Фольксваген Качериса с красными дипломатическими номерами серии 004 съехал со МКАДа на старое Варшавское шоссе, оставив позади большие каменные буквы «Москва» в обрамлении олимпийской символики.
Через три дня в честь Дня Независимости в посольстве устраивался большой прием, и многих технических сотрудников привлекли для помощи в организации главного мероприятия года. Качерис, в частности, должен быть забрать в одной из подмосковных типографий тираж заказанных посольством специальных праздничных буклетов, предназначенных для гостей миссии.
Майкл был в прекрасном настроении. Его московский контракт подходил к концу, на 2 августа ему уже были заказаны авиабилеты в Нью-Йорк. Осталось лишь вытерпеть последнюю патриотическую вечеринку в России. Ох, как он ненавидел эти лицемерные сборища! Свою точку зрения Качерис не скрывал: он был возмущен, что посол составлял список гостей только после предварительного согласования с КГБ. «Это немыслимо — возмущался Майкл перед теми сотрудниками посольства, которые ещё могли слушать его речи. Зачем запускать в посольство и поить алкоголем целую армию агентов КГБ?». Ему отвечали, что он не прав, что большинство приглашенных не имеют отношения к советским органам и даже, более того, являются диссидентами. В это благодушие он не верил. Из года в год состав приглашенных, одобренных Кремлем, не менялся, что только подогревало его подозрения.
— Вот видишь, в этом году не будет Аксенова, — припомнив свой давний спор с Качерисом, сказал ему второй секретарь.
— И что это доказывает? — не унимался архивариус.
— То, что Аксенов — настоящий диссидент, а вовсе не агент КГБ, которым ты его считал. Его лишили квартиры и советского гражданства.
— Ты плохо знаешь методы КГБ, — не сдавался Качерис.
— Не стану спорить. Архивариусу лучше знать, — напоследок уколол его секретарь.
Не доезжая поселка Щербинка, строго по карте Качерис повернул налево и вышел на свободное от машин загородное шоссе, по которому ему предстояло двигаться ещё девять километров.
Внезапно, его Фольксваген на большой скорости обогнала синяя «Волга», при этом грубо подрезав. Вначале Качерису показалось, что причиной всему послужили дипломатические номера его машины. В прошлом уже бывали случаи, когда русские водители, как правило, пьяные, таким своеобразным способом пытались «общаться» на дороге. Но сейчас за рулем обогнавшей его машины сидел явно неадекватный человек. «Волга» сильно виляла по дороге, в какой-то момент она чуть не улетела в кювет. Вдобавок ко всему из этой машины прямо на дорогу полетели две пустые водочные бутылки, которые, разбившись, усеяли весь асфальт множеством блестящих острых осколков.
Маневрируя между крупными фрагментами стекла, Майкл громко выругался, однако, прокола удалось миновать. Пьяная «Волга» ушла далеко вперед и скрылась из виду.
Дальше, у опушки леса, дорога дела крутой поворот. Войдя в него, Качерис заметил разбросанные на дороге вещи — открытая дамская сумочка, косметические принадлежности, а чуть поодаль две женские туфли.
Он сбавил скорость.
Впереди, метрах в тридцати, на краю проезжей части лежала женщина. Её опрокинутое на правый бок тело было неподвижно, одна только левая рука пыталась приподняться.
Взволнованный Майкл остановил машину и бросился к женщине.
Ожидая увидеть нелицеприятные повреждения на теле пострадавшей, он с удивлением обнаружил, что эта женщина не похожа на жертву наезда и, скорее всего, просто пьяна. В тоже мгновенье, как он понял это, Качерис метнулся обратно к своей машине. Но было поздно. Не добежав пару метров до дверцы Фольксвагена, он попал в крепкие борцовские объятия нескольких крепких мужчин.
Рядом с ними тут же затормозила возникшая из-под земли «Волга», в которую быстро запихали скрученного американца, после чего машина резво сорвалась с места. Через несколько секунд, после подчистки, на дороге не осталось ни одного следа только что разыгравшейся здесь острой операции.
Мужчины, сидящие по бокам от Качериса, накинули ему на лицо пропитанную специальным раствором повязку, а затем сделали ему укол в руку.
По мере того, как под действием инъекции его тело начало обмякать, они ослабили хватку.
Теряя сознание, Майкл твердил одну и ту же фразу по-русски:
— Зачем Вы это делаете?
— Тихо, тихо, — успокаивали его крепкие мужчины.
— Зачем Вы это делаете?
Качерис увидел в проёме окна густые ветви липы. Похоже, комната находилась на уровне второго или третьего этажа. Как из тумана перед ним возник пожилой русский, который что-то говорил, а ему быстро это переводили. Этот загадочный русский говорил странные, как ему казалось, вещи. Например, он говорил такое:
— Человек может просто пропасть. Сел в машину, поехал на дачу и пропал. Такое случается. Может быть, с ним произошел несчастный случай, может он стал жертвой преступников, в конце концов, там может быть замешана женщина или ревность. Многое может быть. Поверьте, такое случается часто.
