Борис открывает дверь автомобиля. Его глаза расширяются от ужаса, от осознания того, какую ошибку он допустил. Я выпускаю в него пулю. Тело мужчины становится мягким, теряет опору, словно кто-то вытащил из него стержень, и плавно оседает на мои ноги. Я сталкиваю его на асфальт. Слышу шум, крики, но не могу разобрать слов. В ушах стоит звон выстрела. Я слегка дезориентирована.
Меня окружают со всех сторон. Начинаю палить вслепую. Стреляю, надеясь отправить на тот свет ещё хотя бы одного. Но патроны быстро кончаются. Я ложусь на сиденье и откидываюсь назад, закрывая глаза. Сжимаю ладонями виски, провожу по голове, пытаясь этим движением унять головную боль, вспыхнувшую внезапным приступом мигрени. Но боль не проходит.
Я проиграла. Дальше бороться нет смысла. Мой живот вздрагивает беззвучной, истерической вспышкой смеха, которую никак не получается успокоить. Кто-то позади открывает дверь, отнимает оружие, выкручивая мою руку, хватает за запястье и вытаскивает на улицу. Меня волочат прямо по асфальту за одну руку, а я не могу унять истерический смех…
Мужчины скручивают меня и надевают наручники. Заталкивают в свой автомобиль, не гнушаясь между прочим несколькими ударами подкрепить серьёзность своих намерений. Чтобы не сопротивлялась…
Но я и не сопротивляюсь. Я смотрю на Бориса, истекающего кровью, и понятия не имею, что чувствую теперь. Думаю о том, что я шагнула за грань, после которой уже никогда не стану прежней. Я убила человека. И чем я после этого лучше тех, кого ненавижу? Тем, что я считаю, что поступила правильно? Так они ведь тоже уверены, что правильно поступают. Они убеждены, что наказали должника, проучили, воплотили угрозу в жизнь, чтоб другим было неповадно. Они уверены, что их поступки обоснованные и правильные.
Так чем я лучше их? В чем заключается разница между нами? Я тоже верю, что поступила правильно, лишив другого человека жизни. Если раньше между нами была чёткая граница, то теперь она исчезла. Теперь я ничем не лучше. Я такая же убийца, жестокая тварь, заслуживающая смерти. Так что… пускай убивают…
Смерть врага не принесла мне облегчения. Смерть врага легла тяжёлым камнем на душу, от которого мне никогда не избавиться. Единственное, что меня искренне радует сейчас, что я все-таки не смогла убить Вову. Что рука дрогнула, не хватило смелости. Если бы я убила его, не представляю, что бы случилось со мной.
Как бы я ни пыталась себя обмануть, мышка всё же заигралась: она стала неравнодушной к коту.
Борису оказывают первую помощь… Не знаю, чем там уже можно помочь… Я больше на него не смотрю. Поворачиваю голову, чтобы увидеть, кто сидит рядом. Я их не знаю. Думаю, меня с двух сторон зажали охранники. С безразличием, хладнокровием на лицах. Профессионалы. Обычные исполнители. Впереди водитель. А рядом с ним — Александр…
Интересно, а Иван едет следом? Или Александр сам справится? Вспоминается почему-то, как Боря говорил, что у Алекса огромный член. Но вряд ли мне его члена нужно бояться. Хотя зависит от того, как его использовать. Но пугать тем, что они вчетвером пустят меня по кругу, уже не получится. Один сдох, второй ранен, хотя и не мной. Но он в своём доме, далеко отсюда. И вряд ли он знает, что здесь происходит.
По крайней мере, я надеюсь, что Вова дома и с ним все в порядке. Он должен был принять антибиотики, обезболивающее, снотворное, или что там ещё, и пойти спать. Он сказал: делай что хочешь, вот я и сделала.
Так что остаются двое: Иван и Алекс.
Я слежу за дорогой и быстро понимаю, что мы едем в гостиницу. Ну, кто бы сомневался. Они не изменяют традициям. Все важное должно происходить в притоне под названием «отель». Конечно, притон шикарный, но сути это не меняет.
