Он настолько увлекся, пытаясь получить ее, ощутить какая она, что не заметил ее слез, скатившихся по вискам из-под прикрытых век. Он остановился лишь когда вошел в нее и понял — он у нее первый.
— Твою мать, — выдохнул он, сжав кулаки. — Ты…ты…почему…зачем…
Слова не шли, мысли путались. И хотелось надрать задницу этой девчонке. Почему не сказала? Он бы не вел себя так… Он бы иначе. Нежно, осторожно. Как мужчина, а не как дикий зверь.
Но она не отпустила его. Прижала к себе, обхватив ногами, посмотрела потемневшими глазами.
— Темыч, пожалуйста…не останавливайся. Я…хочу так…тебя…
И коснулась его губ своими.
— Настена, — прохрипел он, упершись лбом в ее. — Спасибо.
И уже не смог остановиться, медленно вспарывая ее тело сильными толчками. Доводя до исступления, теряя связь с реальностью и…
…и они поссорились, как супруги с десятилетним стажем. Из-за ерунды какой-то. И она ушла. Он пытался ее уговорить, уходил сам, но она сама распаляла скандал, говоря, что он не имеет права держать ее взаперти. Он понимал, что перегнул палку, заперев ее в четырех стенах. Но он не мог иначе. Боялся, что после недавнего разговора с ее отцом, тот понял, насколько дорога ему Настена. Боялся, что она может пострадать из-за него. Гурину плевать, кого использовать или убивать. Он не пожалеет никого, даже родную дочь.
А Настена не успокаивалась, требовала свободы. Артем стоял на своем — не стоит ей одной валандаться по ночам. А он давно не мальчик, чтобы шататься по ночным клубам. И тогда она вдруг пригрозила ему отцом. И он не выдержал, послал ее ко всем чертям!
И почти сразу пожалел об этом.
С трудом сдержался, чтобы не вернуть ее обратно. Остался в доме, в окно наблюдая как она села в такси. Гордая, с идеально ровной осанкой, ни разу не обернувшаяся, не остановившаяся, не давшая ему повода рвануть за ней, сгрести в охапку и просить прощения.
Он промаялся полвечера, выслушивая каждые полчаса отчеты Кирилла: то она едва ли не половину бутика скупила, то кормила голубей в парке, то сидела у фонтана, бросая в тот монетки, то пила, то отплясывала с парнями в ночном клубе. А в голову лезли навязчивые мысли и картинки одна красочнее другой.
Ревность душила раскаленными клещами. Крутов налил себе в стакан водки, выпил залпом. Не отпускало. Хотелось самому рвануть в тот гребаный клуб, перекинуть через плечо эту норовливую девчонку, а уж дома дать себе волю и все-таки хорошенько выпороть ее. Чтоб неповадно было так издеваться над ним, еще и откровенные фото присылать, где ее лапает какой-то юнец.
Глухо зарычав, Артем швырнул стакан в стену — тот со звоном разлетелся на осколки. К черту! Набрал Кирилла.
— Вези ее домой. Да мне плевать! — перебив возмущения Погодина о нежелании Аси уходить из клуба. — Свяжи ее к чертовой матери, но чтобы через час она стояла у меня перед глазами живая и невредимая.
Они приехали ровно через час. Артем встречал их у ворот, пытаясь унять клокотавшее внутри бешенство. Думал, прибьет. Но когда увидел ее, измотанную, несчастную, всю злость как рукой сняло. Она не развлекалась, ей тоже было плохо. И ее вымученная улыбка, сгорбленная спина и тоскливый взгляд говорили красноречивее слов — удовольствия от вечера она не получила.
Прошмыгнула мимо, даже не взглянула. И все время поправляла платье. В чем дело?
— Что? — проводив взглядом скрывшуюся в доме Настену, спросил Артем у подошедшего Кирилла.
— Я знаю, советов ты не любишь, — Кирилл закурил. — Но я дам один. Привяжи ее к батарее и не выпускай из дому. Или же води на поводке, а то… А еще лучше, верни ее папаше. Намучишься ты с ней.
— Что? — повторил Артем, по тону Погодина чуя — что-то произошло в том проклятом клубе. Не приведи Господь — что-то непоправимое. В порошок сотрет вместе с клубом. Сжал кулаки.
