– Семен Павлович, что за детский сад? – укоризненно посмотрел на меня полковник, словно на расшалившегося малыша. – Вы же понимаете, что Дмитрию Ивановичу достаточно отдать приказ, и вас доставят к нему, хотите вы того или нет. Но он не хочет портить с вами отношения…
– У нас с ним нет отношений, которые можно испортить еще больше, – я завел мотоцикл, собираясь закончить разговор, но полковник заступил мне дорогу. – И кто говорил про детский сад?
– Это вынужденная мера, – ничуть не смутился военный. – Семен Павлович, пожалуйста, не усложняйте мне работу. Я всего лишь выполняю приказ и не горю желанием лезть в вашу личную жизнь. Но и отпустить вас не могу.
– Не противно взрослому мужчине, полковнику, явно воевавшему, – я бросил взгляд на орденские планки и значки, – Мастеру к тому же, быть на побегушках? Ради этого вы в армию пошли? Как, кстати, вас по имени-отчеству?
– Николай Федорович Петренко, – представился тот, но с дороги не отошел. – И не стоит пытаться меня вывести из себя. Моя должность так же важна, как и у командиров боевых отрядов. Если бы вы поступили в Суворовское училище, знали бы это. В армии важен каждый человек на своем месте.
– Особенно прапорщики, а то, кто родину будет защищать от излишков материальных ценностей, – я не сумел удержаться. – Ладно, извините. Верю, что ваша работа очень важна, но ко мне она отношения не имеет. Так что…
– Семен Павлович, вы же понимаете, что этим ничего не решите, – на удивление, полковник Петренко не стал давить или угрожать, а наоборот, выдал конструктивную мысль. – Убегая, вы лишь прячетесь, как страус, в песок, и обостряете проблему. В итоге сорветесь, или вы, или Дмитрий Иванович, и все станет только хуже. Вы не хотите общаться? Имейте смелость сказать это своему деду прямо в лицо.
– Он мне не дед, – отрезал я, но задумался. – Но вы правы. Расставим все точки над «ё». Поехали.
– Прошу, – Николай Федорович распахнул двери машины, но я покачал головой, даже не слезая с седла.
– Нет уж, я на своем транспорте, – и пояснил, пока не посчитали за ребячество: – Если мы поругаемся, а мы обязательно поругаемся, мне не придется возвращаться пешком до школы, чтобы забрать мотоцикл. Так что уж извините, но только так или никак.
– Дмитрий Иванович не настолько мелочный, – полковнику явно не понравился намек, но спорить он не стал. – Хорошо, тогда следуйте за нами в штаб округа.
Но как только дверь за ним захлопнулась, я рванул с места, ловко ввинтившись в редкий поток машин. И нет, я не сбегал, просто не видел смысла ждать секретаря старого мудака, ну или кто там он ему. Вестовой? Адъютант, во! Правда, не знаю, есть такая должность в Красной армии, у меня она больше с дореволюционным временем ассоциируется, но по большому счету плевать. Главное, я не собирался тащиться будто под конвоем. Где штаб округа, я и так знаю, там его и подожду.
Скорость я не превышал, и все равно на месте оказался гораздо раньше полковника. К чести последнего, тот не стал устраивать разборки, а мигнув поворотниками, просигналил ехать за ним, заезжая на охраняемую территорию. На меня солдаты покосились, а дежурный офицер на всякий случай отдал честь, но на этом все и закончилось. Я припарковался рядом с внедорожником, между ним и представительской «Волгой» незнакомой мне модели и, спрыгнув с мотоцикла, повесил шлем на руль.
– Следуйте за мной, Семен Павлович, – Петренко ограничился лишь укоризненным взглядом и повел меня в здание. – Здесь легко заблудиться, а без пропуска охрана вас не выпустит.
Я пожал плечами, не видя смысла спорить. Пусть я чувствовал и ощущал себя подростком, но мозги у меня были на месте. И меньше всего мне хотелось попасть в переплет на сверхохраняемом объекте. Штаб округа это тебе не хухры-мухры, я отсюда видел несколько замаскированных пулеметных гнезд, закрытых заслонками, но явно рабочих, выдвижные тумбы и бордюры, способные мгновенно перекрыть въезд и выезд. И дежурный наряд на КПП явно не просто для красоты. По крайней мере у бойцов в магазинах явно боевые патроны, да и бронежилеты имеются. И это я еще не знаю, сколько из них энергеты. Дежурный так точно, значок Кандидата я у него успел рассмотреть.
