33145.fb2 Только теннис - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 17

Только теннис - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 17

Меня спасло от вранья западным игрокам и тренерам - почему я вдруг исчезла? - то, что у меня "оторвался ахилл". Операцию мне идеально сделал Сергей Миронов, старый мой приятель, позже ставший личным врачом Президента Ельцина. Операция почти без шва, а у Кэша, при той же травме, шрам от пятки и чуть ли не до колена.

Страшный тогда у меня случился год. Сразу стало ясно, кто мои настоящие друзья. Надя Рокоссовская-Урбан не оставляла меня ни на один день. Моя подруга Марина Сидорова и ее муж Алик Масюков опекали меня. Потом, когда мы уехали в Англию, их опека перешла на мою маму. Их помощь я никогда не забуду.

Но вернусь к Филу. Теперь вам понятно, почему я, выслушав его, первым делом подумала, что мне только этих проблем не хватает. Спустя два года я к нему подошла сама и сказала: "Хорошо, так и быть, с вами я подпишу контракт". Я понимала, что пришло время, когда нужно иметь хотя бы какой-нибудь крючок, который помог бы мне в крайнем случае каким-то образом зацепиться за работу на Западе. К концу восьмидесятых не я одна, многие понимали, что рано или поздно это может случиться. Но в то время я ничем себя не связывала, да я и не могла ничего платить. От меня требовалось подписать контракт о взаимных намерениях, а не о финансовых обязательствах. Пока и Фил ничего не мог для меня сделать, но стали появляться какие-то возможности, советская хватка с каждым днем слабела, а ему, наверное, казалось большой удачей, что у него первого появилась русская.

Тогда на нас, советских, была большая мода, а тут он наконец получил одну, причем не самую плохую. Для меня же это соглашение с Филом оказалось счаст-ливым билетом в будущую жизнь, так как контракт с английской федерацией составил Фил, и я ему бесконечно благодарна. Мы же ничего не знали о западных законах, а он готовил мне контракт, как готовил бы его американке или француженке. Причем, на мой взгляд, даже лучше, чем американке, не говоря уже о француженке. Естественно, я должна была ему платить с контракта проценты, но у меня крохи переживаний на этот счет не возникало. Детали первого моего западного контракта Фил обсуждал несколько месяцев, даже сейчас последнее мое соглашение уже после восьми лет работы в Англии рассматривалось Филом, мне кажется, не меньше трех месяцев. Строчка туда, строчка сюда. Кстати, мне помогло серьезное, западное отношение к контрактам в одном забавном случае. Когда меня доставала с тайм-шером тетка в ГУМе, я ей сказала: "Дайте контракт, я покажу его своему адвокату". Ко мне сразу потеряли интерес.

Фил ненамного младше меня, но выглядит очень молодо. Мы его пригласили на заре нашего знакомства к нам домой, представили его моей маме, которая кормила моего будущего адвоката такими пирожками, что он их до сих пор забыть не может.

Фил, узнав, что мы с Ирой Родниной соседи, хотел подписать контракт и с ней. Попутно он, наверное, решил, что все знаменитые советские спортсмены живут в одном доме на улице Рылеева, 6. Пришлось его разочаровать: "В этом доме из спортсменов живут только я и Роднина". Фил спрашивает: "А кто еще здесь живет?" Тут я его сразила: "Здесь живут большие генералы". Пришлось рассказать ему всю историю моего получения квартиры. Он долго не мог понять, что дом, квартиру не выбирают, какая подходит, а берут ту, какую дают.

