Я остаюсь в комнате с охранником, а Алекс уходит. Ни одного конкретного ответа, никакого результата. Только надежда. Такая призрачная. Бессмысленная. Потому что она живёт даже тогда, когда всё умирает. В момент, когда приходить время сложить руки и сдаться, надежда подло обманывает, смотрит в глаза и нагло врёт, что все будет хорошо.
Я так устала от борьбы…
Ложусь на диван и обнимаю себя руками. И мне все равно, как на это отреагирует охранник. Но он молчит, не возражая. Я его не вижу и могу представить, что здесь больше никого нет. Могу закрыть глаза и представить, что сейчас меня обнимает Вова. Что он рядом со мной и сейчас скажет своё протяжное «Ни-ка», заверит, что я в безопасности и всё будет хорошо. Соврёт, но иногда сладкая ложь лучше горькой правды. Она позволяет немного дольше почувствовать себя счастливой.
Но была ли я когда-нибудь счастливой? Я практически не помню своей жизни до ужасной потери. Да, я помню некоторые события, но каждое воспоминание выстреливает вспышкой боли и ощущением пустоты. В сердце пусто. А когда я думаю про Вову, то наоборот, боль становится сладкой, а тьма внутри желанной. Моё счастье навсегда смешалось с болью. Я действительно сумасшедшая, ведь умудрилась влюбиться в монстра.
Погрузившись в чувство жалости к себе самой, в тоску по человеку, которому я должна желать смерти, я засыпаю. В этой ситуации, полной страха и неизвестности, мозг принимает решение отключиться.
Дверь открывается, заставляя меня подскочить испуганно. Несколько секунд я не могу прийти в себя и понять, где я нахожусь, и что из хаоса, образовавшегося в моей голове, сон, а что — реальность.
В комнату входят двое мужчин. Один из них — Алекс, второго я не знаю. Он ниже Алекса и не такой крепко сложенный. Обычный мужчина. Вот только взгляд его говорит о совершенно обратном. Алекс, который раньше ходил гордый, как павлин, теперь немного притих. Сопоставляя два и два, я начинаю понимать, что этот второй точно стоит рангом выше. А я почему-то думала, что четвёрка существует сама по себе. Получается, за каждой большой силой стоит ещё большая сила?
— Это и есть она? — спрашивает незнакомец, пронзая меня маленькими карими глазами. Его взгляд неприятно давит. Хочется пойти и смыть это ощущение, как будто одним только взглядом мужчина умудряется передать своё пренебрежительное отношение ко всем и всему вокруг.
Оба проходят внутрь. Дверь закрывается, а мужчины останавливаются возле дивана напротив меня. Рассматривают меня, словно экзотическую зверюшку. Или как козу на рынке.
— Ага, — кивает Алекс.
Непривычно видеть, как Алекс нервничает. Знаю, что он побаивается Вову, но это совсем другое. Вову боятся все, потому что один его свирепый взгляд вызывает желание вжаться в стену и стать невидимкой. Но тот вид страха больше вызван уважением к подобному себе, а сейчас же его страх смешан с подхалимством. Почему-то вспомнилось, как ведут себя бездомные псы. Когда слабый морально, не привыкший отстаивать себя случайно сталкивается с уверенным, опытным вожаком стаи, он пытается завоевать расположение лидера, прижимаясь всем телом к земле, чтобы не быть разорванным.
Среди таких псов Вова был бы волком.
А этот незнакомец… остался бы человеком, дрессировщиком, способным предусмотреть все незамысловатые шаги стаи наперёд.
— Хорошенькая, — говорит незнакомец, рассматривая меня. — Будет ещё интереснее, чем я думал, — бросает взгляд на Алекса. — Если то, что ты сказал, правда, — в его словах чувствуется явная угроза.
