— Ненавижу тебя … — говорю тихо, не глядя на мужчину, не понимая, как совладать с эмоциями, разбушевавшимися внутри меня.
— Я знаю, — отвечает он и прикасается указательным пальцем к моему подбородку, большим очерчивая контуры губ.
Выдыхаю, будто вынырнула из воды после длительного заплыва, и захватываю его палец, засасывая глубоко и неприлично одним жадным движением. И так же резко останавливаюсь. Чувствую, как у меня срывает тормоза, происходит короткое замыкание, и отказывает здравый смысл. Вспыхивают обнажённые инстинкты, пробуждённые этим мужчиной. И должна признаться, если бы я не думала о том, кто он, с удовольствием отдалась бы этим инстинктам до конца. Но нельзя. Нельзя…
Нельзя… сдержаться и отказать ему. Отказать себе. Поднимаю глаза. Мой рот приоткрыт, губы расслаблены и дрожат… для него… из-за него. Стою покорная: делай что хочешь. Только делай, пожалуйста.
Вова улыбается одними глазами. Улыбка того, кто знает, что уже победил, хотя финальная битва ещё впереди. Но я пока что не проиграла. Это лишь временное поражение. Проигран бой, а не война. Я смогу взять себя в руки. Обязательно. Но потом…
Моё тело охватывает волна возбуждения, скапливается внизу живота и давит, требуя освобождения. Это словно держаться за оголённый провод с вероятностью пятьдесят на пятьдесят: убьёт или только покалечит. Я будто до предела натянутая струна в ожидании, чтобы на ней сыграли особую, такую желанную мелодию.
Вова чертит линию на моих губах, останавливается, слегка нажимает на нижнюю, обнажая мои зубы. А я вздыхаю и прикрываю глаза, растворяясь в его прикосновениях.
— Ты желаешь мне смерти, — тихо говорит. Он не спрашивает, потому что знает, что это правда.
А я молчу. Я пропускаю мимо ушей его слова. Я жду, сгораю от нетерпения, когда он наконец-то начнёт …
— Ты обманула меня, — продолжает. Меняет положение пальцев, вставляя указательный в мой послушный рот и проводит им по языку. Я принимаю его и глубоко засасываю. — Я просил рассказать правду, но ты врала, — вставляет ещё один палец, изучая ими мой рот.
Мои руки тянутся к его ширинке…
— Я говорил, что смогу позаботиться о тебе, смогу помочь, если ты скажешь, зачем пришла в отель?
Опять слова мужчины проскальзывают мимо моего сознания, словно голос радиоведущего: самое время подумать о чём-то своём, но отнюдь не слушать его слова. Только его голос такой манящий, приятный, отдаётся вибрациями… там…
Пальцы исчезают из моего рта, и резкая вспышка боли приводит в чувство. Вова сжимает мои волосы в кулаке и резко дёргает меня назад.
— Почему?! — шипит мне в лицо. — У тебя что, напрочь отсутствует инстинкт самосохранения? Почему ты не сказала мне правду?!
— А если и так? — бросаю в ответ с вызовом. Вспыхиваю ненавистью и сжимаю зубы от ярости и боли. — Отпусти!
— Да пожалуйста! — рявкает и отдёргивает от меня руку.
Вова встаёт, опираясь о стену. Обходит меня. Смотрю на него удивлённо. Я другого ожидала. На пороге ванной комнаты мужчина оборачивается.
— Если надоело жить, делай что хочешь, — бросает напоследок и выходит.
И как его понимать? Просто оставил меня в одиночестве. Взволнованную, возбуждённую, разгорячённую его же действиями…
Показалось, будто капля покатилась по щеке. Провожу рукой по лицу и удивлённо таращусь на свою ладонь. Действительно, слеза. Настоящая. Внутри всё сжимается в тугой узел. Не понимаю, это разочарование, боль или уязвлённое эго?
Выхожу из ванной комнаты, прихватив пистолет, оставленный Владимиром. Обуваюсь. У выхода на полке лежат ключи и пульт. Смотрю, колеблясь, что же делать дальше.
Разве что повеситься.
Я неудачница. Хотела убить мерзавца, а вместо этого… Какой смысл оставаться рядом с ним? Лучше уехать, уйти, исчезнуть, забыть о его существовании…
Черт!
