В воскресенье Анисимов дежурил. Несколько раз звонил жене, она, как всегда, была не в настроении, сообщила сквозь зубы, что не выходила из дома, сослалась на дождь. Попросила зайти за продуктами по дороге с работы и что-нибудь вкусненькое для нее не забыть, а еще сок апельсиновый, потому что душа требует. Сказала, что телевизор смотрит, почитать-то у него нечего.
Толик обещал купить все.
На душе было неспокойно. Он думал и не мог понять, что же произошло позавчера такого, что изменило его восприятие Риты. Да и Риты ли? Она играет на скрипке… Теперь можно восстановить ее прошлое, и он этим обязательно займется. А вот Рита совсем не горит желанием узнать, кто же она на самом деле. Что тому виной? Голод? Но она давно не голодает. Боль или потеря ребенка, о котором ее мозг отказывается вспоминать? Невероятное количество вопросов, на которые у него нет ответов. Конечно, можно все списать на травму и эту скоропалительную беременность — попробуй тут не быть капризной и раздражительной. Как можно быть довольной жизнью, если вдруг потерялась в этом мире, когда нет элементарного самоопределения, кто ты есть?
От дум спасала работа.
В понедельник отчитался о прошедшем дежурстве на общей планерке. Обошел палаты, проверил назначения и записи в историях. А затем попросил отгул у Курдюмова по семейным обстоятельствам. Тот его отпустил.
Времени на расследование было в обрез, но поехать в училище и поговорить, показать фотографию, предусмотрительно взятую с собой, он успевал. А там — как Бог даст.
Анатолий вышел из метро на Канале Грибоедова. Громада Дома книги поманила модерновым фасадом. Пойти бы к книгам, полистать новинки, хороший там отдел научной литературы, учебников. Но некогда… Дальше-то куда? На Театральную площадь вроде? Толик смутно представлял, где это училище находится. В справочнике глянул — переулок Матвеева. От Дома книги шли в сторону Театральной автобусы. Пока ждал свой, Анатолий все думал, вот зачем он едет? Нехорошее предчувствие скреблось, зудел внутренний голос "не надо, не надо", но не из тех был Анисимов, чтобы от задуманного отступать. Лязгнули раздвижные двери автобуса номер двадцать два, поднялся на подножку доктор Анисимов, оплатил за проезд и покатил по Невскому, мимо мрачного Казанского собора. И погода дрянь, и настроение херовое…
На Театральной вышел у Мариинского театра. Нормально. А училище где? Напротив Консерватория, памятники по бокам. У театральной кассы у подъезда народ роится, билеты хотят купить. А он-то сколько в театре не был? С мамой сто лет назад…
Так, спросить надо, язык до Киева доведет. Выбрал подходящую театральную старушку в белом берете и длиннополом пальто и приступил к ней.
— Добрый день!
— Добрый?! Никакой не добрый, пенсионерам по квоте билеты положены на балет! И не дали… у-у-у, — старушка воинственно погрозила кулаком зданию театра, — коррупционеры! Жалобу напишу! Художественному руководителю! Я ветеран труда, блокадница…
Толик стоял обескураженный этим потоком красноречия и не знал, как ему перейти к сути своего вопроса.
— Да, несправедливости много сейчас, и с квотами беда, люди по полгода операции ждут.
— Да! — обрадовалась она. — Именно! Особенно тяжело с зубами и коленями. А вы доктор?
— Да.
— Не проктолог, случайно?
— Нет, нейрохирург…
— Жаль… Вот бы я у вас проконсультировалась, моему мужу надо… А вы что-то спросить хотели?
— Хотел, — с облегчением выдохнул Анатолий. — Училище мне надо при консерватории. Музыкальное. Не пойму, куда…
— А я вам расскажу! — Старушка ухватила Анатолия за локоть и потащила направо, вокруг театра. За ним обнаружился мост, за мостом круглое здание — ротонда. — Это у нас ДК Первой Пятилетки, говорят, сносить будут, а вот там, во-о-он за ларьком через дорогу, видите, направо и есть Матвеев переулок. Прямо идите по нему и смотрите на вывески, там будет доска. В середине там неврологический диспансер, туда не идите, вам дальше. Во двор под арку тоже не идите — там театральные мастерские и поликлиника театра. А вам все прямо.
— Спасибо, — кивнул Анатолий, но старушка не отцеплялась.