— Правда! — возмущается Алекс. — Вы же видели, что всё, что она сказала, подтвердилось. Влад раскололся. С её помощью мы теперь в дамках! И Вова…
— Слышать не хочу об этом предателе! — фыркает незнакомец. — Я чётко приказал не оставлять свидетелей, подчищая тщательно за собой. А он, прекрасно зная, кто эта девчонка, думал хером, очевидно, раз не убил её, а приберёг для себя.
И хищные сощуренные глаза цепляются за меня, залезают под кожу и разъедают плоть.
— Где Вова? — одними губами спрашиваю, потому что во рту пересохло от мыслей, вонзающихся в мозг острыми клыками.
— М-м-м, — удовлетворённо выдаёт незнакомец. — Мне нравится, — это он Алексу? Мужчина продолжает неотрывно смотреть на меня, хотя фраза адресована явно не мне. — Ты хочешь знать, где Вова? — спрашивает. Глупый вопрос. Зачем повторять дважды?
Я молчу. Незнакомец подходит к столу и садится на диван напротив меня. Точнее, разваливается, забрасывая ноги на стол. Этот человек вызывает во мне всё более сильное чувство отвращения и пополняет мой список «новогодних желаний». Его я тоже хочу убить. Пустить пулю в лоб и станцевать на его могиле.
Алекс становится рядом с незнакомцем, которого мысленно я окрестила главарём банды. Больше у меня нет сомнений, что здесь он главный.
— Алекс, открой дверь, — говорит главарь. Его губы изгибаются в подлой ухмылке.
Алекс идёт к двери. Открывает. Выглядывает наружу и тихо что-то говорит. С кем он разговаривает, я не вижу.
А после мои глаза застилает тьма. Ощущение, словно меня лишают кислорода, а потом запихивают в чёртово колесо, забывая пристегнуть ремни безопасности. Я падаю в бездну, которой конца края нет. Я мучительно умираю…
Я слышу крики. И эти крики… Я понимаю, что это Вова. Его пытают. Пытают так, что он не может терпеть. Я знаю, насколько этот мужчина сильный. Я знаю, что заставить его кричать не так просто. И мне страшно представить, что сейчас с ним делают, если он не может молчать.
Не контролируя себя, я бросаюсь к двери. Но наталкиваюсь на чью-то сильную руку. Алекс резко подхватывает меня одной рукой за талию, несёт обратно в комнату и с силой швыряет назад, на диван. Возвращается и закрывает дверь. Опирается о стену у выхода, скрещивая руки на груди.
Я сажусь и обхватываю себя руками. Смотрю с безмолвной мольбой на Алекса, но встречаюсь со стеной равнодушия. Перевожу взгляд на главаря. Он всё решает. Но мой взгляд, застланный влажной пеленой боли, вызывает у него только холодную улыбку.
— Пожалуйста, не надо, — прошу. Умоляю. А в ушах до сих пор звучат эхом крики мужчины, похитившего мою душу. Мужчины, без которого я не хочу существовать дальше. Которого ненавижу, но всё равно люблю.
Главарь сбрасывает ноги на пол и, наклоняясь ко мне, кладёт локти на стол. Он рассматривает меня, питаясь моей болью и смакуя её.
— Скажи, а на что ты способна ради любви? Как далеко ты сможешь зайти, на какие жертвы пойти, чтобы больше не слышать его криков? Что ты готова сделать, чтобы он жил?
От его вопроса у меня волосы поднимаются дыбом. Что он хочет от меня услышать? Ради мести я готова была отдать себя на растерзание четырём мужчинам, даже одновременно. И если бы пришлось это пережить, я бы выдержала. Я готова была переступать через других, через собственное достоинство и совесть. Я была готова на всё ради мести.
А на что я способна ради любви, приправленной болью и ненавистью?
И вдруг приходит осознание, что ненависть к Вове потеряла свою точку опоры. Боль, пережитая вместе с ним, кажется сладко-солёной карамелью: хоть вкус и странный, но тем он и особый, уникальный. И от этого становится ещё лучше.
