30 ДЕКАБРЯ 2014 ГОДА
Глава 1
Сьюзен Салливан собиралась встретиться с человеком, которого больше всего боялась.
Прогулка, да, прогулка пойдёт ей на пользу. Выйти на свет дневной, подальше от удушающей атмосферы её дома и подальше от собственных навалившихся мыслей. Она надела наушники айпода, накинула тёмную шерстяную шапку, затянула коричневое твидовое пальто и вышла навстречу колючему снегу.
Мозг её закипал. Кого она обманывала? Она не могла отвлечься, не могла сбежать от кошмара своего прошлого; оно преследовало её каждую минуту каждого дня и вторгалось по ночам, словно летучая мышь, чёрная и проворная, делая её несчастной. Она пыталась связаться с детективом в полицейском участке города Рагмуллин, но безрезультатно. Это могло бы стать её страховкой. Больше всего на свете ей хотелось узнать правду, и, исчерпав все обычные источники, она решила действовать сама. Возможно, так она сможет ей избавиться от демонов. Сьюзен вздрогнула. Шагая быстрее, поскальзываясь то тут, то там, больше не переживая; она должна была знать. Время пришло.
Склонив голову под порывами ветра, она продиралась сквозь город настолько быстро, насколько позволяли замёрзшие тротуары. Войдя через железные ворота, она посмотрела вверх на двойные шпили собора и по привычке перекрестилась. Кто-то бросил горстку соли на бетонные ступени, которая теперь хрустела под ботинками. Снегопад утих, и из-за темных облаков выглянуло низкое зимнее солнце. Сьюзен толкнула большую дверь, ступив заледеневшими ногами на резиновый коврик и сквозь эхо закрывающейся двери вошла в тишину.
Она сняла наушники, оставив их свисать на своих плечах. Хоть её путь занял всего полчаса, она сильно замёрзла. Восточный ветер прорывался сквозь слои одежды, и её скудный телесный жир не мог защитить кости, которым был уже пятьдесят один год. Сьюзен потёрла лицо, проводя пальцами под запавшими глазами и вытирая стекавшую с них воду. Она пыталась привыкнуть к полутьме. Свечи на боковом алтаре освещали тени вдоль мозаичных стен. Слабый солнечный свет проникал сквозь витражные окна высоко над Крёстным путём, и Сьюзен медленно пошла вперёд сквозь тусклую дымку, вдыхая аромат ладана, витавший в воздухе.
Склонив голову, она боком прошла в первый ряд; ее колени коснулись деревянной скамейки для коленопреклонения. Сьюзен снова перекрестилась, задаваясь вопросом, каким образом в ней осталась ещё хоть толика набожности после всего, что она сделала, через что прошла. Ощущая одиночество в тишине, она подумала: «Какая ирония, что он предложил встретиться в соборе». Она согласилась, потому что считала, что в это время дня там будет немало людей. Будет безопасно. Но собор был пуст, погода всех удержала по домам.
Дверь открылась и закрылась, пуская порывы ветра по центральному проходу. Сьюзен знала, что это был он. Страх сковал её. Она не могла обернуться, просто неотрывно смотрела вперёд на свечу, горевшую в нише, пока та не померкла.
Шаги, медленные и решительные, эхом раздавались в проходе. Скамья за её спиной скрипнула, когда он встал на колени. Туман холодного воздуха кружил вокруг неё, а его узнаваемый запах подавлял аромат ладана. Она встала с колен и откинулась назад. Его дыхание, короткие резкие вдохи, было единственным звуком, который она слышала. Она чувствовала его и без его прикосновения к ней. Неожиданно она поняла, что совершила ошибку. Он пришёл сюда не за тем, чтобы ответить на её вопросы. Он не даст ей успокоения, которого она жаждала.
— Тебе не стоило вмешиваться не в своё дело, — его голос — резкий шёпот.
Она не могла ответить. Дыхание участилось, сердце быстро забилось, гулом пульсируя в ушах. Она сжала пальцы в кулаках так, что костяшки побелели. Ей хотелось убежать, скрыться как можно дальше, но силы покинули её, и она поняла, что её время пришло.
Слёзы предательски заблестели в уголках глаз, и его рука обхватила её шею, а пальцы в кожаных перчатках чертили линию вверх и вниз на её дряблой плоти. Сьюзен вскинула руки вверх, чтобы схватить его, но он оттолкнул ее руки. Его пальцы нащупали провод айпода, и она почувствовала, как он закрутил его вокруг её шеи. Она почувствовала запах его лосьона после бритья и четко осознала, что умрёт, так никогда и не узнав правды.
Она извивалась на твёрдой деревянной скамье, пытаясь вырваться; её руки лихорадочно тянули за его перчатки, отчего провод на её коже затягивался лишь туже. В попытках глотнуть воздух она поняла, что не может этого сделать. Тёплая жидкость обожгла кожу между ног, когда она обмочилась. Он потянул сильнее. Ослабевшая, Сьюзен опустила руки. Он был слишком силён.
Пока жизнь покидала её в удушении, странным образом она обрадовалась физической боли, пришедшей на смену мучившим её годами душевным терзаниям. Опускающаяся тьма погасила пламя свечи, пока его рука дёрнула раз, затем второй, а её тело ослабло, и страх покинул её существо.
В те последние мгновения мучений она позволила теням увести себя на свет и покой, к миру, который она не ощущала среди живых. Крошечные звёзды засверкали перед её глазами перед тем, как тьма волной накрыла её умирающее тело.
Колокола собора прозвенели двенадцать раз. Мужчина ослабил хватку и толкнул её тело на пол.
Ещё одна волна морозного воздуха прошлась по центральному проходу собора, когда он спешно и тихо уходил.
Глава 2
— Тринадцать, — сказал инспектор сыскной полиции Лотти Паркер.
— Двенадцать, — сказал сержант сыскной полиции Марк Бойд.
— Нет, их тринадцать. Видишь бутылку водки за бутылкой «Джек Дэниэлс»? Она не на своем месте.
Она посчитала бутылки. Бойд называл это фетишем, а Лотти – скукотищей. Но она понимала, что это напоминание о прошлом. Будучи неспособной справиться с травмой в раннем возрасте, в качестве отвлечения от вещей и ситуаций, которые ей было не понять, она начала считать. А сейчас это превратилось в простую привычку.
— Тебе нужны очки, — сказал Бойд.
— Тридцать четыре, — ответила Лотти. — Нижняя полка.
— Сдаюсь, — сказал Бойд.
— Неудачник, — рассмеялась она.
Они сидели за стойкой в баре «У Дэнни» среди небольшой толпы, вырвавшейся на обед. Лотти почувствовала слабое тепло, когда за спиной в камине затрещали угли, унося почти весь жар вверх по дымоходу. Шеф-повар стоял за разделочным столом, помешивая и снимая толстую пленку с подливы на подносе, стоявшем рядом с блюдом дня — сухим ростбифом. Лотти заказала цыпленка в чиабатте. Бойд последовал ее примеру. Хрупкого вида итальянская девушка прижалась к ним спиной, наблюдая, как в тостере подрумянивался хлеб.
— Должно быть, они общипывают этих цыплят, а не сэндвичи делают, — сказал Бойд.
— Ты отобьешь мне весь аппетит, — ответила Лотти.
— Если бы он еще был, — не унимался Бойд.
Позабытые рождественские украшения мерцали вдоль потолка бара. Плакат, прикрепленный к стене клейкой лентой, извещал о том, что в выходные будет выступать группа «Афтермат». Лотти слышала, как ее шестнадцатилетняя дочь Хлоя упоминала их. На большом декоративном зеркале белым мелом была расписана вчерашняя специальная акция — три шота за десять евро.
— Сейчас я бы заплатила десять евро и за один, — сказала Лотти.
Телефон Лотти завибрировал на барной стойке прежде, чем Бойд успел что-то ответить. На экране высветилось имя суперинтенданта Корригана.
— Проблема, — сказала Лотти.
Маленькая итальянская девушка повернулась с куриными чиабаттами в руках, но Лотти и Бойда уже не было.
— Кто мог желать смерти этой женщине? — спросил суперинтендант Майлз Корриган детективов, стоявших на улице у собора.
«Очевидно, кто-то желал», — подумала Лотти, отлично понимая, что не стоило произносить такое наблюдение вслух. Она устала. Она все время была уставшей. Она ненавидела холодную погоду, действующую на нее усыпляюще. Ей нужен был выходной. Боже, но она ненавидела Рождество, а мрачное похмелье ненавидела еще больше.
Они с Бойдом, по-прежнему голодные, бросились к месту преступления в величественный собор постройки тридцатых годов города Рагмуллин. Суперинтендант Корриган быстро ввёл их в курс дела прямо на ледяных ступенях. В участок поступил звонок — в соборе обнаружили тело. Он тут же принялся за дело, организуя оцепление места преступления. Если докажут, что это убийство, Лотти знала, что перед ней будет стоять проблема — как убрать его из этого дела. Как детектив сыскной полиции города Рагмуллин именно она могла возглавить расследование, а не Корриган. Но сейчас ей нужно было отложить в сторону участковую политику и понять, с чем им предстояло иметь дело.
Её суперинтендант извергал указания. Она убрала волосы длиной по плечи в капюшон своей куртки, застегнула её без особого энтузиазма. Краем глаза она заметила Марка Бойда, стоявшего за спиной Корригана и ухмыляющегося, но оставила его без внимания. Она надеялась, что это было не убийство. Возможно, бездомная, погибшая от переохлаждения. Накануне было так холодно, что она ни на секунду не сомневалась, какой-нибудь несчастный замерз до кончиков пальцев. Лотти заметила картонные коробки и свернутые спальные мешки, прижатые в глухом уголке за дверью магазина.
Корриган перестал разговаривать — это было знаком того, что им пора приниматься за работу.
Проложив путь через толпу полицейских у входных дверей, Лотти перешла через второе оцепление, установленное в центральном проходе. Она нырнула под ленту и подошла к телу. От женщины в твидовом пальто, зажатой между скамеечкой для коленопреклонения в первом ряду и скамьёй, исходил газообразный запах. Лотти заметила провод от наушников, обернутый вокруг шеи, и небольшую лужицу на полу.
Лотти почувствовала неожиданное желание накрыть тело одеялом. «Ради Бога, это ведь женщина, а не какой-то предмет», — хотелось ей закричать. Кто она? Что она там делала? Кто будет искать её? Лотти едва сдержалась, чтобы не протянуть руку и не прикрыть вытаращенные глаза умершей. Это была не её работа.
Стоя в прохладном соборе, теперь залитом яркими огнями, она проигнорировала Корригана и сделала пару необходимых звонков, чтобы эксперты приехали сюда немедленно. Затем обезопасила внутреннюю зону для криминалистов по расследованию места преступления.
— Штатный патологоанатом уже в пути, — сказал Корриган. — Дорога должна занять около тридцати минут, зависит от движения. Посмотрим, как она это назовёт.
Лотти бросила на него взгляд. Он наслаждался перспективой застрять в деле об убийстве. Она представляла, как он ломал голову над речью для неизбежной пресс-конференции. Но это было её расследование, он не должен был находиться здесь.
За ограждением алтаря офицер полиции Джиллиан О’Донохью стояла рядом со священником, который обнимал за плечи очевидно трясущуюся женщину. Лотти пробралась через медные ворота и подошла к ним.
— Добрый день. Я детектив сыскной полиции Лотти Паркер. Мне нужно задать вам несколько вопросов.
Женщина хныкнула.
— Вам непременно нужно делать это сейчас? — спросил священник.
Лотти подумала, что он мог быть немного младше неё. В июне ей исполнится сорок шесть, а ему, казалось, было едва под сорок. В чёрных брюках и шерстяном свитере поверх рубашки с белым воротничком он выглядел истинным священником.
— Это не займёт много времени, — ответила она. — Сейчас самое лучшее время задать вопросы, пока всё ещё свежо в памяти.
— Понимаю, — сказал он. — Но мы испытали ужасный шок, поэтому я не уверен, что вы узнаете что-нибудь стоящее.
Он встал, протягивая ей руку:
— Отец Джо Бёрк. А это миссис Гэвин, она убирается в соборе.
Твёрдость его рукопожатия удивила Лотти. Она почувствовала его тепло в своей руке. Он был высоким – она добавила это к своим первоначальным наблюдениям. В его тёмно-синих глазах отражением сверкали горевшие свечи.
— Миссис Гэвин обнаружила тело, — сказал он.
Лотти открыла блокнот, который достала из внутреннего кармана своей куртки. Обычно она использовала телефон, но ей показалось неуместным доставать его в этом святом месте. Уборщица подняла взгляд и начала всхлипывать.
— Ш-ш-ш, ш-ш-ш, — отец Бёрк утешал её, словно ребёнка. Он сел и стал осторожно потирать плечи миссис Гэвин. — Этот милый детектив просто хочет, чтобы вы объяснили, что произошло.