Ноги словно приросли к полу. Собираю волю в кулак и беру ключи от автомобиля. Уверена, он у него здесь не один. Как-то обойдётся. И с какой стати я вообще должна думать о нем? Пусть катится в ад! Он заботится только о себе, о своей шкуре. Не стоит фантазировать, что я ему зачем-то нужна или что он вдруг начал волноваться обо мне. Когда он убивал самых близких мне в мире людей, он не думал, что лишает невинных людей жизней. Хладнокровно спустил курок. Оборвал всё в одно мгновение.
Ненавижу!
Вова…
Сажусь в автомобиль, пока не передумала. Открываю ворота и выезжаю с территории. Выхожу и перебрасываю пульт от ворот через забор. Мне он ни к чему. Сажусь в автомобиль Владимира, вжимаю педаль газа и мчусь быстрее от своей «слабости», от ахиллесовой пяты, поломавшей все мои планы и устроившей в душе беспорядок.
Еду в никуда, не оглядываясь, не думая, что буду делать дальше. Слезы постоянно катятся по щекам, застилая глаза. Жму педаль газа. Может, разобьюсь — и тогда в одно мгновение все мои проблемы исчезнут. Нехорошо так думать, но я действительно не знаю, что мне делать дальше. Я понятия не имею, как жить с этой ненавистью. Я не знаю, как жить с чувствами, стремительно рвущимися наружу.
Мышка заигралась…
Такое впечатление, что все те чувства, которые раньше не давали о себе знать, вдруг вспыхнули сокрушительным взрывом. Это не просто отчаяние, не просто слезы, не просто тупик — это истерика. И я знаю только один способ всё это прекратить.
Я еду домой. Еду к дому, где я провела детство, к дому, с которым меня связывает много воспоминаний, преимущественно хороших. Отчий дом — это то место, где можно привести в порядок мысли. Это место, к которому тянутся мои изуродованные душа и сердце. Во всяком случае, так мне кажется.
Несколько часов я именно этим и занимаюсь: сижу на пороге своего дома и думаю. Вспоминаю прошлое, вспоминаю свою семью. Думаю, какими мы были когда-то. Моя жизнь была полноценной, а сердце — цельным. Сейчас же остались одни кровавые осколки.
Я захожу в дом, но не чувствую ничего. Думала, что каким-то чудом именно здесь я найду выход из ситуации, созданной мной же. Я хотела мести, а вместо этого лишь разоблачила себя, усложнила задачу. Потому что дура. Ослеплённая ненавистью. До сих пор такой остаюсь.
Внезапно приходит осознание, что я не просто хочу их убить, а хочу умереть сама. Я понимаю, что убийство не принесёт желанного облегчения. Но оно необходимо, словно последняя деталь пазла, лежащая перед носом и мозолящая глаза. Просто поставь на место — и картинка сложится.
А ещё я понимаю, что в этом доме не осталось ничего родного моему сердцу. Это только горы кирпичей, лишённых души вещей, которые легко заменить другими. Мои душа и сердце мчались сюда в надежде увидеть людей, которых больше нет. Ум понимает, что это невозможно, но сердце… Оно отчаянно сопротивляется, требуя чуда, которое никогда не произойдёт.
Гори оно всё синим пламенем!..
Я смогу начать новую жизнь, только если сожгу мосты, ведущие к прошлому, мосты, затягивающие меня в вихрь боли и одиночества. И сжечь… сейчас я об этом подумала буквально. Ищу спички или зажигалку. Нахожу на кухне. Чиркаю и подношу к шторам. В полной темноте разрастается маленький огонёк. А я улыбаюсь сквозь слезы. Я обрываю мосты… подрываю их к чёртовой матери!
Стою на пороге своей комнаты. Не вижу, но точно знаю, где стоят мои любимые фотографии. И смотрю на них. Помню каждую улыбку, каждую маленькую морщинку на лицах родителей, которые навсегда останутся для меня молодыми. Помню недовольное лицо и кривую улыбку брата, ненавидящего фотографироваться. Помню себя в тот момент: счастливую и беззаботную.
Всё это в прошлом. Сердце, заткнись и прими правду! Я их больше никогда не увижу. Не обниму. Не поговорю. Не поссорюсь из-за пустяка.