— Да ее там едва не трахнули, — процедил Кирилл брезгливо. — Дура пьяная.
Злость полынной горечью подкатила к горлу, осела на языке.
— А ты? — рыкнул, нависнув над Погодиным. — Где был ты? По-моему, я ясно сказал — глаз с нее не спускать.
— Я что, по-твоему, с ней в сортир должен был ходить?
— Да, твою мать!
— Я не собачонка, чтоб за каждой твоей шалавой…
Он не договорил, захлебнулся кровью, зажав хрустнувший под кулаком Артема нос.
— Зря ты так… — прогундосил Погодин, запрокинув голову.
— Запомни. Если я еще хоть раз услышу нечто подобное об Асе. От тебя или еще от кого бы то ни было. Или повторится сегодняшнее. Закопаю. Каждого. И не найдет никто. Все поняли?! — он окинул взглядом замерших ребят из охраны. Те отшатнулись от него. Закивали синхронно. — Свободны. Завтра выходной. Врачу покажись, — добавил уже Кириллу.
Настену нашел в спальне. Она лежала на кровати, скрутившись калачиком и так и не раздевшись.
— Нам нужно серьезно поговорить, — проговорил Артем строго, в два шага преодолевая расстояние до кровати. Пробежал взглядом по напряженному лицу с потекшей тушью, шее с пульсирующей жилкой, груди, открытой слишком глубоким вырезом, стройным ногам в разорванных чулках. Ощутил, как злость накатывает новой волной. — Чем ты думала, а? Ты же взрослая, умная девочка, а повела себя…
— Прости…
Артем вздохнул. Настена села. Бретелька упала с плеча.
— Дурацкое платье… — пожаловалась и вдруг принялась его стягивать. У нее никак не получалось и она злилась, дергая никак не поддающуюся молнию и топая ногами.
Артем подошел ближе. Одни рывком снял платье, не расстегивая, швырнул на пол. Настена уткнулась носом ему в грудь и тихонько всхлипнула.
— Я дура, прости, — она вздохнула, шмыгнула носом. — Но ты вечно на своей работе. Чем-то занят. Хмуришься, сердишься на меня. А теперь еще и спрятал от всего мира, словно я зверюшка диковинная. И там, в клубе, не было ничего. И быть не могло. Однокурсника встретила, попросила подыграть. Ну…чтоб тебя позлить. А он вообще к девушкам не особо… — она замялась, вздохнула.
Артем улыбнулся, пропустил между пальцами прядь ее волос, вдохнул ее аромат и поморщился. Она что-то еще бормотала, но он уже не слушал. Запах не давал покоя. Чужой. Мужской.
— Твою мать, — тихо ругнулся он, заглянув в ее янтарные глаза. И увидел в них только слезы.
— А платье я сама порвала. Случайно. И чулки. Дорогие, а качество фигня полная. Слышишь, Тем? Прости…
Ничего не было, — повторил он мысленно. От сердца отлегло.
— Эх, Настена… — он вздохнул и подхватил ее. Перекинул через плечо.
Ему чертовски не нравилось, как она пахнет. Чужим мужчиной. И с этим надо было срочно что-то делать.
Настена завизжала. Молотила его руками по спине. И откуда вдруг силы нашлись? А он тянул ее в ванную. Открыл воду на всю и буквально затолкал в кабинку. Сам влез следом, отрезая ей пути к отступлению.
— Чокнутый, — отфыркивалась Настена. — Я знала, что ты…
— Ты меня еще не знаешь, — перебил Артем, вспенив на мочалке мыло.
— Ты собираешься меня мыть?
Она даже перестала отфыркиваться и уклоняться от тугих струй.
Но вместо ответа Артем принялся намыливать Настену: шею, плечи, спину. И она вмиг стала похожа на кошку, ластящуюся к ногам хозяина. Изгибалась, подставляя свое тело его рукам. Если б могла, наверняка замурлыкала бы от удовольствия. И Артему это нравилось. Он сто лет не получал удовольствия от простого душа с женщиной. Впрочем, он ни с кем никогда не принимал душ, да еще чтобы кого-то мыть. Нет, такое могло быть только с Настеной. И это будоражило, доводило до критической точки. И Артем с трудом сдерживался, чтобы не заняться любовью прямо в душе. Останавливало одно — ей сегодня эти любовные игры не под силу.