«Милый?» — подумала Лотти. Этим словом она никогда бы себя не назвала. Она опустилась на скамью напротив и повернулась к ним, насколько позволяла ей её куртка. Джинсы впивались в живот. «Господи, — подумала она, — придётся отказаться от нездоровой пищи».
Когда уборщица посмотрела на неё, Лотти предположила, что ей было около шестидесяти. Её лицо было белым как мел от шока, отчего морщины выделялись ещё сильней.
— Миссис Гэвин, можете рассказать всё с того момента, когда вошли сегодня в собор, пожалуйста?
«Довольно простой вопрос», — подумала Лотти. Но не для миссис Гэвин, которая в ответ на него разразилась слезами.
Лотти заметила сочувственный взгляд отца Бёрка, который будто говорил: «Мне жаль, что вам приходится что-то узнавать у миссис Гэвин сегодня». Но, будто в доказательство того, что они оба ошибались, безутешная женщина заговорила низким и дрожащим голосом:
— Я пришла на смену в двенадцать, чтобы прибрать после мессы, которую проводили в десять часов. Обычно я начинаю убирать с краю, — сказала она, указывая рукой вправо, — но мне показалось, что я увидела пальто на полу в начале центрального прохода. Поэтому я сказала себе: «Лучше начни-ка оттуда». Так я поняла, что это было не просто пальто. О, Матерь Божья…
Она трижды перекрестилась и попыталась вытереть слёзы скомканным платком. «Матерь Божья не собиралась тут никому помогать», — подумала Лотти.
— Вы трогали тело?
— Боже, нет! — ответила миссис Гэвин. — Её глаза были открыты, и эта… эта штука вокруг её шеи. Я раньше видела трупы, но никогда не видела такого. Ей-Богу, прости Господи, я знала, что она была мертва.
— Что вы сделали после этого?
— Я закричала. Выронила швабру и ведро и побежала к ризнице. Там я столкнулась с отцом Бёрком.
— Я услышал крик и выбежал посмотреть, что происходит, — сказал он.
— Вы видели кого-нибудь вокруг?
— Ни души, — произнес отец Бёрк.
По щекам миссис Гэвин снова потекли слёзы.
— Я вижу, что вы очень расстроены, — сказала Лотти. — Офицер полиции О'Донохью запишет ваши данные и позаботится о том, чтобы вас отвезли домой. Мы с вами свяжемся позже. Постарайтесь отдохнуть.
— Я присмотрю за ней, инспектор, — сказал отец Бёрк.
— Теперь мне нужно поговорить с вами.
— Я живу в доме священника за собором. Вы можете найти меня там в любое время.
Уборщица положила голову ему на плечо.
— Я должен пойти с миссис Гэвин, — сказал он.
— Хорошо, — смягчилась Лотти, наблюдая, как обезумевшая женщина старела у неё на глазах. — Я свяжусь с вами позже.
Отец Бёрк кивнул и, поддерживая миссис Гэвин под руку, повёл её по мраморному полу к двери за алтарём. О'Донохью последовала за ними.
Порыв холодного воздуха ворвался в собор, когда вошли эксперты-криминалисты. Суперинтендант Корриган поспешил приветствовать их. Джим МакГлинн, глава команды криминалистов, в спешке пожал ему руку, и, избегая коротких разговоров, тут же принялся давать указания своим людям.
Пару минут Лотти наблюдала, как они работали, затем обошла вокруг скамьи настолько близко к телу, насколько позволил бы МакГлинн.
— По всей видимости, это женщина среднего возраста, хорошо одета по погоде, — сказала Лотти Бойду, стоявшему за её спиной, словно приросшему к ней. Она вернулась к ограждению у алтаря, отчасти чтобы посмотреть на место преступления с хорошей точки обзора, но в основном для того, чтобы оценить расстояние между собой и Бойдом.
— Гипотермия здесь ни при чём, — сказал он, обращаясь, по сути, к самому себе и утверждая очевидное.
Лотти вздрогнула, ощутив, что спокойствие собора было нарушено повышенной активностью. Она продолжала наблюдать за работой технической группы.
— Этот собор — наш худший ночной кошмар, — сказал Джим МакГлинн. — Один Бог знает, сколько людей тут бывает каждый день и оставляет за собой частичку себя.
— Убийца удачно выбрал место, — сказал суперинтендант Корриган. Никто ему не ответил.
Внимание Лотти привлёк стук высоких каблуков в центральном проходе. Маленькая женщина, спешившая к ним, была укутана в чёрный пуховик, который зрительно делал её ещё меньше. Она бренчала ключами в одной руке, а затем, будто вспомнив, где находилась, бросила их в чёрную кожаную сумочку в другой. Она обменялась рукопожатием с суперинтендантом, когда он представился.
— Штатный патологоанатом, Джейн Дор, — сказала она тоном резким и профессиональным.
— Вы уже знакомы с детективом сыскной полиции Лотти Паркер? — спросил Корриган.
— Да. Я постараюсь закончить всё быстро, — обратилась патологоанатом к Лотти. — Не терпится провести вскрытие немедленно. Чем быстрее я смогу вынести какое-либо заключение, тем раньше вы сможете официально начать действовать.
Лотти впечатлило то, как эта маленькая женщина справилась с Корриганом, ловко поставив его на место прежде, чем он начал читать нотации. Джейн Дор была ростом не выше пяти и двух футов и выглядела миниатюрной рядом с Лотти, которая и без каблуков была ростом пять и восемь футов. Сегодня Лотти была в удобных уггах и джинсах, неряшливо заправленных в сапоги.
Надев перчатки и белый тефлоновый комбинезон, закрывающий даже обувь, патологоанатом продолжила проводить предварительную экспертизу тела. Она провела пальцами под шеей женщины, изучая провод, вдавленный в горло, затем приподняла её голову, сосредоточившись на изучении глаз, рта и головы. Когда криминалисты повернули тело на бок, в воздухе раздалось зловоние. Лотти осознала, что лужица, образовавшаяся на полу, состояла из мочи и экскрементов. В последние секунды жизни жертва обмочилась.
— Есть предположения о времени смерти? — спросила Лотти.
— Мое первоначальное наблюдение указывает, что она умерла в течение последних двух часов. Я смогу подтвердить это после завершения вскрытия. — Джейн Дор сняла латексные перчатки со своих крошечных рук. — Джим, когда закончите, тело можно перевезти в морг в Талламоре.
Не в первый раз Лотти хотелось, чтобы Исполнительный орган по вопросам здравоохранения не переводил морг в больницу города Талламор, которая была в получасе езды отсюда. Ещё один гвоздь в гробу Рагмуллина.
— Как только сможете подтвердить причину смерти, прошу, сообщите мне немедленно, — сказал Корриган.
Лотти едва сдержалась, чтобы не закатить глаза. Для всех было очевидно, что жертву задушили. Патологоанатому лишь нужно было официально классифицировать смерть как убийство. Не было ни единого шанса на то, что эта женщина случайно или ещё каким-то образом сама себя задушила.
Джейн Дор бросила своё тефлоновое одеяние в бумажный пакет и покинула место преступления так же быстро, как и появилась, оставляя за собой эхо стука каблуков.
— Я возвращаюсь в офис, — сказал Корриган. — Инспектор Паркер, соберите свой отдел по тяжким преступлениям немедленно. — Он зашагал по мраморному полу вслед за патологоанатомом.
Команда криминалистов провела ещё час вокруг жертвы, прежде чем расширить зону действий за пределы собора. Тело поместили в мешок для трупов, застегнули и подняли на подготовленную каталку с тем почтением, с каким это можно было сделать с большим резиновым мешком. Они вышли, и деревянная дверь скрипнула, закрывшись за ними. Машина скорой помощи включила сирену, что было совсем не обязательно, ведь пациент был мёртв и уже никуда не спешил.
Глава 3
Лотти надела капюшон куртки и прижала его к ушам. Она стояла на заснеженных ступенях собора, оставив за спиной шум и суету. Каждый уголок в соборе будет обыскан, каждый дюйм мрамора исследован.
Она вдохнула холодный воздух, всматриваясь в небо. Первые хлопья моросящего снега упали ей на нос и растаяли. За коваными железными воротами, теперь обнесенными сине-белой лентой, огораживающей место преступления, располагался большой, но спокойный средневековый город Рагмуллин. Когда-то процветающий фабричный город каждый день изо всех сил пытался проснуться, как и сама Лотти. Его обитатели кое-как проживали дневные часы, пока темнота не накрывала их дома, давая им отдохнуть до рассвета следующего рутинного дня. Лотти любила анонимность, которую давал им этот город, но также знала, что он, как и многие другие, имел свои глубоко захороненные секреты.
Жизнь покинула город вместе с упадком экономики. Молодые люди бежали на берега Австралии и Канады, чтобы присоединиться к тем счастливчикам, которым уже удалось бежать. Родители оплакивали тот факт, что им не хватало средств на ежедневные нужды, не говоря уже об айфонах на Рождество. «Что ж, до следующего Рождества ещё год, — подумала Лотти, — и скатертью ему дорога».
Грохот трафика с кольцевой дороги, казалось, сотрясал землю, хоть та и находилась в двух километрах отсюда, что мешало мелким торговцам вести свою деятельность. Лотти посмотрела на деревья, чьи ветви прогибались под тяжестью снега, и изучила почву перед собой, инстинктивно зная, что невозможно будет найти никакие улики. Земля была замёрзшей, а мягкий снег падал и сразу застывал. Следы от шагов тех, кот приходил на утреннюю мессу, были скрыты под ещё одним слоем снега и льда. Полицейские при помощи щипцов с длинными ручками вычищали землю в поисках подсказок. Она пожелала им удачи.
— Четырнадцать, — сказал Бойд.
Когда он вторгся в её личное пространство, дым от его только что зажжённой сигареты заклубился вокруг Лотти. Она шагнула в сторону. Бойд подошёл к месту, где она ранее стояла, задевая её рукавами своей куртки. Он был высоким и худым. Как однажды сказала её мама, воротя носом, — мужчина с голодным взглядом. Карие глаза с каштановыми крапинками делали его лицо интересным, кожа лица была упругой и чистой, уши слегка оттопыривались. Его короткие волосы быстро седели. Ему было сорок пять; под увесистой курткой он был одет в безупречную белую рубашку и серый костюм.
— Четырнадцать чего? — спросила Лотти.
— Стояний креста на Крёстном пути Иисуса Христа, — сказал Бойд. — Я подумал, ты захочешь их подсчитать, поэтому сделал это за тебя.
— Займись делом, — ответила ему Лотти.
Между ними был история, и Лотти съёжилась от пьяных воспоминаний, почти стёртых временем, но всё ещё присутствующих в закоулках её сознания. Между ними двумя встали другие препятствия — Лотти получила работу инспектора, которую так жаждал Бойд. Большую часть времени его это не беспокоило, но она знала, что он не отказался бы от шанса вести расследование. «Такова жизнь, Бойд». — Лотти была в восторге от повышения, потому что это означало, что ей не придётся ездить каждый день по шестьдесят километров до Атлона и обратно. Годы, что она там проработала, были сплошным неудобством; хотя она не была уверена, что возвращение в Рагмуллин и совместная работа с Бойдом были меньшим неудобством. Положительной стороной ситуации было то, что она больше не зависела от своей вечно вмешивающейся матери, любившей заявляться к своим детям.
Бойд по-детски выпустил кольца дыма в воздух, и Лотти отвернулась от его улыбки и любопытных глаз.
— Ты первая начала, — сказал он. Одной затяжкой докурив сигарету, Бойд сошёл со ступеней и направился в полицейский участок через дорогу.
Лотти невольно улыбнулась и, ступая осторожно, чтобы не плюхнуться на спину на глазах у половины полицейских участка, последовала за высоким и долговязым Бойдом.
В приёмной несколько человек стояли в очереди. Пока дежурный сержант пытался сохранять порядок, Лотти проскользнула и поспешила вверх по лестнице в офис.
Телефоны громко трезвонили. Кто сказал, что хорошие вести разносятся быстро? А что насчёт плохих? Кажется, эти разносятся со скоростью света.
Вдыхая спёртый офисный воздух, она оглянулась. На её столе царил полный беспорядок, в отличие от стола Бойда, который был чист, как кухонный стол шеф-повара. Нигде ни грамма муки, ну ладно, ни единого документа или ручки, которые лежали бы не на своих местах. Явные признаки обсессивно-компульсивного расстройства.
— Помешанный чудик, — пробубнила Лотти себе под нос.
Из-за непрекращающихся ремонтов ей приходилось делить офис с тремя детективами — Марком Бойдом, Марией Линч и Ларри Кирби. Стационарные и мобильные телефоны, копировальные аппараты, гудящие масляные обогреватели и толпы полицейских, которым то и дело нужно было воспользоваться туалетной комнатой, — всё это превращало атмосферу кабинета в хаос. Лотти не хватало личного пространства, где она могла бы размышлять в тишине. Чем скорее закончатся работы в участке, тем лучше.