Сижу я у себя в Бишеме, вдруг звонок, Фил: "Оля, я хочу тебя удивить!" И передает трубку... Родниной: "Оля! Привет!" Выясняется, что они летели вместе в самолете и у них случайно оказались рядом кресла. Ира каким-то образом увидела в его бумагах фамилию Морозова. Она удивленно на него уставилась, а он повернулся к ней и говорит: "Некрасиво, миссис, смотреть в чужие бумаги". Она в ответ: "А я знаю Морозову". Но тут и он ее узнал: "Да, а я могу назвать ваш адрес. Улица Рылеева, дом шесть. Я даже знаю, куда у вас выходят окна". Тут Ира задергалась: "Как это?" - "Потому что я адвокат Морозовой, был в гостях у нее дома". Они долго смеялись. У Фила прекрасная память, он стал ей рассказывать, что наши дети Катя и Саша ходили вместе в школу. Но адвокатом Иры он не стал. Довольствуется из русских помимо меня еще и Курниковой.

Фил живет в Америке, в Вашингтоне. Но, как у любого западного человека, у него весь мир - родной дом. У "Эдвантеч" офисы в Токио, в Лос-Анджелесе, в Лондоне, в Париже. В 1998 году Фил приехал в Москву на женский турнир Кубка Кремля, отправился вечером в Большой театр, опоздал и потом долго удивлялся: "Оля, у меня же был дорогой билет, но меня посадили на самый последний ряд". Я же сидела, благодаря подруге Тане Голиковой, бывшей солистке балета Большого, практически на сцене. Я ему объясняю: "Фил, по Москве надо ходить со мной". Потом его все же пересадили в амфитеатр. Билет в Большой Де Печиотто устроила Аня Курникова. Владимир Васильев всегда хорошие места придерживает для теннисистов.

АНГЛИЙСКИЙ СПОРТ, ИЛИ ПОЛЯНКА

С БУТЕРБРОДАМИ

Англия на всю жизнь останется в моей памяти как страна, которая обожает любительский спорт.

Психологический настрой каждого британца - быть любителем. Другими словами, главное - участие. Ребенка, рожденного в Англии, никогда не растят чемпионом. Но внушают, что он должен быть участником. Речь, конечно, не идет о футболе - это отдельный остров, отдельная жизнь, национальная примета. Футбол - особое явление. Но все, что следует дальше, полностью попадает под мое определение. Например, крикет, в него играют три дня. Игроки, их родители и друзья приходят на стадион, который представляет собой большую поляну, приходят обязательно с бутербродами. У каждого игрока для бутербродов огромная сумка. У обычного зрителя сумка в два раза больше. Разложились, поговорили, пообщались, выпили, позагорали. Что там на поляне, то есть на стадионе неизвестно и как бы не очень публику волнует. Приходишь на Уимблдон, почти то же самое. Какую главную традицию сохранили в Уимблдоне? Поляну. Пришел англичанин, сел на свою лужайку, раскатал свой плед, разложил на нем свои собственные, ни в коем случае не покупные, бутерброды... Наверное, молодежь уже покупает готовые сандвичи, но не беспокойтесь, станут чуть постарше, забудут ошибки молодости, и дома начнут стругать свои собственные бутерброды. И так - каждый уик-энд. Поло - тоже игра, и на нее тоже приходят на целый день. Там публика особая, элитная, но смысл соревнований в том же - не победить, а участвовать. И таких видов спорта в этой стране множество, и англичане любят их обставлять семейно-пикниковым праздником. Пикник - это вершина наслаждения в англий-ском спорте.

В Англии, если приедешь на национальный чемпионат Великобритании по теннису, можешь наблюдать, как многие родители живут в палатках, но главное, все они ходят с бутербродными сумками и с кофейниками. Это входит в их понятие об отпуске. Они обожают ходить в походы любой сложности, лишь бы не забыть с собой взять бутерброды. Я каждый раз, глядя на этот английский лужок, вспоминала, как ездила в детстве на соревнования из Москвы в Ленин-град и все в купе сидели с жареной размякшей картошкой в поллитровой банке и вареными яйцами. Поезд - это российский вариант английской поляны.

