Это был один из тех дней в конце апреля, когда погода не вполне решила, какой хочет быть теплой или холодной, и поэтому остановилась на облачном, душном гибриде. В Дерринджере, штат Калифорния, это означало удушливую влажность и порывистый ветер, что заставлял людей дважды подумать, прежде чем снимать свои куртки.
На дорожке школьного стадиона Валериэн Кимбл несмотря на ветреную погоду решила все-таки завязать ветровку вокруг талии. Пот стекал по ее лицу, затуманивая зрение и заставляя растекаться остатки макияжа. Во время таких занятий Вэл была безмерно благодарна, что мальчики и девочки тренировались отдельно.
Она бросила взгляд на трибуны, где несколько студентов сидели, читая или разговаривая, или ожидая, когда футбольная команда выйдет и начнет тренировку. Большинство зрителей даже не смотрели на спортсменок. Бег на средние дистанции не был зрелищным видом спорта. Если сам не участвуешь, не самое веселое занятие. Кому захочется смотреть, как кучка подростков бегает по кругу, снова и снова?
Что ж…
Один человек действительно приходил на ум. Но Вэл не позволяла себе думать об этом — не здесь, когда ветер играет в волосах и в ее глазах ярко отражается серебристый свет от затянутого облаками солнца. Здесь не место для теней.
— Живее, Вэл! — прокричала тренер Фримен, когда Вэл подбегала к финишу.
— Спасибо, — выдохнула Вэл. — Как я справилась?
Тренер Фримен взглянула на секундомер.
— В этот раз меньше семь минут. Если быть точнее шесть сорок. Почему бы тебе не передохнуть минут десять?
Звучит неплохо. Вэл сделала большой глоток из фонтанчика с водой и плюхнулась на деревянные скамьи перед трибунами. Она чувствовала себя неуютно в своей промокшей от пота майке, когда ветер напомнил о себе. Развязала куртку и натянула ее, слегка дрожа, вытаскивая волосы из-за воротника.
— Ты хорошо поработала сегодня, Вэл, — Линдси Полански присела рядом с ней и громко вздохнула. — Сколько у тебя?
— Шесть сорок. А ты?
Линдси скорчила гримасу.
— Семь десять.
— Все равно хорошее время. Лучше, чем у большинства людей. И разве в прошлый раз ты не пробежала за шесть пятьдесят?
— Ага, и мои дурацкие сиськи чуть не прикончили меня.
— Что за история с убийством? — спросила Рейчел Лопес, протискиваясь с другой стороны Линдси. — Вы, подруги, планируете что-то, о чем я должна знать?
— Операцию по уменьшению груди, — ответила Линдси.
— О, ты опять забыла свой спортивный бюстгальтер?
Линдси оглянулась, чтобы убедиться, что тренер не смотрит, и показала Рэйчел средний палец.
Та усмехнулась.
— Да ладно. Бьюсь об заклад, это зрелище здорово подняло продажу билетов. Думаю, что в тот день у тебя появилось много поклонников на трибунах. Один парень смотрел так пристально, что мне показалось, его сейчас удар хватит.
— Это отвратительно. Даже не шути об этом.
Как и тени под трибунами. Вэл вздрогнула.
Они смотрели, как другие девушки из их команды заканчивают дистанцию. Некоторые покраснели и перешли на быстрый шаг. Тренер Фримен не кричала им «Шевелитесь, или мне заводить календарь, чтобы следить за вами?», как это делал тренер Эйбл в средней школе, но Вэл подозревала, что в любом случае большинство этих девочек, вероятно, не вернутся в следующем году. Бег на треке — это спорт для наиболее выносливых; если вы не укладывайтесь в нормативы, вы уходите.
— Ты первой закончила? — с любопытством спросила Рейчел.
— Кто? Я? — перепросила Вэл. — Нет. Передо мной еще человек пять прибежали.
Последняя девушка — натуральная блондинка с ярким румянцем на лице, которая немного хрипела — наконец закончила, и тренер Фримен остановила секундомер.
— Ладно, девочки, на сегодня все. Давайте, одевайтесь, а остаток дня отдохните. Вы это заслужили.
Девушки, шатаясь словно зомби, обошли стадион, а затем двинулись через затененное дубами пространство, где скейтеры иногда тренировались на бетонных пандусах. Кусты можжевельника окружали здания из красного кирпича, их густая колючая листва притягивала паутину, старые листья и грызунов. Когда Вэл проходила мимо, листья зашуршали, словно какое-то маленькое существо пробиралось сквозь плотно переплетенные корни растения.
— Я как-то видела там крысу, — проговорила Линдси, проследив за взглядом Вэл.
Мордочка, выглянувшая из-за листвы, оказалась не мышиной, а кошачьей. Маленький полосатый котенок моргал большими глазами и жалобно мяукал. Вэл опустилась на колени, не обращая внимания на грязь, старую жвачку и сухие листья.
— Ну, привет. — Она пожалела, что у нее нет еды.
— Бешенство, Вэл, — предупредила ее Рейчел, качая головой. — Он дикий. Уборщик всегда прогоняет его мать от мусорного контейнера кафетерия. Она злая.
— Забудь об этом, Рэйч, — вздохнула Линдси. — Она же помешана на них. Ты же знаешь.
Шерсть котенка встала дыбом, и он раздулся, как маленький шарик. Попятившись от ее протянутой руки, он обнажил крошечные клыки. Вэл убрала руку и стала ждать. Котенок был невероятно милый. Она почти уверена, что видела кошку-мать, о которой упоминала Рейчел. Какие-то мальчишки бросали в нее камни. Если кошка и вела себя агрессивно, то скорее всего потому что ее вынуждали, а не по своей воле.
