Прошлое. Около года тому назад
Мой брат засранец. Вот всегда так говорила. А сейчас, узнав, что он связался с людьми, которые барыжат наркотой, я готова его придушить собственными руками! Он на два года старше меня, а такое впечатление, что старшая здесь я. Уже университет должен заканчивать, на последнем курсе учиться, а он то травку курит, то в какие-то мутные дела влезает. И мечтает о том, что когда-нибудь купит собственный остров. Разбогатеет и купит остров. Ага, конечно.
Вот только мой брат Макс никак не может врубиться, что наркотой он себе выстелит дорогу в ад. Или в тюрьму. Или прямо в деревянный макинтош! Дурак!
Нет, он не злой. Макс хороший парень. Но наивный. Доверчивый. Вот знаете, есть такая категория людей, у которых совсем нет собственной воли. Ни мнения, ни воли. Вот так и мой брат. В какую компанию попадёт, так и плывёт по общему течению. Нет у него стержня.
Обежала всех друзей, а Макса так и не нашла. Не знаю, где он шляется последние несколько дней. В общежитии не появлялся. В родительском доме тоже. Родителям, конечно, я ничего не рассказала. Не хочу их лишний раз травмировать. Попробую сама вставить брату мозги на место. Надеюсь, получится. Вот только сначала надо найти засранца.
А спустя несколько дней он появляется сам.
Приходит попросить денег. И на что ему могли понадобиться деньги? Оказывается, его «взяли в дело», а он прогорел. Не продал ничего, спустил всё на ветер. А теперь должен вернуть деньги. А денег нет. Делок хренов. Ох и повезло мне с братцем.
Когда он назвал сумму, у меня глаза на лоб полезли. Мне что, почку продать, чтобы помочь ему??? Или сразу обе. Откуда у меня возьмутся такие деньжищи???
Пожалуй, я слишком люблю своего брата. Любила… Или я тоже была слишком наивной. Потому что я прятала Макса у себя в общежитии. Ну да, понимаю, не самое лучшее место, чтобы скрыться от криминальных авторитетов. Но он говорил, что его так называемые партнёры не знают о сестре, а учимся мы в разных районах, в разных корпусах, хотя и одного учебного заведения. И в придачу я реально пыталась придумать, где найти хотя бы часть денег, чтобы помочь брату.
Тем временем мой брат тупо отсиживался в моей комнате общежития. А я из кожи лезла, чтобы помочь ему. Но что я могу? Я студентка, связей у меня нет. Богатых друзей тоже. Кое-как удалось наскрести копейки, которые я и отдала Максу в надежде, что хоть на время от моего брата отстанут и перестанут ему угрожать.
Мне было страшно. Я боялась за брата, за себя, за родителей. Я боялась, что эти подонки что-то сделают с Максом, и родители не выдержат такого удара. Я боялась, что сама не выдержу. Вот и делала всё от меня зависящее. Но этого оказалось слишком мало.
Говорят, о мёртвых вспоминают либо хорошее, либо вообще ничего. Пусть Макс меня простит, но хорошего о нём я ничего сказать не могу. Его вины в случившемся не меньше, чем тех четырёх подонков, которым я желаю смерти. Именно Макс привёл их к нам. Именно Макс влез в мутные дела, ставшие катастрофой, изуродовавшей мою жизнь и искалечившей душу. Именно Макса я буду тихо ненавидеть всю свою жизнь, хоть и люблю его. Именно из-за его глупости все началось.
Забрав у меня всё, что я смогла наскрести, брат исчез. Сказал, что одолжит ещё у друзей, знакомых, с миру по нитке, и вернёт долг. Я верила ему. Это же мой брат! Как я могла ему не верить? Несколько дней я его не видела. У нас начались каникулы после сессии, и я вернулась к родителям. Решили отпраздновать успешно сданные экзамены. Утром я приняла душ и сидела с мамой на кухне. Мы болтали о том о сём, когда прозвучал вопрос, которого я больше всего боялась:
— А как там Максим? Как у него дела? Он тоже сегодня приедет?
Я едва не поперхнулась кофе. Хорошо, что мама стояла ко мне спиной и не видела выражения моего лица.
Ну вот почему мои родители спрашивают, как дела у Максима, не у собственного сына, а у меня? Разве это я его должна опекать? Не наоборот? Он ведь старший брат!
