Обычно они одинаковые по набору удобств, и уровень их членов определяется по моделям машин, стоящих у клуба. Владеют клубами только очень состоятельные люди, все они без исключения поклонники тенниса. Как выглядит американский частный клуб, я могу рассказать.
Ламар Хант, миллиардер из Техаса, приобрел теннисный клуб в Лейк-Уэй под Остином, я там играла турнир. Даже бассейн в клубе сделан в форме теннисной ракетки.
Квалификация тренера определяется только одним - уровнем его учеников. Себя не обманешь. Тем более не обманешь общество. Если рождаются знаменитые музыканты, артисты, ученые, то, наверное, рождаются и теннисные тренеры. Положение тренера сборной всегда сложное. Я, например, не могу не учитывать мнение личного тренера игрока. Но личный тренер не знает того, что знаю я, а если приходят победы, он не хочет признавать, что в них есть и доля моего труда. К счастью, я спокойно относилась к тренерской славе. Я работала только для собственного удовольствия, хотя все друзья и родственники меня уверяли, что я не смогу жить без славы. Мне приходилось постоянно их убеждать в обратном. Я получала удовлетворение, когда видела, что мама и тренер сестер Малеевых повторяют мои манипуляции с календарем. Я знала, что после разговора с менеджером английской команды, когда я рассказываю ей о своем тренере по легкой атлетике, прочту в ее интервью о том, что она подписала контракт с легкоатлетом. Я осознавала свой тренерский уровень и в том, что со мной советовался Куки, известный тренер из Японии. В свое время игроки моей нынешней команды и его ученица Минора Ицуку начинали одновременно. Куки по шесть месяцев держал Минору в Штатах, а она все хуже и хуже играла. Как национальный тренер, я, конечно, не должна была давать советы, но у меня другая точка зрения на тренерскую этику. Я тогда сказала Куки: "Ицуку в Америке сходит с ума. Она же не собирается сюда переезжать. Ты вспомни, как ты чувствовал себя в этой стране после трех недель турниров?" Он начинает говорить, что ему и сейчас тяжело без японской пищи, без японских песен и японского языка.
"Посмотри, сколько турниров она держит, - сказала я ему, - а потом увози ее обратно домой". Куки меняет график, и с восьмидесятого места Ицуку поднимается до тридцатого. Наверно, я ненормальная, но я получаю от этого удовлетворение. Марат Николаевич Зверев упрекает меня в том, что я вмешиваюсь в его тренировочный процесс, хотя на протяжении четырех лет он делал все, что я ему говорила. И пока еще ничего не сработало наоборот. В 1988 году он ругался со мной, требовал поездки в Японию, а я отправляла их во Францию, уверенная в том, что на Ролан Гарросе Наташа должна сыграть лучше. Наташа вошла в финал, но Марат Николаевич первое, что сказал мне в "Шереметьеве" после возвращения: "Все равно надо было ехать в Японию".
Марат Николаевич продолжал высказывать недовольство по поводу замены Японии на Францию, а я думала: "Прошло всего лишь двадцать лет, а как все в нашем теннисе изменилось. Перед первой моей поезд-кой на Уимблдон меня пригласил к себе Виктор Владимирович Колегорский, начальник отдела тенниса. Он строго сказал: "Оля, ты знаешь, что едешь на Уимбл-дон?" Будто гром над головой грянул. Я обомлела. "Нет!" - "Как?" - удивился Колегорский. "Не знаю!" Он весомо повторил: "Ты едешь на детский турнир Уимблдона". Мои тогдашние шестнадцать - это не нынешние шестнадцать. Я встала по стойке "смирно". Остановила дыхание, задумавшись, как мне реагировать на окружающий мир. "У тебя форма есть?" - спросил Колегорский. Я с гордостью сказала: "Да". "Тапочки есть?" - "Есть!" Под тапочками подразумевались советские полукеды за пять шестьдесят на каучуковой подошве. "Носки есть?" Носки связаны Ниной Сергеевной, и еще пара, купленная в Таллинне. "Есть!" - сказала я. "Юбка есть?" Юбка сшита мною лично. "Есть!" - отрапортовала я. "А майка?" Майка с буквой "Д" на груди, предмет зависти ровесников. Я сказала, что у меня все есть. Виктор Владимирович обомлел. Я не сразу поняла, о чем меня спрашивал начальник отдела тенниса. Самострочная юбка и белая майка с голубой буквой "Д" мне казались верхом теннисной элегантности. Юбки с фирменным значком Фрэд Перри - зеленый веночек - на Ире Рязановой нами, девчонками, подающими мячи, рассматривались, как наряд манекенщицы. Мы сшили точно такие же, с тройными складками.
