— Кир, ты ужасы какие-то рассказываешь! — Голос Ритки в трубке звучал весьма взволнованно.
— Чистая правда, к сожалению. И то, что наш обман раскрыт, боюсь, тоже.
— Да фиг с ним, разберусь, — отозвалась подруга. — Но как же так, на тебя напали, тебя ударили, но ты еще и подозреваемая? Где логика у этих работничков!
Я была с Риткой согласна.
— Мне жаль, но теперь ты вряд ли получишь свое повышение. Борис Иванович, похоже, выиграет.
Даже в трубке мне было слышно, как подруга заскрежетала зубами. Ей эта война давалась нелегко и проиграть в самом конце было более чем обидно. Я прекрасно ее понимала. Да что поделаешь.
— Что думаешь говорить на допросе? — наконец вернулась подруга к насущному вопросу.
Я пожала плечами.
— Правду, разумеется. В конце концов, то, что у меня чужой пропуск еще не говорит о том, что я украла ценную вещь из музея. Хоть и делает меня весьма подозрительной личностью.
— Думаешь, они смогут что-то доказать? Глупости все это. Не переживай, лучше отлеживайся в больничке и ни о чем не думай.
— Легко тебе говорить, — вздохнула я. — Если бы ты видела лицо этого капитана. Да он меня уже заранее обвинил во всех грехах и просто мечтает отыграться.
— Ты что с ним знакома? — удивилась Рита.
Пришлось рассказать ей историю нашего малоприятного знакомства с капитаном полиции.
— Ну дела, — протянула подружка. И рассмеялась. — А он симпатичный, этот капитанишка?
Я едва не задохнулась от возмущения.
— Рита! Он меня в тюрьму посадить может, а ты смеешься.
— Да ладно, он же всего-навсего мужик. А ты задела его мужское самолюбие. Извинись, мило поулыбайся. Можешь даже в знак примирения пригласить его на чашку кофе — и все, ты больше не подозреваемая номер один.
Советы у Ритки всегда были в таком духе, что стоило лишь распушить перья и все мужчины у твоих ног. Я попыталась донести до нее простую истину: что привычно и реально для такой женщины, как она, абсолютный нонсенс в моем случае. Но слушать она меня, конечно же, не стала. Рита всегда была уверена, что мир склониться перед ней, стоит только захотеть. Впрочем, следовало признать, что так и было. Только у меня все совсем иначе.
— Я думаю, что этот капитан только и ждет момента, чтобы отыграться на мне. Только вот как мне объяснять тот факт, что я изображаю тебя?
— Если наверху узнают, что я уехала кадрить мужиков вместо того, чтобы работать в нашем славном музее, они меня просто разорвут на части, — произнесла Ритка. Но особой грусти я в ее тоне не услышала.
— Но врать мы тоже не можем. Да к тому же, это и бесполезно — он держал в руках мой паспорт, а там все мои данные, — отозвалась я, поудобнее укладываясь на подушки.
— И не надо врать, — решительно сказала подруга. — Я позвоню начальству сама, и признаюсь, что наняла тебя побыть мной, потому что ты отличный работник.
— По голове тебя за эту выходку не погладят.
— Ну да ничего, прорвемся. Главное, чтобы тебя из-за нашего маленького обмана в краже такой ценности не обвинили — это очень важная мумия.
— Может, ты все же вернешься? Мне тут так тоскливо одной…
— Извини, но нет. Помнишь, я тебе про немца рассказывала? Кирюха, он просто супер. Я никогда себе не прощу, если сейчас оставлю его, понимаешь?
Я протяжно вздохнула.
— Развлекайся. Только начальство предупреди. Пока.
Я отключилась и стала пялиться в потолок. Никаких умных мыслей в голову не лезло, к тому же и голова еще болела, так что я почла за лучшее уснуть.
Выписали меня из больницы через три дня. Три вполне веселых денька явно пошли мне на пользу. Я выздоравливала, каждый день ко мне приезжала мама с домашними деликатесами. В палате со мной были отличные девчонки, время мы проводили более чем весело. Так что о своих проблемах я ненадолго смогла забыть.