«По крайней мере, вокруг царила суета», — подумала Лотти, садясь за свой стол. Будто события в соборе прогнали прочь усталость и скуку, заставив мужчин и женщин взяться за дело. Это хорошо.
— Узнайте, кто она, — Лотти дала указания Бойду.
— Жертва?
— Нет, поп. Конечно, жертва. — Она ненавидела, когда он использовал язык криминалистов.
Бойд улыбнулся себе под нос. Лотти знала, что он одержал верх.
— Полагаю, ты уже знаешь, кто она. — Лотти передвинула файлы с одного края стола на другой, пытаясь найти клавиатуру.
— Сьюзен Салливан. Возраст - пятьдесят один год. Одинока. Живёт одна в Паркгрин в десяти минутах езды отсюда, зависит от трафика, около получаса пешком. Последние два года работала в окружном совете, плановый отдел. Старший исполнительный сотрудник, что бы это ни значило. Переведена сюда из Дублина.
— Как ты так быстро это выяснил?
— МакГлинн обнаружил её имя на обратной стороне ее айпода.
— И?
— Я поискал в интернете, нашёл информацию о ней на сайте окружного совета и проверил список избирателей, чтобы найти её адрес.
— У неё был с собой мобильный телефон? — Лотти продолжала поиски на своём рабочем столе. Ей бы не помешали компас и карта, чтобы находить вещи.
— Нет, — ответил Бойд.
— Отправь Кирби и Линч обыскать её дом. Одна из наших приоритетных задач — найти её телефон и кого-нибудь, кто мог бы отследить её передвижения за сегодня. — Лотти нашла свою беспроводную клавиатуру лежащей на мусорной корзине у её ног.
— Верно, — сказал Бойд.
— Близкие родственники?
— Не похоже, чтобы она была замужем. Придётся копнуть глубже, чтобы узнать, живы ли её родители и есть ли другие члены семьи.
Лотти включила свой компьютер. Чувствуя себя взволнованной, Лотти молча проклинала всю работу, которую им предстояло проделать в связи с этим расследованием. У них впереди ещё много работы, скучать будет некогда, — затянувшиеся судебные дела, соседская вражда; к тому же завтра канун Нового года, а такие вечера без неприятностей не обходятся.
Лотти подумала о своей семье. Её трое детей-подростков были одни дома. Снова. Может, стоило позвонить им и узнать, как у них дела. Чёрт, нужно было купить продуктов — Лотти отметила себе это в мобильном приложении. Она умирала с голоду. Порывшись в переполненном ящике стола, нашла пакет просроченного печенья и предложила их Бойду. Он отказался. Лотти куснула печенье и принялась печатать отчёт о своём первом интервью с миссис Гэвин и отцом Бёрком.
— Тебе обязательно кушать с открытым ртом? — спросил Бойд.
— Бойд? — спросила Лотти.
— Что?
— Заткнись!
Лотти закинула ещё одно печенье в рот, громко жуя.
— Ради всего святого, — не выдержал Бойд.
— Инспектор Паркер! В мой офис.
Лотти невольно подпрыгнула при звуке громового голоса суперинтенданта Корригана. Даже Бойд поднял взгляд, когда дверь хлопнула с такой силой, что задрожал копировальный аппарат.
— Какого чёрта?..
Поправив верх, Лотти натянула манжету своей терморубашки и стряхнула крошки печенья с джинсов. Заправив прядь непослушных волос за ухо, она последовала за боссом через заваленный стремянками и банками с краской коридор. Служба здравоохранения и безопасности нашла бы себе здесь работу, но на самом деле грех было жаловаться. В любом случае это лучше, чем старый офис.
Лотти закрыла за собой дверь. В его офисе ремонт сделали в первую очередь; она ощущала запахи новой мебели и свежей краски.
— Сядь, — приказал он.
Лотти села.
Она посмотрела на Корригана, которому было за пятьдесят или около того, сидящего за столом и потирающего свой шишковидный нос, его большой живот упирался в стол. Она помнила времена, когда он был опрятным и стройным и всех доставал своими идеями о здоровом образе жизни. Всё это было до того, как на него обрушилась реальная жизнь. Он наклонился, чтобы подписать форму, и Лотти увидела своё отражение в его лысой куполообразной голове.
— Что там происходит? — рявкнул он, посмотрев на неё.
«Ты босс, ты должен знать», — подумала Лотти, задаваясь вопросом, умел ли этот человек говорить нормальным тоном. Возможно, крикливость пришла с годами работы.
— Не понимаю, о чём вы, сэр.
Лотти хотелось, чтобы на ней сейчас была её куртка, в ворот которой она могла бы спрятать лицо.
— Не понимаю, о чём вы, сэр, — передразнил Корриган. — Ты и проклятый Бойд. Вы можете вежливо обращаться друг к другу? Это дело скоро официально станет расследованием убийства, а вы двое орёте друг на друга, как малые дети.
«Вы не слышали и половины всего». Лотти представила, как сильно удивился бы Корриган, узнай он всю правду.
— Я думала, мы достаточно вежливы друг с другом.
— Заройте свой пресловутый топор войны и беритесь за работу. Что у нас есть на данный момент?
— Нам удалось установить имя жертвы, её адрес и место работы. Мы пытаемся выяснить, есть ли у неё близкие родственники, — сказала Лотти.
— И?
— Она работает в окружном совете. Детективы Кирби и Линч оцепляют её дом в ожидании криминалистов.
Корриган не сводил с Лотти глаз.
Она вздохнула:
— Это всё, сэр. Когда я подготовлю оперативный штаб, отправлюсь в офис окружного совета и попытаюсь составить портрет жертвы.
— Мне не нужен чёртов портрет жертвы, — прорычал он. — Я хочу раскрыть это дело. Быстро. Через час у меня интервью с Катал Мороуни, будь он проклят, с канала RTE. А ты хочешь составить портрет!
Встретив взгляд Корригана, Лотти скрыла свои истинные чувства под бесстрастным выражением своего лица — за двадцать четыре года службы она неплохо овладела этим мастерством.
— Организуй оперативный штаб, собери свою команду, назначь кого-то вести журнал работ и пришли мне детали по почте. Завтра утром собери командную конференцию, я тоже приду.
— В шесть утра?
Корриган кивнул:
— Когда узнаешь что-то, первым делом сообщи мне. Давайте, инспектор, шевелитесь!
Лотти взялась за дело.
Спустя час она была довольна тем, что каждый знал, что должен делать. Полицейские ходили от двери к двери, расспрашивая соседей — это уже был прогресс. Пришло время узнать больше о Сьюзен Салливан.
Лотти вышла на улицу в обрушившийся на город снегопад.
Глава 4
Офисы Окружного совета, расположенные в новом современном здании в центре Рагмуллина, находились в пяти минутах ходьбы от полицейского участка. Сегодня из-за обледеневших тротуаров дорога туда отняла у Лотти десять минут.
Она осмотрела массивную стеклянную конструкцию. Здание было похоже на огромный аквариум с массой рыбок внутри. Посмотрев на первые три этажа, Лотти увидела людей, сидящих за рабочими столами, снующих туда-сюда по коридорам — плавающих кругами в своей стеклянной чаше. Лотти подумала, что именно это Правительство имело в виду, говоря о транспарентности в общественном секторе. Она вошла через крутящиеся двери в относительно тёплое фойе.
Секретарь трещал по телефону. Лотти не знала, к кому обратиться и дошли ли до них слухи о том, что Сьюзен Салливан больше не была частью мира живых. Молодая темноволосая девушка завершила разговор и улыбнулась:
— Чем могу вам помочь?
— Я хотела бы поговорить с руководителем Сьюзен Салливан, пожалуйста. — Лотти заставила себя улыбнуться в ответ.
— Вам нужен мистер Джеймс Браун. Могу я узнать, кто хочет его видеть?
— Инспектор сыскной полиции Лотти Паркер, — сказала Лотти, доставая удостоверение. Очевидно, сегодня новости до офиса Окружного совета доходили не особо быстро. Оказалось, они ничего не слышали о судьбе Сьюзен Салливан. Секретарь сделала звонок и направила Лотти к лифту:
— Третий этаж. Мистер Браун встретит вас у двери.
Джеймс Браун был совсем не похож на своего однофамильца — американского соул-певца. Во-первых, тот певец умер в две тысячи шестом году, и, во-вторых, он был чёрным. Этот Джеймс Браун был очень даже живой, с бледным лицом и убранными назад рыжими волосами, в цвет его красного галстука. В безупречном полосатом костюме он казался невысоким, около пяти футов и трёх дюймов, по оценке Лотти.
Она представилась и протянула руку.
Браун ответил ей крепким рукопожатием. Он провёл Лотти в свой офис и выдвинул стул из-за круглого стола. Они сели.
— Что я могу сделать для вас, инспектор? — спросил он.
Интересно, этот советник имел в виду: «Какого чёрта вы прерываете мой насыщенный график?» На его напряжённом лице появилась улыбка.
— Я хотела бы задать вам пару вопросов о Сьюзен Салливан.
Его ответом была изогнутая бровь и румянец на одной щеке.
— Она должна была прийти на работу сегодня? — спросила Лотти.
Браун обратился к айпаду, лежащему на столе:
— А в чём дело, инспектор? — спросил он, нажимая на иконки.
Лотти ничего не ответила.
— Она в ежегодном отпуске с двадцать третьего декабря, — сказал он, — и до третьего января. Могу я узнать, с чем это связано? — В голосе Брауна слышалась паника. Лотти снова проигнорировала его вопрос.
— В чём заключалась её работа? — спросила она.
Его многоречивый ответ показал, что погибшая руководила проектами планирования, выдвигая их на одобрение или отклонение.
— Спорные дела идут на рассмотрение Главе Окружного совета, — сказал он.
Лотти обратилась к своим записям:
— Это, должно быть, Джерри Данн?
— Да.
— Вы не знаете, у неё есть родственники или друзья?
— Не припомню, чтобы у неё были родственники, и, насколько я знаю, единственный друг Сьюзен — это Сьюзен. Она всё держит в себе, не дружит с персоналом, в столовой ест отдельно, особо ни с кем не общается. Она даже не пришла на корпоративную рождественскую вечеринку. Если позволите, я бы сказал, она странная. Она бы сама признала это. Однако, Сьюзен отлично справляется со своей работой.
Лотти отметила, что Браун рассказывал о Сьюзен в настоящем времени. Пришло время донести плохие новости.
— Сьюзен Салливан была обнаружена мёртвой сегодня утром, — сказала Лотти, задумавшись, как отреагирует Браун на её слова. — При подозрительных обстоятельствах.
До официального подтверждения патологоанатома она не могла публично называть это дело убийством. Браун побледнел:
— Мертва? Сьюзен? О, мой Бог. Это ужасно. Чудовищно. — Бусинки пота пульсировали у него на висках. Его голос стал на тон выше, он весь дрожал. Лотти надеялась, что он не потеряет сознание. Ей не хотелось возиться и приводить его в чувство.
— Что случилось? Как она умерла?
— Боюсь, я не могу ответить на этот вопрос. Есть ли у вас основания полагать, что кто-то мог хотеть смерти мисс Салливан?
— Что? Нет! Конечно, нет. — Он сомкнул руки.
— Могу я поговорить здесь с кем-то, кто знал Сьюзен? С кем-то, кто мог бы помочь мне понять, какую жизнь она вела?
«Больше, чем вы мне рассказали», — хотелось добавить Лотти. По какой-то причине ей казалось, что он был не до конца честен с ней.
— Это шок для меня. Я не могу сразу сообразить. Сьюзен очень замкнутый человек… была. Может быть, вам стоит поговорить с её личным помощником Беа Уолш.
— Возможно, да, — сказала Лотти.
Лицо Брауна приобрело более здоровый цвет, голос понизился, а дрожь унялась. Он начал протирать лоб белым хлопковым носовым платком.
— Я поговорю с ней прямо сейчас, — сказала Лотти. — Можете организовать это? Время сейчас очень ценно. Уверена, вы понимаете.
Браун встал:
— Я приведу её.
— Спасибо. Мне обязательно нужно будет ещё поговорить с вами. А пока, вот вам моя визитная карточка с контактными данными на случай, если решите, что мне стоит что-то знать.
— Конечно, инспектор.
— Можете показать мне путь, пожалуйста? — спросила Лотти в ожидании, что он покажет ей, куда идти.
Браун пошёл вдоль коридора к другому кабинету, точно такому же, как и его собственный.
— Я позову Беа. Кстати, это офис Сьюзен.