Когда мне перед поездкой в Лондон выдали синий, из чистой шерсти костюм с надписью "СССР", я легла в нем спать - так не хотелось его с себя снимать. Чувство приподнятости от качественной одежды или ракеток есть у каждого теннисиста. Сколько ракеток было мною получено! Для себя, для спортсменок, для Вити, для Кати. Но каждый раз, когда я расчехляю ракетку и раскручиваю целлофан с ее ручки, у меня тот же трепет, как от синего костюмчика.
В Англии Аня Дмитриева дала мне в руки "Шлезингер" и спросила: "Оля, тебе нравится эта ракетка?" Что я могла ответить? С придыханием я сказала: "Конечно". - "Ты хочешь играть такими ракетками?" Совершенно не обязательно было отвечать на этот вопрос: хочу я или не хочу было написано на моем лице.
Через неделю мне принесли две ракетки. Как я сейчас понимаю, принадлежали они Ане, но она решила за мое хорошее выступление на детском Уимблдоне поделиться ими со мной! "Шлезингер", и как у Дмитриевой! Даже сейчас я помню, как их опробовала. Желтые натуральные струны, на них кошечка нарисована, черная нитка перетягивает струны, чтобы они не двигались. Прозрачный целлофановый чехольчик и золотой чехол сверху. Белая сумка с кошкой. Сносу ей не было, через двадцать три года я отдала ее папе.
ЧАСТЬ II
ДЕСЯТЬ ЛЕТ СПУСТЯ
I. АНГЛИЙСКИЙ ТРЕНЕР
ОТЪЕЗД
Конец восьмидесятых для меня, как для тренера сборной СССР, складывался более чем удачно. Начался невероятный расцвет женского тенниса в стране. Наташа Зверева играла блестяще, Лариса Савченко играла очень хорошо. У всех появились надежды, у меня тем более, - очень скоро к ним придут самые большие победы. Более того, за моими девочками, входящими в сборную, поднималась плеяда молодых игроков. Так оно и получилось, потому что, например, лидер сборной России Елена Лиховцева - одна из тех, кто сегодня наиболее заметна, тогда как раз оказалась на подходе, ей было тринадцать-четырнадцать лет. Однажды мой муж Витя позвал меня к себе на тренировку на Ширяево поле, где он занимался с группой детей, а в ней начинала играть семилетняя Аня Курникова. Возникала цепочка, когда один тянет другого, тот третьего и все они поднимаются на высокий уровень. Такая цепочка и есть система, а система самое главное для развития любого вида спорта. Ее еще можно назвать преемственностью.
И тут, когда казалось, что все в сборной уже стабильно поднимается, у меня начался стресс. Теннис действительно наладился, зато все остальное в стране разваливалось, включая и саму страну. Стали возникать вопросы, которых раньше избегали, так как ответов на них никто не давал. Система подготовки игрока еще существовала и работала. Но сложившаяся ситуация и эту систему начала расшатывать. Я понимала, что ту должность, которую я занимаю - старший тренер сборной СССР, - теперь надо называть по-другому. Выходило, что я и менеджер и тренер в одном лице. Прежде об этом никто не задумывался, а теперь такое положение вещей меня напрягало, потому что в нормальных странах это абсолютно разные профессии. А я занималась, получая одну зарплату, одновременно двумя делами, но в общем-то справлялась и с первым и со вторым. Надо сказать, что моя власть в сборной стала постепенно таять, причем с каждым днем все быстрее и быстрее, так как начали исчезать привычные рычаги управления. Добившись получения настоящих гонораров, мои знаменитые девочки приобрели своеобразный психологический настрой. Никто из них не думал о том, как нужно тренироваться. Зверева и Савченко желали только одного - получить наконец причитающиеся им деньги, и чихать они на всех хотели. Сами они уже играли в лучших турнирах, они уже входили в компанию звезд, а то что рвется "цепочка", кого это волновало?
