Так и закончилась моя короткая морская прогулка. Нехваткой времени матросы не страдали. Ухмыляясь в бороды, неторопливо развернули посудину и поплыли обратно — водворять на место строптивую девицу. Я изливала им литры слез, но какое дело занятым работникам до несчастной беглянки? Она пригодна только для одного, а это удовольствие запрещено уставом и сильно карается. Поэтому меня не лапали. Да и внешний вид мой не способствовал азартным любовным играм — представляю, на кого я была похожа…
Громада замка вырастала, словно айсберг из тумана. Катер медленно разворачивался правым бортом. Старые кошмары возвращались, не успев порядком отдалиться.
— Ну покеда, крошка, — хлопнул меня по заднице капитан. — Не грусти, расслабься. Мы бы охотно тебе помогли, но, знаешь, трахать баб в рабочее время запрещено, так что развлекайся сама.
Одно лишь утешение: эти ухмыляющиеся нелюди не обшарили мои карманы. Они грубовато сгрузили меня на берег и препроводили, звонко плачущую, на террасу. Я им почти не оказывала противодействия. Когда закончились слезы, я стала приходить в себя. И обнаружила, что стою посреди террасы. За спиной усиливается шторм, заглушает рев мотора, из окна третьего этажа приветливо машет Бригов, а навстречу выходит Эльза, застегивая курточку.
— Вы гуляли, Вера? — Она с интересом посмотрела на мое заплаканное лицо. Я машинально кивнула — гуляла.
— А я вот тоже хочу прогуляться, — сказала Эльза. — Полагаю к морю спуститься. Там не сильно штормит?
— Кому как. — Я шмыгнула носом.
— Не хотите со мной пройтись?
Я передернула плечами — с чего бы? Обошла ее, такую заинтересованную, и вошла в замок. Я должна была прилечь — ноги подкашивались…
Но едва я упала на кровать, как меня вновь захлестнуло отчаяние. Я должна была чем-то себя занять, иначе захлебнусь в невыносимой тоске. Я вынула из куртки капкан Мостового и принялась его разглядывать. «Made in UK. Corp. Forrest Lowdy» — гласила гравировка на стальном корпусе. Интересно, остались ли у меня силы? Я попробовала развести в стороны зубастые скобы. В лежачем положении не удалось. Я уселась на край кровати и сделала вторую попытку. Капкан частично разъехался, соорудив хищный оскал. Я вернула зубы в исходное положение, взялась поудобнее за специально предназначенные выступы и что есть силы развернула стальные дуги. Сработала защелка. Получилась «розочка». На первый взгляд весьма симпатичная. Надо ее протестировать, подумала я. Аккуратно положила «розочку» на пол, взяла пачку сигарет, подняла ее над тонкой пластиной, предназначенной для размещения приманки, и медленно разжала пальцы. Чувствительность у приспособления была великолепной: оно аж подпрыгнуло, весело звякнув. Зубья впились в пачку, как крокодил в газель, почти разодрав ее пополам. Бедная шиншилла, можно представить ее мучения… Получив удовольствие от проведенного эксперимента, я вынула из капкана испорченные сигареты, запнула их под кровать, а капкан убрала обратно в карман. Словно чуяла необходимость срочно прятать концы — в дверь громко постучали.
— Не стесняйтесь, — вздохнула я.
Вошел Бригов. Как всегда опрятный и культурный. Сначала он посмотрел на меня, затем окинул внимательным взглядом комнату. Поводив глазами, состряпал серьезное лицо и впился в мой бледный силуэт, сидящий на кровати.
— Что за шум? — спросил он.
— Разве? — удивилась я. — А что за шум?
— Зазвенело, — пробормотал Бригов. — Или показалось?
— Знаете, Вадим, мне тоже показалось, — призналась я. — Но вряд ли это было здесь. Вот за стенкой — пожалуй. Или еще лучше — на улице… Вы пришли ко мне с приветом?
Он не стал отвечать. Подошел к окну. Выглянул на террасу. Пожав плечами, обернулся. Внимательно осмотрел мой кавардак на столе, сдвинутую скатерть. Заложив руки за спину, прошелся до двери. Затем вернулся. Притормозил на середине комнаты.
— А вы импульсивная особа, Вера Владимировна. Зачем вы поступаете так невзвешенно? Полюбуйтесь на себя — у вас видок, как будто вы вернулись с каторги. Пожалейте себя, неужели так трудно понять, что попали вы безвыходно?