Качерис не понимал, какое все это имеет отношение к нему лично. А мужчина продолжал говорить загадками.
— А вы знаете, сколько по официальной статистике МВД в Советском союзе ежегодно пропадает людей?
— Нет, не знаю, — ответил пришедший в себя Качерис.
— Двадцать две тысячи человек! Двадцать две тысячи! — сказал Грибин. Человеком, пробудившим Качериса от забытья, оказался именно он.
— Зачем вы говорите мне все это? — еле ворочая языком, поинтересовался архивариус посольства.
— Разве среди этих двадцати двух тысяч бедняг не может оказаться американский гражданин?
— Вы похитили меня. Вы ограничили мою свободу. Вы нарушаете свои законы.
— О-о-о! Мы гарантируем, что в отношении тебя все законы будут соблюдены. Посольство США будет уведомлено о возбуждении розыскного дела в отношении Майкла Качериса. О ходе расследования мы будем постоянно информировать вашего посла. Правда, никто не знает, сколько времени займут поиски. Это могут быть годы. Ты знаешь, Майкл, многих пропавших без вести так никогда и не находят, — зловеще пошутил Грибин.
— В посольстве знают, что меня похитили, — неожиданно заявил Качерис.
Грибин многозначительно переглянулся со своими сотрудниками.
— Ты ошибаешься, Майкл. Там сейчас все спокойно. Гинчер в спорткомплексе «Дружба» играет в теннис. Хэттевей в ресторане на Поварской. А Стенфорд, как ни в чём не бывало, до шести вечера штампует визы. Неужели ты думаешь, что из-за какого-то архивариуса поднимут скандал?
— Какое сегодня число? — спросил Качерис.
— Наверное, следующее за тем, которое было вчера, — предположил Грибин.
— Сегодня 2 июля?
— Возможно.
— Вы совершили большую ошибку, — спокойно сказал Качерис.
— Возможно.
— Вы похитили сотрудника госдепартамента. Это будет иметь последствия.
— Майкл, мы теряем время. А нам надо начинать работать.
— Работать?
— Да. Нам предстоит многое выяснить, — по-отечески сказал Грибин.
— Зачем вы это делаете? — заладил старое Качерис.
— Ты готов работать?
— Нет.
Грибин отошёл в сторону, передавая эстафету допроса специально подготовленному сотруднику с опросником в руках и с безупречным английским
— 12 февраля ты улетал в Мюнхен с обратным билетом на 15-е. Это так?
— Да, я улетал.
— Это было двенадцатого февраля, в пятницу?
— Наверное
— Когда ты вернулся в Москву?
— Я не помню
— Ты заказал обратный билет на пятнадцатое февраля. Значит, ты вернулся пятнадцатого?
— Я не помню. Дайте мне воды
— Сколько дней ты был Мюнхене?
— Два или три.
— Ты вылетал в Москву из Мюнхена?
— Да
— Какого числа?
— Я же говорю, что не помню
— В каком отеле ты останавливался в Мюнхене?
— Вы все сошли с ума. Вы похитили сотрудника Госдепартамента, — уклонился от темы Качерис.
— В каком отеле Вы остановились в Мюнхене?
— Зачем Вы это делаете?
Человек, ведущий допрос, подает знак своим помощникам. Те хватают и удерживают Качериса, пока врач делает ему очередной укол.
— Зачем Вы это делаете? — слабеющим голосом говорит тот.
Пока подопытный «растекается» по креслу, допрашивающие устраивают небольшой кофе-брейк.
Доктор, тем временем, следит пульсом Качериса, проверяет состояние его зрачков, затем подает знак, что можно продолжать.
В комнату входят двое высоких, красивых, похожих на настоящих американцев парней. Они по-дружески хлопают Качериса по спине:
— Майкл, дружище, ты молодец! Теперь ты в безопасности. Русские тебя уже не достанут.
— Они меня пытали, — пробормотал Качерис.
— Забудь. Теперь ты среди своих друзей. Ты молодец! Не выдал им ничего.
Качериса вновь обнимают и хлопают по плечу.
— Где я? — спросил Качерис.
— Ты в Вирджинии, мать ее, Майкл! Все позади. Ты дома! Хочешь пива? Давай выпьем за твое возвращение.
Приносят баночное пиво и, открыв одну из них, предлагают ее Майклу. Он пытается взять банку, но у него не поднимается рука.
— Странно, я не могу поднять руку.
— Давай мы в тебя так вольем, — шутят парни.
В этот момент находящийся в комнате доктор подает резкий запрещающий знак, после чего двое молодых ребят продолжают разговор с Майклом уже без пива.
— Майкл, напрягись из последних сил и вспомни.
— Что я должен вспомнить?
— Что знают русские о твоей поездке в Мюнхен?