— Мам, я не знаю. Почему бы тебе не позвонить и не спросить у него самой?
Мне надоело его прикрывать. Пусть сами разбираются со своим оболтусом.
— Я звонила, — мама оторвалась от нарезки филе и посмотрела на меня с такой тоской, что мне стало стыдно за свои слова, — но он не отвечает на мои звонки, — мама снова повернулась ко мне спиной и продолжила заниматься приготовлением завтрака. Мне показалось, или на её глазах блеснули слезы? Вот только не надо плакать из-за этого засранца!
— Мамуля, — я подошла и обняла её со спины. Мама задрожала под моими объятиями.
Всё же плачет. Ну вот почему у таких хороших родителей вырос такой бестолковый сын? В чем они провинились? Меньше всего мне сейчас хотелось, чтобы мама плакала и переживала. Она не заслуживает такого отношения. Я Максима прибью! Мог бы и навестить родителей, уделить им хоть толику своего драгоценного внимания. Пускай бы соврал, что у него все хорошо, но поберёг бы нервы родителей.
— Не расстраивайся ты так, — говорю маме, отчаянно пытаясь придумать хоть что-то, чтобы её утешить. — У него просто возраст такой, пойми. Девчонки да развлечения на уме.
Черт, я нагло вру собственной матери о своём брате. Больше ни на что фантазии не хватило. Не скажу же я ей, что он употребляет наркотики, влез в торговлю и нахватался баснословных долгов. Черт!
Но сейчас, когда уже слишком поздно что-то исправить, я думаю, что стоило обо всём рассказать родителям. Сразу рассказать, едва сама узнала. Возможно, так бы я смогла их уберечь.
Мама, как ни странно, после моих слов успокоилась. Мы приготовили всякого вкусненького, пока ждали отца с работы. Вечером все вместе, как примерная семья, сели за стол. Это не был грандиозный праздник, просто несколько моих любимых блюд, и только в семейном кругу. Во время ужина я видела, как нервничал папа. Мама уже успокоилась и держалась молодчиной. А вот папа постоянно вертел в руках телефон. И несколько раз выходил покурить с телефоном в руках. Думаю, он звонил Максу. Но не дозвонился…
Такая у нас была идеальная семья. Почти идеальная. Потому одной детали в этом пазле катастрофически не хватало — моего брата. Но он всё же пришёл. К моему большому сожалению и отчаянию, преследующему меня до сих пор.
Мы уже наелись до отвала и сели смотреть телевизор. Помню, какой-то сериал показывали, но мы не смотрели, мы болтали, будто как минимум год не виделись. Возможно, выпитая бутылка вина так расслабила и настроила на лёгкую беседу. Я рассказывала всякие приколы из студенческой жизни. Весело было. Последние несколько часов нам было весело…
И вот открылась дверь.
Не знаю, почему папа не закрыл входную дверь. Обычно он закрывает. Кажется, что всё в тот день пошло не так, как должно было. Все летело кувырком. Все шло под откос.
Ввалился мой братик. Глаза навыкате. Зрачки то сужаются, то расширяются. Он под наркотой. Лицо перекошено. Там смешались страх, эйфория, безумие, в глупой улыбке изогнулись губы.
Моя челюсть отвисла. Как сейчас помню, что в тот момент подумала, что на моем лице написано всё. И что я знаю о его проделках. И что я прикрывала его. И что я верила в его исправление, а он меня подвёл. Больше всего стыдно было перед родителями. Стыдно так, словно это я припёрлась в неадеквате, а не Макс. Будто это я накосячила и опозорила их. Но это была не я! Однако с этим глупым чувством вины мне теперь мириться, пока не сдохну.
— Макс, — пробормотала я неуверенно, глядя на этого придурка.
Родители, будто сговорившись, одновременно обернулись в мою сторону.
— Привет, семья! А что вы тут без меня празднуете? — Макс сделал несколько неуверенных шагов внутрь.
С чего он взял, что мы празднуем? И что ему мешало быть в это время с нами, а не привести смерть с косой за собой на короткой цепи, пустив её в пляс?
— Макс, как ты мог! — воскликнула я, не в состоянии сдержать слёзы, и бросилась в ванную.
