотреть за ним до утра. Если я всё сделала правильно, спать будет, как сурок, но бес его знает…
— Я присмотрю, — решительно заявил Орсо и подал женщине руку. — А вы пойдёте спать в мою комнату, и всякого, кто попробует вас разбудить, я задушу.
— Душить-то зачем? — усмехнулась Ада, послушно следуя за воспитанником на второй этаж.
— Чтобы тихо, — со зверским выражением лица пояснил Орсо.
В спальне Ады было уже совсем темно, но юноша помнил расположение мебели — достаточно, чтобы ни на что не налететь сослепу. Кресло всё там же, у кровати, столик сдвинут к окну, свалить его опасности нет… Ковёр очень удачно глушил звуки шагов; Орсо подкрался к кровати, прислушался — невезучий гонец вроде бы действительно спал. Ну и отлично, а если что пойдёт не так — поможет привычка просыпаться от каждого шороха. Старый отцовский дом умел разнообразить ночь удивительными звуками… Орсо развязал ворот рубашки, осторожно, чтобы ничем не скрипнуть, устроился в кресле и мгновенно уснул сам.