Оборвать все мосты…
Подхожу к фотографии, поджигаю её и иду в спальню родителей. Больше ни минуты не колеблясь, вытирая предательские слезы, позволяю маленьким огонькам облизать всё. Пускай насытятся и вспыхнут огромным пламенем, сжигающим ниточку, за которую я до сих пор держалась. Пусть огонь сожжёт все пути к отступлению.
Только так, на пепелище прошлого я построю своё будущее.
Или же отправлюсь в ад вместе с теми, кто превратил мою душу в чёрную дыру. Как родительский дом сгорит и превратится в пепелище, так же и моя душа давно выгорела и превратилась в кучку чёрного пепла.
Выхожу из дома, медленно, но уверенно пожираемого огнём. Смотрю на пламя, как оно выглядывает из окон, разрастается по поверхности, поглощая все на своём пути. Становится слишком жарко. И слишком пусто. Мне больше нечего здесь делать, поэтому я сажусь в автомобиль, последний раз взглянув на пожарище моей беззаботной жизни.
Жаль, что от боли в душе невозможно так же легко избавиться.
Завожу автомобиль и принимаю окончательное решение, что следующим моим пунктом назначения станет отель…
Но я успеваю отъехать от дома метров на сто, не больше, когда мне резко преграждают путь и замыкают в кольцо из трёх автомобилей. Хорошо, что стекло в автомобиле Вовы тонированное. Поэтому я спокойно тянусь за пистолетом. Проверяю обойму. Сижу и жду, держа оружие наготове. Вот и хорошо, не придётся ехать к ним и думать, как попасть внутрь. Сами нашлись. К собственному удивлению, я облегчённо выдыхаю. Все напряжение уходит в одно мгновение.
Но они не спешат покидать свои автомобили. Как и я. Никто не выходит, но так вечно продолжаться не может. Они ждут, что я испугаюсь и выйду из машины? Ага, конечно, это не я уже побежала? Спустя несколько секунд, в течение которых я успела обдумать сотню вариантов развития событий, окно одного из автомобилей приоткрывается, и оттуда «выглядывает» рука с оружием.
— Выходи! — звучит громкий приказ.
Если я выйду, то уже ничего не смогу сделать. Пускай сами подойдут! Если бы хотели убить — давно бы уже открыли огонь на поражение. Не сомневаюсь, они знают, что я здесь, и что они следили за моим домом. И видели, как я села в машину…
Сыграем по моим правилам, и тогда одного из них я наверняка отправлю в ад.
— Выходи, сука! Иначе я сам тебя вытащу, — узнаю голос Бориса, в этот раз с истерическими нотками, а не такой самоуверенный, словно он король мира.
В следующее мгновение истерическая улыбка расползается по моему лицу. А я не выйду. Пусть покажет, как он меня собирается вытаскивать.
— Мы не хотим тебе навредить, — кажется, это заговорил Иван. Он сидит в другой машине, поэтому невольно поворачиваю голову в его сторону. — Скажи, где Вова и на кого ты работаешь, и мы тебя отпустим. Живой! — добавляет для убедительности.
А у меня брови лезут вверх. Встряхиваю головой. Я что-то не могу въехать: Вову кто-то похитил или они думают, что это я похитила Вову? Или Вова в опасности?..
Блять!
Меня этот мужчина либо сведёт с ума, либо загонит в могилу.
Вова…
Пока я тупо таращусь на автомобиль, в котором сидит Иван, слышу, как с другой стороны кто-то дёргает ручку двери. Слышу, как Иван рявкает на того, кто решил пойти напролом:
— Дебил, сядь в машину!
Начинается непонятный «движ», а я быстро отползаю на пассажирское сиденье, полулёжа лицом к мужчине, который пытается открыть дверь. Целюсь в его сторону. Легким движением пальчика нажимаю на кнопочку, чтобы разблокировать замки. Сейчас я, очевидно, напоминаю Джокера безумным взглядом и улыбкой маньяка.
— Ну привет, Боря! — говорю, когда он открывает дверь машины, и, ни секунды не колеблясь, нажимаю на спусковой крючок, целясь прямо в его сердце.
— Сдохни, сукин ты сын!