Я слышу шум снаружи, а через мгновение дверь открывается. Заходят Иван с Алексом, расходятся в разные стороны, а следом заводят Вову. Я хватаюсь за голову, не зная, как сдержать свои эмоции. Я вижу кровавое месиво. Создаётся впечатление, что на нем живого места не осталось. Хочется броситься ему на помощь, придержать, залечить его раны, зализать, если понадобится. Сделать что угодно, лишь бы ему стало легче.
Вот вам и мотивация…
Я не могу к нему приблизиться — не позволяют. Мои действия легко предугадать — поэтому меня снова держат, заломив руки за спину. Вову отпускают, и он падает на колени. Ему в затылок направляют пистолет. Он не сопротивляется. Не осталось на это сил. Чувствую, как что-то холодное вжимается и в мой висок. Мы оба под прицелом. Главарь расставляет все по своим местам, чтобы убрать одного из нас. А может быть, и обоих.
За спиной Вовы стоит Иван и держит пистолет, нацеленный в голову моего ненавистного — и вместе с тем любимого мужчины. Кроме троих из четвёрки, их главаря и меня, в комнате ещё несколько охранников. И все они готовы расстрелять нас с Вовой, если мы хотя бы попробуем дёрнуться.
— Придётся играть честно, — предупреждает меня главарь банды, держась на расстоянии вытянутой руки и прижимая оружие к моей голове.
Из уст Вовы вырывается стон. Он держит голову опущенной. Иван хватает его за волосы и тянет на себя, заставляя смотреть вперёд. Несколько секунд Вова затуманенным взглядом всматривается в меня, будто не понимает, кто перед ним. Потом вижу, как на мгновение в его голубых ледяных глазах вспыхивает свет, подобно солнцу, внезапно выглянувшем во время снежной бури.
А потом снова лёд. Арктика, охватывающая меня и всё вокруг. Мою душу завернули в снежную вьюгу, и эта вьюга теплее самой горячей пустыни. Почему-то мне становится уютно. Бред, знаю. Я знаю, что хорошо уже не будет, но его спокойный, холодный взгляд заставляет и меня потерять интерес к тому, что происходит вокруг. Он обнимает меня, поглощает, затягивая мою душу в свою извечную тьму и пустоту, а я именно этого и хочу. Это именно то, что мне нужно, чтобы почувствовать наконец покой.
Горькая едва заметная улыбка появляется на его лице.
Я знаю, что ему больно. Но в его взгляде я вижу, ради чего он терпит эту боль. Я вижу в его глазах раскаяние и покой. Я вижу его душу. И моя душа сплетается с его, прячась за крылом своего тёмного ангела. Вова смотрит на меня и одним лишь взглядом забирает мою боль, поглощает её, приумножая этим свою собственную. Обезболивающий, исцеляющий холод вырывает меня из ада, затягивая в такую знакомую и желанную голубую бездну.
Он тяжело опускает веки, и меня рывком выбрасывает на поверхность, возвращая в жестокую реальность.
— Вова, — шепчу еле слышно.
Но Вова безвольно опускает голову. Иван резко дёргает его за волосы, поднимая голову вверх.
— Смотри! — приказывает главарь. — Смотри на неё!
Вова смотрит, но уже не так. Наши души потеряли связывающую их нить. И эту нить Вова оборвал сам. Боль и страх снова сжимают меня тисками.
— Зачем ты приволок её сюда? — спрашивает Вова, выплёвывая недовольно, раздражённо слова. — У меня нет настроения для игр, — криво улыбается разбитыми губами. — Она меня больше не интересует.
Вова говорит это таким равнодушным тоном, что я почти верю ему. Но я понимаю, что это игра для лидера и остальных. Я видела правду в его глазах всего несколько секунд назад.
— Почему же тогда ты не убил её? — спрашивает главарь.
— Потому что знал, что среди нас завелась крыса. Потому что знал, что против нас готовят заговор. Я уже всё объяснил. Она была нужна как приманка…
Мысленно улыбаюсь, ведь даже в этом мы мыслили одинаково.
— Так я могу её убить? — спрашивает главарь банды. Его лицо искажается в лукавой гримасе. А я готовлюсь отдать душу то ли богу, то ли дьяволу — как повезёт.
Вова не успевает скрыть всплеск эмоций в своих глазах. Там украдкой проскальзывает страх. Я это вижу, и главарь это видит.
— Нет, Владимир. Я не стану её убивать, — блядская надежда машет мне рукой и пытается запутать, убеждая, что шанс ещё есть. Но я не верю. Я шлю надежду к чертям, потому что понимаю, что это очередной подвох, очередная извращённая игра. — Я позволю тебе исправить свою ошибку и загладить свою вину. Ты достаточно наказан за твою оплошность и беспечность. Тебе нужно сделать сущую мелочь — и я прощу тебя.