В нашей стране малые дети, а также бабушки, дедушки, то есть население самое молодое и самое пожилое, считаются главными людьми. Входишь в вагон метро, там написано: "Места для детей и инвалидов". В Англии не увидишь, чтобы специально выделили места для детей (для инвалидов есть), тем более для пенсионеров. Мы же воспитаны на уважении к детям и старикам. Что получается от разницы в традициях? Может наш человек представить, что ребенка не пустят на корт? В моем детстве с двенадцати до семи - время, когда площадку занимала только детская спортивная школа. Везде, на каждом стадионе, будь то футбол, гимнастика или плавание - днем занимались только детские спортивные школы. Дети - наша радость, наше будущее!

В Англии, когда выходит на корт член клуба и видит бегающих вокруг малышей в белых штанах, он говорит: "Убрать их, они меня раздражают, они кричат". То есть он платит деньги не для того, чтобы видеть рядом этого гаврика, он платит деньги для того, чтобы спокойно играть в теннис. Ему хватает своего партнера. В понедельник в клубе играют только мужские пары, это "джентльмен дей", потом "ледис дей", потом еще какой-то "дей". Ребенка, который наберется наглости и обыграет джентльмена, потом вообще на корт не пустят.

Когда я только приехала в Англию, мне предложили прийти в некий клуб по соседству и торжественно что-то там открыть. Что же я открывала, как вы думаете? Душевые кабинки! Душевую я открывала в клубе, который находится около нашего дома. Но зато какой район! У каждого дома по два "роллс-ройса". Где-то открывали в клубе освещение. В Англии, в клубе не было света на теннисном корте! В моем сознании подобное не укладывается.

Мы уехали из Союза под новый 91-й год, а Катя первый раз поехала в Англию на турнир в феврале 1991 года. Они возвращаются с Витей в совершенно диком состоянии, глаза огромные, Катя говорит: "Мама, я на улице играла, прямо на холоде". Это значит, что в Англии детские соревнования проходили на улице в феврале месяце! Такое ни одному, даже ненормальному, советскому тренеру в голову бы не пришло. Издалека, из Москвы, казалось, что там у них какие-то невероятные прозрачные крыши, какие-то невозможные подсветки кортов и всюду кондиционеры. Ничего похожего я поначалу нигде найти не могла, правда, за последние десять лет всего перечисленного стало значительно больше, потому что теннисный магнат Дэвид Ллойд многое взял в свои руки. Он строит огромные теннисные дворцы и все у него получается правильно и с выгодой. Но той работы с детьми, какая принята у нас в стране, в английском клубе нет, и никто по этому поводу не тоскует. Традиции заложены в нацию генетически. Расположение к любительству выдавить из детей невозможно. Справедливости ради надо сказать, что все последние годы английские специалисты пытаются что-то в своем спортивном хозяйстве перестраивать.

Я абсолютно не знала системы английского школьного образования. Элементарный пример. Школьные уроки заканчиваются в Англии в половине четвертого. Чем с ним, пока он поест и переоденется, можно после шести заниматься? Наверное, только книжку почитать. Более того, в Англии в пять во всех клубах начинается время, когда приезжают "ледис энд джентльмен", и ребенка к корту не пускают. В тринадцать лет способных к спорту детей здесь определяют в специальные школы, - у нас в таких занимаются с семи. И получается, что "система подготовки" в клубах любительская, а психологический настрой родителей несколько иной, чем у наших пап и мам, и особенно бабушек. Вот и выходит, что, если ты даже будешь заниматься с ребенком круглосуточно, толку от этого почти никакого.

Чтобы вместо школы или хотя бы части уроков заниматься теннисом, такое представить себе невозможно. Все крутится вокруг школы. Я взяла себе девочек в таком возрасте, потому что знала, с тринадцати до шестнадцати они должны сделать некий марш-бросок в своей спортивной карьере. Но я просчиталась, я надеялась, что мне дадут уже подготовленных детей, а я получила игроков, сделавших шаг, недалеко уводящий их от новичков. В тринадцать лет у нас девочка технически и тактически лучше или хуже, но уже оснащенная. А в Англии в тринадцать лет девочка только начинает играть. И когда их у меня собрали, оказалось, что я никогда таких неумеющих детей не тренировала. Мне досталась, на мой взгляд, крайне слабая группа - и по физическим данным, и по таланту. При этом они почти никому не проигрывали в стране!