К тому же вокруг них еще и накручивались страсти не без участия их личных тренеров и новой свободной прессы. Мужья, мамы, папы твердили: "На кой черт нам нужна советская система подготовки, мы сами все можем, сами наймем кого хотим..." Результаты поспешного развода со сборной налицо. Зверева, которая, как я считала и считаю, десятилетие должна была провести в первой тройке мира, так туда и не попала. Мое же положение с каждым днем становилось все более и более невыносимым. И морально и материально. Игроки получали все свои западные призовые деньги, моя же зарплата оставалась прежней, советской, и разница наших жизненных уровней становилась не просто все больше и больше, а катастрофической. Они уже получали какие-то невероятные по советским понятиям гонорары, а я приезжала с ними на турниры и жила на суточные командировочного за границей. Это выглядело совершенно унизительно. Они действительно были звездами, талантливыми девочками, но до моих спортивных результатов им еще предстояло расти и расти, а я, находясь рядом, превращалась из Ольги Морозовой, которую знал и уважал весь теннисный мир, в бедную родственницу.
И тогда я тоже подумала: а ради чего мне все это нужно терпеть и испытывать? Так у меня родилась и постепенно развивалась некая задумка о том, что пора уже и мне что-то в своей жизни менять. Как раз в это время моя дочь Катя переходила от детского тенниса к настоящему, с серьезными, ежедневными тренировками, и я не без оснований предполагала, что, уехав из Москвы, где, кстати, ребенка с каждым днем было все труднее и труднее хорошо покормить, я каким-то образом помогу ей в ее теннисном становлении. Как позже выяснилось, тут сказалась моя не-опытность, потому что я никогда не занималась дет-ским спортом, и тот период, в котором находилась Катя со своим теннисом, для меня, естественно, оказался полностью неизвестным.
Поэтому я выпустила из своих предположений одну простую вещь: в принципе, для подготовки высококлассного спортсмена, как я всегда говорила, нужна соответствующая среда и нужна соответствующая система. А лучшая система оказалась та, которая в нашей стране уже была отработана, как часы-хронометр, и, как потом выяснилось, совершенно отсутствующая в Англии. Но это, к сожалению, выяснилось не сразу.
Почему я уехала - понятно. Пресс, который давил на меня, становился нетерпимым, но все равно на первое место в этом решении я ставлю волнение за судьбу дочки. Я искренне полагала, что жизнь в стране, которая своими теннисными традициями куда богаче чем наша, позволит мне сделать из Кати хорошую теннисистку. Но вернемся ненадолго к тому, что в любом деле очень важно иметь отработанную систему. Система - это то, что ты делаешь каждый день. Пишешь ли ты каждый день статью, ежедневно ли занимаешься теннисом, или каждое утро едешь на телевидение, ты уже создаешь систему. Ежедневная работа ее основа. И вот как раз эта основа, которую я считаю правильной и необходимой, в английском теннисе для детей отсутствовала почти полностью. И поэтому я свою дочь как бы из системы правильной перевезла в систему неправильную.
Первые несколько лет все шло хорошо. Катя легко побеждала своих сверстниц, в пятнадцать выиграла национальный чемпионат среди восемнадцатилетних. Но позже, когда девочки подросли и стали девушками и тут должна была начаться страшная конкуренция, которая всегда присутствовала у нас в стране, причем не только на соревнованиях, но даже и на тренировках, в Англии она и близко не наблюдалась. И тогда Катя немножко надломилась. Точнее, в ней проявилась раздвоенность. Она, будучи русским ребенком, так и не стала ребенком английским. Но желание оказаться частью той жизни, в которую ее окунули, желание быть равной среди своих подружек, которые были не лучше и не умнее ее, но жили у себя в стране, не позволило ей стать сильной спортивной личностью. Наконец, ее замучили травмы. Сначала в 15 лет ей удалили часть мениска, а после этого и до сих пор ее мучают незаживаемые трещины в стопе.
Почему я выбрала именно Англию, а не в Швейцарию, Америку или Италию? Все очень просто. У меня было три предложения для будущей работы. Первое - из Германии, второе - из Австралии и третье - из Великобритании. То есть мне предлагали на выбор три приличных контракта. Надо сказать, каждый из трех контрактов был по-своему хорош. Но Австралия ужасно как далеко, а мама моя оставалась в Москве - поэтому зеленый континент отпадал сразу. Германия для меня казалась страной недоступной, я не знала и трех слов по-немецки. С другой стороны, я свободно говорила по-английски, да и Катя училась в английской спецшколе. И потом, Англия - это Уимбл-дон. Это страна, про которую я наивно думала, что все знаю.