На входе в здание нашелся еще один пост. Там у меня переписали данные паспорта, причем Петренко смирно ждал, пока это сделают, и только потом нам открыли двери. Было видно, что служба неслась всерьез, а не отрабатывался номер перед начальством, и это говорило о многом, в том числе о личности самого Калинина. Только вот в моих глазах положительных качеств старому мудаку это не добавляло. Какого хрена ты сумел построить работу подчиненных, которых у тебя не одна сотня тысяч, а в своей семье порядок не навел? Ладно, жена занималась, но сам ты что, даже не интересовался, как дела у сына? Есть у него кто-то или нет? Я скрипнул зубами от злости.
Несмотря на угрозы полковника, плутать нам не пришлось. Прошли по коридору, зашли в неприметный лифт, явно только для начальства, и через минуту уже входили в приемную. Не глядя на сидевших в ней офицеров, Петренко стукнулся в начальственную дверь, заглянул и тут же махнул мне, заходи, мол. Я ломаться не стал, и под заинтересованные взгляды присутствующих, гадающих, кто я такой, вошел в кабинет. Дверь тут же захлопнулась, отсекая любопытных, а я уставился на деда, поднявшегося из-за стола. В прошлый раз нормально рассмотреть его не получилось, зато сейчас можно было не торопиться.
С виду генерал-полковнику было лет пятьдесят, но я точно знал, что ему под восемьдесят. Вот что значит высокий ранг. До ста пятидесяти доживет с гарантией, а может и больше. По факту предела жизни энергетов никто не знал, но еще живы были не только ровесники Тунгусского метеорита, но и гораздо более старшие товарищи, из тех, кто первым инициировался. Или те, за кем ухаживали специалисты, специализирующиеся на лечебных техниках. Это я ни на кого не намекаю, если что, но сто тридцать лет как с куста. И по телевизору иногда показывают, я записи видел в сети. Бодрый такой дедушка. Но вернемся к нашим баранам.
Выглядел Дмитрий Иванович Калинин весьма ухоженно. Эдакий классический генерал, слуга царю, ну или в нашем случае генсеку, отец солдатам. Благообразная седина, суровое лицо, подтянутое тело, ничуть не утратившее боевого духа. На кителе связка орденских планок, в том числе и звезда Героя. Про четыре ордена Ленина промолчу, тоже показатель, но, если мне не изменяет память, его давали и за достижения в труде или на службе, и даже за выслугу лет. А вот звезда – это солидно. У папани вроде бы тоже есть, если верить тому, что на надгробии написано. Но и это не смягчило моего отношения по отношению к «любимому» дедушке. Скорее наоборот. Стало понятно, почему с мамой так поступили. Не вписывалась бедная девушка в орденоносную семью, с тремя поколениями героев. Рожей не вышла. И от этого злость только сильнее вскипела внутри.
– Здравствуй, Семен, – генерал вышел из-за стола и остановился напротив, протянув руку. – Так вот ты какой! Вылитый Пашка.
– И вам не хворать, – я демонстративно проигнорировал протянутую руку. – Все, посмотрели? Можно идти?
– Зачем ты так, – дернув щекой, Дмитрий Иванович убрал ладонь. – Я не ругаться тебя позвал. Присаживайся, давай поговорим. Про жизнь свою расскажешь. Как в школе дела. Слышал, ты песни пишешь? Хорошие, мне понравились. Отец был бы рад.
– Хорошее слово – был, – я все же не стал нагнетать и сел на предложенное место, на кресло в стороне от начальственного стола, возле еще одного такого же и небольшого чайного столика. – К чему все это? Весь этот цирк? Шестнадцать лет вы ничего знать не хотели, а тут вдруг родственные чувства прорезались?
– Я просто не знал о твоем существовании. Моя жена, Маша, твоя бабушка, она была… сложным человеком. Слишком зацикленным на материальном. Вот и получилось, что получилось, – Калинин сел в другое кресло, изображая доброго дедушку. – Ты чай будешь или кофе? А может, лимонад?