В день выписки первым делом я поехала домой к родителям. Забрала кота, который на момент моего отсутствия был перевезен к ним домой. Получила ценные указания насчет того, чтобы быть пай девочкой и никуда не лезть, и отправилась на квартиру к Ритке: я решила еще немного пожить у нее.
Поднявшись на нужный этаж и достав ключи, обнаружила белый конверт, торчащий в щели между дверью в квартиру и стеной.
— Интересно, — я зашла внутрь, втащила вещи, выпустила кота из переноски, выпила воды и только тогда прошла в гостиную и уселась на диван. Открыла конверт, он был не запечатан. Там была записка, написанная чьим-то размашистым почерком. Маргариту Николаевну настоятельно просили посетить отдел полиции по указанному адресу внизу. И по возможности прихватить с собой свою подругу Брусникину. Дальше следовал номер телефона. И подпись капитан Соболев К.С.
— Неофициальный вызов в полицию, класс. Быстро этот капитан нашел Риткин адрес, — я усмехнулась. — Активный мужик, ничего не скажешь.
В тот день я никуда выходить не стала, только в магазин за продуктами — в холодильнике было пусто. Приготовив ужин, я весь вечер просидела в интернете. Область моего интереса была непосредственно связана с костями — я изучала историю того самого фараона, чьи останки были похищены. Меня весьма занимала эта непонятная ситуация с кражей, с попыткой избавиться от ненужного свидетеля — именно так я видела все недавние события. И мне было крайне интересно, какое будет продолжение.
А в отделение к Соболеву прийти мне все-таки пришлось. Через два дня после выписки позвонил незнакомый майор и очень настоятельно просил заглянуть к ним на огонек. Ну как я могла отказаться от столь заманчивого предложения. Вот и поехала. В коридоре под кабинетом с надписью капитан Соболев К.С. я просидела минут двадцать. Пялилась на обшарпанные стены, на потолок, с которого уже давно сыпалась побелка, на редких посетителей, таких же испуганных, как и я сама. Ранее в полиции мне бывать не приходилось, а это место у нормальных граждан хороших чувств не вызывает. Я считала себя вполне нормальной, так что ощущения были соответствующие. Когда в какой-то момент по коридору с заломанными назад руками провели какого-то беднягу, от которого воняло так, будто ты находишься на помойке, я уже окончательно собралась уйти. Даже поднялась и направилась к выходу, но тут-то меня и окликнул знакомый голос:
— Кира Юрьевна!
Я обернулась и понуро побрела в кабинет вслед за капитаном. В кабинете не было ничего примечательного. Только попугай в клетке. Единственное яркое пятно в таком малоприятном местечке. Мне предложили стул, сам капитан уселся за стол, сплошь заваленный бумагами. И, наконец, взглянул на меня. Сегодня в свете дня его глаза казались прозрачно-голубыми, и я в который раз подивилась их странному оттенку.
— Я получила вашу записку, — порывшись в сумке я извлекла на свет конверт.
— Но пришли одна, — заметил Соболев.
— Риты нет в стране, я думаю, вам это известно.
Он кивнул.
— А как вы получили записку? В паспорте у вас другой адрес.
Я вздохнула. Везде успел сунуть свой длинный нос этот навязчивый капитанишка.
— Я живу в ее квартире, — заметив недоуменный взгляд, я добавила: — Временно.
— Живете в ее квартире, носите я так понимаю ее одежду, на работе выдаете себя за нее, у вас ее пропуск… Объяснитесь.