Мне казалось, что там я больше, чем где-либо, смогу себя проявить. Я выбрала для себя самую тяжелую по возрасту группу детей - тринадцать лет, исходя из того, что он близок к Кате, следовательно, и дочь будет рядом. Но это возраст, когда наступает созревание - пьюбети, как говорят англичане, - и дети в это время становятся трудноуправляемыми.
Только на себе можно испытать, что чувствует иностранец, работающий в чужом государстве. Очень точную статью написал Марк Маккормик, основатель знаменитой фирмы "IMG" (агентство, занимающееся адвокатскими услугами для спортивных звезд). Марк объяснял в ней, что когда он открывает в некой стране офис, то сколько бы там не работало людей из его центральной конторы, обязательно начальник должен быть из аборигенов (как раньше у нас в республиках, первый секретарь - представитель коренной нации). Таким образом Маккормик всегда знал все подводные камни в местных взаимоотношениях. Я же, попав в Англию, даже отдаленно не представляла, как там работает английский теннис. Я предполагала, играя в свое время на Уимблдоне или на турнире в графстве Кент, или тренируясь в каком-нибудь клубе, что в Англии существует и, наверное, неплохо действует клубная система. Но что она собой представляет, а главное - ради чего в Великобритании занимаются спортом, я понятия не имела.
Подведем итог. Во-первых, я уехала из-за Кати - это было главное.
Во-вторых, и это тоже немаловажная причина, появилась возможность, пусть уже не в молодые годы, но пожить, имея такой заработок, о котором я, будучи долгие годы первой ракеткой советского женского тенниса, мечтать не могла.
Я выбрала Англию, потому что она располагалась ближе всего к моей маме. Я знала в Англии всех игроков, мне было легче налаживать там жизнь, так как многие из них стали, как и я, тренерами, то есть мы оставались коллегами. Здесь, в Англии, жизнь, конечно, спокойная. И на фоне этого спокойствия невольно возникала третья причина моего отъезда - развал страны и от этого мое психологическое состояние. Я же не просто так была старшим тренером сборной Советского Союза. Для меня честь флага - не пустые слова, как и для моей соседки по московскому дому Иры Родниной. Мы не раз с ней вспоминали то время, конец восьмидесятых. Для нас все, что произошло - ужасный удар. Реакция у многих была возбужденной, у нас - нулевая. Я не хотела унижаться, а чувствовала унижение. Я хотела себя уважать, а уважение уходило.
ПЕРВЫЕ ГОДЫ В АНГЛИИ
Теннис, он, как говорится, и в Англии теннис. Различия были в другом и большие. Самым приятным вначале оказалось то, что мне не надо дергаться, что, в какую смету и сколько закладывать. Все упрощено и организовано. С самого начала - полное доверие. Я очутилась в сказке. Я впервые ездила по соревнованиям и не записывала каждую копейку в специальную графу.
И как полный контраст - наши сборы в Ташкенте. Мы жили на даче Совета Министров, в правительственной резиденции! Но в то же время неожиданно исчезал автобус, пропадал бензин, отсутствовали полагающиеся продукты... И вдруг все эти проблемы уходят. Я почему-то быстро забыла советскую жизнь, когда полагалось яйца покупать не меньше чем тридцать штук, рискованно брать всего лишь десяток. Непозволительное разгильдяйство купить одну курицу - если их продавали, надо хватать как минимум три. Сколько можешь впихнуть еды в холодильник, столько ее и покупали. И вдруг это продовольственное напряжение исчезло. Я приносила свежие продукты, которые таяли во рту. Я могла приготовить любой обед, какой я хотела. Двенадцатилетняя Катя ходила с широко открытыми глазами, а рот у нее постоянно был занят бананами, в то время большой редкостью в Москве (смешно сейчас это звучит!). Везде чисто, везде аккуратно, никто на тебя не орет, все спокойно отвечают, продавцы в магазине мило пытаются убедить тебя, что нужно у них что-то обязательно купить. В один прекрасный день я поняла, что у меня успокаивается нервная система.
