— Да те, кто ухаживают за домом, пока я в городе! — нашлась Чирина и широко улыбнулась. — Надо же кому-то поддерживать здесь порядок, отгонять воров.
— Да… наверно.
— Пойдём. Нас ждёт вкусный пирог и ароматный чай.
— Вит, позвони мне на мобильный, — тихо попросила Снежана, снова наклоняясь к пакету с одеждой.
— Да ты зря беспокоишься. Найдётся телефон. Вкусный пирог и ароматный чай, — опять улыбка.
— Вит, позвони.
Снежана осматривала комнату. Сомнения по отношению к подруге такие непривычные терзали сердце и душу, буквально выворачивая последнюю наизнанку. В памяти обрывками заскользили воспоминания далёкие, чужие.
Родные.
Снежана потрясла головой, смутно осознавая, что происходящее хорошо, и внезапно налетевшая дурнота — знак вовсе неплохой.
— Снежанка? — забеспокоилась Чирина, обнимая «подругу». — Тебе плохо?
— Нет. Да…
— Присядь, — Виталина растерялась. Подобное в её планы не входило.
Снежана послушно присела, закрыла глаза и вдруг начала вспоминать. Слёзы крупными горошинами полетели вниз.
Чирина сделала пару шагов назад, совершенно теряя контроль над ситуацией:
— Э-э-э, таракан с тобой, Снежан, ты чего меня пугаешь?
— Я… прости, Вита… Виточка, прости за всё. Я… вспомнила… Прости…
Виталина побледнела. В лёгких резко закончился воздух. Сколько лет она ждала этого слова. Этого злополучного «прости». Надеялась, верила. Теряла надежду, осознавая, что никакие слова не изменят её чувств.
Заставляя себя поверить в чушь самосуда.
Или не чушь?
— Виточка, я…
Всё летело к чертям. Планы, идеи. Каждый шаг, каждое действие, каждое слово, жест. Вся картина, идеальная, прорисованная до мельчайших подробностей, разлеталась в пустоту. Пустоту, оседающую изнутри и ядом расползающуюся по внутренностям.
Виталина ненавидела Снежану и за это.
— Господи, Вита, я… мама сказала, ты пропала. Тебя не нашли, Виточка. А ведь я помню, как сидела в этом доме, в этой… боже мой, в этой самой комнате.
— В этой?
— Я рыдала ночи напролёт, умоляя тебя вернуться. Я… Виточка… Вита! Вита… — Снежана упала без чувств.
Она лежала на кровати беззащитная и ранимая. Лучшего момента, чтобы осуществить месть и не придумать, но Чирина медлила. Смотрела на лицо Снежаны и понимала, что её саму душат слёзы. Противное ненасытное чувство жалости вновь вытесняло всё иное. Вновь вынуждало задуматься: зачем всё это надо? Не пора ли отпустить?
Сотни раз Чирина ловила себя на этой мысли и давала сотню, две обещаний довести начатое до конца, поэтому, когда просыпались сострадание и неуверенность, она избавлялась от них так, как научилась. В детстве ломая куклы, став постарше — причиняя боль. Повзрослев, начала убивать тех, кто как-то обидел, потому что только так становилось легче. Только так возвращались ненависть и жажда мщения.
— Доченька, у тебя есть я, — говорила мать. Та. Погребённая под коркой ледяного озера. — Разве тебе ещё кто-то нужен?
Мама своей любовью душила, хотя Виталина никогда не была ей родной. Но это лишь подтачивало крепнущую злость в юном сердечке, каждый раз напоминая о той, из-за кого всё произошло.
Снежана. Проклятая Снежана…
Чирина смотрела на родные черты и хмурила брови. Заставляла себя хмуриться. А перед глазами проносились фрагменты детства, и сердце разрывалось от боли.
Чирина бросилась прочь из комнаты, едва не свалилась с лестницы, влетела в кухню, схватилась за нож, мечтая вернуть ненависть, желая кого-нибудь убить. Хоть кого! Зря что ли она столько лет готовилась? И вдруг застыла. Окно пугало надписью:
«Я знаю, что хранят часы. Знаю так же хорошо, как и ВРАЧ».
Виталина задрожала. Нож выпал. А затем Чирина закричала. Неистово. Больно.
Страшно.
***
Александра увидела Чирину и испугалась. Наплевав на просьбу Рукавицы, локтём ударила в окно, и осколки посыпались на снег.
— Я помогу! — Селивёрстова лезла в окно, понимая, что, если убийца впала в истерику, действовать стоит незамедлительно. — Всё будет хорошо! — лгала она, обрывая об торчащие куски стекла своё фиалковое пальто. — Я рядом! — убеждала Чирину, как учили поступать с безумцами, — я рядом. Ты не одна! — Селивёрстова буквально выпала на пол кухни, развязала свой шарф и тут же подскочила к Виталине. Сделала вид, будто обнимает, а сама обмотала ей руки за спиной. — Где Снежана? Где она?
Чирина рыдала, но не отвечала.
Александра позвала Римскую.
Где-то неподалёку зашумели лопасти вертолёта.
Часть вторая. Сердце. Глава 50
Загнанный зверь пытается выжить, царапая и кусая врага. Человек от зверя ничем не отличается.
Понимая, что это конец и, давясь уже не слезами, а злостью, Виталина в парике, но без грима, его остатки обнаружили в раковине той же кухни, предпринимала попытки вырваться и нелепо давила обувь противника. Но держала Чирину уже не Александра, а крепкий парень из Управления, и руки сковал не вязанный шарф цвета фиалки, а холодный металл наручников так напоминающий Селивёрстовой маркер, каким она делала пометки о своих родителях ещё в далёком детстве, когда пыталась понять, почему мама с папой именно такие.
Парень дёрнул Чирину и потащил к выходу.
— Ненавижу… — прошипела Виталина, обернувшись в сторону Александры. — Ты всё испортила. Ты заплатишь.
Типичная угроза не подействовала бы на детектива с любым другим преступником — все они включают «жутких мстителей», когда иного не остаётся. Но что-то в глазах Чириной заставило Александру занервничать и непроизвольно сделать шаг назад.
После долгих препирательств между главным в Управлении и Рукавицей было всё же решено разделить почести за поимку убийцы. Однако право первого допроса управленцы отвоевали. Они вывели Чирину из дома и повезли к себе, оставив команду Владимира Андреевича копаться в уликах.
— Привыкли быть первыми, — с недовольством заметил Рукавица. Он всё ещё испытывал неприятное чувство из-за того, с какой лёгкостью управленцы достали вертолёт, как только узнали, кто убил дочку Власовых. — А когда Собирателя ловили, они и пальцем не шевельнули, — не сдержал едкой фразы. — Наверняка, Власов им платит. — Последнее произнёс заметно тише и уже после того, как вертолёт вместе с Чириной поднялся в воздух.