— Раз уж вы мне попались, то я, пожалуй, с вами через улицу перейду. А то там движение.
По дороге она ему начала рассказывать про простатит мужа, но не успела во всех подробностях, у ларька отцепилась от локтя Толика и попрощалась.
— Вот туда вам. Все прямо… Такой приятный молодой человек, — услышал он вслед.
Переулок был мрачен, все точно, как сказала театралка: диспансер с занавешенными окнами первого этажа, потом арка и наконец входные двери. Первая — музыкальная школа-десятилетка при ЛОЛГК, вторая — музыкальное училище при ЛОЛГК им. Римского-Корсакова. Серое здание, похожее на фабричное, и второй этаж — окна под самую крышу на три этажа, как будто цех. Ни за что не подумал бы, что там могут учиться музыканты, если бы не приглушенные звуки. Еще на улице даже сквозь закрытые окна были слышны трубы и пищание флейты. Они сливались в неприятный хор. "Вот так если дома начнут за стеной, так с ума сойдешь, — с тоской подумал Анатолий, — придешь с дежурства, а тут…" Представил себе, ужаснулся. С музыкой у него отношения были не самые близкие. Слушал, конечно, по радио, в институте в походах чего-то пели под гитару. Эстрадных певцов знал: Пугачеву, Кобзона — те в телевизоре мелькали. Ну, а чтобы классику… Постоял еще под окнами, размышляя об этом. Не несли его ноги внутрь!
При входе пост вахты, налево гардероб. Без пропуска дальше него не войти. Анатолий изложил вахтеру суть дела, показал фото Ольги. Тот недовольно выслушал и сказал:
— Не знаю куда вам с этим. Звоните по местному, вон на стене висит.
— А куда звонить?
— А на чем играла эта ваша… девушка?
— На скрипке.
— Вот и звоните струнникам. Струнный отдел…
Анисимов нашел в списке номер, позвонил и снова пересказал все женщине, которая ему ответила. По благоприятному стечению обстоятельств она оказалась заведующей струнным отделением. Впрочем, радоваться было рано: как и вахтер, она не горела желанием оказывать содействие Анисимову. Он настаивал, и в конце концов она рассердилась.
— Ничего не поняла, ждите, сейчас спущусь.
По ее тону стало ясно, что хорошего ждать нечего.
Анатолий так примерно и представлял ее — подтянутая седая, коротко стриженая дама в крупных бусах и серьгах с огромными камнями. Строгое платье, ну прямо как концертное для филармонии. Толик даже опешил под пристальным проницательным взглядом.
— Это вы про девушку спрашивали?
— Да.
— Покажите фото, — приказала дама. Но как увидела, руками всплеснула и продолжала другим тоном: — Это же наша Ольга! Идемте со мной, расскажите все подробно. Он по делу, — обронила она вахтеру и пошла вперед. По широкой лестнице на этаж, где обитали струнники, Анатолий за ней. Дама завела его в класс. Там стоял рояль и несколько виолончелей в футлярах, а в раскрытом на рояле лежала скрипка.
— Так вот она какая теперь, Оля Моцарская. Красивая! Всегда была красивой, поразительно красивой. Знаю я ее. Конечно, знаю. Сейчас мы с вами пройдем к ее педагогу Лидие Александровне, у нее должен быть перерыв. — Посмотрела в расписание. — Так и есть. Жалко Олю, талантливая была, себе цену знала. Говорите, травма с потерей памяти? Какой ужас! Может быть, мы можем чем-то помочь? Если нужны деньги, то…
— Нет, деньги не нужны. Она вспомнила скрипку, вот я и решил разузнать, чтобы определить тактику лечения. Ну вы понимаете, мозг имеет слишком тонкую организацию…
— Да, конечно, согласна с вами.
Они снова шли по длинному коридору Она впереди, он сзади. Из-за дверей каждого кабинета раздавались звуки, и если по отдельности они были мелодией то, смешиваясь друг с другом, все вместе казались просто музыкальным шумом.
Анатолий погрузился в свои мысли.
Итак, его Рита оказалась Ольгой. Сейчас он все узнает, а дальше что? Может статься, что она, обретя себя, просто не захочет быть с ним и уйдет в свою прежнюю жизнь. Но отпустить ее не представлялось возможным. Анатолий любил ее и любил их будущего ребенка. Теперь он не может себе представить существования без своей жены, просто боится ее потерять.