Когда он ушёл, Лотти села за стол. Она огляделась. Офис был похож на рабочее место Бойда. Опрятный. Ни единого документа или скрепки, лежащих не на своём месте; на столе лежали только телефон и компьютер. Календарь с перекидными страницами показывал двадцать третье декабря и девиз: «Деяния этой жизни станут нашей судьбой в следующей». Лотти задумалась, сетовала ли Сьюзен в той жизни на свою судьбу из-за поступков, которые совершила или не совершила при жизни.
В кабинет зашла похожая на птицу женщина с заплаканным лицом, на ходу дрожащими руками она разглаживала тёмно-синее платье, застёгивающееся сверху донизу. Лотти указала ей сесть.
— Я Беа Уолш, личный помощник мисс Салливан. Не могу поверить, что её нет. Мистер Браун сообщил мне ужасные новости. У мисс Салливан осталось столько работы. Я буквально сегодня убрала её офис и подготовила документы к её возвращению. Это ужасно.
Она заплакала.
Лотти предположила, что женщина была предпенсионного возраста, ей было слегка за шестьдесят. Хрупкое создание.
— Вы знаете, кто мог бы желать мисс Салливан зла?
— Понятия не имею.
— Мне понадобится ваша помощь и помощь любого, на кого вы укажете. Мне нужно составить картину личности мисс Салливан и её образа жизни, особенно за последнее время. Люди, с которыми она встречалась, места, куда ходила, её хобби, любовники, любые враги и люди, которых она могла обидеть.
Лотти замолчала. Беа выжидающе на неё посмотрела.
— Вы мне поможете? — спросила инспектор.
— Сделаю всё, что смогу, инспектор, но, боюсь, у меня мало информации. Она была закрытой книгой, если спросите меня. Большая часть того, что мне известно, — это слухи.
Лотти сделала пару заметок, хотя записывать было особо нечего. Ей придётся попотеть, чтобы установить, какой была Сьюзен Салливан и, что более важно, почему и кем она была убита.
Джеймс Браун почесал бровь, вытирая пот, собравшийся в мелких морщинках на лбу. Он не мог поверить, что Сьюзен была мертва. Исходя из завуалированных слов инспектора, он понял, что её убили.
— Боже мой, — сказал он.
Он полагал, что Сьюзен всегда будет рядом, готовая собирать осколки каждый раз, когда он разваливался на части под тяжестью их общего прошлого.
— Сьюзен, — прошептал он в пустоту.
Не в состоянии сфокусироваться, Джеймс закрыл глаза. Неужели преждевременная кончина Сьюзен связана с тем, что они пытались воскресить захороненные секреты?
Джеймс постарался очистить свой разум. Он должен был защитить себя, привести в действие план, который придумал на случай, если произойдёт нечто подобное. Он был готов к чему-то такому, в отличие от Сьюзен, как он полагал.
Будучи достаточно дальновидным, чтобы понять, что они со Сьюзен имели дело с коварными и опасными людьми, Джеймс документировал всё с самого начала. Отперев ящик, он достал оттуда тонкую папку, положил её в конверт и написал на нём записку. Затем он вложил всё это в конверт побольше, и, написав адрес и запечатав, опустил конверт в почтовую корзину. Получатель поймёт, нужно ли будет открыть конверт или отправить его обратно отправителю согласно инструкциям в записке. Если же придётся открыть конверт, что ж, многого он об этом не узнает, не так ли? Джеймс подавил панику и достал мобильный телефон.
У него не было другого выбора, кроме как сделать звонок.
Дрожащими руками Джеймс набрал номер. Он заговорил уверенным и волевым голосом, скрывая бешеное биение сердца в груди. Однако воспоминания не отступали.
Он сказал:
— Нам нужно встретиться.
1971
Служители мессы переодевались обратно в свои вещи, когда в комнату вошёл высокий человек с густыми черными волосам и красным от злости лицом. У самого маленького из мальчишек была бледная кожа и светлые волосы. Доходяга на двух ножках. Он посмотрел вверх широко раскрытыми глазами, как бы говоря: «Пожалуйста, не смотри на меня», и натянул изношенный свитер поверх измятой, некогда белой, но уже посеревшей рубашки, застёгнутой до самой шеи.
Костлявая рука с выступающими венами указала на него.
— Ты.
Тельце восьмилетнего мальчика будто парализовало. Его нижняя губа дрогнула.
— Ты. Идём в ризницу. У меня для тебя есть работа.
— Но… мне нужно вернуться, — пробормотал мальчик. — Сестра будет искать меня.
Глаза мальчика расширились, солёные слёзы собрались капельками под его прекрасными ресницами. Страх поглотил его сердце, а человек перед ним, казалось, стал ещё выше. Сквозь пелену слёз мальчик увидел длинный палец, призывающий идти следом. Он стоял неподвижно в одном ботинке, второй валялся где-то под скамейкой. Бежевые носки складками сидели на его худеньких стопах — их резинка, изношенная после многих стирок, выпирала, словно маленькие белые колышки, торчащие из песка. Человек шагнул, погрузив мальчика во тьму своей тени.
Человек схватил его за запястье и потянул через деревянную дверь. Мальчик умоляющим взглядом смотрел на ребятишек, но те собрали дрожащими руками свои вещи и убежали.
По углам потолок был украшен золотистыми ангелами, словно они взлетели и оказались там в ловушке, неспособные спуститься вниз; белые алебастровые горгульи перемешались с ангельскими херувимами, на лицах которых застыли усталость и истощение. Мальчик попытался спрятаться за высоким столом из красного дерева, стоявшим посреди комнаты. Ему казалось, будто тёмное дерево источало глубокую, пронизывающую атмосферу угнетения.
— Что у нас тут, испуганный котёнок? Скулишь, как девчонка, ты, ни на что не годный шалопай! — прокричал мужчина.
Мальчик знал, что никто ничего не услышит и не придёт на помощь. Он уже бывал тут раньше.
Чёрная ряса колыхнулась в воздухе, когда человек прошёл мимо и сел на стул в углу. Мальчика одолела сильная дрожь, когда мужчина стал оценивать его, словно фермер на рынке, оценивающий свою прибыль.
— Иди сюда.
Мальчик не двинулся.
— Я сказал, иди сюда.
У него не было выбора. Мальчик шагнул вперёд, ступая с пятки на носок, словно канатоходец, слегка прихрамывая в одном ботинке.
Мальчик вскрикнул, когда мужчина схватил и зажал его меж своих обнажённых коленей, сдирая с него одежду.
— Заткнись! Ты будешь паинькой и сделаешь то, что я скажу.
— П-п-пожалуйста, на делайте мне больно, — хныкал мальчик; слёзы струились по его щекам. Он не мог ничего видеть, поскольку его окружала почти полная темнота.
Голову мальчика втянули в зияющую пустоту, его затошнило.
Где-то в глубине желудка ужас перемешался с завтраком, состоявшим из жидких яиц. Тошнота волной подступила и вырвалась наружу бледно-жёлтой рвотой.
Мужчина вскочил, по-прежнему держа запутавшегося в его рясе мальчика за волосы, и тяжело ударил его в грудь. Мальчик стукнулся о противоположную стену, обмякшим тельцем сползая на пол, сбитый с толку и испуганный.
Он не слышал имён людей, которых звал на помощь, потому что на его голову один за другим посыпались быстрые и тяжёлые удары.
Мальчик громко плакал, его рыдания эхом разносились по комнате.
В конце концов, он обгадился.
Казалось, ангелы в нишах алебастрового потолка спрятались глубже по своим углам, будто им тоже было страшно.
Глава 5
Паб «Кафферти» на Гэол-стрит располагался в двухстах метрах от офиса Окружного совета. Лотти поедала жидкий суп с кусочками курицы и картофелем, согревающий её до кончиков пальцев. Бойд уже изничтожил половину фирменного сэндвича, которого хватило бы на двух нормальных людей. Но он же не был нормальным. Он мог есть что угодно, не прибавляя в весе ни грамма. «Тощая сволочь», — подумала Лотти.
Был поздний вечер, лишь парочка завсегдатаев, не страшась погоды, сидели за барной стойкой, потягивая «Гинесс» и отмечая лошадей в смятых газетах. По громадному телевизору, висевшему на стене, показывали скачки из Англии. Там снега не было.
— Беа Уолш говорит, что Сьюзен могла быть лесбиянкой, — сказала Лотти.
— А ты сама когда-нибудь была с женщиной? — спросил Бойд, не подозревая о прилипшем к его верхней губе куске салата, образующем импровизированные усы.
— Хотелось бы. Тогда, возможно, я бы избавилась от воспоминаний о том, что была в твоей постели полгода назад.
— Ха, очень смешно, — сказал Бойд, но он не смеялся.
Лотти старалась подавить воспоминания о том пьяном свидании. Она не хотела признавать, но той ночью тепло его тела согревало её — по крайней мере, это она помнила. С тех пор они ни разу не говорили об этом.
— А если серьёзно, Адам не хотел бы, чтобы ты была одна, — сказал он.
— Ты понятия не имеешь, чего хотел бы Адам, так что заткнись. — Лотти знала, что повысила голос, и корила себя за то, что позволила Бойду вывести её из себя.
Он замолчал и продолжил поедать свой сэндвич, в шутку прошептав «сучка» себе под нос.
— Я всё слышала, — сказала Лотти.
— Я на это и рассчитывал.
— В любом случае, Беа сказала, что это, скорее, сплетни, потому что Сьюзен была одиночкой. Люди любят выдумывать истории о тихонях.
— Это что значит? Типа как не практикующий католик? Видали, проходили, больше не интересует?
— Ты знаешь, что я не лесбиянка, и даже не практиковавшая подобное когда-либо.
— Ты ничего не практикуешь с тех пор, как Адам умер.
Лотти знала, что Бойд пожалел о сказанном в тот момент, как только эти слова сорвались с его губ. Она ничего не сказала в ответ, не желая угождать ему очередной саркастической репликой, даже если бы что-то стоящее пришло на ум. В любом случае, его пронесло. Пока.
— Неплохой суп, — отметила Лотти.
— Меняешь тему.
— Бойд, — сказала Лотти, — я рассказала тебе то, что Беа, помощница Сьюзен, поведала мне. Насколько ей известно, Сьюзен родилась в Рагмуллине, много лет проработала в Дублине, но перевелась сюда пару лет назад. Она ещё добавила, что никому не удавалось сблизиться с ней. Она была карьеристкой. Работала днями и ночами, была замужем за своей работой. В мире мужчин ей пришлось пробивать свой путь нелёгким трудом. Это слова Беа, не мои.
— Но у неё должна была быть хоть какая-то жизнь за пределами офиса, — не унимался Бойд.
— А у тебя?
— Что у меня?
— Есть жизнь вне офиса? — спросила Лотти, доев суп.
— Не особо. Как и у тебя.
— Я всё сказала.
— Ты знаешь, что я имею в виду.
— Доедай свой сэндвич, Шерлок. Поедем в Паркгрин и посмотрим, нашли ли Линч и Кирби что-нибудь интересное в доме Салливан.
— Не собираешься допрашивать главную шишку в Совете?
— Кого?
— Главу Окружного совета.
— Джерри Данн не будет до завтрашнего утра.
— Я так понимаю, тебя это не особо радует.
— Понимай, что хочешь.
— Смотря, что ты мне предлагаешь.
— Ты когда-нибудь повзрослеешь?! — не выдержала Лотти.
Но Бойд был прав. Она была недовольна. Они разделили счёт и ушли.
Они спешили вверх по улице, прижимаясь друг к другу в попытках укрыться от ветра, их дыхания сливались в одно.
Уличные фонари отражались на снегу и на льду, отбрасывая желтоватые тени на витрины магазинов. Было невероятно холодно. Этот день можно было назвать мучительным. Люди, сглупившие и рискнувшие выйти сегодня на улицу, спешили мимо, укутавшись шарфами и шапками в попытках защитить кожу лица от пронизывающего ветра.
Продвигаясь наравне с Бойдом по скользким тротуарам, Лотти чувствовала, как полярный воздух пронизывал её до костей. Добравшись до полицейского участка, Бойд завёл машину. Лотти села в неё, потирая закоченевшие пальцы.
— Включи обогрев, — сказала она.
— Не нужно, — ответил Бойд и тронулся, опасно забуксовав рядом со стеной.
«Что ж, значок у него есть», — подумала Лотти, по дороге осматривая свой город, задрапированный обманчивой чистотой, погружающийся в вечернюю темноту.
Сьюзен Салливан проживала в отдельно стоящем доме с тремя спальнями, расположенном на уединенной окраине в «лучшем конце города». Если такое ещё было. Когда они подъехали туда, вокруг было тихо и спокойно. Несколько детишек, закутанных по погоде, катались на рождественских велосипедах вверх и вниз по замёрзшей дороге, то и дело бросая из-под разноцветных шапок взгляды на две полицейские машины, припаркованные у ворот Салливан.
