Карьера и судьба Грибина повисли на волоске. Ситуация в Москве была тревожной и неопределенной. 4 июля, на третий день после исчезновения Качериса, посольство США подало официальное заявление в МВД СССР о пропаже американского гражданина. В этот же день из Москвы был отозван для консультаций резидент ЦРУ Хеттевей. Какими будут ответные ходы противника и какова степень его информированности об инциденте с Качерисом, оставалось неясным. В коридорах Лубянки среди генералитета все активней стала муссироваться идея о том, чтобы на время «убрать с поля» участников той злополучной акции с архивариусом.
— Зачем мне ехать в Свердловск, когда мой наградной пистолет на подмосковной даче? — в беседе с коллегой обронил Грибин в надежде быть услышанным.
Расчет оказался верным. Эти разговоры напугали руководство, и на 10 июля Грибину была назначена встреча с Председателем КГБ, которая и должна была расставить все точки над i относительно его дальнейшей судьбы.
За несколько дней до назначенного высочайшего приёма супруге Грибина позвонили из административного отдела КГБ и сообщили, что к ним на дачу направляются представители комиссии по контролю за хранением оружия. Самого генерала в этот момент в доме не было, и супруга попыталась сразу же позвонить ему на работу, но новоявленные гости уже стояли на пороге.
— Не волнуйтесь, Валентина Петровна. Это формальность, мы просто проверим сейф и составим протокол, — успокоили её члены комиссии.
По словам Валентины Петровны, сам пистолет они держали в руке от силы пару минут. Тем сильней было удивление вернувшегося вечером из Москвы Грибина.
— Наверняка, они с ним что-то сделали, — рассматривая стенки ствола, предположил генерал.
— Зачем им это надо? Они у всех проверяют, — без задней мысли ответила супруга.
— Проверить, что ли?
— Да ты с ума сошел! Стрелять собрался? Весь поселок разбудишь!
Грибин налил себе большую рюмку коньяка и взглянул на жену, с которой прожил тридцать восемь лет. Она стояла спиной к нему и протирала полотенцем вымытую посуду.
Грибин взвёл затвор и поднёс пистолет к виску.
— Служу Советскому Союзу, — торжественно произнес он.
Валентина Петровна резко обернулась, но поняла, что не успеет допрыгнуть до мужа и выхватить у него пистолет.
В ту же секунду Грибин нажал на курок.
Вместо выстрела раздался отчетливый металлический щелчок.
Валентина Петровна безвольно опустилась на стул с побелевшим как мука лицом.
— Они разрядили обойму, — отложив пистолет в сторону, успокоил ее супруг и сразу опрокинул в себя сто пятьдесят граммов коньяка.
Собравшись с силами и отдышавшись, Валентина Петровна встала и со всей силы заехала мокрым полотенцем по морде Грибина.
Утро было свежим как перед казнью. К поджидавшей его «Волге» Грибин вышел из ворот дачи в своём парадном генеральском мундире. В последний раз он надевал его несколько лет назад на торжественное заседание, посвященное 60-летию Великой Октябрьской Революции. Все остальное время костюм лежал в сундуке, обильно проложенный сухими апельсиновыми корками.
10 июля 1980 года, в 10 часов 21 минуту утра помощник Андропова пригласил Грибина в кабинет к Председателю.
— Здравия желаю! — представился Грибин, как бы подчёркивая, что человек он военный и готов подчинится любому приказу, касающегося его личной судьбы.
— Садись, Анатолий, — Председатель указал на ближайший от себя стул.
— Я подготовил доклад, если Вы сочтете нужным выслушать…, - начал Грибин.
Андропов жестом руки остановил его.
— Не надо. Я все знаю. В нашей профессии всякое бывает. Мы единственные, кто в мирное время вынужден вести незримую войну, а на войне всякое бывает.
— Когда ты последний раз был в отпуске? — неожиданно перевел тему беседы в другое русло Андропов.
— В прошлом году.
— Где отдыхал?
— На даче.
— А для кого же мы на Черном море, во Фрунзенском, дом отдыха построили? Почему не едешь?
— Юрий Владимирович, простите меня, я такой человек, что со мной лучше сразу начистоту.
— Подожди. Не торопись, — притормозил его Председатель.
— Я готов нести ответственность за неудачную акцию и за все её последствия. Для меня самое страшное — оставаться в неведении относительно своей судьбы. Если мне нужно уйти на пенсию, — пожалуйста. Если я должен покинуть ряды Комитета — я готов и к этому. Если ссылка — ну что ж, отправлюсь. Только не отпускайте меня за эту дверь в неведении.
— Хорошо, раз ты так хочешь, — начал раскрывать карты Андропов. Новым руководителем Первого отдела назначен Перевозчиков, ты его должен знать.
— Да, его знаю.
— Значит, все дела, как положено, передашь ему.
Грибин покорно кивнул.
— Теперь по поводу тебя лично. Состоявшаяся вчера Коллегия рекомендовала отделу кадров перевести тебя в действующий резерв. Как ты на это смотришь?
— Я человек военный. Куда направят — туда и пойду.