Может, зря затеял все это расследование? Жили бы и жили. Она носит его фамилию, и их сын — а он был уверен, что у них будет сын, — тоже будет Анисимов. И какая разница, Ольга она или Рита? Для него — Рита. И скрипку он ей купит! Неужели мать его ребенка не заслужила?! А деньги можно заработать, взять кредит, в конце концов, вот говорят же, что талантливая, так пусть играет. И ребенку полезно. Вспомнил, как его брали в театры родители, редко, правда, слишком заняты были, но водили же. И пластинки были. Сколько раз в детстве, будучи один дома, слушал Иоланту. Как переживал за слепую девушку, которую можно было вылечить путем несложной операции. Отец делал в тысячу раз сложнее. Сам так говорил, отвечая на вопросы сына про тактику лечения Иоланты. Она тоже была очень красива…
— Вот мы и пришли, — голос заведующей струнным отделением вернул его в реальность. — Сейчас вы с педагогом Ольги поговорите. Они близки были. — Она распахнула двери и пригласила Анатолия войти в кабинет. — Будьте знакомы, Вишняк Лидия Александровна, наш лучший преподаватель, она о своей ученице вам больше меня расскажет. — А затем обратилась к педагогу: — Лидия, это доктор Анисимов, он Олей Моцарской интересуется, там такая трагедия, вы не представляете. Но Ольга жива и идет на поправку. Помогите, чем сможете. До свидания, доктор, держите нас в курсе Олиных дел.
С этими словами его провожатая покинула кабинет.
Лидия Александровна взглянула на него строго сверху вниз. Пригласила сесть, а сама устроилась напротив.
— Говорите, что вы лечащий врач? Ну-ну… Предположим, что я поверила. Первый раз вижу чтобы врач занимался расследованием жизни своей пациентки. Так что конкретно вас интересует?
— Все! Где жила Ольга, с кем, как училась, кто родители? Абсолютно все, что вы о ней знаете.
— Вы думаете, что я могу вам, незнакомому мне человеку, доверить конфиденциальную информацию?
— Мне уйти? — Анатолий начал приподниматься со стула.
— Нет, просто скажите правду.
Анатолию было неловко, но он предпочел рассказать все как есть. Она слушала внимательно, не перебивая, сохраняя невозмутимое, спокойное выражение лица, лишь живые пытливые глаза смотрели заинтересованно. К концу повествования ее взгляд заметно потеплел. Она покачала головой, развела руками и произнесла:
— Что такое жизнь! Каждому воздастся по делам его. Ну хорошо, я расскажу, только чем оно вам поможет, не знаю. Оля пришла ко мне после восьмого класса. Конкурс у нас всегда очень приличный, да и тогда был немаленький. Она уверенно победила. Девочка всегда знала, чего хочет, и добивалась своего легко. Божественно красива, талантлива. Она умела кружить головы мужчинам, даже не осознавая того, что творит. По ней сходили с ума, а она была еще ребенком. Приходила ко мне, спрашивала: что, зачем и почему. Оля была хорошей девочкой, пока не случился тот скандал с ее отцом.
— Так ее родители живы?! И где они? Здесь, в Питере?
— Давайте по порядку. — Лидия Александровна замолчала ненадолго, задумавшись, и продолжила: — Отец растил дочь один, баловал сильно. Ольга не нуждалась ни в чем, он по мере сил пытался заменить ей мать. Не скажу, насколько преуспел, должность при Союзе занимал не мелкую, начальник снабжения области, так что возможности были. Вещи ей дорогие, импортные покупал. Одевал как куклу. Инструмент хороший приобрел, о таком на курсе никто даже мечтать не мог. Нежности между ними не хватало, это да. Да и откуда! Музыкальную школу она окончила, живя в интернате для одаренных детей. Рассказывала, что на лето ее отец в Крым отправлял закаляться, в санатории. Сами понимаете: мужчина один да при деньгах — многие на него виды имели. Но он не женился, пока Оля маленькая была. А тут, как только ей шестнадцать исполнилось, так он ее с мачехой и познакомил… Вот такие дела. Оля ее не приняла, а отца не простила. Из дома ушла, у меня жила какое-то время. Она тогда же и с Сашей встретилась. Будущим мужем. Как он ее любил! А какой парень! Высокий, фигура настоящая мужская, в форме, подтянутый, письма каждый день писал. Так она говорила, я не видела и не читала. А она хвостом крутила. Да только знаете, молодой человек, Оля всегда знала, с кем и как можно.