Я не стала ему убедительно аргументировать, что была уже на полпути к свободе, а погорела по собственной лени. Могла бы и спрятаться. Я презрительно молчала. История не терпит сослагательного наклонения.
— Через час прибудут «уборщики», — не замечая моего презрения, сообщил Бригов. — Будут снимать аппаратуру и приводить здание в порядок. Мы уедем вместе с ними. Не возражаете, если я вас часок покараулю?
Он взглянул на часы, прикидывая, как долго ему со мной мучиться. Я тоже подняла руку. Двадцать минут первого. Быстро же пролетело это беспокойное утро.
— А есть ли суровая необходимость, Вадим? Если вы уверены, что у меня нет шанса…
— Не было, строптивая вы наша, — показал зубы Бригов. — Не было у вас шанса. А теперь есть. Дело в том, что пятью минутами ранее мы сняли охрану с перешейка. Игра, как видите, окончена, опасный груз отправлен, нерационально так долго держать людей из-за одного человека…
От него не укрылось еле заметное движение с моей стороны. Нахмурившись, он сунул руку в карман. А когда вынул, в ней лежал небольшой черный пистолет. Я совершила второе еле заметное движение.
— А вот этого не надо, Вера Владимировна, — осклабился Бригов. — Ваши отношения с Фортуной мне давно известны — они не очень приветливы. Вы невезучий человек. Поэтому давайте без глупостей. Если не хотите, конечно, быть привязанной к батарее.
Мы молчали несколько минут. Что я могла ему противопоставить? Капкан в «брюшном» кармане? Фотокамеру — в другом? Уничтожить словом и добиться морального превосходства?
— Что со мной будет? — спросила я.
Он подчеркнуто безразлично пожал плечами:
— Не ко мне, Вера Владимировна. Вашу судьбу решают компетентные люди. А моя задача — посадить вас в большую красивую машину и под прикрытием другой большой красивой машины довезти до Скегнесса.
— А там?
— А далее — по обстоятельствам. — Бригов тактично помялся. — Поживем, увидим, Вера Владимировна.
— То есть шансов у меня негусто, — пробормотала я. — Существует серьезное опасение, что я могу не доехать до Скегнесса, верно, Вадим?
Он опять пожал плечами. У господина Бригова были широкие мужественные плечи — просто созданные природой для того, чтобы ими пожимать.
Что-то трудно мне стало поглощать кислород. Такое ощущение, что из огромного зала его со свистом выдувает.
— Вам нехорошо? — озаботился Бригов. — Если хотите, я могу связаться с дворецким, он принесет аптечку.
— Не надо. — Я провела ладонью по внезапно взопревшему лбу. — Но хорошего, определенно, мало. Мне на улицу нужно, Вадим. К морю хочу. К ветру. Нельзя это решить?
Перед глазами проплыла бухточка, в которой я купалась пятничным утром. Там откосина что надо. Вот кабы я смогла заманить туда Бригова и столкнуть с обрыва…
— Хорошо, — понятливо кивнул Бригов, — можем прогуляться. Свежий воздух лечит все болезни. Но учтите, выйти из комнаты вы сможете только при условии, если наденете вот это. Называется «нежность». — Он вынул из кармана пиджака тонкие изящные наручники и, зацепив их за кончик пальца, принялся небрежно покачивать. — Прошу вас, Вера Владимировна.
Мир завертелся у меня перед глазами. В вихре исчезло все: Бригов посреди комнаты, убогие стены с отставшей штукатуркой… Остались только хрупкие искрящиеся браслетики, совершающие издевательские покачивания.
— Не хочу причинять вам беспокойство, — долетел сквозь эту круговерть голос моего мучителя, — но вы должны меня понять…
— Хорошо… — услышала я свой голос. — Бог накажет вас, Бригов, за ваши грехи. Надевайте на меня эту… вашу «нежность». Нет, постойте. Дайте я хоть приведу себя в порядок.
Мне нужно причесаться и сменить кое-что из одежды. Кислый запах мешковины прочно въелся в мою джинсу. Я оперлась ладонями в кровать и попыталась приподняться.
А Бригов, напротив, предпочел присесть. Ему надоело торчать истуканом посреди комнаты. Продолжая использовать мой бледный абрис в качестве мишени, он присел на уголок стола.
Как раз туда, где не было ножки.