– Да чего уж там, давайте сразу коньяк! – я разухабисто махнул рукой, но тут же отбросил наигранную веселость. – Давайте к делу. Зачем звали? Не чаи же распивать. Вот и давайте решим вопрос, разбежимся и забудем друг о друге, как это было раньше.
– Значит, так ты хочешь, – покатал желваками на скулах генерал, но все же сдержал себя в руках. – И все же с твоего позволения. Людочка! Сделай нам два чая. И конфет подай. Печенек каких.
– Сейчас сделаю, Дмитрий Иванович, – я и не заметил, что на столе лежал маленький интерком, отозвавшийся голосом женщины, что я мельком заметил в приемной.
– Семен, я с тобой поговорить хотел вот о чем, – решил все же перейти к сути Калинин, как только миловидная женщина лет тридцати с погонами капитана на плечах принесла поднос и расставила чашки на столике. – Ты почему отказался в СКА переходить? Я тебе такого инструктора нашел. Лучшего у нас в области.
И с развитием бы помогли, и с техниками. Талант у тебя есть, да еще какой. Разрядник в шестнадцать, кому скажи, не поверят! А эта Выгорская только и способна на тебе эксперименты ставить! Ты знаешь, что она докторскую пишет, по освоению сатори на основании твоего опыта? Я тут заглянул одним глазом, у меня волосы дыбом встали! Это же как можно над живым человеком, ребенком, по сути, так издеваться?!!
– То есть вышвырнуть на мороз можно, а помочь стать сильнее – нет? – я не смог удержаться и не ткнуть в больное место. – Я уже далеко не ребенок. Меня и резали, и стреляли, я сам убивал. Да, в целях самообороны, случайно и того, кого человеком-то уже назвать было нельзя, но тем не менее. Да и на днях буквально по краю прошел. Так что то, что меня там шокером пару раз ударили – это такая мелочь, что и упоминания не стоит. Наоборот, я благодарен Анастасии Николаевне за то, что помогла в такие короткие сроки освоить столь полезный инструмент. И уходить никуда не собираюсь, пусть там будут трижды лучшие инструкторы и четырежды больше ресурсов. Как минимум из чувства благодарности. Ну и, если Выгорская напишет докторскую по моему случаю – это же просто замечательно. Причем для всех. А вы что, хотите оставить страну без столь необходимого ей знания?
– Нет, конечно, – тут же открестился генерал. – Пишет и пусть пишет. Но, Семен, у нас в семье все служили в армии. Целая военно-трудовая династия уже получилась. Твой прапрадед Евграф Капитонович Калинин еще в Крымскую войну врагов бил. Двадцать пять лет отслужил от и до, полный Георгиевский кавалер, между прочим. Прадед, Иван Евграфович уже в Первую мировую немца бил. Был одним из первых энергетов, в революцию вместе с товарищами Зимний брал. Лично знаком был и с товарищем Лениным, и с товарищем Сталиным. Погиб в Великую Отечественную, но сначала брат традицию подхватил, служить пошел, а потом уже я. В войну я еще малой был, к победе только четырнадцать исполнилось, но и после повоевать пришлось. Отец твой опять же, Паша. Тоже по нашей линии пошел, пилотом стал. Он с детства о небе мечтал, вот и…
– Это все безумно интересно, – таких подробностей я не знал, и они действительно впечатляли, но этого было мало, чтобы я сдался. – Но у меня вопрос. А какое отношение я имею к вашей семье?
– Семен, ну зачем ты так? – поморщился Дмитрий Иванович. – То, что с тобой случилось, это трагедия, и доля моей вины здесь есть, нельзя жить прошлым. Мы допустили ошибку. Маша… я не буду все валить на нее. Я должен был больше интересоваться жизнью сына, его интересами, но с моей службой не так часто удается побыть дома. Вот и получилось, что там командовала она. Моей вины это не снимает, конечно, но жизнь штука сложная. Иногда надо просто отпустить прошлое и жить дальше.
– Действительно, как все просто, – я с трудом сдержался, чтобы не двинуть ему в морду, ограничившись сарказмом. – Взять и отпустить. Понять и простить. Подумаешь, я сор… шестнадцать лет жил, не зная, кто мой отец. Подумаешь, мать тащила меня одна, пропадая на работе, лишь бы меня хоть как-то одеть, обуть да накормить. Ведь это у вас такая замечательная семья, все заслуженные и прочее, а у нее никого. Просто никого, кроме меня! Это же мелочи. Кто старое помянет, тому глаз вон, правда?