— Так что отец? Где? — нетерпеливо спросил Анатолий.
— Уехал, — вздохнула Лидия Александровна. — Квартиру дочке подарил и с молодой женой эмигрировал то ли в Польшу, то ли в Чехию. Не скажу, не помню. Да правильно он сделал: чем меж двух огней маяться — лучше так.
— А Саша?
— Поженились они. Он училище бросил, не хотела она за ним по распределению. Она рассчитывала сделать карьеру, концерты играть, а он в бизнес пошел. Что дальше — не скажу. Как диплом получила и замуж вышла, так мы и не виделись. Другие ученики приходят или на афишах мелькают, а Оля — нет.
— Адрес квартиры не знаете? Подскажете? И фамилию мужа Ольги хотелось бы…
— Сейчас в записной книжке посмотрю. А вот фамилию нет. То ли Гранатов, то ли Солдатов… Военная какая-то фамилия, не помню.
— Лидия Александровна, еще у меня вопрос к вам есть. Сколько скрипка приличная стоить может?
— Смотря для чего она вам, молодой человек.
— Рита, то есть Ольга, хочет инструмент. Говорит, что нужен «немец» или «итальянец». А я так далек от этого. — Он улыбнулся. — Понимаю, что недешево, но в каких пределах? Я заработаю, конечно. Кредит возьму и куплю.
— Для начала вы должны понимать: в больших музыкальных магазинах продаются скрипки самого низкого качества, что бы вам не рассказывали продавцы. Достойная скрипка продается без смычка Смычки делают другие мастера или на особых фабриках. Главное в «старой» скрипке — это ее состояние. Бойтесь трещин. Современные тоже купить непросто. Многие мухлюют: покупают заготовки, доделывают и продают в разы дороже. Но если вы положите рядом две скрипки такого мастера, то увидите, что они абсолютно идентичны. Длина шейки, мензуры, корпуса — все один в один. Старый инструмент лучше покупать со специалистом. Договоритесь под залог полной стоимости поиграть на ней пару дней, и все будет ясно. Подходит она или нет. Повторюсь, отсутствие серьезных дефектов — это основной критерий. На верхней деке могут быть небольшие, аккуратно заклеенные трещины, они особо на звук не влияют, в отличие от повреждений нижней деки. Царапины или потертости лака неизбежны при эксплуатации и на качестве не сказываются. Если на скрипке написана известная фамилия, будьте уверены, что этот мастер ее не делал. Она «сделана по модели Страдивари (Гварнери, Штайнер и так далее)». Вы меня понимаете? — Лидия Александровна заметила растерянность Анатолия, но продолжала: — Глупо покупать скрипку дорого только потому, что она «старинная». Немецких мануфактурных скрипок конца девятнадцатого — средины двадцатого века очень много. Разница в звуке, качестве работы, выборе дерева, лака — велика. Разброс цен тоже. От тысячи до двух тысяч долларов достаточно широкий выбор инструментов. Скрипки современных известных мастеров могут стоить и тридцать тысяч, а старинные мастеровые инструменты и пятьсот и сто тысяч долларов, разумеется. В Петербурге найти что-то выдающееся можно.
— Пять-десять тысяч долларов? — Анатолий ужаснулся. Из всего сказанного он понял только это, остальное как будто на иностранном языке Лидия Александровна проговорила. Шейка, дека… — И как я смогу отличить одну скрипку от другой? Рита не помощница в этом деле. И вообще, мне очень хочется сделать ей подарок, такой, чтобы на всю жизнь. Не могли бы вы мне помочь? Побудете тем самым специалистом консультантом? Уж кто-кто, а вы в скрипках разбираетесь.
— Попробую помочь, Анатолий Сергеевич. Давайте обменяемся телефонами, и как только я что-то узнаю — сразу позвоню.
По времени Анатолий успевал съездить на Васильевский в квартиру Ольги. Вдруг он там Александра этого застанет?
Но судьба ему не улыбнулась. Квартиру он, конечно, нашел, только жили в ней совершенно посторонние для Ольги люди, въехали всего лишь год назад, да и купили ее вовсе не у Александра. Соседи двери не открыли, и Анисимов ушел ни с чем.