Но в то же время я ощущала себя маленьким необразованным ребенком. Бензин и продукты продавались сколько хочешь и повсюду, автобусы ходили точно по расписанию, но зато в моей жизни появилась налоговая система, которая меня пугала, как бездонный черный лес. Первое письмо, что упало на ковер у двери в моем английском доме - извещение из налоговой инспекции: я должна заполнить какие-то бумаги и сообщить о своих гонорарах. Я пришла в паническое состояние. Какие бумаги, какие гонорары?! Как раньше дома было удобно, столько-то процентов из зарплаты вычитали и никто ни о чем не думал (правда, никто ничего и не зарабатывал). Платить налоги: такое только с молоком матери в себя впитываешь. А когда это делаешь впервые, да еще в сорок лет, страх ужасный. Но, слава тебе господи, рядом со мной оказались люди, которые мне помогали и, кстати, до сих пор помогают, потому что в английской жизни я уже более или менее разобралась, а в налогах по-прежнему - нет. Но мои британские друзья взяли заполнение моей декларации на себя, и пока у меня проблем нет, никогда не было и, надеюсь, уже не будет.
Мне нравится Англия. Мне кажется, что это самая красивая страна в мире. Мне нравится, что традиции, о которых я прежде читала, сохранены, и не в музейном состоянии, а в обиходе. В идеальном порядке старинные дома, невероятные по красоте желтые поля люцерны и страстная борьба за то, чтобы где-то через них дорогу не прокладывали. Для меня, привыкшей, что все вопросы решают в райкоме партии, оказалось каким-то чудом - митинги, собрания, демонстрации - если нужно общественное одобрение на то, чтобы дорогу провести через лес или пустошь. Но, возможно, благодаря такой борьбе страна сохранена в удивительной чистоте. Едешь на машине, а в окне: изумрудные луга, на них кудрявые барашки, упитанные и чистые лошади - пастораль, картинка из книжки. А потом въезжаешь в замок, который совершенно не изменился за последние семьсот лет, и все в нем, начиная от стула и кончая чашкой, все с того же XIII века. Как один раз купили, так ничего и не разбили! Революционные матросы в этих замках никогда, во всяком случае те же семьсот лет, не ночевали. Рядом с моим домом вросший в землю паб, который тоже сохранен в неприкосновенности с тех же веков. Для того чтобы на нем крышу переложить, необходимо получить чуть ли не решение правительства, но таким образом и сохраняются все эти достопримечательности. У нас в Бишеме прежде, чем спилить старинный дуб, комиссия чуть ли не из Лондона приезжала, поскольку, говорят, все старинные дубы посчитаны. Обсуждали они, жив ли дуб или нет, очень долго. Наконец решили спилить. Когда спилили, выяснили, что он еще мог пожить лет двести. Горе небывалое.
Городок Марлоу, где мы живем, в Англии хорошо известный: старинный, тихий и дорогой. Несколько лет тому назад звезды кино и эстрады решили обосноваться в нашем районе, Мадонна задумала здесь купить себе дом, Майкл Джексон, говорят, купил дом неподалеку. Они собираются учить своих детей в Англии. Плюс к этому наверное, понимают, что англий-ская традиционность настолько сама по себе уникальна, что хочется в ней иногда и пожить.
Через Марлоу протекает Темза, это то место на реке, где проводятся знаменитые Хейнленские регаты. Марлоу еще знаменит тем, что писательница Мэри-Шелли именно здесь сочинила своего доктора Франкенштейна. Но самое главное достоинство нашего городка, что в его округе разворачивались невероятные приключения трех джентльменов в лодке, не считая их собаки.
К нам езды сорок минут от Лондона, мимо аэропорта Хитроу и Виндзорского замка. Район аристократов. Если ты хочешь с ними общаться, они будут с тобой общаться, если не хочешь - не надо. Например, мои соседи мне всегда улыбаются, всегда со мной очень милы, но в гости мы друг к другу не ходим. К тому же они часто меняются. Наше местечко очень удобное для молодых семей, где папы набирают финансовую мощь, плацдарм миллионеров. Их бизнес уже выходит на международный уровень, а рядом не только Хитроу, но и две самые главные английские дороги - четвертая и сороковая, - что пересекают всю страну с севера на юг. При этом мы живем в полной тишине, не считая пения птиц. Вокруг нас помимо молодых бизнесменов люди в возрасте, как правило, работающие в Хитроу, чаще всего - это летчики. Много семей спортивных, с маленькими детьми, а через дорогу наш спортивный центр. Можно поиграть в теннис, можно позаниматься в зале аэробикой.