Да, я больная.
Я ненормальная, ведь кажется, что я способна на всё, лишь бы избавить его от страданий. Последний раз задаю себе вопрос, что для меня значит Вова? И тут же отвечаю, не сомневаясь ни секунды: всё.
— Согласишься стать секс-игрушкой и жить на цепи, как сучка на четвереньках ползать и лизать хозяйские ноги? — это говорит Алекс и начинает хохотать.
Рассказал о своих эротических фантазиях? А ещё говорит, что я больная? Да это он ненормальный на всю голову!
— Заткнись! — рявкает главарь, и Алекс сразу замолкает. Становится тише воды, ниже травы. — Твои примитивные фантазии дальше траха не заходят. Не умеешь мыслить глобально.
Главарь, откинувшись на спинку дивана, достаёт сигару. Алекс сразу же услужливо бросается к нему с зажигалкой, демонстрируя свой уровень. Мне кажется, что главарь это делает специально, чтобы показать Алексу его место. И чтобы я тоже это увидела. Чтобы окончательно убедилась, кто здесь главный. И кто здесь самый страшный монстр…
— Ника, правильно? — обращается ко мне главарь. Я молчу. Смотрю пустыми глазами на него и жду приговора. Но он и не стремится получить от меня ответ. Кажется, ему вообще всё равно, скажу ли я хоть слово. Главное, что скажет он.
Мужчина затягивается и выпускает дым в воздух. Резкий запах никотина ударяет в ноздри и раздражает слизистую.
— Знаешь, — продолжает главарь, рассматривая кольца дыма, выпущенные им, — я никогда не любил и никогда не верил в существование этого чувства. И до сих пор не верю, — смотрит на меня. Он пронзает меня своими темными бездушными безднами. Жуткий взгляд. — Докажи, что любовь существует, и Вова будет жить.
Мужчина говорит, продолжая смотреть на меня цепким взглядом, а я не знаю, что ему ответить. Каким образом я должна ему это доказать? Неужели ему недостаточно боли в моих глазах? Разве моё отчаяние не является достаточным доказательством? Или они хотят определённых действий…
Набираю воздуха в лёгкие и сама предлагаю свою жертву:
— Трахай меня, унижай, сколько угодно. Только отпусти его, — говорю на выдохе, ни секунды не жалея о своих словах.
Мне всё равно, что будет со мной. Я была сломана. Вова исцелил меня, как смог. Возродил несчастную искалеченную душу. Да, им же и искалеченную, но именно он сумел вернуть мне вкус жизни, горьковатый, но всё же. Сейчас мне больно, потому что я знаю, что больно ему. Если он умрёт — заберёт с собой и мою душу в ад. А тело без души — это всего лишь пустая оболочка. Так что… Зачем оно мне без Вовы? Без разницы, что сделают с моим телом.
Мы с ним оба искалеченные, сломанные. Одной или несколькими травмами больше, как-то справлюсь, переживу. Я не справлюсь, только если потеряю своего палача.
Главарь начинает смеяться. Громко. Заливисто. Даже голову запрокидывает назад. Доволен? Услышал, что хотел? А потом резко обрывает смех и снова пронзает меня хладнокровным взглядом больного на голову маньяка.
— Ты думаешь, что, раздвинув передо мной ноги, ты докажешь, что любишь Вову? — спрашивает мужчина.
Я не понимаю, это вопрос с подвохом? Или риторический вопрос?
Главарь бросает сигару прямо на пол и резко наклоняется ко мне. Резким движением выставляет руки перед собой и практически всем телом ложится на стол.
— Ты же не просишь меня не трахать Вову, правильно? Ты просишь меня сохранить ему жизнь, и плата должна быть равноценной. Жизнь за жизнь.
На губах мужчины появляется кривая ухмылка, а я снова падаю в кровавую бездну.
Нам никогда не быть вместе. Эти отношения были обречены с самого начала, как и мы сами…