— Да, я была за рулём… Я не видела… Она побежала через дорогу прямо под колёса, — оправдывалась перед сотрудником ГИБДД изящная молодая женщина, которая стояла около открытой дверцы белого «Феррари», кутаясь в короткую норковую шубку. Высокие сапоги с блестящими крючками, шнуровкой и кисточками на голенищах плотно обтягивали стройные ноги, концы длинного белого шарфа, повязанного под воротником, мотались на порывистом ветру.
Женщина протянула милиционеру документы, а другой рукой набросила капюшон на голову, чтобы снег не испортил причёски.
Виновница ДТП была взволнованна. Или искусно изображала волнение. Голос срывался, тонкие пальчики с безупречным маникюром дрожали, когда она передавала милиционеру права.
Но подведенные синей тушью глаза оставались холодными, в них не было и тени страха или раскаяния.
— Сейчас разберёмся. — Милиционер уже осмотрел машину с характерными вмятинами на капоте и брезгливо глянул на припорошенное снегом тело пострадавшей. Она лежала в неестественной позе с неловко подвёрнутой под грудь рукой.
Ещё до того как приехала скорая, он определил, что помощь потерпевшей уже не понадобится.
Удар был сильный, соответствовал скорости километров сто, не меньше, женщина перелетела через машину, как тряпичная кукла. Ударилась головой. Крови нет, только маленькая струйка натекла из угла губы на лёд.
— Румянцева Мария Фёдоровна, 14 февраля 1973 года рождения… — Милиционер не спеша читал вслух паспортные данные хозяйки «Феррари». — Так выходит сегодня у вас, гражданка Румянцева, день рождения? Как неприятно вышло.
— Да, — женщина пожала плечами. — Глупо и ужасно… Вы думаете, она…
— Тут и думать нечего, такой силы удар, да ещё она, похоже, головой о поребрик стукнулась, когда упала. Вам придётся поехать со мной, — возвращая права владелице, сказал он.
— Хорошо, конечно, я не отказываюсь. А это надолго? У меня дома гости собрались. Может быть, можно что-то сделать? А то неудобно как-то им без хозяйки.
— Протокол составим. Подпишете. Заплатите штраф. Если никто её не опознает, закроем дело. Здесь пешеходного перехода нет, так что в соответствии с законом ответственность с вас снимается.
— А если опознают?
— Тогда сложнее, придётся разбираться с родственниками.
— Но она сама выбежала — прямо под колёса!
— Я же сказал, заплатите штраф, — с нажимом повторил он, оглядывая дорогую шубку. — Разберёмся.
— Хорошо-хорошо…
— Садитесь в свою машину и подождите. Скорая пришла… Сейчас я с ними переговорю и поедем, они уже там сами разберутся с телом, а мы — с документами.
— Вот чёрт, — пробормотала женщина, когда милиционер отошел настолько, что не мог её услышать, — надо было уехать. Подумаешь, бомжарка какая-то… И без меня под забором бы сдохла. А теперь ещё и с этим разбираться.
Дверца «Феррари» громко хлопнула, зажглись желтые противотуманные фары, в их свете можно было рассмотреть, как милиционер и врачи «Скорой помощи» наклонились над телом пострадавшей.
— Ну что там? Труп в состоянии сильного алкогольного опьянения? — спросил милиционер и сам ухмыльнулся от, как ему казалось, удачной своей шутки. — Вы забирайте тело и прямо в морг без остановок.
— Мы тела по моргам не транспортируем, — ответил ему в тон пожилой фельдшер. — Если труп — будем вызывать экспертов и ждать перевозку.
— Так бомжиха же!
— А у нас инструкций по бомжихам отдельных нет. Всё по людям. Посветил бы лучше да помог.
Фельдшер дотронулся рукой до боковой поверхности шеи.
— Жива! Пульс есть, но слабый. Не довезём. Как пить дать, не довезём. И, слушай, шеф, алкоголем от неё не пахнет. Черепно-мозговая однозначно, субдуральная гематома, и явно нарастает. Не довезём, помрёт. Давай носилки, — крикнул он шофёру, вкалывая пострадавшей обезболивающее. Иммобилизовал сломанные конечности. Загрузил вместе с шофёром женщину в машину. Поставил систему.
— Так, может, вы её это… сразу в морг, раз всё равно не довезёте?
Фельдшер лишь улыбнулся сотруднику ДПС, покачал головой и влез в машину.
Несмотря на позднее время, на месте происшествия собралось всё же человек пять зевак. Стояли поодаль, разглядывая «Феррари» да и хозяйку диковинки, подкрашивающую губы в автомобиле. На то, что творилось возле пострадавшей, старались не смотреть. Что с неё взять — бомжиха!
— Пьяная, наверно.
— Врачи определят…
— И документов при ней нет… Много их тут ошивается в сквере, потом гадят в подъездах, — раздавались ленивые реплики.