В этот момент Майкл перестает понимать, что происходит вокруг.
Люди, похожие на американцев хлопают его по плечу и спрашивают:
— Русские знают, что ты из Берлина тем же вечером вернулся в Москву? Это очень важно, Майкл. Они знают, что ты вернулся туда тайно?
Откуда-то из забытья Майкл отвечает:
— Они все знают.
— Значит, они знают о твоей встрече с агентом? Что им известно о твоей работе с Шадриным?
К этому времени Качерис стал издавать какие-то странные грудные звуки и дежуривший здесь доктор призвал прекратить допрос.
— Думаю, на сегодня хватит. Надо закругляться, — сказал он
— Еще пару минут, — распорядился Грибин.
Двое парней вновь прильнули к Качерису с вопросами.
— Майкл, что русским известно об операции с Шадриным?
В их диалог вынужден вмешаться доктор:
— Можете больше не спрашивать. Он отключился.
Но, ко всеобщему удивлению, Качерис, так и не открыв глаз, вдруг, отчётливо произнёс:
— Шадрин — это наша головная боль…
— Прекратите немедленно! — настаивает доктор.
Грибин бросился к Качерису.
— Что это значит? — кричал генерал, хватая обмякшего американца за грудки.
— Вы его убьете! — пытался перекричать его доктор.
— Что это значит? — все ещё пытался докричаться до Качериса Грибин.
Вбежавшие в комнату три врача уже силой оттаскивали Грибина от Качериса, но тот продолжал кричать:
— Что это значит?
Тем временем, у американца уже пошла ртом белая пена.
Пока врачи колдовали с американцем, в соседней комнате Грибин раз за разом прослушивал ту часть магнитофонной записи, где Качерис произносит загадочную фразу о Шадрине:
— Шадрин — это наша головная боль.
— Он сказал «Шадрин — это наша головная боль», правильно? — переспрашивал Грибин у коллег.
Все подтвердили это.
— Откуда архивариус посольства мог знать про Шадрина? — не унимался Грибин.
— Мы сами озвучили это имя во время допроса, — ответил ему кто-то.
— Ну и что? Если бы он не знал Шадрина, он никогда бы не произнес этой фразы, — не сдавался генерал.
— В сомнабулическом состоянии люди часто говорят загадочными фразами.
Грибин уже в десятый или одиннадцатый раз включил магнитофон, и из колонок вновь послышалось:
— Шадрин — это наша головная боль.
— «Наша боль» — это чья? — уже сам себя пытался убедить Грибин.
Внезапно, в коридорах дома возникла тревожная суета. Все забегали. Во двор коттеджа въехала машина Скорой помощи с реанимационным оборудованием. Туда стремительно загрузили носилки с Качерисом.
До Грибина долетали отрывки коротких и страшных фраз — «клиническая смерть», «остановка дыхания», «остановка сердца».
Спустя тридцать минут, как Скорая увезла Качериса, Грибина подозвали к телефону и сообщили:
— Он умер.
Первые трое суток сотрудники американского посольства пытались собственными силами найти Качериса, но на четвёртый день — по злой иронии судьбы это было 4 июля — обратились в Министерство Внутренних Дел СССР с официальным заявлением о пропаже гражданина США. Советская сторона заверила американского посла, что самым тщательным образом расследует все обстоятельства и постоянно будет держать его в курсе дела.
Реакция официального Вашингтона была сдержанной. Там изучили файлы с личным делом Качериса и посчитали, что тот мог стать жертвой собственного дурного характера и предельной недисциплинированности. Все вспомнили про то, как часто он садился за руль пьяным и даже пожалели, что посол сумел замять прошлогодний инцидент, когда русские хотели лишить его водительской лицензии.
В качестве жеста доброй воли американской стороне было предложено взаимодействие по неофициальным каналам. В рамках этого предложения Второе Главное Управление, в котором Грибин возглавлял 1-й отдел, передало американцам внутреннее досье КГБ на Качериса, в котором были отражены все его перемещение и контакты за последний год. При этом в досье отсутствовала информация о нелегальном возвращении Качериса в Москву вечером 12 февраля 1980 года.
Для вручения этого оперативного документа была специально организована встреча Грибина и Хеттевея, состоявшаяся в ресторане «Прага». Как часто говорилось на советском телевидении, — «встреча прошла в тёплой, дружественной обстановке, стороны обменялись взглядами на текущие вопросы международной политики».
В ходе встречи Хеттевей улыбался, даже похлопал по плечу «коллегу».
Грибин понимал, что такой матёрый разведчик как Хеттевей, никогда не признается том, что Качерис был одним из его парней. Хеттевей, в свою очередь, был уверен, что люди Грибина, скорее всего, похитили Качериса и сделали его тайным пленником в отместку за успешный побег Шадрина.
В ходе этой бессловесной дуэли противниками была выпита бутылка виски, а на выходе из ресторана Грибин и Хетевей предлагали друг другу воспользоваться своими машинами.