Снежана встречала бой курантов одна. С Марком они расстались. Он налаживал отношения с дочерью и пытался не быть врагом бывшей жене. Снежана радовалась. Она считала семью — самым важным, бесценным подарком, поэтому, сидя у ёлки, писала письмо Виталине. Ничего такого. Лишь о том, что она ей желает выздоровления и мира в душе. Что она её ждёт домой.
Александра не хотела встречать праздник. Накануне они вдрызг разругались с матерью. Та опять начала её называть ненормальной, винить во всём работу и дедушкины гены.
«Он был психом, и ты такая же! Знай, мы с отцом к тебе не приедем!» — крикнула мать. Бросила трубку.
Александра не заплакала. Лишь надела сразу две пары ярко-оранжевых носков, так напоминающих зарубежные апельсины из рекламы, и уткнулась в книжку. Это была классика — «Алые паруса».
Хотелось любви.
Она не могла отделаться от мыслей о Диме. Не знала, почему, но она его любила. Вручила ему своё сердце, как только увидела синие глаза и галстук цвета индиго.
Александра отдала бы всё на свете лишь бы оказаться рядом. Поспорить, поругаться. Просто узнать, что он жив. И, возможно, нет, скорее всего, счастлив без неё.
Звонок в дверь уже после боя курантов смутил, взбудоражил. Встревожил. Родители ехать отказались, а если она кого и ждала, так это Бриза, но он за всё это время ни разу не позвонил. Так стоило ли надеяться?
На пороге стоял друг с огромной коробкой. Виновато улыбался.
— Соседка-бабулька впускает всех подряд. Я с ней столкнулся у подъезда. Она горошек для «Оливье» покупала, домой возвращалась. Рассказала про дикие цены, дикую очередь и сына-олуха, который забыл поставить ёлку, а сама она не может. И что он приехал только сейчас и теперь мучается с искусственным деревом. Она ещё про пенсию хотела рассказать, своё давление, но я вручил ей коробку с тортом и убежал. Так что… извини. На этот раз без десерта. Но зато я принёс обалденный подарок и… и… Впустишь?
Александра обняла его, сама того не ожидая, и долго молчала, уткнувшись в грудь, укутавшись в родной запах кедра и мяты.
— Саш… Пуля, — через какое-то время он отодвинул её и полез в карман. — Тебе письмо. — Протянул конверт. Александра не узнала почерк, но сердце сделало кульбит, а в глазах потемнело.
— Саш… — Бриз подхватил её на руки, грохнув коробку об пол.
— Я… я в порядке.
— Я вижу, — он уложил её на диван, присел рядом. Выглядел искренне обеспокоенным. Селивёрстова сразу забыла о всех своих глупых домыслах и его «побегах». Они были друзьями. Она это чувствовала. Бросила взгляд на выпавший конверт.
— Я могу посидеть на кухне или погулять у дома, а ты почитаешь.
— Нет, Бриз, я… я потом прочитаю. — Она почти не сомневалась, что письмо от Димы. И уже эта мысль её согревала. Она же пугала. Александра боялась прочитать оду его счастья. Она решила отложить распятие своей души на потом. — А что там грохнулось на пол? — спросила, изо всех сил стараясь прийти в себя и не думать. Не думать о Диме.
— Подарок… — смутился Бриз.
— Так показывай! Только я тебе ничего не подготовила, потому что… — едва не напомнила и ему, и себе о расследовании. Нет. Праздник не время для кровавых воспоминаний. Вовремя вспомнила о посылке с «Алиэкспресс» — подушке антистресс в форме пистолета. Улыбнулась. — Подарок есть, но он придёт позже.
— Ничего страшного. Я смотрю, ты вообще не подготовилась. Даже ёлка голая.
— Ты прав.
— Н-да. Хоть какие-то украшения есть?
Она помотала головой:
— Всё выбросила. Новый год с новыми вещами.
— Кошмар. Но… подожди. У меня есть идея. Правда совершенно дурацкая.
— Я люблю дурацкие идеи.
— Тогда… — И Бриз, подобно фокуснику, вытащил из той самой упавшей коробки пакет с носками. — Можем развесить их. Они на крючках. Понимаю, глупо. Я дурак.
— Ты гений! — она поднялась, обняла его, выхватила носки. — Это будет самая лучшая ёлка. Как же я тебя люблю, Бризик!
Оба покраснели, будто в эту минуту произошло что-то особое. Что-то, изменившее давно устоявшиеся отношения.
— Я тоже люблю тебя. Друг, — опустил глаза.
Они вместе развешивали носки. И смеялись, как ненормальные. Зелёные лапы украсили носки всех цветов радуги. Даже красного.
— Красивый оттенок, — заметил Бриз, осматривая ту самую пару носков. — Это же вроде не просто красный, а…
— Ализариновый.
— Ну да.
— А в коробке что? Ты ведь не всё показал.
— О-о-о. Даже не знаю. По-моему, про тот подарок всё же лучше забыть.
— Но ты его принёс! — Сгорая от любопытства, Александра бросилась к коробке. — Комбайн?! Ты шутишь?
— Ну-у-у, что сказать. Я соскучился по твоей стряпне.
Глава 55
Новогодняя ночь принесла покой и мир в сердца многих. Мать Ангелины, наконец, нашла в себе силы бороться за жизнь и под бой курантов даже выпила праздничного морса с соседями по палате.
Старичок, за которым ухаживала Маша Гольцева, встретил удивительную женщину — сестру одной из пациенток, что лежали в палате рядом. Элеонора Васильевна была на десять лет моложе. Она оказалась чудесной. Принесла крошечную искусственную ёлочку, кастрюльку оливье и угостила всех желающих.
Элеонора Васильевна совсем не походила на его покойную Галочку, но он сердцем чувствовал: жена бы легко подружилась с Элеонорой, а, значит, и за него была бы рада. Она часто говорила: жизнь продолжается даже после ухода близких. Она хотела, чтобы он жил, если она уйдёт раньше.
Его Галочка была мудрой.
Элеонора Васильевна оказалась великодушной и не имела даже тени лукавства. Иннокентий Валентинович знал, она не излечит его старость, но, что намного важнее, она способна излечить его сердце.
Юрий, мастер из тату салона, продолжал оплакивать свою любовь, Ангелину. Он продал салон другу, Кириллу, и решил пойти учиться.
Снова.
Ангелина бы этого хотела. Новогоднюю ночь он провёл за просмотром праздничных программ. Слушая песни старых исполнителей, Юрий искренне улыбался.
Супруги Власовы сошлись. Их сплотила не любовь — утрата. Но это уже было начало для диалога и возможно совсем другой — новой жизни.
Гольцеву накануне выписали из больницы. Дома её ждали сын и светлая память о дочери. Мать с Андреем тихо посидели у ёлки, пересматривая детские фотографии, а затем, под бой курантов дали взаимное обещание: жить ради Маши. Ради надежды на возвращение Димы. Жить вопреки всему. Поддерживать друг друга.