Я сняла с себя одежду, превратившуюся за время заточения в кладовке в зачуханное тряпье, и с наслаждением опустилась в воду. Температура была как раз та, что нужно для моих затекших мышц. "Знает, ублюдок, что женщине нужно" — против воли одобрила я старания блондина. "Значит и верзилам сможет угодить" — пришла я затем к кровожадному выводу.
Лежа в ванной я вздыхала и всей душой верила, что вот-вот, еще секунда, и послышится шум борьбы, дверь откроется от удара ноги, и Егор на руках вынесет меня отсюда.
— Время вышло! — пролаял из-за двери Машков-младший, а я обреченно подумала, что шум все-таки послышался, но не тот, о котором я молила.
Вытащив пробку, я встала посреди ванны и принялась вытираться любезно предоставленным полотенцем. Все тело налилось свинцовой тяжестью и весило как будто тонны три, а руки еле шевелились, миллиметр за миллиметром вытирая влажную кожу.
— Готова? — еще раз бухнул в дверь блондин.
— Еще минуту. — ответила я на удивление хриплым голосом.
Не спеша я бросила полотенце на пол и, перешагнув через борт ванны, встала мокрыми ногами на пушистую материю. Вчерашнюю одежду надевать было слегка противно. "Ничего, совсем скоро будет уже все равно" — грустно хмыкнула я. Мокрые волосы скручивать в пучок и как-то прятать лысину я не стала, а просто откинула потемневшие от воды пряди за спину.
Дверь открылась, и в проеме показалось предельно сосредоточенно лицо Машкова-младшего. Вот уж у кого на редкость мерзкая рожа!
— Идем. — кратко приказал он мне, а я поняла, что не в состоянии сделать и шага.
То же самое понял и блондин, потому как, вздохнув, сделал несколько резких шагов и оказался прямо напротив меня.
— Давай без глупостей. — предупредил он, дернул меня за локоть и поволок на выход.
Я плелась за ним, не особо беспокоясь о том, чтобы вовремя переставлять ноги, то и дело спотыкаясь и пропуская мимо ушей все красочные эпитеты, которыми бандит меня награждал. Со стороны я скорее походила на безвольную марионетку, которая не торопится исполнить то, что приказывает кукловод. В конце концов блондин устал меня буксировать и взвалил на плечо. Я болталась как мешок известно с чем и даже не делала попыток ему помешать. С удивлением я обнаружила, что с моего лица что-то мерно капает на джинсы блондина. Поднеся непослушную руку к глазам, я поняла, что тихо плачу. А руки оказывается сотрясает мелкая дрожь. Чтобы отрешиться от происходящего ужаса я прикрыла глаза и стала мысленно просить прощения у всех, кого смогла вспомнить.
Несколько мимолетных мгновений, и я опять прикована возле окна недалеко от "царскоподобной" кушетки и ее обитателя. Машков с одержимостью, равной по силе которой я в жизни не встречала, не моргая смотрит на меня. Я чувствую себя добычей сумасшедшего ученого, а в окне загорается как будто в насмешку над тем, что меня ожидает, кроваво-красный закат. Мои руки все также неимоверно трясутся, так что приходится зажать их между коленей. В животе все свернулось тугим узлом, заставляя согнуться чуть ли не пополам. Деликатесы, скормленные мне несколько часов назад, с невероятной силой просятся обратно, но я борюсь изо всех сил. Еще не хватало выблевать содержимое желудка себе на колени. Если б рядом стоял один из ублюдков, тогда пожалуйста…
— Ну вот и все! — торжественно произнес дедуля и взял со стола голубой пузырек, похожий на те, в которых парфюмеры хранят эфирные масла. Оглядев его и откупорив крышку, он принюхался к содержимому, блаженно закрыл глаза, будто оттуда на самом деле дивно пахло, и продолжил: — Еще пара минут в запасе… Прекрасный вечер я выбрал, чтобы покинуть этот мир, не так ли? Никогда не был тем, кто покорно ждет, когда кто-то или что-то решит его судьбу. Всю жизнь выбирал свой путь сам, и, как видите, смог преуспеть и добиться успеха. Да, я многого достиг, но уходить мне отнюдь не жаль: мое дело будет жить в надежных руках сына, а дочь будет отомщена и душа ее наконец упокоится с миром…
Прямо на моих глазах разворачивался какой-то театр абсурда, на главную роль в котором я согласия не давала и вряд ли бы когда-нибудь дала. Блондин стоял по левую руку от отца и безмолвно разглядывал пол. Машков старший встрепенулся, выдохнул и одним движением опрокинул в себя содержимое пузырька.