Дьявольская улыбка появляется на лице главаря. Меня обдаёт ледяной водой, потому что я начинаю догадываться, что именно он задумал…
— Иван, — кивает главарь, и Иван достаёт свободной рукой ещё один пистолет. — Вова, тебе нужно всего лишь исправить свою ошибку. Ты должен убить последнего свидетеля, и всё будет как прежде. Вот видишь, каким я бываю добрым.
Главарь отходит от меня на шаг, продолжая держать меня на прицеле. Его губы растягиваются в кривой ухмылке. Взгляд психопата в ожидании самого желанного зрелища. А меня охватывает паника. Это слишком жестоко. Сначала я думала, что этот ненормальный хочет, чтобы Вова увидел, как я умру. Но оказывается, его замысел ещё безумнее. Он хочет, чтобы Вова убил меня собственными руками…
Иван протягивает руку слишком медленно, превращая короткий момент в мучительную бесконечность.
— О, и ещё кое-что, — главарь поднимает палец вверх в предостерегающем жесте. Иван застывает. — Там всего лишь одна пуля. А нас здесь, — осматривается вокруг, считая вслух, — раз, два… пять мужчин держат вас на прицеле, и ещё трое готовы присоединиться в любой момент. Надеюсь, ты понимаешь, что малейшее необдуманное действие с твоей стороны — и в то же мгновение вы умрёте оба.
Вова бросает на меня усталый, почти равнодушный взгляд, а потом пронзает взглядом главаря. Иван силой вкладывает оружие в ослабевшую руку Вовы и отходит назад, продолжая держать Вову на прицеле.
— Ты говоришь, что она была приманкой, — продолжает главарь. — Всё выяснили, конкурентов убрали. Она больше не нужна. Убей её — и ты свободен.
Вова закрывает глаза. Он обессиленно опускает руку. У него не осталось сил, либо просто необходимо собраться с мыслями. Вижу позади него Ивана, который смотрит на меня. Чувствую на себе взгляд главаря. Слышу его разочарованный вздох. Понимаю, что ему не нравится развитие событий. Стараюсь в эти последние секунды понять, зачем предводителю понадобился весь этот спектакль. Не легче было просто нас двоих пристрелить?
А потом, кажется, начинаю понимать…
Это жестокая игра бессердечного чудовища, настолько отвратительного, что он не в состоянии смириться с тем, что кто-то может быть лучше него. Ему не нравится, что кто-то в его окружении чище него душой, сильнее, наделён хорошими чертами, не пресмыкается и не унижается, держась достойно. Игра монстра, вообразившего себя богом, а люди для него — всего лишь марионетки. Ему интересно знать, насколько сильно мы любим друг друга. Интересно выяснить, на какие жертвы мы сможем пойти ради друг друга. Он хочет доказать этим сумасшедшим испытанием, что все люди меркантильные, продажные, думают только о своей шкуре, и гнилое нутро обязательно выползает наружу в случае опасности. Это он пытается доказать? Что каждый сам за себя?
Я не подарю ему такого удовольствия.
— Вова, — говорю тихо и замечаю, как рука моего сломленного дьявола дёрнулась то ли от боли, то ли от моего полного мольбы голоса. — Просто сделай это. Прошу, — настаиваю и вижу, как Вова поднимает на меня тяжёлый взгляд.
Я мышка, влюбившаяся в кота.
Девушка, доверившаяся монстру.
Жертва, подарившая душу своему палачу.
Вова опускает рассеянный взгляд на свою руку, в которой держит пистолет. Поднимает руку и целится в меня. Поднимает взгляд… Я впервые за последнее время не могу понять, что происходит у него на душе. Глухая стена льда. Этого человека достаточно сложно прочитать, если он этого не хочет. Его жесты всегда сдержанны. Его действия отточены. Его взгляд не выражает ровным счётом ничего. Там тьма и пустота. Я не знаю, что к этому привело, но его душа… словно давным-давно поглощена тьмой.
Но я ведь такая же. Возможно, во мне он увидел своё отражение. Или отражение собственных поступков. Поэтому я могу догадаться, что он чувствует сейчас: ровным счётом ничего. Иначе невозможно, невозможно что-то чувствовать в подобной ситуации и пытаться совладать с собственными эмоциями. И не стоит забывать, что он действительно монстр, ставший на определённый, очень короткий промежуток времени моим. А теперь пришло время прощаться.
Мне не страшно. Он должен это сделать. И я хочу, чтобы он это сделал. Я хочу, чтобы Вова меня освободил. И жил за нас двоих.
И сейчас, когда я вижу, как он целится в меня холодным оружием и точно таким же холодным взглядом, я почему-то вспоминаю его слова:
«Люблю, когда кофе крепкий, сладкий, оставляет приятный привкус… но с горчинкой, чтобы не терять связь с реальностью».
… и едва заметно улыбаюсь …
*** конец первой книги ***
Больше книг на сайте - Knigoed.net