Двое полицейских в форме стояли на страже. На подъездной дорожке стояла машина, покрытая снегом недельной давности. Сине-белая лента, свисающая с открытой двери, будто кричала: «Не входить!» — хотя на ней не было написано никаких слов. Это были единственные знаки, указывающие, что что-то было не так. Лотти захотелось вернуться в машину и уехать домой.
У двери их встретила детектив Мария Линч.
— Есть что-нибудь для нас? — спросила Лотти.
Порой ей было сложно понять элегантно одетую Марию, с её покрытым веснушками носом, любознательными глазами и длинными волосами, собранными в детский хвост. Она выглядела на восемнадцать, но учитывая, что в органах правопорядка она проработала пятнадцать лет, должно было быть около тридцати пяти. Всегда полна энтузиазма, но без переусердствования. Лотти знала, что Линч была очень амбициозной, и не собиралась попадать в ловушку женского соперничества. Но, по правде говоря, её семейному стабильному положению можно было позавидовать. Линч была замужем, по предположениям Лотти, вполне счастливо. Поговаривали, что её муж готовил, пылесосил, по дороге на работу отвозил двух детишек в школу и делал прочую подобную чепуху.
— Внутри сплошная свалка. Не представляю, как эта женщина выживала в этой груде мусора, — сказала Линч, отряхивая пыль со своих обтягивающих флотских брюк.
Лотти в удивлении приподняла брови:
— Это совсем не сходится с образом, который я составила о ней после визита в её офис и знакомства с её коллегами.
Они с Бойдом вошли в коридор. Казалось, дом был битком набит людьми. Внутри работали двое криминалистов, а округлый зад детектива Кирби торчал из кухонного мусорного ведра, в котором он копошился.
— Тут ничего, кроме мусора, — послышался голос Кирби; между зубами он держал большую сигару, на затылке волосы, собранные в пучок, торчали антенной.
Он улыбнулся Лотти. Лотти ответила ему гримасой. Ларри Кирби был разведён и на тот момент крутил интрижку с двадцати-с-хвостиком-летней актрисой из города. Лотти мысленно пожелала ему удачи. Может, он наконец перестанет флиртовать с ней. Несмотря на всё это, в участке Ларри называли милым проказником.
— Убери прочь свою сигару, — приказала Лотти.
Он покраснел и убрал сигару в нагрудный карман. Не переставая громко ворчать, он открыл холодильник и принялся изучать его содержимое.
— И позаботься, чтобы соседей опросили, — дала указания Лотти. — Нам нужно определить, когда Салливан видели последний раз.
— Непременно, — сказал Кирби, хлопая дверью холодильника и шагая прочь, чтобы передать этот приказ кому-нибудь другому.
Лотти догадывалась, о чём болтала Линч. Гора грязной посуды в раковине, на столе кастрюля с наполовину очищенным картофелем, открытая, покрытая толстым слоем жира сковорода, банка с джемом с торчащим из неё ножом и белой плесенью по краям; посреди этого беспорядка стояла тарелка с остатками засохшей каши. Сложно было определить, что напоследок делала жертва — завтракала или обедала. Возможно, и то, и другое. Пол был грязный, повсюду крошки и грязь.
— Гостиная выглядит ещё хуже, — сказала Линч. — Взгляните.
Лотти вышла из кухни, следуя по направлению, указанному её коллегой пальцем, и встала в дверях.
— Чёрт подери, — только и сказала Лотти.
— Боже милостивый, — сказал Бойд.
— Согласна, — отозвалась Линч.
Все вмещающее пространство гостиной было занято сотнями газет - на полу, на креслах, на диване и на телевизоре. Какие-то пожелтели от старости, другие прогрызли мыши. Вся комната была под толстым слоем пыли. Лотти взяла газету из ближайшей связки. Девятнадцатое декабря. Салливан старалась быть в курсе событий. Лотти начала мысленно считать газеты.
— Целая гора мусора, — сказала она. — Похоже, тут газеты за несколько лет.
— У этой женщины были серьёзные проблемы, — сказала Линч, стоявшая за её спиной.
Лотти покачала головой:
— В уме не укладывается вместе эта картина и безупречный порядок, царивший в её офисе. Будто два разных человека.
— Вы уверены, что это правильный адрес? — спросил Бойд.
Две пары глаз уставились на него.
— Просто спросил, — сказал он и поднялся наверх по лестнице, опустив голову под низким потолком.
— Продолжайте искать, — сказала Лотти Линч. — Нам нужно найти её телефон. В нём могут быть контакты и, возможно, информация о том, кто мог хотеть её смерти. Не вижу признаков наличия ноутбука или компьютера в доме.
— Я поищу. Криминалисты почти закончили, — детектив Мария Линч проскользнула обратно на заполненную людьми кухню.
Лотти последовала за Бойдом наверх. Он был в ванной.
— Таблетки от всего, начиная от боли в заднице и до боли в локтях, — сказал он.
Бойд говорил, как её мать. Она оттолкнула его в сторону и заглянула в аптечку. «Возможно, Салливан находилась под надзором и была склонна к самоубийству», — подумала Лотти, оглядывая пачки «Прозака», «Ксанакса», «Темазепама».
— Выглядит так, будто она не принимала свои лекарства, — сказала Лотти, подавляя желание схватить пару пачек «Ксанакса». Господи, всей этой груды лекарств ей хватило бы на три месяца.
— Потому что их тут много? — спросил Бойд.
— Ага. Даже «Оксиконтин».
— Что это?
— Морфин, — ответила Лотти, вспоминая содержимое собственной аптечки времён, когда Адам был жив. Она проверила рецепты врача, записала в свой телефон название аптеки — позже она её проверит. Лотти оглядела ванную. Та была грязной. Лотти проскользнула мимо Бойда в спальню.
— Сюда, — позвала она.
Бойд последовал за ней.
— Невероятно.
— Что творилось в голове этой женщины, в её жизни? — спросила Лотти.
Спальня блестела чистотой и стерильностью. Всё на своих местах. Кровать была заправлена по армейским порядкам чистым белым покрывалом. Косметический столик без единой скляночки на нём. Деревянный пол блестел. Больше в комнате ничего не было.
— Я практически вижу своё отражение в этом полу, — сказала Лотти, открывая ящик комода. Вещи бы сложены с армейской тщательностью. Лотти закрыла ящик. Это была работа других ребят — осквернять вещи погибших. Она этого делать не будет. — Эта женщина была сплошным противоречием.
— И она жила одна, — сказал Бойд, проверяя другую комнату.
Лотти оглянулась через плечо. Комната была пустой. Четыре белые стены и деревянный пол. Она в замешательстве закачала головой. Определённо, Сьюзен Салливан была загадкой.
Лотти спустилась вниз и снова огляделась. Что-то не сходилось. Что она упускала? Лотти никак не удавалось прийти к определенному заключению.
Ей нужно было выйти.
Бойд присоединился к ней, держа в руках сигарету.
— Куда теперь? — спросил он, делая глубокую затяжку. Лотти с удовольствием вдохнула дым его сигареты и зевнула.
— Я лучше поеду домой и накормлю своих детей.
— Они подростки и вполне способны позаботиться о себе, — сказал он. — Тебе нужно позаботиться о себе.
Это было утверждение, не требующее ответа.
— Мне нужно переварить это дело. Хочу собрать в кучу все факты, что у нас имеются, понять, есть ли во всём этом смысл. Мне нужно пространство.
— Возьмёшь дело на дом?
— Не умничай.
Лотти чувствовала его близость, не только физическую, но и психологическую. Бойд выбивал её из колеи. С одной стороны, ей хотелось почувствовать тепло его объятий, но с другой, она бы оттолкнула его. Добро пожаловать в мир ледяной Лотти Паркер. Её настроение было под стать погоде.
— Сегодня вечером мы уже ничего не можем сделать. Я собираюсь прогуляться. Увидимся утром. Запомни, общее собрание команды в шесть утра. Корриган тоже будет, так что не опаздывай. — «Последние слова были лишними», — подумала Лотти, ведь Бойд никогда не опаздывал.
Лотти поплелась по заледенелым тротуарам в сторону дома, одна.
Глава 6
Дом правительства — здание девятнадцатого столетия, примыкавшее к новому зданию Окружного Совета — было однажды частью старой городской тюрьмы. Полицейские, на тот момент патрулирующие главное здание, не ведали, что из Дома Правительства был прямой доступ к офисам Совета.
Подземные темницы в глубинах дома сохранили в целостности и использовали в качестве переговорных комнат. Мало кто из персонала осмеливался туда спускаться. Ходили слухи, что заключённые, ожидавшие исполнения смертного приговора, провели свои последние часы жизни в тех стенах, и теперь, поговаривали, эти стены были пропитаны дыханием усопших душ заключённых.
Люди, собравшиеся в одной из катакомб подземелья, не знали истории этого здания. Они стояли в кругу, словно приговорённые заключённые в ожидании исполнения приговора.
— Сегодня днём один из сотрудников Департамента планирования, Сьюзен Салливан, была убита при подозрительных обстоятельствах, — сказал чиновник. — Это прискорбно. По правде говоря, это ужасно. Для нас грядут тяжёлые времена. Полицейские более чем наверняка начнут досконально изучать её документы. Вы должны знать, что ваши имена могут всплыть в ходе их расследования, и вполне возможно, вас будут допрашивать.
Он замолчал, не отрывая глаз от трёх мужчин, стоявших перед ним.
— Если наши деяния станут известны, вероятно, нас сочтут подозреваемыми в убийстве, — добавил он.
— По крайней мере, она унесла с собой в могилу то, что ей было известно, — сказал застройщик. — Но мы окажемся в центре внимания в этом расследовании.
Банкир вздрогнул. Как ни странно, с тех пор, как они спустились в подземелье, температура несколько снизилась. Казалось, вечерняя мгла проникала сквозь стены.
— Нам также не стоит забывать о Джеймсе Брауне, — сказал банкир.
— Без Салливан у них будет всего лишь его слово против нашего, — сказал чиновник. — Однако ты прав. Я думаю, нам стоит подготовить запасной план действий в свете возможных полицейских допросов. Мы должны сохранять образ того, что работаем по отдельности. Они могут и не обнаружить, чем мы занимаемся. — Он потёр руки, пытаясь согреть пальцы.
— Не дайте себя одурачить, — сказал застройщик. — Они очень проницательны, и нам стоит быть начеку. Если расследование будет вести детектив Лотти Паркер, гарантирую, нам придётся быть осторожнее.
— Ты её знаешь? — спросил банкир.
— Я слышал о ней. Пару лет назад она раскрыла убийство туриста. Ей угрожали, её запугивали, но она продолжала вести дело. И она получила своего преступника. Она будет как собака, гоняющаяся за костью, если запустит зубы в это расследование.
Священнослужитель ничего не ответил, и чиновник догадался, что тот, имея расчетливый ум, мысленно анализировал ситуацию.
Они туже укутались в свои шерстяные пальто, рассматривая друг друга.
— Господа, в деле замешаны миллионы евро. Нам стоит быть чрезвычайно бдительными. Мы больше не можем здесь встречаться. Будьте осторожны. — Чиновник завершил собрание и открыл двери темницы. Снаружи он оглянулся. Опустевшую частную парковку освещал единственный фонарь.
Один за другим, они покинули подземелье.
Каждый относился к другому с подозрением.
Один из них мог быть убийцей.
Глава 7
Джеймс Браун припарковал черную «Тойоту-Авенсис» на внутреннем дворе у своего коттеджа, выключил фары, вытащил ключи из зажигания и, когда все огни погасли, расслабился, прислушиваясь, как замолкал мотор.
Обычно ему нравилось возвращаться домой после работы, особенно весной. Этот дом в безмятежной сельской местности внушал ему чувство благополучия; звук колышущихся деревьев и просторы девственных равнин, простирающихся за садом позади дома. Это лишь укрепляло его чувство свободы, которое он так редко испытывал где-либо еще. Однако, не в этот момент. Этим вечером ему было грустно, он был зол — грустно за Сьюзен и обидно из-за резкого отказа, полученного от человека по телефону. Он связался с ним, чтобы узнать, знал ли тот что-либо о смерти Сьюзен. Но, как только он заговорил, человек бросил трубку. Возможно, ему и вовсе не стоило звонить.
Джеймс крепко сжал руль и опустил голову на руки. Сьюзен была мертва. Не стоило об этом забывать. Когда они были вместе, она спасала его от его же демонов, а теперь он подвел ее.