Меня удивил тот факт, что капитан обратил внимание на разницу в одежде. В музее я была в костюме и на шпильках, изображала Ритку, а сегодня в джинсах, свитере и сапогах на плоском ходу — короче, сегодня я была самой собой. И даже практически без косметики. И это не укрылось от пытливого взора господина Соболева. Я увидела, что он выжидающе поглядывает в мою сторону и, потупив глаза, стала рассказывать. Много времени это не заняло. Он слушал очень внимательно, не задавая ни одного вопроса и не перебивая. Иногда что-то записывал в блокнот, что заставляло меня особо нервничать. В таком месте, как полиция, тебе периодически кажется, что вот сейчас вбегут мальчики в погонах, заломят тебе руки и уведут в наручниках в камеру. Особенно живо я представляла эту картину, когда капитан начинал чиркать в своем блокнотике. Сердце мое ухало вниз, а руки предательски потели. Я изрядно нервничала и мечтала поскорее выбраться из этого кабинета. Но Соболева мои неудобства, кажется, вовсе не волновали. Он их попросту не замечал. Слушал, поглядывал в окошко. Словом, вел себя как добродушный мент, что вселяло в меня уверенность, что ему очень хочется, чтобы я оказалась виновной в этой истории. Права Ритка, я задела его самолюбие, а мужчины этого не любят. Я решила, что непременно должна извиниться, хотя бы попробовать. Ведь раз он пытался познакомиться со мной на улице, значит, я ему приглянулась. Так может мое обаяние сыграет мне на руку. Хоть я и сомневалась в его наличии.
Я замолчала и как-то несмело улыбнулась. Соболев на это лишь сощурил глаза.
— Кира Юрьевна, в котором часу вы остались одна в музее в тот вечер, когда произошло ограбление?
Я задумчиво почесала нос.
— Около восьми. Да, последние посетители вышли около семи тридцати, я закрыла залы, потушила свет, взяла кофе и отправилась на вахту. Я читала книгу.
— А сторож пришел во сколько?
— Я увидела его только тогда, когда включился свет, я же вам говорила.
— А где же он был все это время, по-вашему?
— Откуда мне знать? — я пожала плечами. — Я ждала его к одиннадцати, но в половине произошло то, что я вам сказала, так что, наверное, он пришел раньше.
— А он говорит, что пришел в начале одиннадцатого, обошел все двери, проверил, заперты ли замки, пошел к вахте, вас там не было.
— Правильно, я услышала шум из зала с костями, — в который раз стала я объяснять. — Немного испугалась и пошла проверить, кто там ходит. Я думала, что это Михал Иваныч и есть.
— А он сказал, что не видел вас там в это время.
Я насупилась. Дело принимало серьезный оборот.
— А про то, что свет потух, он вам говорил? А про сигнализацию в музее?
Соболев кивнул, вертя в руках авторучку. Поглядывал на меня исподлобья и явно недружелюбно.
— Говорил. Свет выключился около десяти сорока пяти, а включился буквально через пару минут. Тогда и сигналка сработала.
— Да, так и было. Как раз, когда свет включился, я и увидела сторожа. Он стоял в зале с костями, а я….
— А вы угрожали ему огнетушителем, — закончил за меня Соболев.
Я вытаращила глаза в полном обалдении.
— Что я делала?? Он что спятил?
— Попрошу вас выбирать выражения, вы на допросе.
— Послушайте, я не знаю, с чего вдруг Михал Иваныч стал менять свои показания, но в тот вечер он при мне говорил сотруднику полиции, что действительно видел у меня в руках огнетушитель, только я ему не угрожала. Я взяла тяжелый предмет для самообороны. Мне было страшно, если вас это интересует.
— Не очень, — кисло усмехнулся капитан и снова стал глядеть в окно.
Я уже не на шутку беспокоилась и ерзала на неудобном деревянном стуле. Почему сторож сказал Соболеву такую чушь? С чего ему путать версии происходящего? Или он, действительно, думает, что я шпионка. Глупость какая-то.
— Итак, вы взяли огнетушитель и….
— И пошла с ним в зал с костями. Я ведь уже рассказывала.
— Здесь я решаю, что вы рассказывали, а что нет.
Я нервно сглотнула. Гнев свой я уже едва сдерживала.
— Почему вы пошли именно туда, Кира Юрьевна?
— Потому что там кто-то был.
— Вы его видели?
— Нет, но ведь…
— Вы его не видели, так почему решили, что там кто-то есть?
— Там кто-то ходил. Я уверена, что слышала его.
— А вот сторож говорит, что никого не слышал.
— Я сама лично закрыла замок в этом зале. А когда сотрудники приехали, он был открыт. У вас есть сомнения в том, был ли там кто-то третий?
— Кира Юрьевна, вопросы здесь задаю я.