Испуг промелькнул в его глазах, когда столешница ушла из-под задницы. Он не успел среагировать и принять решение. Все случилось моментально. Столешница вздыбилась, задрав ножки стола. Первыми от Бритова отделились браслетики, затем пистолет. Он рухнул, не найдя опоры. Собрался вскочить, дабы не выглядеть полным идиотом, но тут его по затылку треснула моя сумка. Он вскрикнул, начал барахтаться. А я опять протянула резину, обалдев от неожиданности. Пока проморгалась, пока наполнила свое тело энергией, сориентировалась…
Он бросился к пистолету, который упал совсем рядом. Я метнулась наперерез. Отвела ногу, чтобы пнуть его со всей силы — не по голове, так по руке. Но слишком тяжела была нога — я попала в пистолет, шаркнув по полу! — за какой-то миг до того, как он успел его схватить. С резким стуком кусочек металла понесся в другой конец зала — под окно. Явная ошибка. Но и Бригов совершил не меньшую ошибку. Он тоже не разобрался. Вместо того чтобы хватать меня и бросать на пол — уязвимую, выплеснувшую из себя всю энергию, — он метнулся к окну за пистолетом. Опередить его я бы уже не успела — он отбросит меня своей массой. Поэтому я совершила единственное, что могла: упала на колени, сунула руку под кровать и нащупала ножку от стола. Сама же ее туда поместила…
Он уже хватал пистолет и поднимался с колен, злорадно ухмыляясь, когда я что есть мочи швырнула в него эту дубинку! Ножка дважды обернулась в воздухе — я увидела объятые ужасом глаза Бригова; он выставил вперед руку, защищая лицо. Куда там!..
Контакта Бригова с дубиной я уже не видела. Слышала только зычный удар, сопровождаемый воплем боли. Я уже мчалась с высокого старта по направлению к двери. Чуть замешкалась, забыв, в какую сторону она отворяется. Выбежала в коридор, сделав вираж вокруг колонны. Разворачиваться поздно — я помчалась к северной лестнице, понимая, что тем самым совершаю новую ошибку. Впрочем, ладно, пробьюсь через кухню. Пока дворецкий будет соображать, что да по какому праву…
Я неслась быстрее мысли, быстрее всех собственных, когда-то установленных достижений. На корпус опережая джинсовую курточку…
Но все равно я оказалась величайшим в истории тормозом. Не успела добежать до лестницы, как сзади хлопнула дверь и раздался искаженный болью вопль:
— Стоять!
Хлопнул выстрел. Вероятно, он промазал, поскольку я продолжала бежать. Я вынеслась на лестницу и, рискуя свернуть себе шею, запрыгала через три ступени. Из-за поворота нарисовалась мирно поднимающаяся Жанна. Хотя, возможно, она уже не поднималась, а стояла, встревоженная выстрелом. Посторониться она не успела — пыталась, но куда там, резвее надо быть, боец… — я пробила ее, как таран крепостные ворота. Она отлетела к стене с воплем:
— Ты че, дура, обалдела?!
А я не знала, что мы уже на «ты». Ничего, у Жанны хватит денег на врачей. Не сбавляя скорости, я слетела к подножию лестницы. Куда бежать, я заранее определилась — через кухню. Если там дворецкий, то это его проблемы. Но я опять непростительно замешкалась. Дворецкий находился не на кухне, а рядом с кухней! Эта каланча со стеной не сольется. В руке у него был пистолет! А-ахрененно! Еще один стоокий Аргус! Почему я упустила из вида? — ведь это одна шайка-лейка…
На мое счастье, он еще не успел сориентироваться в обстановке — слышал звон, да не понял… Стоял растерянный, прочищая мозги. Новый вираж, и я помчалась к выходу на террасу. Но мое счастье длилось отчаянно мало. По южной лестнице уже падал Бригов! Я опережала его на жалкие метры, то есть выскочить на террасу я могла первой. А толку-то? Я даже не выскочила — он сделал рывок с ускорением и поставил мне подножку. Я пробила дверь и, противно вереща, рыбкой вылетела на террасу. Все успешно возвращалось на круги своя. Прав был Бригов — отношения мои с Фортуной оставляют желать лучшего. Последствия, правда, от падения удалось свести к минимуму: я упала боком, вытянув руку, и отделалась незначительным ушибом. Но если суммировать все мои ушибы, все мои ободранные руки и нервы…
— Вот и все, быстрая вы наша, отбегались, — прохрипел Бригов, воцаряясь над моими распластанными мощами. — А также отпелись, отлюбились и, судя по всему, отгулялись. Поднимайтесь, сделайте уж милость.