– Мы виноваты, – вздохнул Калинин. – Я виноват. И я готов искупить всю ту боль, что мы вам причинили.
– Боль? – я зло рассмеялся. – Там не боль была. Боль, это когда упал и коленку ободрал – вот это боль. Или на тренировках с Анастасией. Боль, она стимулирует становиться лучше. В следующий раз под ноги смотреть внимательнее или контролировать себя, не давая разуму нырнуть в глубины самопознания. Боль – это прекрасный механизм и учитель, придуманный природой, не зря же Выгорская его выбрала. Она очень умная баба и великолепный врач, и я благодарен Богу, или кто там наверху, что свел меня с ней. А то, что творили с моей мамой, это не боль. Это унижение, лишение человеческого достоинства, моральная ломка в конце концов, но не боль.
– Ты тоже не перебарщивай, – набычился генерал-полковник. – Никто ее не унижал и человеческого достоинства не лишал. Да, ей пришлось нелегко, но голодать вы не голодали. Чай, не в царское время живем.
– Не в царское? – я презрительно скривился. – Да вы посмотрите на себя, чем вы лучше дворян?! Те же самые повадки, то же самое презрение к обычным людям. Аристократия рабочих и крестьян, блин!!! Спецобслуживание, ездите на дорогих машинах, которые обычный человек себе позволить не может даже за большие деньги. Просто потому что это ваша привилегия. И у каждой структуры свои базы, которые везут дефицитные заграничные шмотки, свои рестораны, свои продбазы, все свое. Отдельно партийские, отдельно военные, отдельно КГБ. Но все мимо обычных людей. Не спорю, тем есть что поесть и что надеть, и в основном ваше спецобеспечение занимается дефицитными заграничными товарами, но по факту сути это не меняет. Вы, те, кто должен вести народ к коммунизму, превратились в тех, с кем боролись наши предки в семнадцатом.
– А ну цыц, щенок!!! – а вот теперь Калинин не выдержал, саданув по столу так, что он развалился, а чай и закуски разлетелись по полу. – Да как ты смеешь!!! Я кровь проливал, чтобы… а ты!!!
– Что, правда глаза колет? – я ничуть не испугался генеральского гнева. – Но ведь это факт. Никто из подобных вам с простыми рабочими даже срать на одном гектаре не сядет. Но это полбеды. Самое страшное, что вы детей своих и внуков, привыкших так жить, распихиваете по теплым местам. Даже анекдот есть, мол, сын военного спрашивает у него: папа, я буду лейтенантом. Будешь, отвечает отец. А майором? Будешь, опять говорит отец. А полковником? И полковником будешь! А генералом? Нет, сынок, у генерала свои дети есть. И в этом вся ваша суть. И ладно бы, можно сказать, что да, воспитание в семье, где есть традиции, трудовые династии, это, наоборот, хорошо. Это позволяет создать элиту государства, если бы не одно «но». Попутно вы давите тех, кто пробивается своим умом и упорством. Потому что они могут помешать сыночке-корзиночке побыстрее продвинуться.
– Ты… – генерал захрипел, рванув галстук на шее и разорвав его вместе с воротником. – Ты меня… меня сравниваешь с этими?!! Да я всю жизнь давил капиталистическую гадину! И во Вьетнаме, и в Афгане, а ты…
– Хотите сказать, что я не прав? – я презрительно посмотрел на покрасневшего от ярости генерала и поднялся на ноги. – Тогда ответьте только на один вопрос. Почему вы сейчас разговариваете со мной, а не с моей мамой? Я отца не знал, родился после его гибели, и о вашей семейке тоже представления не имел. А вот она натерпелась. От жены вашей или кого-то другого из родственников отца, мне плевать. Но даже сейчас вы не нашли в себе силы прийти к ней и извиниться. Почему? Если сумеете ответить мне на этот вопрос честно, я подумаю над нашим родством. А пока – катитесь к дьяволу. Честь имею, провожать меня не надо. А то точно не удержусь и в морду дам.