ЧЕТЫРЕ МЕСЯЦА НАЗАД (СЕМНАДЦАТЬ ЛЕТ)
Я прихожу в себя под звуки умирающей Мины. Предсмертные хрипы.
— Мина, Боже мой, Мина. — Я подползаю к ней. Это словно двигаться под толщей воды.
Она лежит на спине в полуметре от меня, освещаемая светом фар, и кровь, ее кровью залито все вокруг нее. Руки прижаты к груди, глаза едва открыты.
Повсюду кровь. Я даже не могу понять, куда попала пуля.
— Так, хорошо, — бессмысленные слова, лишь бы заполнить воздух, заглушить звук ее дыхания, чересчур быстрого и прерывистого, булькающего, когда легкие уже наполнились жидкостью.
Я срываю с себя куртку, прижимаю к ее груди, где продолжает расползаться мокрое пятно. Нужно остановить кровь.
— Прости, — выдыхает она.
— Нет, нет, все хорошо. Все будет в порядке. — Оглядываюсь через плечо, почти уверенная, что он скрывается где-то неподалеку, чтобы прикончить нас.
Но никого нет.
Она кашляет, изо рта у нее вытекает струйка крови, которую я вытираю рукой.
— Мне очень жаль, Софи, — шепчет она.
— Тебе не за что просить прощения. Все нормально. — Обеими руками я сильнее надавливаю на ее грудную клетку. — Все хорошо. Все будет в порядке.
Но кровь пузырится на моих пальцах даже через ткань джинсовой куртки.
Почему так много крови? Сколько еще она может потерять, прежде чем…
Она судорожно глотает, а когда выдыхает, крови во рту становится еще больше.
— Больно, — произносит она.
Протягиваю руку и убираю волосы ей со лба, оставляя кровавый след. В голове всплывает случай из третьего класса. Она упала в обморок, когда я сильно порезала руку и мне накладывали швы; ей не нравился вид крови. Хочется скрыть ее сейчас, но это мне не под силу. Это понятно по ее взгляду, она понимает, что происходит, а я не могу этого принять.
— Все хорошо, — снова уверяю я, не имея на это никакого права.
— Софи… — Она поднимает руку, неловко подносит к моей. Я переплетаю наши пальцы, крепко-крепко сжимаю.
Никогда не отпущу ее.
— Соф…
Ее грудь поднимается от последнего рваного вздоха, а после она мягко выдыхает и становится недвижной, пропадает свет из глаз, она смотрит на меня, когда взгляд тускнеет совсем. Ее голова падает набок, рука постепенно ослабевает.
— Нет, нет, нет! — Я трясу ее, колочу по груди. — Очнись, Мина. Ну же, просыпайся! — Наклоняю ее голову и вдыхаю в рот. Снова и снова, пока не покрываюсь потом и кровью. — Нет, Мина! Вставай!
Я крепко прижимаю ее к своему плечу и кричу в темноту, умоляя о помощи.
Очнисьочнисьочнисьпожалуйстапожалуйстапожалуйста.
Помощи нет.
Здесь только она и я.
С каждой минутой кожа Мины становится все холоднее.
А я ее так и не отпускаю.