Возможно, в Англии жили другие талантливые дети, но ко мне они не попали. Однажды на национальное зимнее первенство я не послала девочку, а их у меня в тот момент было в группе шесть. Подходит ко мне менеджер команды: "Олга, почему эта девочка не участвует в таком важном соревновании?" Я ему: "Ричард, они заняли первое, второе, третье, четвертое места. Ты хотел, чтобы они заняли еще и пятое и шестое?" В общем, мне можно было не ездить на соревнования по этой возрастной группе, я их могла разыгрывать у себя в Бишеме. Меня недолюбливали родители других детей, правда, они меня уважали. Своих я все-таки заставляла тренироваться и тренироваться много, вот они всех и обыгрывали.

В любом деле везение стоит не на последнем месте. Я показала английской федерации, как нужно профессионально тренировать в этом возрасте детей, но они не могли собрать для меня нужный контингент и желаемый мною бросок вперед, увы, международного уровня не достиг. Например, шьешь платье из ситца и оно, как бы не был красив дизайн, все равно ситцевое. Я часто повторяю: какой бы ты не была искусной швеей, но если материал плохой, все равно платье по фигуре сидеть не будет. То же самое и в спорте, что бы ты не придумал, каким бы гениальным тренером ты бы не был, но если у тебя нет материала, из которого можно сделать суперигрока, ты его никогда не сделаешь.

Я не могу сказать, что девочки - это вечная проблема английского тенниса. Вместе со мной играли выдающиеся женщины - Вирджиния Уэйд, Энн Джонс, Джо Дюри, но сейчас пошли одни мужчины. Не пересчитать, столько талантливых мальчиков в Англии, но будут ли они большими игроками, неизвестно. Пока назвать можно только одного состоявшегося - Тома Хенемана. Но у него совершенно другой, в отличие от общества, настрой, он по своему страстному желанию побеждать настоящий чемпион. Хенеман истинный фанат спорта. Он уже в десятилетнем возрасте заявил: "Я буду игроком, не знаю, в теннисе или в гольфе, но обязательно добьюсь большой победы". Хенеман сам руководит своими тренировками. Везде же есть талантливые люди, которые вырываются вопреки всему.

Очень хороший мальчик тренировался у нас в Бишеме, я считаю, что таланта у него было не меньше, чем у Сафина. Но Сафин уже играет в Кубке Дэвиса, в турнирах Большого шлема, а тот еще близко к таким соревнованиям не подходил. А по таланту, повторяю, равен. По физическим данным - вообще лось. Ноги такие же, как у Сафина, но он еще выше ростом, чувство мяча феноменальное. Я смотрю на него и восторгаюсь: вот природа наградила! Но полное отсутствие воли, он совершенно не готов к большим нагрузкам. Мы с одним тренером смотрели, смотрели на этого парня, а потом друг у друга спрашивали: "Как же он может, имея такие физические данные, не работать ногами?" Это все равно, что хорошо знать грамматику, а писать с ошибками. Такое происходит только потому, что он ленивый и равнодушный. В нем нет этого: "Хочу быть первым".

Все-таки в теннисе, да и вообще в спорте должна быть какая-то сумасшествинка, которая заставляет работать на сверхвысоких нагрузках, а если еще есть желание стать первым, то тогда оно помогает подняться. Хингис мне сказала: "Когда вижу фотографию Курниковой на журнальной обложке, тут же звоню своему менеджеру и говорю: "И я хочу такую же". Казалось бы, зачем ей это нужно? Она же и так уже Хингис, суперзвезда, у нее супермиллионы, но она по-прежнему хочет быть первой. Первой во всем и всегда. Она сказала: "Напрасно вы думаете, что, если я вижу, что Курникова подписала какой-то рекламный контракт, а у меня его нет, я спокойно к этому отношусь. Я ставлю вопрос перед своей менеджерской группой, чтобы мне контракт сделали еще лучше. Она получила один контракт на рекламу парфюмерии, а вы мне принесите два".

