СЕЙЧАС (ИЮНЬ)
— Спасибо, что приехала. — Я отступаю в сторону, чтобы Рейчел вошла в дом.
— Софи, это… — Тут мама замечает Рейчел с ее огненными волосами, в горчично-желтом, неправильно застегнутом свитере и с массивным кулоном-черепом на велосипедной цепочке на шее. — О, — в конце концов выдает она.
— Мам, ты же помнишь Рейчел.
— Конечно. — Мама улыбается, и улыбка почти искренняя, хотя взгляд ее задерживается на Рейчел слишком уж долго. Это из-за внешности Рейчел или мама вспоминает ту ночь? Рейчел была рядом со мной, пока не появились мои родители. И у нее, в общем-то, не было особого выбора: я не выпускала ее руки.
— Как поживаете, миссис Уинтерс? — спрашивает Рейчел.
— Неплохо. А ты?
— Превосходно, — улыбается Рейчел.
— У меня что-то с компом случилось. Рейчел пришла проверить его.
— До свидания! — жизнерадостно восклицает Рейчел, следуя за мной к комнате. Когда мы закрываем за собой дверь, она кидает сумку на мою кровать и падает следом за ней. — Ладно, у меня сорок минут. Мне еще ехать на гору Шаста к папе. У него день рождения.
— Успеешь за сорок минут хакнуть флешку?
Красные губы расплываются в улыбке.
— Не думаю. Я, конечно, хороша в разбирании и собирании начинки компьютеров. Но кодировка — другой монстр. Побольше времени занимает.
Я вручаю ей флешку.
— Буду благодарна, если ты попытаешься. Мой метод включает разве что перебор всех паролей, которые только могу придумать.
— Вероятно, не самый эффективный подход.
— Согласна.
— Что сказал начальник Мины из газеты? — спрашивает Рейчел, подпирая подбородок подушкой. Одну ногу она подгибает под себя, другая свисает с кровати.
— Его нет в городе, вернется на следующей неделе. Тогда и поговорю с ним.
— И, очевидно, проникновение в дом прошло успешно, — говорит Рейчел, покачивая флешкой в воздухе.
Пожимаю плечами.
— Трев ненавидит меня.
— Если честно, сомневаюсь.
— Хочет, — говорю я. — И должен бы. Стал бы. Если бы знал правду.
Рейчел меняет положение на кровати, но поднимает глаза, встречаясь со мной взглядом.
— Правду?
Больше ничего я не говорю, потому что когда ты скрываешь такое — все на инстинктах. Этому нужно научиться самостоятельно, но я не могла с этим справиться, как бы ни хотела.
— Соф, можно тебя кое о чем спросить? — В ее глазах вопрос.
Тот самый вопрос.
Я могу отвести взгляд и промолчать. Могу сказать «нет». Могу быть той, кто скрывает правду и до последнего отрицает то, кем является.
Но это поглотит меня изнутри. Пока не останется ничего настоящего.
Я кручу наши кольца на большом пальце, они задевают друг друга, поцарапанные после стольких лет ношения.
— Конечно. Спрашивай.
— Ты и Мина, вы были… — Она меняет тактику, столь же неожиданно, как и в своих письмах, которые начинаются одним и после поворачивают совсем в другую степь. — Тебе нравятся девушки, да?
К щекам приливает жар, и я прячусь в уголке своего стеганого одеяла, пока решаю, что сказать.
Порой мне интересно, что подумала бы мама. Замела бы ситуацию под коврик, как мусор, добавила бы к постоянно растущему списку вещей, которые нужно исправить?
А порой интересно, возражал бы папа, если бы ему пришлось вести меня к алтарю, у которого стояла бы девушка, а не парень, тем самым обретая еще одну дочь вместо сына.
Еще интересно, как бы все повернулось, откройся я с самого начала. Если бы мне никогда не приходилось скрываться. Насколько все было бы иначе, будь мы честны?
Этого мне никогда не узнать. Но я могу быть честной здесь и сейчас, с Рейчел. Возможно, причина в том, что она встретила меня в худший момент моей жизни. Возможно, потому, что она была рядом даже после.
А может, потому, что я больше не хочу бояться. Только не этого. Ведь по сравнению со всем остальным — зависимостью, той дырой внутри, что осталась после утраты Мины, клубком вины, в котором запутались мы с Тревом, — держаться за эту тайну не страшно. Больше не страшно.
Именно поэтому я говорю:
— Иногда.
— Значит, нравятся и парни.
— Зависит от человека. — Я все еще тереблю стеганое одеяло, накручивая вылезшие нитки на пальцы.
Она улыбается, открыто и ободряюще.
— Лучшее из двух миров, полагаю.
Я смеюсь, звук вылетает из меня, как правда. Мне хочется заплакать и поблагодарить ее. Сказать ей, что я никому не говорила этого прежде, и то, что она выслушала меня и приняла мои слова как ничего особенного, ощущается самым лучшим подарком.