Из операционной Анатолий с Курдюмовым вышли только после обеда. Даже разговаривать друг с другом не было сил. Устали невероятно. В ординаторской молча сели на диван, облокотились на спинку и вытянули ноги. Со стороны казалось, что спали.
Молодой ординатор Петя появился несколько позже. На операции он присутствовал, смотрел. Пока ему даже крючки держать не доверяли, только теорию отвечать заставляли и учить так, чтоб от зубов отскакивало.
— Что там было-то? — спросил сидевший за своим столом Михайличенко. — И начали во сколько? Я думал, что сегодня в отделении один работаю. Ни отчета дежурного врача, ни сводки по отделению и приемному покою. Пришел как в пустыню.
— Что вы, там такая операция! Это ж фантастика!
— Вот чего-чего, а фантастики у нас хватает: что ни день, то фантастика. А пациенты наши такие изобретатели, только диву даешься, сколько дураков по земле ходит. Давай про операцию расскажи да чай организуй сладкий для ведущих специалистов в коматозном состоянии.
Он засмеялся в голос, довольный своей шуткой, совершенно не заботясь о том, что может разбудить коллег.
— Так дежурили мы с Олегом Александровичем, когда уже под утро привезли эту, с подозрением на инсульт. Парализовало ее. Правосторонняя гемиплегия, короче. И лицевой нерв того — разобрать, что говорит, трудно. И все б ничего, а у нее беременность двадцать четыре-двадцать пять недель. Ей все риски Олег Александрович объяснил, а она только про ребенка думает, «Сохраняйте беременность, даже если я умру» говорит. Ну вот пока ей снимок делали да анализы, я Анатолию Сергеевичу дозвонился, и он приехал. Пять с половиной часов шла операция. Так там еще гинеколог присутствовал, за ребенком следил, чтобы тот наркоз пережил.
— Идиоты! — Михайличенко только руками развел. — Ну нафиг на поводу у бабы-то идти?! Беременные ж вообще соображают плохо. И что ребенок?
— Да норм вроде. Только, представляете, никакого инсульта у нее не было, череп вскрыли, а там опухоль. Ну на том самом месте, что рентген показал.
— Матерились крепко?
— Да нет. Даже говорили мало, зато как работали! Ладно, пойду чай ставить, им точно сейчас покрепче да с сахарком нужно.
Он поднялся и побежал.
Анатолий проснулся и не понял, где он, повернул голову в сторону и увидел спящего Курдюмова. Вот тогда вспомнил все. Тело болело и не слушалось, но надо встать, определить, сколько времени спал, и пойти в реанимацию узнать состояние беременной. Почему их никто не разбудил, сразу и не понял. Ординатор Петя присутствовал в операционной, нос свой любопытный совал везде. Только операция слишком сложная, не до него. Голова просто раскалывалась, да и мышцы ныли — столько отстоять и в таком напряжении. Чайку бы.
Петя материализовался как из ниоткуда.
— Анатолий Сергеич, я вам чай с сахаром налил. Три ложки хватит?
— Покрепче сделал?
— Как вы любите, я ж выучил уже, какой чай кто из врачей пьет.
— Ты мне завтра височную кость сдавать будешь, выучил он. Олегу тоже неси, сейчас разбужу его. Ночью спали, пока дежурили?
— Да нет, не пришлось, пациентов кого привозили, а кто и своими ногами пришел. Человек тридцать с вечера приняли. Я шил кожу, представляете?
— Швы ты мне тоже сдавать будешь, надо нам вместе дежурить в следующий раз.
— Да я только за! Честное пионерское!
— Нет давно твоих пионеров, значит, и слова такого нет. В реанимации был?
— Был, она в себя еще не пришла, но живот проверила рукой правой. Так анестезиолог просил вам это сразу сказать.
Анатолий рассмеялся, выпил чаю и блаженно зажмурился. На душе светло стало, хорошо, хоть и неясен еще результат. Мало ли как отразится операция на состоянии больной в дальнейшем. Но ближайшие результаты обнадеживали.
— Вот ради таких новостей жить стоит и работать. Понял? — Анатолий внимательно смотрел на счастливого парнишку. Давно ли сам таким был? Восторженным, умеющим радоваться каждой победе.
— Что говоришь, Толь? — Олег открыл глаза.
— Рука действует у беременной.
— Рука — это хорошо, это замечательно просто. Ей обе руки с младенчиком нужны. — Курдюмов потянулся. — Давно я так не уставал. Спасибо, что приехал, Толь. Я б без тебя не справился. Теперь твой должник.
— Можно подумать, что ты на моем месте не приехал бы…
После чая оба отправились в реанимацию, а затем на крыльцо подышать свежим воздухом и покурить.
— Толь, а зачем ты в детской нейротравме дежуришь? — Спросил вдруг Олег.
— Деньги мне нужны, а что? И как узнал? — Анисимов усмехнулся.
— Благодарность тебе написали, переслали из детской главному. Тот спросил, почему у них берешь дополнительные часы, а не у нас.
— Думал не дадите. Я и так на полторы ставки.
— Толь, тебя в детстве разговаривать учили? Спросил бы — дали. Или у тебя к детям особое отношение?
— Нет, как раз мне там не кайф, поубивал бы этих непутевых родителей. Ну страна идиотов, ей-богу.
— Благодарность от какой-то Козловой была. Такую помнишь?
— Козловой? Ее забудешь…Ты знаешь, что эта коза вытворила?
— Расскажешь?