Ему не хотелось покидать безопасность машины. Внутри салона он чувствовал себя надежно; он вспомнил времена, когда они со Сьюзен, будучи еще детьми, утешали друг друга — она шептала ему на ухо, что нужно быть сильным, стойко преодолевать трудности и не терять гордости, пока он хныкал, как котенок, в ее объятиях. Он вспомнил, как Сьюзен, еще девочкой, показывала ему, как заправлять кровать по установленным правилам, как складывать вещи и собирать пух с пола, чтобы он выглядел чистым и нетронутым. Он был уверен, что впоследствии у нее развилась привычка содержать спальное место в чистоте. Кто стал бы винить ее за это? Джеймс вспомнил все, свидетелями чего они вместе стали, но чего никогда не обсуждали; он тихо заплакал в память о Сьюзен и ее доброте к нему. Сейчас ему предстояло твердо стоять на ногах и быть сильным. Хотя бы ради Сьюзен.
Наконец, он заставил себя выйти из машины; лед слегка растаял. Взяв портфель с заднего сиденья, он ступил на покрытый снегом двор и одним нажатием кнопки запер машину. Убывающая луна готовилась к новой фазе, поэтому свет ее был слабее.
Перед ним упала тень, и Джеймс, прищурившись, посмотрел вверх, полагая, что облако закрыло луну. Но в морозном звездном небе не было облаков. Перед ним стоял высокий человек, его лицо было скрыто хоккейной маской, и лишь глаза блестели в темноте.
Отпрыгнув к машине, Джеймс выронил портфель; он вспомнил, что оставил телефон в машине. Слишком поздно.
— Что… Что… Что тебе нужно? — Его язык будто онемел во рту, страх в виде капель пота стекал по лицу, вдоль носа, будто сопли. Что он мог поделать? Джеймс был не в состоянии рассуждать ясно.
— Ты не мог перестать вмешиваться, — угрожающе сказал человек низким голосом.
Джеймс вертел головой из стороны в сторону, задаваясь вопросом, как он не заметил его машину, подъезжая к дому. Только теперь он увидел металлический блеск за дубом справа от себя. Кто был этот человек? Откуда ему было известно, что там можно спрятать машину?
— Что? Почему? — прошептал Джеймс, топчась ногами по хрустящему заледеневшему снегу и уставившись на огромный силуэт перед собой. Фонарик в его руках, одетых в перчатки, ослеплял Джеймса.
— Ты и твоя подруга сами доставили себе неприятности. И не первый раз.
— Моя подруга? — спросил Джеймс, хоть и понимал, что тот имел в виду Сьюзен.
Человек рассмеялся, схватил его за локоть и подтолкнул к тропе. Джеймс почувствовал, как слизь комом собралась у него в горле, его дыхание участилось; небо затянуло тучами, пошёл крупный снег.
— Чего ты хочешь? — Страх Джеймса быстро перерос в ужас, его мозг забился в угол, словно улитка в своей раковине. Необходимо было думать быстрее. Нужно взять ситуацию под контроль. Можно было позвать на помощь, вот только его голос застрял где-то глубоко в груди. К тому же Джеймс знал, что никто его не услышит. Ближайший дом был в двух милях отсюда.
Может, попытаться убежать? Нет. Злоумышленник был выше, крупнее и выглядел намного сильнее, что заставляло Джеймса чувствовать себя букашкой, пойманной в ловушку мухой.
Паника увеличивалась, заполняя всю грудную клетку, и, сделав всего пару шагов, Джеймс остановился. Он не мог больше идти. У него было чувство, будто он шёл в одном ботинке. Человек тоже остановился, доставая из кармана верёвку.
Джеймс прыгнул вперёд, застав человека врасплох, вырвался из его крепкой хватки и упал; мужчина выронил фонарь, и тот затерялся в снегу. Джеймс пополз к передней двери, на ходу шаря рукой в кармане в поисках ключей. Позади послышался треск льда. Он уже вставил ключ в дверь, когда человек крепко обхватил его за шею рукой и потянул назад, прижав к своей груди.
Джеймс сопротивлялся, ему удалось высвободить шею, но сзади на его голову обрушился удар локтем. Голова раскалывалась от боли.
— Не стоило этого делать!
Джеймсу показалось, что он знал этот голос, он пытался вспомнить его, но не смог. Быстро повернувшись, он попытался убежать, но почувствовал, как по шее скользнула верёвка, жёсткий нейлон царапал кожу. Возможно, это был его последний шанс.
Он отдёрнул руку и замахнулся, чтобы ударить мужчину в живот, но тот отскочил назад. Боль пронзила его локоть до самого плеча. Верёвка ослабла, и Джеймс рухнул на землю. Он перевернулся и пополз на коленях. Бежать, нужно бежать. Но ему никак не удавалось встать на ноги. Поэтому он закричал во всю глотку настолько громко, насколько мог.
— Помогите! Помогите мне! — Собственный голос казался ему чужим, эхом, отдающимся среди деревьев. Верёвка натянулась. Джеймс попытался вцепиться руками в замёрзшую землю, пытался остановить натяжение. Он попробовал закричать ещё раз, но верёвка была затянута очень туго, вонзаясь глубоко в кожу и грозясь перекрыть ему кислород. Что он мог сделать? «Говорить, — подумал Джеймс. — Нужно заставить его разговориться». Он перестал сопротивляться, но человек все равно усилил хватку.
— Пойдём, — сказал он.
Мужчина потащил Джеймса подальше от дома в сторону дуба, ветки которого рисовали демонические тени на белёных стенах коттеджа. Под дубом стояли два кованых железных стула, установленные там для времяпрепровождения в летнюю пору; теперь они, покрытые толстым слоем снега, казались не к месту.
— Что вы делаете? — спросил Джеймс, когда верёвка слегка ослабла.
Человек бросил один её конец в воздух, образовав петлю посреди ветки, покрытой толстой корой. Джеймс молил, чтобы хоть одно облако появилось и закрыло луну, чтобы погрузить сад во мрак. Его глаза уже привыкли к тусклому свету, теперь он мог видеть даже слишком хорошо; мозг его заполнили абсурдные мысли и мерцающие, неясные изображения. Вот он увидел свою мать, которую никогда и не видел в своей жизни, насколько он помнил. «Я умру, — подумал Джеймс. — Он собирается убить меня, а я ничего не могу поделать». Всё его тело трясло. Ему нужна была Сьюзен. Она всегда знала, что делать. Мужчина повернулся к нему, и Джеймс заглянул в лицо, скрытое маской, и посмотрел ему в глаза, зловеще мерцавшие в тусклом свете ночи, — и узнал их. Эти глаза он не смог бы забыть никогда; он будет помнить их всегда.
— Так это был ты… Сьюзен… ты… — только и сказал Джеймс. — Я знаю тебя. Я помню…
Он начал тихо сопротивляться, пытаясь вырваться, но с каждым его движением нейлон верёвки сильнее впивался в кожу. Теперь он начал вспоминать всё. Но не слишком ли поздно? Джеймс пытался найти слова, чтобы отвлечь этого человека.
— Ночь… при свечах… ремни…
— Думаешь, ты такой умный. Но ты был далеко не самым смышлёным, не правда ли? Тогда тебя защищала девчонка, но теперь её нет, — мужчина говорил таким резким голосом, способным, казалось бы, разрезать лёд; взгляд его остановился на Джеймсе.
Джеймс отчаянно вцепился в верёвку, пытаясь ослабить хватку и вырваться, просовывая под неё пальцы, его живот напрягся. Он не мог дышать. Он извивался, пытаясь освободиться; брыкался ногами в воздухе. Он должен выжить. Нужно заручиться помощью. У него впереди ещё целая жизнь. В отчаянных попытках застигнуть напавшего на него человека врасплох, Джеймс позволил своему телу казаться безжизненным. Как бы в таком случае этот человек смог его поднять?
— Встань на стул, — приказал человек, одним махом руки сметая снег со стула.
Джеймс стоял неподвижно; верёвка образовала борозду на его шее, тепло человека накаляло его чувства. Джеймс почувствовал в горле солоноватый привкус. Две руки обхватили его тело, подняли и усадили на один из садовых стульев, чьи ножки, качаясь, провалились в снег. Мужчина забросил верёвку выше по ветке прежде, чем Джеймс успел отскочить.
Снег пошёл быстрее и сильнее. Джеймс покачнулся, когда человек встал на второй стул и завязал верёвку.
— Судьбой тебе больше подойдёт висеть на яблоне, Джеймс, но её ветки недостаточно крепкие. Этот дуб куда лучше справится с этой задачей.
Он закрепил верёвку на толстой ветке ближе к стволу. Падающий снег затмевал луну, но тонкие лучи её жёлтого света пробивались сквозь пелену, освещая двор. Свисавшие ветви задрожали от дополнительного веса, и Джеймс молил о помощи, шевеля губами, но не издавая ни звука.
Прежде чем Джеймс успел сообразить и предпринять какие-либо действия, человек ударил ногой по стулу, и тот воткнулся в землю, усыпанную снегом.
Когда грудь Джеймса перестала вздыматься, язык вывалился изо рта, губы стали пурпурными, а кровь пятнами начала просачиваться на белках его глаз, он увидел луну, скользящую по небу между миллионами белых огней. Ему казалось, что он чувствует запах свежих яблок, в то время как тело его раскачивалось в безветренном воздухе, а кишечник опорожнился. Джеймс слышал хруст удаляющихся шагов; белые огни стали красными, затем чёрными.
Началась сильная снежная буря. Дикая метель библейских масштабов обрушилась на город. Тело Джеймса побледнело, сливаясь с белоснежным окружением, оно остыло в смерти.
Глава 8
Лотти открыла дверь машины и услышала, как из дома раздавалась музыка в стиле рэп. Почему она позволяла своим детям слушать такую дрянь? Потому что иначе они слушали бы это в другом месте, попытайся она им мешать. В любом случае, она не могла проверять все сотни песен на их айподах, телефонах и в интернете. Живи и дай другим жить.
— Я дома, — крикнула она.
Ответа не последовало.
На кухне царил беспорядок после готовки подростками. Пустые Pot Noodles, грязные вилки на столе и открытая полупустая бутылка «Кока-Колы». Более чем вероятно, что это остатки их завтрака — а точнее, ланча. За дверью валялись ботинки, туфли и кроссовки. На столе лежали нераспечатанные рождественские открытки и еще несколько, открытых ею, размякли от конденсата на кухонном подоконнике. Елка была в гостиной, вне поля зрения. Лотти не хотела ставить елку. Шон настоял, и теперь ему предстояло разобрать потрёпанную мишуру и украшения. Жестоко.
Лотти была рада, что вскоре все искусственные украшения отправятся на чердак. Она ненавидела, — точнее, презирала, — Рождество с тех пор, как умер Адам. Более трех лет назад. Рождество — семейный праздник, но сейчас ее семья была разрушена.
Но все же у нее сохранились и хорошие воспоминания о Рождестве. Они с Адамом пытались собрать игрушечную кухню в три часа утра после того, как уничтожили бутылку «Бэйлиса». Или как ждала его со смены из военной казармы рождественским утром, когда он пробирался тихонько, пока дети спали, а она отмечала в списке пункты, дабы убедиться, что ничего не забыто на чердаке матери. Однажды они забыли там заводную игрушку, и Адаму пришлось наспех вернуться и разбудить ее мать в два часа утра. Он называл Лотти трусихой. Лотти улыбнулась воспоминаниям. Адам не боялся ее матери. Лотти тоже, но у ее матери было достаточно аргументов для спора и без того, чтобы давать ей повод. По крайней мере, так она говорила Адаму. Порой ей казалось, что он любил ее мать больше, чем она сама. Его родители умерли в один год, друг за другом, когда ему было восемнадцать, поэтому, возможно, он ценил все, что Роуз делала для Лотти и детей. Но Лотти знала, что за действиями Роуз скрывалось глубокое, давнее чувство вины, и как бы она ни старалась, ей было никогда не избавиться от него. Каждое взаимодействие с матерью после смерти Адама заканчивалось разногласием. Грубые слова, старые обвинения и хлопающие двери. Из-за их последней ссоры Лотти не видела мать несколько месяцев, хотя знала, что мать звонила, чтобы увидеть детей, когда Лотти не было рядом.
Она старалась как могла ради детей, как бы трудно это ни было. Во многих делах это было отнюдь не сложно. Когда Адам умер, умерла и часть ее. Клише или нет, но это было правдой. Если бы не их дети… что ж, у нее их было трое. Жизнь продолжается. В жизни Лотти были и другие утраты, с которыми ей пришлось справляться — загадка смерти отца и последующая сага, кружившая вокруг ее брата. Она всю жизнь играла виноватую, но ее горе по Адаму затмило тлеющие воспоминания о чем-либо еще. Пока что.
Шон проковылял на кухню, подбрасывая на ходу мяч клюшкой для хоккея1. Мальчик любил хоккей — один из самых энергичных видов национального спорта, хотя Лотти и беспокоилась о том, не опасен ли он для ее сына. В возрасте тринадцати лет он был почти таким же высоким, как Адам. Его непослушные прямые волосы закрывали длинные ресницы. Лотти любила сына так сильно, что порой ей хотелось от этого плакать. После ухода Адама она должна была защищать его, защищать их всех, и тяжесть этой ответственности была порой неподъемной ношей.
