- Однако отощал ты в гостях, - добродушно посмеиваясь, сказал Фомин.
Икая от пресыщения, Григорий буркнул:
- Жил-то не у тещи.
- Оно и видно. Ешь дюжей, наедайся, сколько влезет. Мы хозяева не скупые.
- Спасибо. Вот покурить бы зараз... - Григорий взял предложенную ему папиросу, подошел к стоявшему на лавке чугуну и, отодвинув деревянный кружок, зачерпнул воды. Она была студеная и слегка солоноватая на вкус. Опьяневший от еды, Григорий с жадностью выпил две большие кружки воды, после этого с наслаждением закурил.
- Казаки нас не дюже привечают, - продолжал рассказывать Фомин, подсаживаясь к Григорию. - Нашарахали их в прошлом году во время восстания... Однако добровольцы есть. Человек сорок вступило. Но нам не это требуется. Нам надо весь округ поднять, да чтобы и соседние округа, Хоперский и Усть-Медведицкий, подсобили. Вот тогда мы потолкуем по душам с Советской властью!
За столом шел громкий разговор. Григорий слушал Фомина, украдкой посматривая на его сподвижников. Ни одного знакомого лица! Он все еще не верил Фомину, думал, что тот лукавит, и из осторожности молчал. Но и молчать все время - тоже было нельзя.
- Ежели ты это, товарищ Фомин, всурьез говоришь - чего же вы хотите? Новую войну подымать? - спросил он, силясь отогнать навалившуюся на него сонливость.
- Я уже тебе об этом сказал.
- Власть сменять?
- Да.
- А какую же ставить?
- Свою, казачью!
- Атаманов?
- Ну, об атаманах трошки погодим гутарить. Какую власть народ выберет, такую и поставим. Но это - дело не скорое, да я и не секу насчет политики. Я - военный человек, мое дело - уничтожить комиссаров и коммунистов, а насчет власти - это тебе Капарин, мой начальник штаба, расскажет. Он у меня голова насчет этого. Башковитый человек, грамотный. - Фомин наклонился к Григорию, шепнул: - Бывший штабс-капитан царской армии. Умница парень! Он зараз спит в горнице, что-то прихворнул, должно, с непривычки: переходы делаем большие.
В сенях послышались шум, топот ног, стон, сдержанная возня и приглушенный крик: "Дай ему в душу!" За столом разом смолкли разговоры. Фомин настороженно глянул на дверь. Кто-то рывком распахнул ее. Низом хлынул в комнату белый всклубившийся пар. Высокий человек без шапки, в стеганой защитной теплушке и седых валенках, от звучного удара в спину клонясь вперед, сделал несколько стремительных спотыкающихся шагов и сильно ударился плечом о выступ печи. Из сеней кто-то весело крикнул, перед тем как захлопнуть дверь:
- Возьмите ишо одного!
Фомин встал, поправил на гимнастерке пояс.
- Ты кто такой? - властно спросил он.
Человек в теплушке, задыхаясь, провел рукой по волосам, попробовал шевельнуть лопатками и сморщился от боли. Его ударили в позвоночник чем-то тяжелым, видимо - прикладом.
- Чего же молчишь? Язык отнялся? Кто такой, спрашиваю.
- Красноармеец.
- Какой части?
- Двенадцатого продовольственного полка.
- А-а, это - находка! - улыбаясь, проговорил один из сидевших за столом.
Фомин продолжал допрос:
- Что ты тут делал?
- Заградительный отряд... нас послали...
- Понятно. Сколько вас было тут в хуторе?
- Четырнадцать человек.
- Где остальные?
Красноармеец помолчал и с усилием разжал губы. В горле его что-то заклокотало, из левого угла рта потекла на подбородок тоненькая струйка крови. Он вытер губы рукой, посмотрел на ладонь и вытер ее о штаны.
- Эта сволочь... ваша... - глотая кровь, заговорил он булькающим голосом, - легкие мне отбил...
- Не робь! Вылечим! - насмешливо сказал приземистый казак, вставая из-за стола, подмигивая остальным.
- Где остальные? - вторично спросил Фомин.
- Уехали в Еланскую с обозом.
- Ты откуда? Каких краев рожак?
Красноармеец взглянул на Фомина лихорадочно блестящими голубыми глазами, выплюнул под ноги сгусток крови и ответил уже чистым звучным баском:
- Псковской губернии.
- Псковский, московский... слыхали про таких... - насмешливо сказал Фомин. - Далеко ты, парень, забрался за чужим хлебом... Ну, кончен разговор? Что же нам с тобой делать, а?
- Надо меня отпустить.
- Простой ты, парень... А может, и на самом деле отпустим его, ребята? Вы - как? - Фомин повернулся к сидевшим за столом, посмеиваясь в усы.
Григорий, внимательно наблюдавший за всем происходившим, увидел сдержанные понимающие улыбки на бурых обветренных лицах.
- Нехай у нас послужит месяца два, а тогда пустим его домой, к бабе, сказ-ал один из фоминцев.
- Может, и взаправди послужишь у нас? - спросил Фомин, тщетно силясь скрыть улыбку. - Коня тебе дадим, седло, заместо валенок - новые сапоги с дутыми голенищами... Плохо вас снабжают ваши командиры. Разве это обувка? На базу ростепель, а ты в валенках. Поступай к нам, а?
- Он - мужик, он верхом сроду не ездил, - юродствуя, притворно тонким голосом прошепелявил один из казаков.
Красноармеец молчал. Он прислонился спиной к печи, оглядывая всех посветлевшими ясными глазами. Время от времени он морщился от боли и слегка приоткрывал рот, когда ему было трудно дышать.
- Остаешься у нас или как? - переспросил Фомин.
- А вы кто такие есть?