— Отчего же не рассказать. Муж подарил дамочке машинку-автомат, чтобы пеленки стирать легче было. Вот работает у нее машина, а этой стрекозе на улицу приспичило с ребенком трехмесячным, она его туго спеленала, в одеяло завернула, только чепчик и шапочку не надела, чтоб не перегрелся. Положила она сына на верхнюю крышку работающей стиралки, а сама глаза подкрашивала перед зеркалом. И тут включился отжим. Машинка неуравновешенная. От вибрации ребенка выкинуло в ванну. Результат — вдавленный перелом черепа. Ребра и все остальное цело, а вот голова… Олег, он здоровым родился, понимаешь?
— Понимаю, но башку родителям свою не поставишь. Да и не желала твоя коза такой участи своему сыну. Все ошибки совершают, только каяться поздно бывает. Моему вон сыну сегодня четырнадцать, пойду поздравлю, если на порог пустят. Что подарить — не знаю. Деньги дам, а еще? У меня девочки во втором браке, они со мной, я как домой попадаю, так их вижу и не задумываюсь над подарками, наперед знаю, что которая хочет. Разве я думал, что сын без меня расти будет?
— Вот как… Не знал, конечно. У меня не было детей в первом браке.
Анатолий достал пачку сигарет и предложил Курдюмову, понимал, что выговориться надо человеку, а некому душу излить. Жене нынешней про бывшую — не поймет, еще и ревновать начнет, как его Киса. А носить в себе и молчать тоже не дело. Проговоренная проблема решаема, а если ее внутренне крутить да перемалывать, ничего кроме пробуксовки не выйдет. А хирург должен быть свободен от всего такого, ему думать и решения принимать быстро надо, не отвлекаясь ни на что. Олег очень хороший хирург — с головой, с руками. Зря тогда на него бочку катил. Он, как заведующий, на своем месте, да и человек хороший. Курдюмов взял сигарету, затянулся.
— Понимаешь, моя бывшая считает, что я виноват в разводе. Вот если бы работа у меня была нормальная, то жили бы и жили. А так дома не ночевал, супружеские обязанности выполнял неисправно по причине усталости, мало зарабатывал, и любовницу еще мне приписала. А такому аморальному типу общаться с сыном противопоказано. Представляешь, в суде заявила: «При такой работе ты и пить скоро начнешь! Какой из тебя отец?» Это все оттого, что к медицине она никакого отношения не имела. А ведь пока учился, жили душа в душу, на шестом курсе проблемы появились. Потом я работал сутки через сутки в больнице, а то и двое через сутки. То есть в месяце дома я бывал десять ночей. Думаешь, она понимала, насколько я устал? Ей то в гости, то в кино, то в театр. Я уснул как-то на спектакле, так скандал она мне, знаешь, какой закатила. Типа я чурбан неотесанный, позорю ее только. Толя, я люблю театр. Но чтобы вникнуть в то, что происходит на сцене, надо выспаться, а в филармонии на концерте не думать, как там твой послеоперационный больной в реанимации. У нас же время иначе движется, не как у людей. Глянул в окно стационара, а там снег, зато когда в следующий раз посмотрел — лето уже на исходе. Я привык, что на меня обижаются все друзья, потому что или не приходишь на встречи, на которые тебя зовут, или приходишь и тихо засыпаешь в уголочке. И все — все, кто не понимает, осуждает, смеется над тобой, уходят из твоей жизни. Около тебя остаются только такие же, как ты, медработники. Они понимают твой график, твои шутки, твой цинизм, понимают, когда ты не берешь трубку домашнего или просишь перезвонить, потому что отдыхаешь, ты лечишь своих детей по телефону, и уроки проверяешь так же. Иногда бросить все хочется и с дочками рвануть на природу, показать, рассказать. Книжки обсудить, в кино сводить их, чтоб не с бабушками они росли, а со мной, понимаешь?
— Конечно понимаю. Только говоришь ты все время, что дочки с тобой бы пошли. А жену, мать их, вы с собой не возьмете?
— Ее возьмешь, как же! У нее ж то роды, то кесарево. Ты думаешь, она из своего роддома вылезает? Кстати, мать твоя говорила, что в школе стихи писал. Сейчас пишешь?
— Что, стенгазету выпускать некому, так ты на меня повесить это решил? Я пока дома жил, всю библиотеку родительскую прочел, а многое и не по одному разу. Знатная библиотека у них. Редко у кого такую встретишь. Прошлое — прошлому. У меня первая жена врачом была, и общность интересов имелась по работе так точно, а жизни без любви не получилось…
— А сейчас? С этой у тебя нормально?
Анисимов заметил тень сочувствия, мелькнувшую во взгляде Олега.
— Ребенка ждем. Или ты про амнезию? Вспоминать она стала, фрагментарно, но уже хлеб. Я даже личность ее установил. Осталось найти семью, оформить развод, восстановить документы. Чтобы по-человечески все и законно. Я ложь не люблю, а тут… — Он замолчал. Поднял глаза на Олега. — Ну что ты так смотришь? Не надо мне сочувствовать. Все ж хорошо.
— Толь, если ты с ней счастлив, то все действительно хорошо. Но счастливым ты, мой друг, не выглядишь.
Олег выкинул бычок в урну, похлопал Анисимова по плечу и произнес:
— Пошли в отделение. Нас ждут великие дела.
— Сейчас приду, я быстро, в прозектуру мне нужно, срочно. Минут двадцать, и я на месте.
Курдюмов пожал плечами и вошел в приемное отделение.
Анисимов же поймал себя на мысли, что разгадка его Риты была всегда очень близко от него. Только он ее не видел или же упускал из виду. Прозектура! Вот где была вся необходимая информация. О чем он думал столько времени! Мог же сразу по свежим следам узнать. Ту, которая поступила вместе с его Ритой-Ольгой, кто-то забрал и похоронил. Есть адрес. В прозектуре есть адрес.
Конечно, и эта ниточка может быть ложной, но чем черт не шутит.