— Нет, тут ты сам выбирай, с какой позиции тебе будет лучше работать. Заместителем руководителя «Международной книги» хочешь поработать? Международные ярмарки, большие вербовочные возможности по работе с западной художественной интеллигенцией. Или на ту же позицию в «Совэкспортфильм». Если тебе не нравятся творцы, отправляйся в «Совфрахт». Там уже серьезные деловые круги. Такого разведчика как ты мы без работы не оставим.
— Спасибо, Юрий Владимирович, за доверие. Я подумаю и из предложенных мне вариантов сделаю свой выбор.
— Вот и хорошо. Договорились.
Возникла пауза, говорившая о том, что все темы разговоров исчерпаны.
Грибин встал из-за стола и поправил мундир. Вслед за ним встал и Андропов.
Сцену прощания прервал телефонный звонок. Председатель жестом руки попросил Грибина пока задержаться. Вызов шел от дежурного по Комитету по самой срочной линии.
— Должно быть что-то серьезное, — поднимая трубку, озабоченно сказал Председатель.
Выслушав дежурного, Андропов коротко ответил:
— Хорошо, я вас жду.
Повесив трубку, Председатель задумчиво посмотрел на Грибина. Тот так и стоял перед ним в своем парадном мундире.
— Так я могу идти, Юрий Владимирович?
— Да нет, Анатолий Петрович. Теперь уж останься, — загадочно произнес Андропов.
— Что-то случилось? — спросил Грибин.
— Сейчас дежурный все расскажет, — ответил Андропов. Я думаю, тебе будет интересно послушать.
В комнату вошел дежурный по КГБ, мужчина лет сорока, в штатском, с папкой в руке.
— Разрешите, Юрий Владимирович.
Дежурный открыл папку и стал зачитывать текст телеграммы, полученной двадцать минут назад из Вашингтона.
Грибин приготовился к самому худшему. Он опасался, что гибель Качериса вызовет волну ответных действий американцев по отношению к сотрудникам советского посольства. В таком случае это будет долгая война, невольным поджигателем которой выступил он сам.
Однако то, что он услышал из уст дежурного, повергло его в куда больший шок, нежели возможные происки американцев.
— Телеграмма 26043. Получена в 10.07 утра по московскому времени. Текст телеграммы.
Вчера, 9 июля в районе 19.00 дежурным по советскому посольству был получен телефонный звонок от гражданина, который представился как майор КГБ Шадрин Виктор Иванович. Звонивший сообщил, что 19 мая 1980 года он вместе с женой и ребенком в состоянии наркотического опьянения были похищены сотрудниками ЦРУ и вывезены на территорию США. Человек, назвавший себя Шадриным, рассказал также, что после месяца пребывания в США, когда его охрана была ослаблена, при первой же возможности он совершил побег. Он просил у сотрудников резидентуры КГБ содействия в безопасной перевозке его семьи на территорию посольства СССР, поскольку опасался, что на входе в советскую миссию он будет схвачен сотрудниками ФБР.
Во избежание провокации мной было принято решение о проведении срочных проверочных мероприятий с привлечением нелегальной агентуры. Проверка показала, что с высокой степенью вероятности, звонившим был действительно Шадрин. После успешно проведенных оперативных мероприятий семья Шадрина была в тайне от американской стороны успешно перемещена на территорию советского посольства. Сейчас с Шадриным работают оперативные сотрудники резидентуры. Отчет о подробном опросе Шадрина будет отправляться в Центр последующими телеграммами. По мере получения дальнейшей информации мы будем информировать Центр. Исполняющий обязанности резидента Денисов.
Дежурный по КГБ захлопнул папку и по заведенному порядку, откланявшись, вышел.
Андропов вновь посмотрел на Грибина. Тот все еще переваривал услышанное.
— Нашелся все-таки. А мы с ног сбились, — как-то по-простому, по-деревенски сказал Андропов.
Грибину на мгновенье показалось, что вот сейчас вся его судьба сделает обратный счастливый оборот, что Андропов вот-вот скажет: «Это, конечно, меняет все дело».
Однако, он этого не сказал. Судьба теперь уже бывшего начальника Первого отдела Второго Главного Управления была решена пятнадцать минут назад и вынесенный вердикт пересмотру не подлежал. Все, что произойдет дальше с делом Шадрина, Грибина уже не касалось, и Андропов задержал его в кабинете лишь в знак уважения к его прошлым усилиям в поисках пропавшего сотрудника Комитета.
Вот, пожалуй, и все.
— Я могу идти, Юрий Владимирович?
— Всего хорошего, Анатолий Петрович. И успехов вам на новом поприще!
— Спасибо, спасибо, Юрий Владимирович!
Первой пресс-конференции Шадрина, состоявшейся в посольстве СССР в США, программа «Время» уделила целых 15 минут эфира.
Шадрин предстал в ней молодым, загоревшим мужчиной в хорошей физической форме. Хотя, судя по его рассказу, последние 40 дней он провел в заточении.
В этот вечер Грибин и Жечков смотрели резонансный выпуск программы «Время» вдали друг от друга, и каждый воспринимал увиденное и услышанное по-своему.