— Пора. — кивнул он сыну и блаженно улыбаясь развалился на кушетке.
Машков-младший схватил стоявшую в углу канистру, на которую я поначалу не обратила внимания, и отвинтил крышку. В нос ударил резкий запах чего-то горючего. Блондин принялся методично поливать пространство вокруг меня. Когда он приблизился вплотную, я выпрямилась, схватила его свободной рукой за рубашку и прошептала:
— Пожалуйста, не надо. — я с мольбой уставилась в его глаза, призывая, пока еще не поздно, очнуться и передумать.
— Заткнись. — процедил он сквозь зубы и вырвался из моей хватки. Не удивлюсь, если бы в тот момент в моей руке остался клок ткани — с такой силой я в него вцепилась.
Меня затрясло еще сильнее. Чтобы не заголосить как деревенская баба, пришлось кусать до крови собственный кулак. От металлического привкуса во рту меня замутило еще сильнее, и недавний ужин все-таки вышел на свободу. Благо я успела раздвинуть колени. Похоже последнее, что я запомню, будут брызги собственной рвоты на парадных туфлях. Ох, не зря сведущие люди в гостях у врагов не едят…
У соседнего окна раздался звук чиркающей спички, и блондин картинным жестом кинул ее аккурат на занавеску. А затем без слов покинул помещение, прикрыв за собой дверь. Дедуля к тому времени валялся уже без сознания, и я была единственная, кто смотрел, как занимается пламя, пожирая римские шторы, переходя на мебель, до которой было способно дотянуться, как чернеет наборный паркет, и как дым стелется под потолком.
Искусанный в мясо кулак уже не помогал, и я принялась орать во все горло и биться в наручнике, точно зверь, волею судьбы попавший в силки. Последним воспоминанием перед тем, как нырнуть в пустоту, стал странный шум за дверью.
Первым делом пришло понимание того, что я лежу. Глаза открываться категорически не желали, но я старалась вернуть над ними контроль. Спустя пару неудачных попыток я все-таки смогла приподнять веки, но добилась лишь того, что черный фон сменился мутно-белым. Пришлось вяло моргать до тех пор, пока сквозь вязкую пелену не начали проступать бесформенные пятна. Еще несколько минут ушло на то, чтобы окончательно проморгаться и осмотреться вокруг. Голова шевелиться не хотела, так что пришлось водить глазами по сторонам, жадно вбирая в себя детали окружающей обстановки. Итак, все, что я смогла охватить взглядом, это: белый потолок, светло-бежевые стены и занавешенное бирюзовой офисной занавеской пластиковое окно. Меня тут же передернуло: ненавижу занавески!
В этот самый момент сокрушительным потоком нахлынули воспоминания. Радовало одно — на "мир иной" казенная обстановочка походила слабо, так что скорее всего находилась я в больнице. От осознания случившегося я невольно сглотнула и тут же чуть не лишилась сознания: боль в горле оказалась невыносимой. Правая рука шевелилась с трудом, поэтому ощупывать себя пришлось левой. Выглядела обычно ухоженная конечность жутковато: опухшая, вся в синяках и царапинах, местами даже заклеена белым хирургическим пластырем. Похоже именно эту руку я пихала в свой рот от отчаяния.
Так, голова вроде бы без повязок, но с какой-то пластмассовой хренью на весь нос и рот. "Кислород мне что ли подают?" Волосы на месте (по ощущениям — и свои, и заимствованные), на теле ничего лишнего не обнаружила, ноги слава Богу шевелятся, на правом запястье повязка, из вены торчит катетер. Чуть ниже пояса из-под одеяла выглядывает полупрозрачная трубка.