— Что на ужин, мам? — спросил Шон, забивая мяч.
— Господи, Шон, я едва вошла. Семь часов вечера. Хоть раз в жизни мог кто-то из вас приготовить ужин? — Ее любовь быстро сменилась раздражением.
— Я делал уроки.
— А вот и нет. Ты даже не открыл свой рюкзак, не то что книгу.
— Но у нас еще каникулы, — сказал ее угрюмый сын.
На минуту Лотти забыла об этом. Всю неделю они не ходили в школу и не будут еще несколько длинных дней. «Чем они занимались весь день?» Нет, пожалуй, она не хотела знать.
На кухню вошла ничего не подозревающая Хлоя.
— Привет, мать. Что на ужин?
Хлоя всегда звала ее «мать». Адам звал ее «мать» в присутствии других детей. Лотти полагала, что таким образом дочь пыталась сохранить в памяти отца живым.
Шон вбежал по лестнице, колотя палкой для керлинга по каждой ступени. Рэп возобновился, в этот раз громче.
Хлоя была одета в брюки и топ на тонких лямках, едва прикрывающий ее выпирающую («Наконец!» — по словам Хлои) грудь. Неужели она не осознавала, что за окном — ниже нуля? Ее длинные, окрашенные спрей-краской, светлые волосы были собраны на макушке резинкой, украшенной бабочкой. А ярко-голубые глаза были точной копией глаз отца. Глаза, в которые когда-то влюбилась Лотти, продолжали жить, увековеченные в ее любимой дочери. «Средний ребенок», — кидала ей Хлоя, когда чувствовала, что тем двоим доставалось больше внимания.
— Тебе шестнадцать лет, Хлоя. В школе ты проходишь домоводство. Тебе никогда не приходило в голову самой накрыть какой-то ужин?
— Нет, с чего бы? Придя домой, ты бы сказала, что я все сделала не так.
Очко в ее пользу.
— Где Кэти?
— Гуляет. Как обычно. — Хлоя открыла шкаф в поисках чего-нибудь съедобного.
Лотти направилась к холодильнику. Вина нет. Черт. Она больше не пила. «По крайней мере, не так, как раньше», — напомнила она себе. В такие времена, как сейчас, ей больше всего не хватало алкоголя. Он помогал ей преодолеть стресс, накопленный за день. Мало того, Лотти больше не курила. Ну, может быть, иногда за бокалом выпивки. Господи, она сплошное противоречие. Нужно было взять несколько таблеток «Ксанакса» из аптечки Сьюзен Салливан. Но она бы никогда так не сделала. По крайней мере, Лотти так считала. Она хранила небольшой запас в прикроватном сейфе, и в офисе на дне тумбочки на случай непредвиденной ситуации клейкой лентой была приклеена таблетка. «Просто на всякий случай», — говорила она себе. И этот тайник быстро истощался.
— Поставь чайник, милая, у меня был чертовски плохой день, — сказала Лотти.
Хрустя печеньем, Хлоя включила плиту. Чайник зашипел — пустой.
— Бога ради! — взмолилась Лотти.
Хлоя ушла, закрыв за собой дверь.
Налив воды в чайник, Лотти включила электрический обогреватель и села на свой стул, наклонив его как можно ниже. Укутавшись в свою куртку, она закрыла глаза, глубоким дыханием успокаивая суетящиеся мысли.
Глава 9
— Джеймс Браун мертв.
— Что? — сказала Лотти в трубку.
Сидя с электрическим обогревателем у ног, Лотти бросила взгляд на часы — восемь тридцать. Она спала уже больше часа, ее разбудил телефон.
— Джеймс Браун мертв, — сказал Бойд. — Тебе лучше вернуться в участок. Корриган чуть ли не джигу танцует. «Скай Ньюз» уже в пути.
— Меня хлебом не корми, дай только в старой доброй потасовке поучаствовать, — сказала Лотти.
— Тебя нужно подвезти, — сказал Бойд. ― Снег идет не переставая последние несколько часов.
— Я прогуляюсь. Это меня взбодрит.
Лотти повесила трубку и принялась было искать куртку, но, обнаружив, что та все еще на ней, крикнула наверх:
— Хлоя, Шон, мне нужно вернуться на работу.
Ответа нет.
— Вам придется самим приготовить себе ужин.
В ответ ей последовало хором:
— Ну мам!
— Оставь денег, мы закажем еду, — прокричала Хлоя.
Что Лотти и сделала. «Неудачница».
Побагровевший суперинтендант Корриган ходил взад-вперед по коридору, наклоняясь под стремянками и чертыхаясь — его обычное стрессовое состояние. Он обернулся, когда Лотти подошла к нему.
— Где вы были? Вы должны были находиться здесь, — сказал он.
— Сэр, я закрыла двенадцатичасовую смену. И была дома, — сказала Лотти.
Корриган повернулся кругом и направился в свой офис. Бойд и Линч, одетые в полицейскую форму, стояли в ожидании. Кирби видно не было.
— На что вы двое уставились? — спросила Лотти. В груди поднималась волна ярости, но она подавила ее.
— С час назад поступил звонок, — сказала Мария Линч, собрав волосы на макушке в пучок и натянув на голову вязаную шапку. — Джеймс Браун был найден повешенным на дереве возле своего дома. В отчете полицейские предполагают, что это самоубийство.
— Ну да, как же, самоубийство, — ответила Лотти. — В тот же день, когда погибла его коллега? Боже всемогущий, когда мы последний раз имели дело с убийством, не говоря уже о двух?
Человек с отличной памятью, Бойд, сказал:
— Три года назад, когда Джимми Койн убил Тимми Койна в семейной перепалке. Ты посадила его.
— Это был риторический вопрос, — сказала Лотти. — Где Ларри Кирби?
Она огляделась вокруг. Штаб расследования кишел людьми. Обычно пустые стены теперь были обвешаны картами города, ящики были завалены отчетами, детективы активно разговаривали по телефону.
Застегивая куртку, Бойд сказал:
— Не сомневаюсь, Кирби развлекается в пабе со своей подружкой актрисой.
— Ты что, завидуешь, Бойд? — спросила Лотти?
Линч сказала:
— Пойду заведу машину, она наверняка уже замерзла. — Она явно хотела сбежать от участия в этом разговоре.
— Хреново выглядишь, — сказал Бойд.
Лотти ответила:
— Я тоже тебя люблю. Пойдем.
В шести километрах от Рагмуллина лесная дорога освещалась яркими голубыми огнями двух полицейских машин. Дороги были практически непроходимы, а снегопад, казалось, с Рождества лишь усиливался; тяжелые хлопья, опускаясь на землю, замерзали.
Машина скорой помощи и пожарная, на чьи колеса были надеты зимние цепи, перегородили и без того узкую улочку, ведущую к коттеджу Брауна. «Пожарная машина?» — Лотти покачала головой. Линч же пожала плечами.
Бойд вышел из автомобиля, и остальную часть пути они прошли пешком вдоль следов, оставленных другими машинами. Ноги проваливались в снег по колено, пока они пробирались к дому.
Изможденный, бледного вида мужчина сидел в полицейской машине с двумя офицерами за пределами внутреннего ограждения места происшествия. Лотти была довольна принятыми мерами предосторожности, ведь предполагаемое самоубийство могло оказаться чем-то другим.
— Дерек Харт, — сказал офицер Джиллиан О’Донохью, указывая на сидящего в машине мужчину. — Он обнаружил погибшего. Он очень подавлен.
— Поговори с ним, Линч. Выясни точно, кто он и почему оказался здесь. Если выяснится, что это не самоубийство, то он будет нашим подозреваемым номер один, — сказала Лотти.
— На земле рядом с автомобилем погибшего лежит портфель, — сообщила О’Донохью.
— Пусть криминалисты осмотрят его, когда прибудут, затем отвезите в участок. — Лотти с Бойдом направились в сад.
Прожектор вырисовывал мрачные тени вокруг дерева. На мгновение Лотти отвела взгляд, чтобы изучить парамедика, стоявшего у заваленной снегом машины.
— Вы не спустили его на землю? — спросила Лотти.
— Нет. Я понял, что он мертв, а мужчина, обнаруживший тело, твердил, что жертва знал женщину, убитую в церкви, так что, я подумал, лучше позвонить вам, ребята. Так, на всякий случай.
— Полагаю, вы смотрите «Си-эс-ай2»? — спросила Лотти. Мужчина покраснел. — Вам не обязательно отвечать на этот вопрос, — добавила она.
— Я вызвал команду пожарных, чтобы они установили прожектор. Кругом стояла кромешная тьма.
— Почему именно пожарных?
— Без понятия, — ответил парамедик. — Можно закурить?
— Нет, — ответили Лотти и Бойд одновременно.
Отвернувшись от парамедика, Лотти посмотрела на подвешенное тело Джеймса Брауна, освещенное временным светом.
— У меня сложилось впечатление, что сегодня при встрече Браун был не до конца честен со мной. Если бы я надавила на него, возможно, мне удалось бы узнать у него что-то, что спасло бы ему жизнь.
— Может, это он убил Салливан, а затем, полный раскаяния, повесился? — предположил Бойд.
— Он убил Салливан? Взгляни на него. Худой, рост метр с кепкой. Он бы и простуду не пережил.
— А в припадке ярости? — продолжал Бойд.
Лотти сверкнула в его сторону взглядом:
— Порой ты мелешь такую ерунду.
Тело Брауна слегка покачивалось на ветру, голова свисала на бок, в сторону Лотти, а широко открытые глаза смотрели в никуда. Лотти отвернулась от тела и провалилась в снег.
— В чем дело? — спросил Бойд. — Ты будто увидела призрак.
— Может, и правда увидела, — ответила Лотти.
Она остановилась, оглядывая место преступления. Лежащий на боку и слегка провалившийся под снег стул; портфель на земле рядом с машиной, за которой стояла другая машина. Затем Лотти увидела ключ в замке входной двери. Офицер О’Донохью записывала все, что говорил парамедик; на месте преступления побывали уже все. Лотти сомневалась, что криминалистам удастся обнаружить что-то полезное.
— Предсмертная записка? — спросила Лотти.
О’Донохью пожала плечами:
— Я все кругом обыскала по прибытии, но не обнаружила ничего снаружи. Если и была записка, то где-нибудь под снегом, уже промокшая. Боже, никогда в жизни не видела столько снега.
— А этот Харт заходил в дом? — спросила Лотти, указывая на ключ в двери.
— Нет, насколько мне известно, — ответила О’Донохью.
К Лотти подошла Линч:
— Харт говорит, он друг Брауна и заехал повидаться после того, как узнал о смерти Сьюзен Салливан.
— Как он узнал о Сьюзен?
— Браун позвонил ему. Когда он приехал, то сразу увидел тело и вызвал скорую помощь. Он был здесь, когда приехала первая полицейская машина, не сводил глаз с Брауна. К дому не подходил. По крайней мере, он так утверждает. — Линч смахнула снежные хлопья, размывающие чернила в ее блокноте. — Очевидно, он в ужасном состоянии. Мне вызвать машину, чтобы его отвезли домой, или вы предпочитаете допросить его сегодня?
— Я слишком устала, чтобы формулировать правильные вопросы. Пусть приезжает на допрос утром, — сказала Лотти. Краем глаза она приметила блок аварийной сигнализации на стене у двери. — Спроси его, знает ли он код сигнализации.
— Хотите, чтобы я утром тоже позвонил? — спросил парамедик с улыбкой до ушей.
— Офицер О’Донохью записала ваши показания, — сказала Лотти. — Спасибо вам за помощь.
— О, чуть не забыл, — выпалил парамедик. — Я нашел это в снегу у двери.
Лотти смотрела на его руку в перчатке, сжимающую зеленый фонарик.
— Вы подняли его?
— Ну конечно, — ответил он, смотря на нее широко раскрытыми глазами. — Ох, простите. Наверное, надо было оставить это там?
— Наверное, надо было. — Лотти опустила фонарик в пакет для улик и запечатала его. — Он был включен или выключен?
— Я его выключил. Чтобы сохранить батарейку.
Лотти готова была его прибить, но отвернулась, едва сдерживая гнев.
— Болван, — пробубнил Бойд, когда парамедик удалился.
— Бойд, если не сегодня, завтра кто-то, кроме меня, услышит тебя, и тогда останешься с разбитым носом. Приведи сюда криминалистов.
Зазвонил ее телефон. Корриган.
— Босс хочет видеть нас через пятнадцать минут, — сказала Лотти. — Он что, не видел, какая на улице погода?
По возвращении в город Бойд остановился у полицейского участка, чтобы прикурить сигарету. Снегопад слегка утих, табачный дым отчетливо виднелся на морозном ночном воздухе. Лотти хотелось затянуться хоть разок, но это будет перебор. Она никогда не останавливалась на малом. Зависимое расстройство личности — так любила называть это ее мать. «Спасибо, мама».