К его глубокому сожалению, связанный подпиской о неразглашении, Жечков не мог поделиться с женой возмущением по поводу той чуши, которую нес Шадрин на пресс-конференции. Глядя на этот телеспектакль, он лишь громко усмехался и мотал головой. Начать хотя бы с того, что Шадрин на голубом глазу утверждал, будто был похищен с женой с болгарского курорта Золотые Пески, где он, якобы, отдыхал вместе с семьей. Но Жечков-то знал, что ни в какой Болгарии тот 19 мая не был. В меру своего понимания ситуации Жечков сделал вывод, что, скорее всего, беглый офицер КГБ по какой-то причине решил вернуться в СССР, а власти из этого сделали громкое идеологическое шоу.
«Чекистские штучки», — махнув рукой, вывел для себя Жечков.
Грибин же как человек более изощрённый в своих выводах оказался более проницательным. Во всем увиденном он усмотрел другой контекст. По его мнению, с высокой степенью вероятности, побег Шадрина мог быть инспирирован самим КГБ с целью полного дезориентирования противника относительно принятых в советской разведке систем шифрования. А пропагандистское шоу с «возвращением блудного сына» являлось лишь довеском, вишенкой на торте. Однако, приняв эту версию как наиболее вероятную, он должен был смириться с тем, что его, Грибина, не поставили в известность об этой операции. Как ни прокручивал он в уме эту ситуацию, а получалось, что ему не доверяли. Хорошо, — думал он — допустим, того требовала конспирация. Но я же не последний человек в КГБ. Какого хрена я 40 дней с высунутым языком бегал, прикрывая жопу Комитету? Погубил этого архивариуса…
Грибин снова и снова взвешивал разные версии и решил, что, все-таки, это была глубокая операция КГБ. Только в этом случае Шадрин мог так запросто вернуться. Уж Грибин то знал, что в случае настоящего побега, да еще при содействии ЦРУ, Шадрина, как бы тот не раскаивался, ждала бы вышка.
Больше к этой теме Грибин никогда не возвращался.
Комитет, который после 40 лет его преданной службы, не доверял ему, перестал для него существовать.
1 сентября, шагая на старости лет вместе со школьниками, ему предстояло выйти на новую для него работу в качестве заместителя директора всесоюзного объединения «Международная книга». Работа была интересная. В его ведении были валютные контракты на переводы и издания в СССР прогрессивных западных писателей. Среди руководящего коллектива объединения оказалось много его знакомцев, а двое из них когда-то даже были его подчиненными.
С 10 июля ушедший в отпуск Жечков безуспешно пытался дозвониться «Федосееву» по поводу пригласительных билетов на открытие Олимпиады. Однажды «Федосеев» сам похвалился ему, что с билетами проблем не будет, что там «все схвачено нашими ребятами». Но теперь, когда Геннадий вспомнил об этом обещании, телефон чекиста предательски молчал.
Пришлось довольствоваться тем, что выбрасывали в свободную продажу. Можно было купить билеты на турниры по тяжелой атлетике, стрельбе из лука (при этом ехать в Мытищи). На бокс, где Жечков хотел посмотреть как дерутся на ринге хвалёные кубинцы, билетов не было. Покупать билеты на предварительные заплывы по плаванию тоже как-то не светило. А на финальные заплывы билетов не было.
Жарким, душным вечером, глядя с балкона на ночное небо над Москвой, Жечков вспомнил тот холодный майский день, когда по дороге на первую встречу с «Федосеевым» он загадал по материалам этого дела написать повесть. Помниться, он даже придумал начало, — о том, как в середине мая 1980 года на Москву, вдруг, выпал снег.
Но вот это дело закончено, и что же он может написать о нем? Ничего. То, что раньше казалось ему таким легким, интересным и увлекательным, куда-то, вдруг, исчезло, а вместо этого возникло нагромождение непонятных и неинтересных с точки зрения литературы событий.
Геннадий понял, что сам по себе событийный ряд не может быть основой книги.
Вот, к примеру, у Вайнеров, — рассуждал он, — в «Эре милосердия» из фабулы, все-таки, какая-то идея рождается. Там и конфликт глубокий между следователями, из которого тоже идея вырастает.
Потом Геннадий вспомнил Юлиана Семенова. У того, хотя и не просматривается идеи, был другой талант, — увлечь читателя повествованием, пусть даже беллетристикой. Ведь умел, зараза, значит, писать, раз смог заинтересовать миллионы читателей.
— А ты что? — строго спросил с себя Жечков.
— А я и не писатель, — честно ответил он сам себе.
Какой из меня писатель, если я вообще не понимаю смысла в событиях и явлениях, проходящих прямо перед моими глазами? Из всего дела Шадрина я не смог бы придумать даже элементарный сюжет, не говоря уже о какой-то идее или конфликте. О чём дальше можно говорить?
Однако, перед тем, как отойти ко сну Жечков все же утешился тем, что ему всего тридцать пять и, возможно, когда-то, в будущем он научится писать.
Больше книг на сайте - Knigoed.net