Он вел себя как истинный благородный джентльмен, надо отдать ему должное, этому ублюдку. За то, что я над ним сотворила, меня убить мало. Дубинка четко врезалась ему в бровь, привнеся в облик Бритова много нового. Над глазом набухал и переливался здоровенный багряный сгусток. Глаз подергивался. Бледное лицо заливала кровь: от нее уже пострадал пиджак, сорочка. Начинали страдать брюки — он вытер о них свои окровавленные руки. После чего достал платок и начал вытирать окровавленное лицо.
— Встать, живо!
На меня смотрел окровавленный пистолет. Нажми он в таком возбужденном состоянии на курок, я бы нисколько не удивилась.
Все мои высокие порывы разбились о плиты террасы. Вместе со страхом. Я поднялась на ноги, опустошенная донельзя. Бригов немедленно схватил меня за шиворот.
— Уговорили, Вера Владимировна, прогуляемся. Подышим. Но прошу запомнить, это ваша последняя задумчивая прогулка. Вы даже не представляете, до чего я от вас устал…
Памятник надо ставить этому великому человеку. За многотерпение. Он подтолкнул меня к ограждению террасы. Я понеслась, как с моторчиком на форсаже. Он нагнал меня в три прыжка и снова схватил за шиворот.
— Куда, поперек батьки?..
Таким хитроумным маневром мы и передвигались — Тарас и его бульба. Я чувствовала, как неуклонно превращаюсь в жидкую, издающую зловонные миазмы и достойную лишь одного — бесславной, но быстрой ликвидации — субстанцию… Он швырнул меня на ограждение — я вцепилась в холодные перила, клацнув зубами. Даже ветер с океана, порыв которого бесшабашно ударил в лицо, не привел меня в чувство.
— Дышите же, Вера Владимировна, слышите? Полной грудью — вдох-выдох, вдох-выдох… Когда еще удастся?
Перед нами нарисовалась не вполне живописная картина. В двух шагах от океана, подогнув левую ногу и бесстыдно оттянув правую, лежала женщина. Белокурые волосы плескались в воде, создавая иллюзию активного копошения множества червей. Создавалось странное впечатление, что эта женщина не больно-то жива.
Эту главу, по соображениям более чем понятным, я бы назвала «Океан Эльзы» и присвоила ей высшую категорию сложности. Другой блондинки в замке Кронбери и его окрестностях не наблюдалось. Полчаса назад Эльза отправилась на прогулку к океану — эта прогулка стала для нее последней. И океан стал завершающим в жизни зрелищем.
Начиналось самое интересное. Если уместно применение слова — «интересно». Мы стояли у перил, побитые и «опущенные» друг другом, и беззвучно любовались на это зрелище. В картине было завораживающее, какое-то чарующее притяжение. Женщина и море. Бескрайняя даль мерно вздымающейся воды, скрывающая под собой невидимый глазу живой и противоречивый организм, и крошечная человеческая жизнь, которая в сравнении с величием океана — мизер, жалкая песчинка, пришедшая из воды и уходящая в нее, повинуясь воле того, что для нее недоступно…
Я забыла про свое жидкое состояние, плавно перетекающее в газообразное. Бригов забыл, что с него ручьями льется кровь, лицо изувечено пожизненно, а костюмчик проще выкинуть, чем отчистить.
— Кто это? — пробормотал он, отказываясь верить своим глазам. — Может быть, я чего-то не понимаю?
— Это Эльза, — вздохнула я, — ваша победительница, призерша, лауреатка и прочий счастливейший в мире человек. Удивлены, Вадим?
— Но это не по правилам! — воскликнул Бригов. Он растерялся.
Безобразие. Куда милиция смотрит?
— А жизнь вообще штука не по правилам, — тупо брякнула я. — Что, Вадим, сбойчик в программе? От души вам сочувствую, но ничем, как говорится, помочь не могу. Такова жизнь.
Он повернул ко мне раздраженное, разгоряченное лицо. Он позабыл о боли. Схватил меня за плечи и развернул к себе. Слишком много резкости — я ощутила на себе его кровь и не скажу, что очень этому обрадовалась.
— Вы понимаете, что вы говорите? — рявкнул он. — Какая жизнь? Где вы видите жизнь? Это Игра, которая должна идти по правилам!
Я не вырвалась из его цепких окровавленных рук, хотя активно пыталась это проделать.
— Нет, Вадим, — сказала я, прекратив сопротивление. — Это не Игра. Игра кончилась, начинается жизнь. И чем быстрее вы это поймете, тем дольше будете жить…
— Да о чем вы, черт возьми! — Он отшатнулся от меня, как от какого-то черного оракула-чревовещателя, нагадавшего ему быструю кончину. — Что за бред вы несете, Вера?