Зайдя в приемную, Лотти проверила телефон. Ни новых сообщений, ни пропущенных звонков. Она позвонила домой. Ответила Хлоя:
— Привет, мать. Ты скоро?
— Еще нет, — сказала Лотти. — У меня встреча с суперинтендантом. Не знаю, сколько она продлится. — Лотти подавила накатывающее чувство вины. Что она могла поделать? Ей нужно было работать, а это порой включало в себя и сверхурочные часы.
— Не переживай. Мы приглядим за домом, — сказала Хлоя.
— Кэти уже дома? — Лотти переживала за старшую дочь.
— Кажется, она у себя в комнате.
— Проверь, чтобы убедиться.
— Сделаю.
— И скажи Шону, чтобы выключил свою игровую приставку.
— Конечно. Поговорим позже. — Хлоя повесила трубку.
К ее приезду домой они уже будут спать, вполне способные сами о себе позаботиться. У них все будет хорошо. А вот на свой счет Лотти не была так уверена.
Смахивая на ходу снег с плеч, Бойд присоединился к ней.
— Пойдем, — сказал он. — Суперинтендант ждет, а мы уже опоздали.
— А вы не особо спешили.
Корриган ходил взад и вперед по своему кабинету, словно солдат на службе.
— Это самоубийство или что? — Он не стал дожидаться ответа. — Неважно, пока будем считать это самоубийством. Хватит и одного убийства на сегодня. Что бы это ни было, мы докопаемся до правды. Я не хочу, чтобы эти ребята из Дублина обошли нас, так что лучше действуйте сообща. Организуйте поквартирный обход всех соседей, опросите каждого, нужно поставить людей на телефоны, составить пресс-релизы, организовать встречи с журналистами.
«Ты будто в своей стихии», — подумала Лотти.
— Я не считаю, что Джеймс Браун покончил с собой, — вставила Лотти.
Корриган хмыкнул:
— И как же вы пришли к такому заключению?
— Думаю… слишком все сходится, понимаете?
— Нет, не понимаю, — ответил Корриган. — Просветите меня.
Лотти прикусила губу. Как могла она объяснить внутреннее чутье? Корриган был помешан на своей карьере и беспрекословном следовании правилам. Его любимой мантрой в отношении расследований было «Либо по-моему, либо никак иначе». У Лотти же были другие методы… собственные. В любом случае, он не стал дожидаться ее ответа.
— Инспектор Паркер, ваше мнение несущественно. Взгляните на улики, на обстоятельства. Он свисал с треклятого дерева посреди треклятого пригорода в треклятую снежную бурю. В Совете явно происходит что-то подозрительное, я чувствую это. Возможно, это он убил Сьюзен Салливан по каким-то рабочим мотивам, его начала грызть совесть, поэтому… он забросил веревку на дерево и покончил с собой. А теперь давайте составим план действий.
Лотти прикусила язык, и они втроем принялись определять основные задачи команды. Она была слишком измотана, чтобы спорить с Корриганом.
Выложившись на все сто, они завершили планирование, и тогда Корриган повторил:
— Я не хочу, чтобы Дублин прислал сюда своих лучших ребят. Мы сами можем справиться. Я хочу, чтобы дело об убийстве Сьюзен Салливан было раскрыто, пронто3.
— Но, сэр, — вмешался Бойд, — если выяснится, что у нас два убийства, разве нам не понадобится помощь извне?
— Сержант Бойд! Я всё сказал. Конец дискуссии. На данный момент у нас есть подозрение на убийство и подозрение на самоубийство.
Корриган посмотрел на них с вызовом, но никто не посмел спорить. Лотти встретила его взгляд, надела куртку.
— Поспите пару часов. В шесть утра всем быть в участке, — строго сказал Корриган.
Они вышли из кабинета суперинтенданта и направились вдоль коридора.
— Какого черта? — сказал Бойд, резко остановившись.
Лотти, обернувшись, увидела, что он напоролся на стремянку и заполучил порез на лбу. Она рассмеялась.
Испуская проклятия, Бойд вышел на улицу.
— Это не смешно.
— Я знаю, — ответила Лотти, но не смогла перестать смеяться.
Глава 10
Лотти мысленно рассмеялась, открывая входную дверь. В углу на крыльце лежала связка с клюшками Шона, а рождественский венок валялся в снегу, снесенный с двери ветром. Деревянная табличка на стене рядом со звонком гласила «Пенни Лейн». Адам освятил дом. Каждая из четырех комнат была названа в честь участников группы «Биттлз». В то время это казалось милым, но сейчас наводило тоску.
Лотти жила в одном из тридцати двухквартирных домов в центре жилого поселка, построенного в форме подковы и находившегося в достаточной близости от стадиона для забегов собак породы грейхаунд, откуда по вечерам каждый вторник и четверг были слышны крики ликования. Но Лотти ни разу не отважилась спуститься на пару сотен метров вниз по дороге. Адам водил туда детей несколько раз, но они не были в восторге от тощих собак и их толстых владельцев. Сегодня кругом было тихо. Никаких собачьих забегов, пока земля не придет в норму. «Вот и хорошо», — подумала Лотти; ей нужны были покой и тишина.
Лотти встретила тишина —Шон слушал рэп в своем виртуальном мире. Лотти повесила куртку. После восемнадцати часов работы тело ломило от усталости, но голова мыслила ясно.
На кухонном столе ее дожидалась тарелка с двумя кусками пиццы и записка от Хлои: «Мы правда тебя любим».
Лотти закинула пиццу в микроволновку и налила себе стакан воды. Она любила своих детей, но обычно не было времени сказать им об этом. Она так редко видела Кэти. Ее девятнадцатилетняя дочь каждый день рано утром уезжала в Дублин на учебу, но даже в праздники она не проводила время дома. Отец любил Кэти неимоверно сильно, и после смерти отца она стала угрюмой и хмурой. Лотти не знала, как вести себя с ней.
Разделавшись с едва разогретой едой, Лотти поднялась наверх в свою спальню «Джона Леннона». Хлоя и Шон уже спали. Она закрыла двери их спален и заглянула в комнату Кэти. Никого. Надо поговорить с этой девочкой. Завтра. Возможно.
Кэти Паркер лежала в объятиях своего парня.
Его волосы щекотали ей нос, и она испустила смешок, стараясь не чихнуть. Казалось, он и не заметил, делая глубокую затяжку сигареты с марихуаной, зажатой меж его длинных, тонких пальцев. Заполнив свои легкие дымом, он передал косяк. Кэти не следовало брать его, но ей отчаянно хотелось впечатлить Джейсона. В девятнадцать лет следует иметь больше опыта. Ее мать была бы в бешенстве, если бы увидела ее. «Да пошла ты, мам. Вечно читаешь мораль о вреде алкоголя и наркотиков. Тебе самой следует практиковать то, что проповедуешь».
Кэти поднесла самокрутку к губам, и, вдохнув кислый аромат, сделала глубокую затяжку. Она ожидала легкого головокружения, но такого острого ощущения она никогда не испытывала.
— Это так круто, — сказала она.
— Полегче. — Джейсон приподнялся на локтях. — Не хочу, чтобы тебя стошнило прямо тут.
Кэти вгляделась в потолок и увидела нарисованные на нем звезды. Она подумала, что они нарисованы, в противном случае это были бы галлюцинации.
— У тебя на потолке звезды нарисованы?
— Да. Воспоминания о днях, когда читал «Гарри Поттера».
— Люблю «Гарри Поттера», — сказала Кэти. — Все эти магические штучки. Порой я мечтала иметь способность перемещать себя в другие миры. По крайней мере, после смерти отца.
Джейсон рассмеялся. Кэти посмотрела на него искоса: он был роскошным — в модных джинсах и толстовке от «Аберкромби». Ей повезло. Сегодня, когда он пригласил ее к себе, она чуть не померла. Весь ее дом мог поместиться в его гостиной. Кэти была рада, что его родителей не было дома, потому что не знала, как вести себя при встрече с ними — поклониться или преклонить колени. Что касается его комнаты, она была фантастической, размером с ее комнату, комнату Шона и Хлои вместе взятых.
Первый год в колледже был скукотищей, зато Джейсон выбрал ее из множества других. Наркотики одурманили Кэти рассудок.
— Отдай мне, ты, ненасытная девчонка, — сказал он.
Она протянула ему косяк, и, хотя ее голова лежала на его крепкой руке, она чувствовала мягкость подушки. Кэти закрыла глаза. Она определенно отключалась.
О, да, если бы мать ее видела, то устроила бы первоклассное представление.
— Мне лучше поехать домой, уже за полночь, — сказала она, пытаясь привстать.
— Ты что, Золушка, или что? — рассмеялся Джейсон. — Я превращусь в тыкву, если не отвезу тебя домой?
— Будь серьезен. — Кэти присела, нащупывая вокруг свою куртку.
— Ладно, зануда, так уж и быть, отвезу тебя домой, — сказал он.
Кэти поцеловала его в губы. Теперь у нее появились крылья.
Шон Паркер наблюдал из окна своей спальни, как его сестра обнималась со своим парнем, стоя на заснеженной подъездной дорожке. Он видел, как они целовались под уличным фонарем, и видел улыбку Кэти. Когда он последний раз видел свою угрюмую сестру такой счастливой?
Шон не мог вспомнить.
Лотти опустилась на кровать. Она протянула руку и нащупала книгу издательства «Аргос», лежавшую тяжелым грузом на одеяле — ее трюк, чтобы содержать сторону кровати Адама в порядке. Как-то она использовала для этого телефонную книгу, но книга «Аргос» оказалась лучше.
Лотти лежала, не в состоянии уснуть и думая о Сьюзен Салливан и Джеймсе Брауне, пытаясь разобраться, чем таким опасным они занимались, что могло привести к их неизбежной смерти.
Услышав, как в двери повернулся ключ Кэти, Лотти тут же заснула.
Глава 11
Человек резкими движениям тёр кожу.
Он сделал то, что должен был сделать. Секреты необходимо защищать. Его самого нужно защищать, так же, как и других, хоть они и не знают об этом.
Он намыливал свое тело в попытках смыть с себя запах смерти, натирал тело неспешными, методичными движениями: от корней волос до кончиков ухоженных пальцев. Затем вышел из душа и вытерся аккуратными, точными движениями.
1974
Она понимала, что то, что он делал, было неправильным, но слишком боялась его, чтобы рассказать кому-то. У него было тайное место, куда он водил ее после школы почти каждый день. Во время школьных каникул он звал ее к себе раз в неделю, а иногда сам приезжал к ней домой.
Ее мать была польщена тем, что к ней домой приходил священник. Она доставала лучший фарфор и угощала его чаем с печеньем. Пока мама готовила чай на кухне, он брал ее руку и клал ее себе туда. Ее тошнило, когда он так делал. Это было чуть ли не хуже всего прочего, что он заставлял ее делать.
Однажды их чуть не поймали, когда мама вернулась узнать, не желает ли он ржаного хлеба вместо печенья. Он быстро повернулся к окну, сказав, что наблюдает за своей машиной на случай, если юные хулиганы вздумают поцарапать ее.
После этого она не видела его почти месяц и было решила, что этому настал конец, но, как оказалось, это было лишь началом всего кошмара. Он сказал ее маме, что нашел для нее работу по вечерам в доме священника — вытирать пыль и подметать, — а взамен он будет ей платить. Мама была в восторге.
Тогда маленькая девочка поняла, что этот ужас теперь будет происходить каждый день.
Иногда она пила папин виски, который нашла в его кабинете под телевизором. Виски обжигал горло, но спустя пару минут согревал изнутри и накрывал реальность пеленой тумана. Она ела слишком много. Мать постоянно упрекала ее из-за веса. Ей хотелось сказать маме: «Да пошла ты!» — эти слова она услышала у девочки в школе, но знала, что это значит что-то плохое. Иногда священник тоже говорил ей плохие слова, когда находился в ней. Она ненавидела его. Ей было ужасно больно, у нее начиналось кровотечение, и все это ей не нравилось. Но она знала, что было слишком поздно, чтобы это остановить. Кто ей поверит?
Девочки в школе называли ее толстушкой. Толстушка то, толстушка это. Когда она смотрела на себя в зеркало, то не узнавала себя в отражении. Она была похожа на мистера Киндера из соседней квартиры, у которого на животе едва сходилась пропахшая потом рубашка.
Она плакала ночами, засыпая в слезах. И ненавидела себя за то, какой стала. Какой он ее сделал. Она поклялась, что однажды заставит его заплатить за это. Она не знала, когда и как, но однажды настанет его время, и тогда она будет готова. Он не проявлял пощады, лишь презрение. Она поступит с ним так же.
— Что посеешь, то и пожнешь, — сказала она отражению в зеркале.