Мы доезжаем до стоянки возле отеля. Меня грубо выталкивают наружу и тянут внутрь здания, тыча оружием в спину. Ведут по коридорам первого этажа. Спускаемся по лестнице вниз. Об этом помещении я не слышала… И от догадок холодок идёт по спине.
Меня заводят в комнату, где я сразу понимаю, что они планируют делать и каково назначение этого помещения. Меня собираются допрашивать.
Или пытать.
Двое мужчин стоят рядом со мной. Те самые, что сидели в автомобиле и вели меня в отель. Один из них направляет на меня ствол и отходит на безопасное расстояние. Второй освобождает мои руки от наручников и толкает меня на металлический стул с фиксаторами, в которые сразу же заковывает мои руки.
— Без выкрутасов, — приказывает тот, что с оружием, а второй наклоняется и то же самое делает с ногами — фиксирует ремнями.
Ещё бы маску на меня надели, чтобы не покусала. Здоровые мужики, а я — всего лишь слабая девушка, и такие почести, такие меры безопасности.
Чувствую себя странно. Рефлексы совсем отказывают. Как там говорил Вова, полностью отсутствует инстинкт самосохранения? Очевидно, так оно и есть. Потому что, когда заходит Алекс, а следом и Иван, я смотрю на них не со страхом, а с отвращением. Я хочу, чтобы они увидели всю мою ненависть, все презрение, всю мою боль, превратившую меня в такое же чудовище, как и они сами.
Иван обходит меня будто диковинного зверя и останавливается слева от меня. Алекс берет стул, которых здесь в изобилии, тянет его со скрипом по полу. Затем мужчина разворачивает стул и «седлает» его, повернувшись ко мне лицом. Он сидит, опираясь руками на спинку и широко расставив ноги.
Невольно опускаю взгляд на то место, о котором говорил Боря. Спинка стула резная, из деревянных перепонок под старину. Но меня интересует не красота изделия, а то, что спрятано за ним. Мне до сих пор не даёт покоя мысль, насколько же большой член у Алекса? И вовсе не потому, что этот мужчина вызывает у меня интерес. Просто эта мысль помогает отвлечься от другой: что меня ждёт? Как далеко они зайдут? И что им от меня надо?
— Где Вовка? — спрашивает Алекс, пока что спокойно.
Я смотрю ему в глаза и неопределённо жму плечами.
— Не знаю, — говорю я. — Позвони и спроси у него сам.
— Он не берёт трубку! — рявкает мне в ухо Иван. От неожиданности я вздрагиваю. А таким тихим казался… — И последний раз его видели с тобой, когда он поймал пулю!
Вова не отвечает на звонки? Запрещаю себе думать о том, что с ним что-то могло случиться. Но разрешаю себе думать, что я волнуюсь о нем. Моя чёртова ахиллесова пята. Моё противоречие и смятение.
— Говори, что ты с ним сделала, тварь, — шипит Алекс, брызгая слюной.
— Ничего, — отвечаю коротко. И это правда.
— Что ты делала в том доме и зачем его сожгла? — Алекс спрашивает на повышенных тонах, а я поднимаю в удивлении брови.
Так они не знают, кто я?! Конечно, разве они могли подумать, что я подожгла свой собственный дом? Нормальному человеку такое бы и в голову не пришло. Но я ведь НЕ нормальная.
— Она так просто не расколется. Хорошо обучена, — говорит Иван, а мои брови подскакивают ещё выше. Ошарашенно таращусь на него.
Это чему я обучена? Что они задумали? И за кого они меня принимают?
— Слушайте, — обращаюсь я к мужчинам, пока один из охранников идёт к шкафу у стены комнаты. Шкаф я только сейчас заметила, — вы меня принимаете не за ту, кем я являюсь. Я обычная девушка, оказавшаяся не в том месте и не в то время. Отпустите меня, и я никому ничего не скажу. Клянусь.