Я сжала кулаки в бессильном гневе. Вот гад. Он меня специально изводит, я была в этом просто уверена. Издевается и получает удовольствие. Да как таких вообще земля носит. Чтоб тебе пропасть, мент паршивый.
— Так вы утверждаете, что слышали чьи-то шаги в ночь похищения ценного экспоната? — услышала я снова его голос через какое-то время.
Я подняла глаза от своих крепко сжатых кулаков и посмотрела на Соболева.
— Да, и на следующий день тоже, перед тем, как меня стукнули по голове…
— К этому мы еще вернемся, — перебил меня капитан. — Вы уверены, что не видели того, кто находился в зале?
— Нет, я уже говорила вам, что…
— Да- да, конечно, — снова этот противный менторский тон. — В котором часу вы слышали шаги?
— Около половины одиннадцатого. Вы ведь уже спрашивали! Михал Иваныч как раз должен был…
— И к этому мы тоже еще вернемся. Но позже.
Я в конец разозлилась. С меня было довольно. Я вскочила со стула, на котором сидела. За моей спиной скрипнула дверь, но я не обратила на это никакого внимания, полностью поглощенная злостью на капитана.
— Послушайте, я прекрасно помню, что слышала и что видела. Не нужно говорить со мной, как с полной идиоткой, — выпалила я. — А если вы просто решили отыграться на мне за то, что я отказалась идти с вами в кино, так это…
Продолжения фразы я не договорила, потому что меня перекричал Соболев:
— Тебя что стучать не научили, Лысенко?!
Я обернулась. В дверях стоял тот самый молодой парень в форме, что помогал мне подняться в музее и отвозил в больницу. И судя по выражению его лица, мою фразу о том, что я отказала его начальнику, он прекрасно слышал. Физиономия у него была красная до невозможности.
— Простите, Кирилл Сергеевич, я стучал, но вы не ответили… Тут пришла девушка насчет украденной сумки…
— Ты что не видишь, что я занят? Прими сам заявление, только составь по форме, а не как в прошлый раз. — гаркнул Соболев и дверь тут же захлопнулась. — Работнички…
Я тихонечко опустилась на свой стул, стараясь не встречаться взглядом с грозным капитаном. Мне вообще хотелось подобно сержанту Лысенко спрятаться за дверью и больше никогда не видеть злого лица Кирилла Сергеевича.
— Извините, — почти шепотом сказала я, разглядывая свои руки.
Он проигнорировал мои слова. Взял со стола какую-то бумагу, размашисто поставил на ней свою подпись и протянул мне.
— Распишитесь внизу, — я послушно выполнила его приказ. — Отпускаю вас под подписку о невыезде. Пока ведется следствие, я должен знать, где вас найти.
Я согласно кивнула.
— И подруге передайте, что я настоятельно советую ей вернуться поскорее из поездки.
— Вряд ли она меня послушает… — попыталась я вставить свои пять копеек.
— Значит, придется постараться.
— Я могу идти? — я снова нерешительно поднялась со своего места.
Кирилл Сергеевич поднял на меня тяжелый взгляд своих светлых глаз.
— Свободны.
Дважды мне повторять не пришлось. Я пулей вылетела из кабинета, пробежала по коридору, едва не задев плечом проходившего мимо сотрудника. И только на улице смогла перевести дух. Села на лавочку и немножко поглядела в небо, слушая, как в бешеном ритме бьется сердце. А вы, Кирилл Сергеевич злопамятный гражданин, оказывается. И весьма самолюбивый. Я вдруг ясно осознала, что с точки зрения капитана и с точки зрения сотрудников музея, я главный подозреваемый. И никто не поверит, что я действительно слышала шаги какого-то постороннего человека. Я не удивлюсь, если они у себя там, в полиции, решат, что я сама и головой стукнулась, для убедительности. Я уже готова была ко всему.
Выход мне виделся только один. Весьма плачевный, и совсем мне не свойственный. Чтобы меня не обвинили в краже и не посадили в тюрьму, нужно самой найти этого вора. И доказательства его вины представить Соболеву. Тогда, возможно, он убедится, что я ни в чем не виновата. Но как это сделать, я понятия не имела. Оставалось надеяться, что Ритка сможет дать мне дельный совет.