Такого настроя у моих игроков не наблюдается даже в бинокль. Смешно, но прежде всего именно к этому я оказалась не готова. Потому что в Москве приходит ко мне чей-то папа: "Ольга Васильевна, почему моя дочь тренируется только три раза в неделю? Она что - бездарная?" А в Англии мне говорят так: "Она, может быть, за неделю и приедет один или раза два потренироваться, но чтобы три-четыре, что вы, это нереально". Ну конечно же, девочка ведь должна пойти в школу на занятия по прихлопам и притопам, то есть какую-то чечетку отработать, потом ей обязательно нужно попасть на урок классического балета, потом ей необходимо посетить кулинарные курсы. А как пропустить "митинг", то есть собрание, в школе?!

У нас с англичанами разный менталитет. Наши - еще, еще и еще. Наши знают, что спорт - это тяжелейший труд. Мы нашим английским ученикам с утра до вечера рассказываем, как надо тяжело работать, чтобы быть первым. А в Англии неприлично быть первым, но не стыдно стать четвертым. И вот к этому менталитету я оказалась не готова. Мне их специалисты объясняют: "Русский спортивный менталитет строится на том, что вы голодные". Я спрашиваю: "А что делать с испанцами, они тоже голодают?"

Может быть, у англичан такой любительский настрой только там, где у них нет чемпионов. Но когда фигуристы-чемпионы Торвилл и Дин выступали на Олимпийских играх, вся Англия смотрела передачу из Сараево. Если английская сборная играет в футбол... Впрочем, футбол - это особая статья, я уже его поставила за скобки - это суперспорт. Если футбольный день, то можно спокойно доехать куда хочешь, редко какую машину встретишь на дороге. Обычно в пятницу вечером невозможно из дому выехать, такие пробки, но если играет сборная, на дороге абсолютно пусто, все смотрят своих любимцев.

Все равно внутри любой нации это есть: мы самые сильные.

Если я где-то слышу - есть хорошая девочка, я не задумываюсь, сможет ли она научиться играть в теннис? Я думаю о том, будет ли она играть в десятке? То есть ниже мировой десятки я не вижу ничего, у меня такой настрой. В Англии подобной страсти ни у кого нет, во всяком случае внешне и на словах. Может быть, внутри что-то и бурлит, но кажется, что никто не нацелен на то, чтобы ребенок, если он хорошо играет в теннис, рано или поздно обязан выиграть чемпионат мира, а если не выиграл - не дошел до цели. В Москве мама приводит ко мне десятилетнюю девочку и уверяет, что она без пяти минут чемпионка мира. "Вы посмотрите, как она бежит, посмотрите, как она прыгает! Ольга Васильевна! Вы посмотрите, ведь она же прыгает лучше всех в школе". Значит, по мнению мамы, ее дочь играть уж точно будет лучше, чем какая-то Штефи Граф.

Когда я начала работать в Англии с тринадцатилетними, к тому же неподготовленными детьми, получилось, что я, специалист, имевшая учеников на уровне первой десятки мира, должна теперь начинать занятия чуть ли не с азов. Конечно, я оказалась в некотором недоумении. Меня поддерживала лишь надежда, что у Кати все будет складываться хорошо. Но не совпало. Не совпало.

