Хо оказался вовсе не таким мягким и беспомощным, каким выглядел на первый взгляд. Кто-то же по-прежнему копал могилу, и мы услышали, как отодвигают крышку.
— Ну, что скажешь? Это ценно? — спросил очень знакомый голос.
Наступило молчание, и потом другой, до боли знакомый голос ответил:
— Очень. Высший класс.
Туман достаточно рассеялся, и я увидел, как в темноте блеснуло лезвие.
— Давай ты, Я боюсь мертвецов, — сказал первый голос.
— Хо, мы не можем позволить им осквернить тело твоей дочери! — прошептал я.
— Волосы и ногти, — прошептал он в ответ. — Что?
— Им нужны волосы и ногти, — спокойно пояснил мастер Ли. — Это обычное дело.
Мародеры вырывают тела знатных женщин ради их шелковых волос и безупречных ногтей. Затем продают их по большой цене дорогим куртизанкам. Те в свою очередь дарят их как свои собственные какому-нибудь богатому любовнику. А он, польщенный таким даром (а это действительно ценный дар, поскольку любая ведьма может сделать что угодно с человеком, отдавшим свои волосы и ногти), готов отдать что угодно; и так прелести мертвой красавицы служат еще долго после ее смерти. Довольно интересная форма бессмертия, не правда ли?
Грабители уже закапывали могилу; я из любопытства высунул голову из кустов и чуть не проглотил от удивления язык.
— И кто, скажите мне, так копает? — недовольно проворчал оценщик Фан.
— Чтобы получить ответ, уважаемый коллега, я бы посоветовал вам помочиться на землю и внимательно посмотреть на брызги, — прошипел Хапуга Ма.
Ли Као хитро прищурил правый глаз.
— Странно, — задумчиво сказал он, — наверное, это судьба, так как оценщик Фан, по-моему, не тот человек, на которого можно вот так просто взять и наткнуться. Как я выгляжу?
— Что? — не понимая, переспросил я.
— Лак. Как мой лак?
Я осмотрел его с чувством легкого отвращения. Лак потрескался, и сейчас мастер Ли напоминал полугодовалый труп.
— Вы выглядите отвратительно.
— Спасибо, — ответил мастер Ли. Хапуга Ма выругался и отпрыгнул назад.
— Осторожней с лопатой, болван! Ты чуть не закопал в
могилу мою тень!
— Тогда почему бы тебе не привязать ее шнурком, как все благоразумные люди? — проворчал оценщик Фан.
— Ага. Суеверия! Это то, что надо, — довольно прошептал Ли Као и выпрыгнул из кустов.
— У-у-у-у-у-у-у-у! — завыла мумия.
Хапуга Ма тут же упал без чувств, оценщик Фан рухнул на колени и зажмурился, а зловещий призрак остановился и громогласно проговорил с легким тибетским акцентом:
— Я Цо Чжед Чон — покровитель женьшеня. Кто посмел украсть мой корень?
— Сжальтесь, милостивый призрак, — захныкал оценщик Фан. — Я знаю, что он находится у прародительницы, но, клянусь, не знаю, где она его прячет.
— Не просто корень, Великий Корень! — проревел покровитель женьшеня.
— О, Повелитель, во всем мире существует только один Великий Корень, и ни один оценщик не осмелился бы коснуться его, — пролепетал Фан.
— Где он? Говори!
— Я не смею! — заплакал Фан.
Цо Чжед Чон поднял к небу свое страшное лицо и вытянул вперед руку, дабы поразить презренного молнией.
— Хорошо, хорошо, я скажу, — закричал оценщик Фан. — Правитель Цинь… Великий Корень спрятан в его лабиринте!
Мумия постояла в задумчивости, а затем щелкнула пальцами.
— Ладно, сгиньте!
Обморок Ма оказался не очень глубоким. Увидев это, Хапуга тут же вскочил на ноги и пустился наутек, оставив Фана далеко позади. Ли Као же внимательно посмотрел на разрытую могилу, затем нагнулся и что-то поднял. Он повертел предмет в руках, потом вернулся к нам и протянул его Хо. Тот чуть не лишился дара речи. Это был осколок глиняной таблички, идентичный тем, над которыми Хо работал в течение шестнадцати лет, только этот был настолько большим, что содержал не отдельные предложения, а целые абзацы.
Налетел ветер, и мы услышали, как вдалеке кто-кто кричал. Это были жена Хо и ее семеро сестер. Похоже, они решили брать пример с прародительницы и сейчас во всю глотку вопили: «Голову с плеч! « Радость Хо мгновенно прошла, и, посмотрев на нас с надеждой, он спросил:
— Ли Као, тебе случайно не попадался поблизости еще какой-нибудь старый колодец?
— А по-моему, тебе нужен топор, — ответил старик.
— Топор? Топор… А ведь ты прав.
Мы покинули кладбище и теперь направлялись к стене возле старого колодца. Ли Као прокричал, как сова, и где-то собака три раза пролаяла в ответ. Пора было уходить.
Мы попрощались с Хо, и Ли Као, как обычно, залез мне на спину. Брешь в стене теперь хитроумно закрывал кусок холста, выкрашенного под камни; и отодвинув занавес, я быстро пересек коридор и начал по веревочной лестнице взбираться на противоположную стену.
Уже поднявшись, я еще раз оглянулся. Размазня Хо стоял на траве, в одной руке держа табличку, а другой сжимая воображаемый топор.
— Вот вам! — радостно кричал Хо, размахивая рукой. —
Вот вам всем! Получайте!
Вскоре его фигура растаяла в тумане, и я сбросил конец веревки головорезам Вана. На этих похоронах они награбили больше, чем за последние двадцать лет, и сейчас предложили Ли Као стать их главарем. Но у нас были другие дела. Не прошло и минуты, как я уже мчался по направлению к родной деревне, пока мастер Ли сидел у меня на закорках, сжимая в руках драгоценный корень силы.
Был полдень и пылинки играли в лучах солнца, освещающего наш монастырь. Тишину нарушали лишь звуки птиц в саду да приготовления Ли Као, делающего заветный эликсир.
С тех пор как мы покинули деревню, дети не шелохнулись, и монахам оставалось лишь время от времени обтирать и переворачивать их. Дети не подавали никаких признаков жизни, и с трудом верилось, что они вообще живы. Они лежали без движения, а родители так же безмолвно сидели возле них.