Бишем-Абби, старинное аббатство, где мы с Витей работаем, не только теннисный центр. Здесь и футбольные поля, и поля для гольфа. Бишем-Абби стоит прямо на берегу Темзы - это старинный замок, с клубными гостиными, столовой, спальней для ребят и обязательно со своим привидением. Конечно же, это дама, убившая в замке своего мужа. Витя утверждает, что он ее видел. Корты на все вкусы: и трава, и грунт, и бетон. Тут же построили и новый корпус, где гостиница, залы гимнастики и атлетизма, четыре крытых корта. Говорить, что все утопает в зелени и цветах, бессмысленно. В Англии все так утопает. Бишем-Абби английская теннисная федерация арендует для тренировок юношеской национальной команды. Собственно говоря, на руководство ею я и была приглашена. Но в Бишеме проводит свои сборы и национальная футбольная команда.
Спонсор юношеского тенниса в Англии автомобильный концерн "Ровер". Поэтому мы ходим в его фирменных майках, и не реже, чем в полгода, нам "Ровер" меняет новую машину на еще более новую. Правда, курить в машине мы с Витей не имеем права. Но мы и так не курим.
Английская федерация приобрела для нас и домик через дорогу от работы. Типичный английский, очень уютный, небольшой, с низкими потолками, скрипучими полами, тремя спаленками наверху, с камином внизу и небольшим садиком во дворе. Кто только не сидел под нашими цветами! Были и Алла Пугачева с Кристиной, тогда еще беременной на последнем месяце, как потом выяснилось, Никитой. В доме курить нам разрешалось, но зато мы не могли держать в нем домашних животных. Но мы и так из-за наших бесконечных разъездов их никогда не держали даже в Москве.
Если посмотреть, какие машины стоят у нас в общем дворике перед домами, то видно, что наши соседи - люди из высшего среднего класса. Меня потом стало раздражать, что район наш такой дорогой, потому что мне трудно купить здесь дом на те деньги, которые я могу себе позволить на него истратить. Цены примерно такие же, как в центре Лондона. Но зато они в то же время дают тебе гарантию, что ты живешь в спокойном районе. Исходя из собственного опыта, я знаю, что неспокойные районы это те, куда можно доехать на метро или на автобусе. Те же, которые достигаются только машинами, они не то чтобы абсолютно свободны от уличных неприятностей, но в общем-то здесь они случаются значительно реже.
Моя жизнь не предполагает чисто английского общения. Я все время в дороге. Поэтому традиционных английских посиделок на лужайке по два часа в уик-энд я не могу себе позволить. Впрочем, я не могу на них потратить и получаса за эти два дня. А потом, если сказать честно, я больше получаю удовольствия, когда общаюсь с русскими людьми. Может, тому виной мой возраст, но когда ты шутишь, твой юмор понятен только русским, твои беды понятны только русским. У меня много друзей-англичан, я чудесно с ними провожу время, я могу с ними пойти в театр, могу посидеть в ресторане. Но поговорить по душам и от души посмеяться я могу только с русскими. И, как ни странно, у меня в Англии свободные вечера проходят в русской компании.
ФИЛ ДЕ ПЕЧИОТТО
Мой адвокат Фил Де Печиотто; он же адвокат и Ани Курниковой. Я не могу не вспомнить о Филе, потому что это тот человек, который дал мне возможность встать на ноги в нелегкое для меня время. Фил Де Печиотто американец, и тем не менее ведет мои дела в Англии. В спортивной менеджментской фирме "Эдвантэйдж Интэрнешнл", где он один из президентов, есть отделения в самых разных странах, в том числе и в Англии.
Филу я доверяю абсолютно, наш союз проверен временем. Но и мне самой приходится много знать, самой полагается кое-что изучить, чтобы наши отношения складывались еще лучше. Только тогда ты четко понимаешь, когда тебе объясняют: это реально, а это - нереально. А уже потом твой адвокат пытается из реального сделать чуть больше.