Я не знала, что я несу. Во мне действительно поселился оракул. Он проследил за полетом гигантских бакланов. Явилось ему озарение — о тщетности бытия и ничтожности человеческой жизни.
Конкретное значение утраты первой из уцелевших постигла Жанна. Она появилась у нас за спиной, подошла к перилам лестницы и недоверчиво стала смотреть на то, что нам, вне всякого сомнения, не пригрезилось.
— Она… что? — пробормотала Жанна.
— Мертва, — предположила я. — Наверное. Но точно мы не знаем. Нужно подойти и убедиться. Но скорее да, чем нет: пять минут мы тут стоим, а она хоть бы хны.
— Как… мертва? — она сделала огромные глаза и застыла. Потом, поскрипывая деревенеющими суставами, повернулась ко мне и выдавила мертвеющими губами: — Кто ее?..
— Не знаю, — пожала я плечами, — какая разница? Но точно не я. И вряд ли это Бригов. На кой ляд ему это надо?
— И я остаюсь без своих денег! — воскликнула Жанна.
И тут меня осенило — а ведь верно! Вот он, главный вопрос повестки дня. Жанна остается без денег. Из двоих призеров один — покойник, а, следовательно, другой получает круглую дулю. Эта заповедь служит лейтмотивом пусть жестокой, пусть бесчеловечной, но все же подчиняющейся строгим правилам Игры!
— Не может быть… — простонала, закатывая глазки, Жанна. — Этого не может быть… Я остаюсь без своих денег…
Точно слепая, она нащупала носком ступень, за ней другую, схватила поручень и, шатаясь, будто пьяная, стала спускаться к морю. Мы наблюдали за ней с огромным интересом. Это зрелище было посильнее «Фауста» Гете и драматичнее, чем «Девятый вал» с «Последним днем Помпеи», слитые воедино.
Подойдя к лежащему ничком телу, она опустилась на колени, взяла его за плечо и перевернула. Теперь у нас не осталось сомнений — это Эльза. И валяется она там не просто так, потому что хочется, а потому что убили.
Породистое лицо искажала страшная гримаса.
— Строфантин, — крякнул Бригов. — Вот же дерьмо…
— Но строфантин у Жанны… — начала я.
— Строфантин изъят, — отрубил Бригов. — Как и любое оружие, способное причинить призеру смерть…
— Сочувствую, — повторила я, — хотя, если честно, Вадим, то не очень…
— Да заткнитесь вы! — багровея и без того кровавым лицом, рявкнул Бригов. — До чего же тошнотворная вы особа, Вера Владимировна…
— Мои предки были скунсами, — оскалилась я. — Но что характерно, Вадим, сам по себе упомянутый зверек — красивое и добрейшей души создание. А вонять начинает, когда окружающие его окончательно задолбают…
Жанна встала на ноги, сломанная в одночасье. Она сделалась какой-то бесплотной, полупрозрачной. На лице остались лишь большие глаза, смотрящие на мир с ужасом. Она еще не понимала, что тоже подвергается смертельной опасности. Мы все не понимали. Трудно развернуть сознание за несколько минут. Это то же самое, что развернуть на лету груженный пассажирами «боинг».
Она шла, покачиваясь, вся во власти своего несчастья. Поднялась по ступеням, остановилась на предпоследней. Посмотрела невидящими глазами на меня, посмотрела на Бригова.
— Я не получу своих денег? — не совсем оригинально спросила она.
— Не получите, — обуянная каким-то хищным злорадством, сказала я.
— Это, конечно, прискорбно, — согласился Бригов, — но меня на данный момент волнует другое. Какая сука прикончила эту женщину?
— А любая, — живо откликнулась я. — В этом замке пятеро сук — я имею в виду живых, включая вас и меня. Выбирайте любого, Вадим. Вернее, любую. Вам кто из них больше нравится? Я бы посоветовала выбрать меня — пусть неправильно, зато не надо перекладывать злость на другого. Очень удобно. Расстреляйте меня, и дело с концом.
На бледнеющем лице Бригова, эффектно контрастирующем с кроваво-черными потеками, отразилось рождение мысли. Слава богу, этот зацикленный на своей Игре бездушный тип начал потихоньку прозревать.
— А не завелась ли в нашем доме пятая колонна? — проворчал Бригов. Сжав до посинения пальцев пистолет, он обернулся к замку.
Он слишком медленно прозревал. Монотонную тишину, прерываемую лишь плеском волн и порывами ветра, порвал выстрел.