* * *

Еще несколько слов об английском спортивном профессионализме. Я впала в легкий шок после того, как выяснила, что у меня нет тренера по ОФП, нет массажиста, нет врача. А тут и вовсе остолбенела. Если наши профессиональные тренеры прочтут эти строчки, то легко поймут мое состояние. Начинался 1991 год, ни одна из английских теннисисток не входила не то что в мировую десятку, никто не наблюдался и в тридцатке. Я уезжала из Москвы с большими амбициями и, зная результаты английских теннисисток, думала, что могу помочь им подняться. Я называлась тренером национальной молодежной сборной, а у меня не было в команде массажиста! Не было и постоянного врача, кстати, его до сих пор нет. Есть консультант. Благодаря моим усилиям, во-первых, сразу же появился тренер по ОФП, который, собственно, потом и Хенеману помог, тот стал заниматься с ним общей подготовкой не самостоятельно, а профессионально. Мой тренер по ОФП побывал на Олимпий-ских играх в Москве запасным английской легкоатлетической сборной. Он отлично знал систему подготовки в легкой атлетике, а англичане в этом виде спорта хорошо и правильно тренируются.

Если у какой-то из моих девочек из сборной Союза случалась травма, то на следующий день она видела перед собой лучшего специалиста страны. Здесь я должна была везти спортсмена в JP (Дженерал Практишен), а до этого ждать назначенной консультации два дня, после которой мне обычно говорили, что игрок три дня должен отдыхать. Я никак не могла понять, как это возможно, чтобы человек, который занимался профессиональным спортом, порой неделями ждал консультации у врача! Это до сих пор в моей голове не умещается. Как можно травму лечить не сразу? Летом 1998-го я отвела Катю в диспансер ЦСКА. Первое, что мне сказал наш знаменитый врач Олег Белаковский - быстренько к врачу-специалисту. В Англии к травматологу не ходишь, там ходишь к физиотерапевту.

Когда Катя восстанавливалась после травмы, я допустила невероятную ошибку - доверилась местному врачу. Ему полагалось дать мне инструкции, какие процедуры я должна с ребенком делать, а он мне ничего не сказал. В сборной Союза доктор Юлия Ивановна Глухова ежедневно мне сообщала, как себя чувствует та или иная девочка. А в Англии такого нет, и я долго от такой свободы от медицины опомниться не могла. Сейчас, правда, многое изменилось в положительную сторону.

Я расспрашивала своих друзей, которые, как и я, уехали работать тренерами за границу, и выяснила, что мы все в общем-то прошли через одно и то же. Мы оказались совершенно не готовы к иной системе подготовки профессиональных спортсменов, причем значительно уступающей прежней советской. Сказали бы мне о таком раньше, я бы решила, что это пропаганда.

На Западе спортивные таланты могут "выстрелить" скорее вопреки, чем благодаря. Это прежде всего те ребята, на которых папа с мамой потратили большие деньги. Может, не во всех видах, но в теннисе и фигурном катании совершенно точно.

* * *

Теперь я знаю, что, когда едешь работать тренером по контракту в другую страну, необходимо поинтересоваться, как там организована структура спорта. Сейчас происходят большие изменения в английской теннисной жизни, и мне кажется, что любому, кого они еще пригласят из иностранцев, я могу дать подробную консультацию: как надо себя вести и какие неожиданности его подстерегают на новой работе. У нас в стране в тренеры шли и идут те люди, которые, как правило, сами прошли через большой спорт. Другие варианты редкость. Раньше назначали номенклатурного работника, например Павлова, министром спорта, но рядом с ним все равно были те, которые знали спорт, а он, будучи в общем-то сообразительным человеком, прислушивался к словам авторитетных людей, а порой даже учитывал мнение действующих спортсменов. Система подготовки спортсменов в СССР все время улучшалась и, как я сейчас понимаю, была одной из лучших в мире. В Англии вроде бы существует такое же правило, на места спортивных руководителей назначаются тоже бывшие спортсмены, но большинство из них не прошли через крупные турниры и победы, которые, как бы это не звучало банально, куют крепкие характеры. Поэтому им не кажется большим грехом что-то недоделать, свалить ответственность на другого, забыть о своем обещании.