Я убежала. Но не потому, что хотела скрыть слезы или умыть лицо. Я банально сбежала. Сбежала от правды, от боли, от проблем. От всего, что на меня давило. И от взгляда родителей. Мне было стыдно смотреть им в глаза. Стыдно, ведь я чувствовала себя соучастницей преступления.
И я до сих пор виню себя в том, что убежала тогда. Лучше бы осталась с ними и разделила их участь. Тогда мне бы не пришлось жить с этим грузом. Мне не пришлось бы лелеять в себе ненависть и учиться направлять её в нужное русло. Я ненавижу этот мир. Я ненавижу злую судьбу, погрузившую меня с головой в дерьмо. Я ненавижу тех четырёх подонков. Иногда я ненавижу Макса. Но прежде всего — ненавижу себя. Я убежала. Убежала тогда, когда моя поддержка была нужна родителям. Убежала тогда, когда должна была быть там, с ними.
Иногда мне кажется, если бы я осталась там, я бы, возможно, смогла что-то изменить. Я бы смогла помочь. Я бы отвлекла беду. Любая мелочь могла изменить ситуацию. Да что угодно. Я до сих пор так думаю.
Но я ничего не сделала. Ничем не помогла. Ничего не изменила.
Потому что меня там не было.
Потому что я сбежала.
Потому что я думала только о себе. О своём эгоизме и чувстве стыда.
Теперь мне остаётся избегать собственного взгляда в зеркале, ведь я не могу посмотреть себе в глаза, и искать мести.
Тогда я видела свою семью в последний раз.
Через несколько минут или секунд, после того как я спряталась в ванной, я услышала шум. Не подозревая, что там происходит, перебрав в голове несколько ленивых вариантов, я выглянула посмотреть, не решил ли папа надавать тумаков Максу. И застыла.
Моим спасением стала темнота. И шок. Я потеряла дар речи. Я не стала кричать или визжать. Я превратилась в тень. Слилась с темнотой. А гостиная, где мы с родителями ужинали и смотрели телек, была залита ярким светом.
Их было четверо. Я успела зафиксировать в памяти лицо каждого. Я видела, как один обошёл моих родителей, лежавших в странных позах, словно они внезапно уснули прямо там, на полу. Они лежали, прикасаясь друг к другу. Мама положила голову на плечо отца, а папа прислонился лбом к ней. Я залюбовалась, ведь мой мозг отказывался принимать реальность.
Из шокового состояния меня вывел голос брата:
— Нет, в доме больше никого нет.
Последнее, что я зафиксировала в памяти — это холодный взгляд незнакомца, направившего оружие на Макса. Холодный, равнодушный взгляд… И в то же время полный ярости и ненависти, презрения. Контраст льда и пламени. Контраст боли и выдержки. Это не человек. Это зло во плоти. Меня охватило чувство, будто меня мгновенно погрузили на глубину и лишили возможности дышать. Выбили весь воздух и сжали лёгкие. Были только страх, отчаяние и непонимание происходящего.
Часть мозга понимала, где правда. Часть моего сознания мгновенно поняла ужасную реальность. А другая часть сделала меня слепой. Чтобы защитить меня и не позволить впасть в панику. Начни я паниковать тогда, обрекла бы себя на такую же смерть.
Я часто думаю, что лучше бы я тогда умерла.
Сейчас я понимаю, что Макс меня спас. Он погубил нашу семью. По его вине умерли родители, некуда от правды деться. Но меня он смог спасти. Только со временем я поняла, почему меня никто не искал. Да, некоторые мои вещи были в доме, но я могла в это время гулять с друзьями. Я иногда приходила к родителям, но я не жила с ними. Очевидно, Макс преподнёс всё так, чтобы убийцы решили, что посуда на столе и бокал — его. Они решили, что в доме было трое: мои родители и Макс. Поэтому меня никто и не пытался искать.
Я тихо отступила назад в спасительную тьму. Раздался выстрел, после которого моё сердце пропустило удар и взвыло от боли. Заскулило жалостливо. Я прикрыла рот рукой, запрещая себе издать хотя бы звук. После тихо зашла в комнату родителей. Я вылезла через окно и сбежала. Я бежала долго и далеко, пока у меня оставались силы. Бежала от смерти и правды. Тогда я не была готова принять страшную реальность.
Следующие несколько недель моей жизни выпали из памяти.