Впервые Фил подошел ко мне поговорить в 1987 году. Естественно, никто из советских спортсменов тогда не мог даже задумываться о том, чтобы подписать с "Эдвантеч" контракт! Тем не менее он спросил: "Вы подпишете с нами контракт?" К тому времени у меня встреча с западным адвокатом, ведущим бизнес спортсменов, была уже не первой. Когда я в 1973 году выиграла турнир в Филадельфии, ко мне обратился один из представителей IMG с предложением вести мои дела. Я спросила, что он имеет в виду, поскольку советский человек твердо знал, что адвокат нужен только в суде. Он сказал: "Вы будете играть, а мы будем вам помогать зарабатывать деньги". Я прямо в лоб: "А сколько же вы будете за это брать?" - "Мы будем брать пятьдесят процентов ваших призовых". Я ответила: "Поскольку у меня забирают все сто процентов призовых, меня этот вопрос особо не волнует. Обратитесь, пожалуйста, в Спорткомитет СССР". Я поняла: разницы мало, что здесь пятьдесят, что у нас сто, все равно грабеж. Но я не успокоилась, подошла к Бетти Стове, спросила, сколько берут с нее? Она мучительно: "Оля, это секрет, но с меня берут двадцать". Возможно, вести дела русской казалось им очень сложным, поэтому они решили остановиться на половине. Все, на что я тогда могла рассчитывать - семнадцать долларов суточных. Если бы я согласилась на половину от семнадцати долларов, я бы, наверное, умерла вместе с этим адвокатом с голоду.
Так произошло мое первое знакомство со спортивным менеджментом. Поэтому, когда с тем же вопросом спустя пятнадцать лет ко мне подошел Филипп Де Печиотто, я уже знала, что от этих адвокатов можно ждать, так как у меня имелся совершенно потрясающий первый опыт. Короче говоря, я его просто отшила. Он потом признавался: "Ты была так негативно ко мне настроена". А ко всему прочему, у меня только кончился тот период, когда я считалась невыездной, наконец первый раз вновь выехала за рубеж, и любой мой контакт, не говоря уже о контракте, мог для меня закончиться печально.
Ох, как не хочется вспоминать ту историю, такую гнусную и такую типичную для советских времен.
Большая часть неприятностей, когда нас по сути дела подставил хороший знакомый, свалилась на Витю. Ему пришлось испытать исключение из партии, увольнение из армии, естественно и из военной академии, где он преподавал. Претензии к нам со стороны Прокуратуры были так надуманны, что вскоре там перед нами извинились. Казалось, инцидент исчерпан, Витю всюду восстановили, но больше он свою форму подполковника так и не надел. Не захотел. Обиделся.
Прошло несколько лет, и вдруг Прокуратура разразилась письмом (истинного его автора так и не нашли), где вновь пересказывалась та уже забытая история. Интересно, что письмо прислали в ЦСКА, где я уже несколько лет не работала, а Володя Васильев, старший тренер клуба, не сказав мне ни единого слова, передал его в Госкомспорт.
Тут интересная реакция окружающих. Все, кто знали меня много-много лет, замерли! Меня расстроила больше всего такая же реакция и Жени Позднякова, которого я сама привела в сборную и только-только с трудом решила его выездные дела. Начальник Управления спортивных игр Владимир Портнов, то есть мой непосредственный руководитель, дал мне понять, что он относится ко всему, как к редкой глупости.
Наверное, Портнов или лукавил, или забыл, в какой стране мы живем. Все только начиналось. Создали комиссию. Начались проверки. Виктор Янчук, начальник отдела тенниса, не знал, выдавать ли мне форму на первенство Европы. Шел 1986 год, гласность только делала свои первые робкие шаги, но "закопать" меня уже не представлялось легким делом.
Я, та, кто одна, без сопровождающих, объездила весь мир, причем в те годы, когда никого в одиночку даже в Югославию не пускали, оказалась "запертой" дома. Наконец после очередной проверки меня милостиво вновь приняли в клан обладателей служебных синих заграничных паспортов. По советским правилам возвращение в общество допущенных к западным ценностям, то есть к магазинам, приходилось начинать с контрольной поездки в соцстрану. Но тут произошла накладка - там турниров не предвиделось. И Морозова, старший тренер сборной страны, выполняя общие идиотские правила, поехала на дет-ские соревнования в Венгрию.