Пожалуй, я говорю это слишком обыденным тоном, не вложив достаточно эмоций и истерических ноток в свои слова, потому что Иван хмыкает скептически, а Алекс встаёт и резко отбрасывает в сторону стул, на котором сидел.
— Вова уже повёлся на этот бред, а теперь его тело зарыто где-то в лесу, чтобы стать кормом для червей, да?! — орёт мужчина и в два широких шага оказывается рядом, угрожающе нависая надо мной.
Звук от пощёчины разрезает тишину, на мгновение повисшую в помещении. Хочется приложить руку к щеке, которую теперь жжёт огнём, но мои руки связаны.
Снова сосредотачиваю внимание на его ширинке…
Увы, не особо отвлекает. И вдруг вопрос, засевший занозой в моем мозгу, вырывается вслух:
— А у тебя действительно очень большой член? — поднимаю взгляд и смотрю Алексу в глаза, лукаво улыбаясь. И представляю, как медленно отрезаю ему «хозяйство» под самый корень. — И удобно тебе? Не мешает? — хитро щурюсь, указывая взглядом аккурат на его «имущество».
Мужчина вспыхивает яростью, моментально краснеет. Он понимает, что я издеваюсь. Он стесняется своего большого члена? Ха! Догадываюсь, что на самом деле это проклятие, а не подарок судьбы. Я попала в десятку.
Алекс резко разворачивается, подходит к шкафчику, что-то шепчет охраннику, а сам возвращается со скотчем и заклеивает мне рот.
Гениально! И как я теперь расскажу им то, что они хотят услышать?
Похоже, им просто надо на ком-то выместить свою злость. Борис сдох моими стараниями. Вова исчез, и, по их мнению, в этом тоже виновата я. Они уверены, что я его убила. Им плевать, что я скажу. Они все равно осуществят задуманное. И вряд ли мне это понравится.
Алекс хватает меня за шею и ударяет тыльной стороной ладони по лицу. Боль отдаёт набатом в голове. Перед глазами темнеет, и я чувствую лёгкое головокружение. Во рту кисло-металлический привкус крови.
Медленно поднимаю голову и смотрю на мужчину исподлобья. Моё пренебрежение и отсутствие страха вызывают ещё большее недоумение и злость.
— Я её убью! — рычит Алекс и замахивается, сжав пальцы в кулак.
Иван перехватывает его руку.
— Стой. Не перегибай палку. Если Вовки с нами нет, пусть ею займутся другие специалисты. После этого она и мать родную продаст. Пойдём лучше кофе пока выпьем, — говорит Иван.
Между строк улавливаю интересующую меня информацию. Получается, Владимир ответственный за… как бы это правильно назвать… допросы? Допросы с пристрастием? Пытки? Я и не сомневалась, что он мерзкая, отвратительная, бездушная тварь!
Ненавижу!..
И всё равно не смогла бы его пристрелить, как легко это сделала с Борисом. Не могу его ненавидеть настолько, чтобы хладнокровно убить. Поэтому ненавижу ещё больше за то, что он сломал во мне стержень, который я старательно взращивала в течение нескольких последних месяцев.
Из-за него я потеряла семью. По его вине я потеряла себя, и месть навязчивой идеей застряла в моей голове.
Он виноват в том, что сейчас я оказалась здесь!
А я волнуюсь и думаю о том, жив ли он? Все ли с ним в порядке?
О Боже, две противоположности во мне либо в конце концов определятся, какая из них сильнее, либо съедят мой мозг окончательно!
Ненавижу его!
Хочу его?
Или и то и другое?
Так или иначе, а именно на его гнилой совести будет то, что сейчас случится со мной…
…Потому что из разговора Алекса с Иваном я чётко поняла, что сейчас меня ждёт. Не в деталях, конечно, но воображение нарисовало яркие и весьма жуткие картинки. Сейчас самое время начинать бояться, ведь я остаюсь один на один в комнате с двумя хладнокровными палачами.