"Серьезно? Я что, настолько плоха?" — думать о грядущем периоде восстановления с медицинской уткой в придачу не хотелось, и я прикрыла глаза: пожалуй, не ошибусь, если подумаю об этом позже.
Не знаю, как долго я так пролежала, прокручивая в уме события, чуть не ставшие для меня роковыми, но при звуке открывающейся двери пришлось от собственных воспоминаний, больше походящих на кадры фильма ужасов, отвлечься. Меня поприветствовал дядька в голубой униформе с добродушным лицом и пышной бородой цвета соли с перцем. Столь густая растительность — мечта любого современного юноши, желающего придать собственному облику брутальности. Но не думаю, что в случае доктора, то была дань моде. За спиной "бородача" маячили Егор и Леха с осунувшимися лицами. А я про себя присвистнула: "это ж если у них видок такой потрепаный, на что же я тогда похожа?"
— Добрый день, Мария Аркадьевна. На данный момент вы находитесь в ожоговом центре. Меня зовут Михаил Андреевич, и я ваш лечащий врач. Как вы себя чувствуете? — заговорил мужчина, переключая все мое внимание на себя.
Я постаралась ответить как можно более честно, но после длительной отключки оценить собственное состояние было затруднительно, тем более лежа.
— Эмм, правая рука болит, горло болит, ноги шевелятся. — выдала я охрипшим голосом все, что смогла. Маска мешала говорить, и доктор ее убрал. — А вообще это я у вас спросить хотела, насколько все плохо. — капризные нотки, проскользнувшие сами собой, заставили печально вздохнуть.
— Ну что вы, Мария Аркадьевна, у вас наоборот все очень даже хорошо. — с добродушной улыбкой ободрил меня доктор и похлопал по бедру, скрытому под больничным одеялом. — На ногах ожоги второй степени, площадь относительно небольшая, так что операция в таких случаях не требуется. Дыму вы наглотались порядочно, отсюда и маска. — кивнул он на отложенное в сторону приспособление. — Что касается правой руки, на особо глубокие порезы, не связанные с ожогами, пришлось наложить швы, отсюда и боль. Так что пару дней у нас побудете под присмотром, а потом мы сможем вас выписать.
— А это? — хмуро кивнула я на мочевыводящий катетер, будучи не в силах произнести при мужчинах унизительное название вслух.
— Ну вы же без сознания были. — с улыбкой пояснил Михаил Андреевич. — Теперь он вам не нужен, сестра придет, уберет. Еще вопросы?
— Да, а я могу ходить? — задала я стандартный вопрос, хотя на самом деле меня так и подмывало спросить, как в старом анекдоте, смогу ли я теперь играть на скрипке.
— Стопы не пострадали, так что да, с поддержкой и понемногу можете начинать. — не дождавшись новых вопросов, мужчина захлопнул пухлую папку с историей болезни и, попрощавшись, вышел, оставив нас в палате втроем.
— Отлично выглядишь. — поприветствовал меня Леха и приобнял настолько осторожно, словно чуть большего усилия мои кости бы не выдержали и осыпались прахом на ковер.
— Ну-ну. — хмыкнула я. Тем не менее заведомо ложному комплименту улыбнулась.
У Егора же пока слов не нашлось, и он просто молча разглядывал меня, аккуратно заключив лицо в свои ладони. Наверняка про себя думал, на кой ему такая проблемная невеста. Кисти у него оказались забинтованы, так что не я одна пострадала.
— Как ты? — наконец хрипло спросил он.
— На троечку. — попыталась я отшутиться, на что Соболев покачал головой.
— Маша…
От необходимости расписывать в красках, что где болит, меня освободила вошедшая медсестра. Выгнав мужчин за дверь, она споро избавила мой организм от катетера, отсоединила капельницу и поинтересовалась не желаю ли я перекусить. Почему-то захотелось теплого чая и булочку. Такую сдобную и с ванилью. Девушка пообещала принести, вот это я понимаю сервис!
Предвкушение скорой трапезы воодушевило и придало сил, так что вошедших с разрешения медсестры обратно мужчин я закидала вопросами.