Я, например, не знала такой "мелочи", что в Англии никогда не было детской спортивной школы. Мы с Витей сейчас пытаемся создать некое ее подобие. Но если ты сам играл на среднем уровне, то не очень понимаешь, зачем она нужна. Подобное несоответствие создает ситуацию, которую я, мягко говоря, называю сложной. Английской федерации нужны специалисты, досконально знающие английский теннис, знающие чуть ли не со дня своего рождения, но в то же время еще и понимающие, как дойти до мировой вершины. Найдутся ли, в конце концов, такие люди, мне неведомо. Очевидно, что поиски затянулись, вот английская федерация и приглашает на работу иностранцев.

Сейчас у меня в группе совсем маленькие дети, и с ними куча сложностей. Но я их обожаю, моих крохотных спортсменов. Я теперь так часто вспоминаю слова своего тренера, Нины Сергеевны. Она говорила: "Я же вас ненавидела, когда вы приходили, противные девки, со своими накрашенными глазами и все время мне возражали. А когда ко мне приходит девочка с косичками и с бантиками, смотрит на меня голубыми глазками и делает все, что я ей говорю, она мне жизнь продлевает". Так вот, я сейчас работаю исключительно с "голубыми глазками", которые пишут нам с Витей открытки, в основном, конечно, Вите, они его безумно любят. Мы пытаемся каким-то образом настроить родителей этих маленьких десятилетних игроков на профессиональное отношение к занятиям детей. Что неимоверно трудно в самой старой в мире капиталистической стране и что родители в России делают, когда их ребенку нет и шести.

Я как-то летом, находясь в Москве, прошлась по кортам ЦСКА и увидела, как маленькая девочка, крохотуля просто, бьет по мячу, но у нее уже поставлены удары! Часть из них, допустим, неправильные, я вижу, техника неточная, но качество работы уже профессиональное. А ей восемь, ну, может, десять лет. Такое редко увидишь в Англии, потому что это же дорого стоит, за такие удары родители должны раскошелиться. И в Москве теперь папа с мамой платят, но в Англии все равно каждый удар стоит дороже.

II. БОЛЬШОЙ ШЛЕМ - ШАГ ВПЕРЕД...

В 1974 году я играла решающий матч на центральном корте Всеанглийского теннисного клуба, но за прошедшие четверть века ни одна российская теннисистка так до финала в Уимблдоне не дошла. Мой рекорд пока остается непобитым. Я смотрю на статистику, которую мне дал наш известный теннисный энциклопедист Борис Фоменко, и думаю, сколько же всего матчей я выиграла? И не стесняюсь себе признаться: все-таки так я здорово выступала. В большинстве международных турниров, где я участвовала, я или побеждала, или добиралась до финала, в худшем случае до полуфинала. Может быть, в те годы уровень соревнований, выпадавших на мою долю, был не всегда самым высоким? Но и победа в первенстве Европы тоже придавала уверенность. Когда ты выигрываешь очередной турнир, это всегда утверждение себя. Если же проигрываешь, но хотя бы в полуфинале, то и этот результат поднимает тебя в собственных глазах.

Ни к нынешним нашим девочкам, ни к той будущей российской теннисистке, которая превзойдет мои результаты, ревности у меня нет никакой. Наоборот, когда хороший игрок выходит на корт, когда на него смотришь или, того больше, ведешь репортаж с его матча, ловишь себя на том, что смотришь на героя или героиню корта как на красивую картинку, а не как на главное дело своей жизни. Это все, конечно, твое, но уже из-за стекла. Когда я сама выходила на корт, ощущения от жизни у меня были совершенно иные.

В те дни, поднимаясь по ступенькам из раздевалки на центральный корт Уимблдонского турнира, даже не на матч, просто травку погладить, я чувствовала, как в организме начинает работать адреналин. Возникал эмоциональный подъем, даже какая-то нервозность. А сейчас я веду репортаж с того же центрального корта и не замечаю даже отдаленно того вдохновения. И лишь однажды, когда Аня Дмитриева во время прямой трансляции неожиданно спросила, не помню ли я свои мысли при выходе в финал, я вдруг ощутила ускоренное сердцебиение.