— А мы вот домофон установили, — вклинился в разговор бойкий женский голос, — теперь ни один алкаш войти на лестницу не может. Раньше спасения не было, подъезд у нас крайний, так просто отхожее место какое-то устроили, — полная благообразная старушка в ажурном пуховом платке легко завладела вниманием окружающих. Она остановилась и катала перед собой взад и вперёд детскую коляску, прикрытую от снега полиэтиленовым чехлом. Но посудачить на любимую тему ей не удалось, ребёнок в коляске зашелся криком. — Тише, тише, не плачь, — защёлкала она пальцами над коляской. — Агу-агу… Проснулся мой маленький от этих сирен. Ну ладно, чего уж тут стоять, увозят уже… Пора Петечке домой, кашку кушать, — с сожалением сказала старушка и пошла своей дорогой. За ней разошлись и остальные.
С неприятным скрежетом задвинулась дверца скорой, закрутилась синяя мигалка патрульной машины, взревел мотор «Феррари», и через несколько минут на улице опять стало пустынно и тихо.
Почти во всех окнах пятиэтажек мирно горел свет, ветер стряхивал с крыш и гонял по пустой улице клубы позёмки.
Единственным напоминанием о ДТП остались кроссовки, как будто нарочно аккуратно поставленные посреди дороги под фонарём.
Её день рождения. Хорошо, что она ушла — Александр собирался сделать жене сюрприз. Ещё утром на сэкономленные двести рублей он купил три плавленых сырка, три эклера, пачку чая, полкило сахарного песка и триста грамм соевых батончиков.
А для Жени маленького плюшевого медвежонка голубого цвета. Девочка занималась новой игрушкой и не мешала Саше готовиться к празднику.
Он вымыл тарелки и чашки, вскипятил воду, заварил чай, перенёс из кухни в большую комнату стол и табуретки. Расставил угощение на бумажной скатерти. Вот, всё готово! Можно и начинать…
Раздражение привычно зашевелилось, но Саша сдержался и не стал делать замечаний дочери, которая раскидала по ковру лоскутки.
Сказала, что скоро придёт, а самой до сих пор всё нет.
Когда стемнело, Саша начал беспокоиться. Пойти поискать, что ли?
— Женя, ты посиди… На столе ничего не трогай! Я пойду за мамой схожу.
Девочка всё заворачивала медвежонка в тряпочки и так была поглощена этим занятием, что даже не стала капризничать, что остаётся в квартире одна.
Саша накинул весенний плащ — в куртке ушла жена, а кроме этого надеть ему было нечего.
Он хорошенько закрыл дверь, повернул ключ в замке на два оборота — всё же Женька одна…
Во дворе у дома уже никто не гулял. Мамы и бабушки с детьми ушли, а для собачников было ещё рано.
И спросить-то не у кого. Саша бесцельно брёл вперёд, зябко ёжась на ветру. Не кричать же в самом деле! И куда она могла пойти в такой холод?
Странный предмет привлёк его внимание. Ботинки вроде. Прямо на дороге кто-то бросил, может, подобрать? Он наклонился, стряхнул снег… Кроссовки, крепкие ещё… Да ведь это… Это её обувь! Он отпрянул и всё смотрел, не решаясь дотронуться. Что-то огромное и страшное наваливалось вместе с осознанием беды.
— Долли! — услышал он у себя за спиной. — Ко мне! — Из-за поворота с радостным лаем выбежала собака, пронеслась по улице, вернулась, остановилась и принялась нюхать обувь.
— Фу, Долли! Брось!
Саша обернулся и увидел хозяина. Они иногда встречались в магазине.
— А-а-а… — протянул тот. — Прогуливаетесь? Погода что-то не праздничная. Не для влюбленных. Да еще бомжарка какая-то под машину попала у самого нашего дома, так и вышибло ее из ботинок, — кивнул он на кроссовки. — Говорят, через машину перелетела и головой об асфальт, только что увезли. Никто не опознал, нездешняя, наверное, по урнам бутылки искала в сквере. Сам-то я не видел, как оно было, с Долли гулял на пустыре. Эх, жизнь… Тоже вот был человек… Долли! Долли! Фюить-фюить, — засвистал он, — домой!
Собака подбежала, начала с визгом прыгать и ласкаться к хозяину. Мужчина с притворной строгостью схватил ее, принялся тормошить. — Ах ты, девчонка! Домой, домой! Мамочка ждет.
— Папа! Где мамочка? — теребила Сашу за мокрый рукав плаща Женечка. — Я хочу ей Мишку показать. А когда чай будем пить? Я ничего не трогала. Есть хочу. Где мамочка?
— Мамочка… она… — Саша присел на корточки и притянул дочку к себе. — Мама уехала… далеко… на поезде.
Девочка несколько мгновений смотрела на отца широко открытыми ясными глазами. Такими же серебристо-серыми как у нее…
— Хочу с мамой! Ма-ма-а-а… Ма-моч-ка-а-а-а… — захлебываясь слезами, во весь голос закричала Женя.
— Тише, тише… не плачь. Сейчас чай пить будем… с пирожными, — прошептал Александр, уткнулся в русую макушку дочери и беззвучно зарыдал.