Оказалось, в горящей комнате я провела совсем не много времени, так как мужчины с подмогой подоспели вовремя. Единственное затруднение возникло с наручником, но ключи быстро нашлись у не успевшего далеко уйти блондина. Так же меня спасло то, что я быстро свалилась на пол. А мокрые после купания волосы, накрывшие лицо как покрывало, не дали наглотаться дыма с летальным исходом.
Я в свою очередь рассказала обо всем, что узнала дома у Машкова.
— Значит все-таки месть. — покивал в такт своим мыслям Леха.
— Для старшего месть, — подтвердила я, — а для младшего — способ доказать, что достоин стать во главе папашкиной организации.
— Долбанутая семейка. — припечатал Соболев.
— Егор, скажи, ты правда бросил беременную Эльвиру? — вопрос я задавала нервно, уставившись на собственную грудь, будучи не в силах посмотреть в глаза мужчине. Хоть я и верила изо всех сил, что Егор так подло поступить не мог, но червячок сомнения все же имел место быть.
— Бросил. — подтвердил Соболев. — Если пару "раз" можно назвать отношениями. Элька была не из тех, кто встречается с кем-то одним. Так что чей был ребенок — большой вопрос, но уж точно не мой. Мы в одной компании тогда были: тусовки, выпивка, легкие наркотики. Я быстро понял к чему все идет и взялся за ум, учиться начал. А Элька так и осталась в том болоте, и ни к чему хорошему ее это не привело. — закончил Егор, а я с облегчением выдохнула: то, что на деле все оказалось не так грязно, как следовало со слов Машкова, по крайней мере для Егора, не могло не порадовать.
— Фууух. — выдохнула я и шутливо отерла лоб.
— Отлего? — тепло улыбнулся жених.
— Еще как. Только вот получается, что я опять ни за что пострадала.
Соболев принялся скрипеть зубами, а Леха предостерег:
— Не сыпь ты ему соль на рану. Он еще от прошлого раза не оправился.
Мгновение мы сидели в тишине, а потом разразились дружным хохотом. Медсестра принесла обещанный чай и булочки и с недоумением осмотрела нашу буйную компанию. Выпечка показалась мне столь вкусной и ароматной, что я вгрызалась в сдобу с той же жадностью, что и крокодил к кусок мяса — в смысле, добытое фиг отнимешь! Чай так и остался стоять не тронутым. Мужчины хоть и выказывали явную заинтересованность булками, делиться тактично не просили, а я предпочла их интерес не замечать и справилась с произведениями местной столовки собственными силами. Похоже сильнейший стресс выкачал из организма все углеводы, и теперь я нуждалась в новом запасе.
Набив желудок под завязку, я с чувством выполненного долга откинулась на слишком уж удобные для больничной койки подушки и сделала приятный вывод, что палата у меня платная. Как и врач, скорее всего.
— А что у тебя с руками? — блаженно прикрыв глаза, обратилась я к Егору.
— Немного пострадали от пожара.
— И от лица Машкова-младшего. — с усмешкой добавил Леха.
— Ты что, его бил? — округлила я глаза. Хотя чему тут было удивляться: отпускать обидчиков с миром — совсем не в Соболевском характере.
Егор молча закатил глаза, а Петров ухмыльнулся:
— Во всяком случае есть теперь он сможет только через трубочку.
Я довольно улыбнулась.
— Вот бы его еще на зоне отпетушили. — мечтательно протянула я, будто говорила о поездке на море. Но испытывать сочувствие или хотя бы безразличие к человеку, собравшемуся сжечь меня заживо, я оказалась не способна.
— Ну и лексика, товарищ искусствовед. — покачал головой Соболев, но по смешинкам в его глазах могу сказать, что осуждать меня жених не собирался.
— Откуда в тебе столько кровожадности? — уважительно изрек Леха.
— Не я такая, жизнь такая. — отделалась я расхожей фразой и мы снова рассмеялись.
На этой радостной ноте Леха предпочел нас покинуть и отправился общаться с полицией, многообещающая встреча с которой мне еще только предстояла. Но пока, пользуясь собственным бедственным положением, я приближать эту встречу не стремилась.