За последние десять лет с того времени, которым я закончила первую часть моей книги, многое изменилось даже в неприступных традициях Уимблдона. Если раньше я указывала на бесконечные превращения "Ю.С. опен", то теперь и Уимблдон становится все более и более ориентирован на бизнес. Уимблдон разрастается исключительно для того, чтобы зарабатывать как можно больше денег. Построен новый теннисный корт с трибунами, вмещающими больше зрителей, чем центральный, но справедливости ради надо сказать: не англичане первыми начали эту гонку.

У каждой эпохи свое лицо. Мы свидетели нового строительного витка Большого шлема, и начался он с открытого первенства Австралии. Старый привычный стадион Куенг, который уже не годился для такого уровня соревнований, заменили на новый - Флин-парк. Австралийцы соорудили суперстадион с крышей, которая за восемнадцать минут закрывает поле во время дождя. Эта крыша оказалась "первой ласточкой" строительного бума. Действительно, австралийцы выиграли от перемены стадионов, потому что среди зрителей начался ажиотаж, да и больше звезд стало приезжать в далекую Австралию. Турнир совершил резкий рывок.

Следующими, кто продолжил подобное начинание, стали, конечно же, французы. Они построили новый корт "Сюзан Ленглен" - отныне так на Ролан Гарросе называется главная площадка турнира. Остался центральный корт, но есть теперь и корт "Сюзан Ленглен", и прежний первый корт - все элитные, все с большими трибунами. Французы устроили прекрасную "площадь мушкетеров" со скульптурами Коше, Баратра, Лакоста, Брюньона. Федерация тенниса Франции купила для нового корта кусок земли в Париже! Звучит фантастически, денег это стоит немыслимых! Возможно, они получили от властей большие скидки, потому после турнира на корты приходят обычные люди, на Ролан Гарросе играют дети. Есть специальный день, когда двери открыты только для юных.

Затем увлечение строительством новых кортов с большими трибунами перекинулось на первенство США, там тоже появился новый стадион. В конце концов этот бум докатился до Уимблдонского турнира. В 1998 году здесь открыли новый первый корт. Конечно, Уимблдонский турнир не может уйти от традиции, центральный корт есть центральный корт. И королевская ложа на нем останется на своем месте на все то время, пока в Великобритании будет существовать монархия. А может, даже дольше.

Я купила скамейку со старых, разбираемых трибун Уимблдона и поставила ее в садике нашего дома в Бишеме. Скамейка как скамейка, ничего особенного. Когда стали перестраивать первый корт, кому-то пришла идея продать скамейки с трибун. Естественно, первые, кто имели право их купить, были члены Уимбл-донского клуба. Я совершенно случайно узнала, что Патрик Кэш отхватил себе такую, заволновалась, позвонила Роджеру, распорядителю клуба. Меня поставили в очередь, потому что я не член клуба. Наконец позвонили: "Можешь прийти, но выбор уже хуже". Не знаю, чем выбор оказался хуже, но на моей скамейке есть номер 12, а это счастливая цифра для меня. Заплатила я за скамейку 130 или 140 фунтов, то есть больше двухсот долларов, и теперь должна привести ее в порядок, немного отреставрировать. В скамейке со старой трибуны нет ничего необычного, но мне она дорога хотя бы тем, что она простояла на первом корте десятилетия, что при ней я выиграла юношеский Уимблдонский турнир. На этом же первом корте мы с Аликом обыграли легенду тенниса Панчо Гонзалеса с Рози Казалс, на этом же корте я обыграла Билли-Джин Кинг. Все мои сенсационные победы на Уимблдоне связаны с первым кортом. Приятные о них воспоминания, конечно, и так останутся в памяти, но теперь у меня дома есть пусть немой, но свидетель тех побед.