— Пока, Вэл, — сказала Рейчел, теперь ее голос звучал вдалеке.
Вэл проигнорировала ее.
— Давай, миленький. Я не причиню тебе вреда.
Котенок сделал неуверенный шаг вперед. Его лапы были белыми, как будто он только что прошел по припорошенному снегу.
— Вот так. Давай. Посмотри на себя. Такой хорошенький котенок.
В тишине раздался звук, похожий на выстрел, — вероятно, желудь упал с дуба. Котенок отскочил в кусты со скоростью молнии и больше не выходил.
Ветер завывал в ветвях дубов, заставляя листья стучать друг о друга, и еще несколько желудей упали, ударившись о щебень со звуком, похожим на хруст костяшек. Вэл подпрыгнула. Ей показалось, что краем глаза она заметила какое-то движение — зловещее черное пятно, беззвучно скользнувшее за корявый ствол одного из старых деревьев. Она затаила дыхание, огляделась — и обнаружила, что осталась одна.
— Странно, — пробормотала она себе под нос, еще раз быстро оглядевшись. Жуткое ощущение, что за ней наблюдают не оставляло Вэл, цепляясь как липкая паутина. Она вздрогнула и поспешила к раздевалке, которая уже почти опустела. Бросив последний взгляд назад, Вэл направилась к шкафчикам. Но сначала она остановилась в туалете, чтобы вымыть руки — вдруг, и правда, бешенство. Она ополоснула шею и подмышки, прежде чем вернуться в раздевалку, чтобы переодеться в свою обычную одежду.
Линдси и Рейчел уже выходили, когда Вэл столкнулась с ними в коридоре. Линдси держала в руке ключи от машины. Увидев ее, они обе ухмыльнулись.
— Котенок вышел поиграть? — поинтересовалась Рейчел.
— Почти. Он был слишком напуган.
Линдси усмехнулась.
— Ты и твои животные.
— Она сама животное, — сказала Рейчел.
— Все люди — животные, идиотка.
— Знаю, именно это я и имела в виду.
Они толкали друг друга на ходу, Линдси обернулась через плечо, чтобы помахать и сказать:
— Увидимся завтра!
— Конечно, — согласилась Вэл.
А потом она осталась одна. Ее шаги отдавались эхом, когда она шла по каменному полу — каменному, потому что его легче чистить, предположила она — и мимо рядов шкафчиков, стоявших на страже, как армия металлических надгробий. На каждом висели кодовые замки, серебряные с красным циферблатом. Фамилии владельцев шкафчиков были написаны на полосках отслаивающейся клейкой ленты, приклеенной к верхней части шкафчика.
Кроме висящего замка, украшающего ее собственный шкафчик Вэл обнаружила кое-что еще. Кто-то оставил красную розу, торчащую из вентиляционных решеток на двери. Бумажная карточка упала на пол, бледная и обтрепанная, как мертвый лист, когда Вэл обхватила головку цветка ладонью. Изящным почерком, довольно резко склонившимся влево, кто-то написал:
«Возьми меня, да буду заточен!
Твой раб — тогда свободу обрету,
Насильем возврати мне чистоту!..»
Вэл неосознанно сжала стебель, и один из шипов пронзил ее палец. Капля крови впиталась в кремовую бумагу, словно запечатывая ее невысказанным обещанием.
От кого это?
И были ли они все еще здесь? Наблюдают?
Она подумала о черной вспышке, которую заметила в пустынном дворе, о тенях, которые видела краем глаза в школе, когда оставалась одна. Хотя, может быть, и не одна. Вэл закусила губу, открыла шкафчик и запихнула одежду в рюкзак. «Здесь никого нет. Я заберу одежду домой, но здесь никого нет».
Где-то рядом с дверью раздался звук. Это могла быть вода, бегущая по трубам, или какое-то движение у одного из шкафчиков. Она отступила назад, прижимая рюкзак к груди, а затем подпрыгнула, когда ледяной металл ее собственного шкафчика проник сквозь тонкий материал спортивной формы, как холодный палец, пробежавший по ее позвоночнику.
— Эй? Здесь кто-то есть?
Тишина. Затем она снова услышала звук, на этот раз более мягкий, как будто играющий с ней. Она не могла сказать, было ли это плодом ее воображения или реальностью. Ей показалось, что она слышит чье-то дыхание. Этого оказалось достаточно, чтобы она выскочила из раздевалки обратно в коридор. Она могла поклясться, что расслышала смех, очень слабый, принесенный порывом ледяного воздуха.
Нет. Она резким рывком застегнула рюкзак и выбежала из здания на слегка дрожащих ногах. Выбросила розу в мусорный бак. На мгновение ей стало плохо — кто-то потратил на это деньги, — но Вэл стряхнула с себя чувство вины. Сами виноваты, раз потратили деньги на такую глупую шутку.
А если это не шутка?
Тогда кто-нибудь в этом признается, решила она. Может быть. Вэл все равно оставила записку. Она не могла знать, что за ее действиями следят — и молча одобряют. Когда Вэл шла к стоянке, где ее ждала мать, чтобы забрать, из-за одного из дубов появился человек. Длинными пальцами он осторожно вытащил розу из мусорного бака и аккуратно отделил бутон от стебля ногтями, прежде чем спрятать его в карман черного плаща.
Белый «Камаро» семьдесят седьмого года выпуска чуть не столкнулся с «Хондой Сивик» цвета шампанского миссис Кимбл, когда она пыталась вырулить со школьной парковки. Она нажала на клаксон, к большому смущению Вэл, когда старая машина промчалась мимо.
— Идиот, — решительно заявила мать. — Бедная машина, над ней нельзя так издеваться. С таким водителем она долго не протянет.
Вэл ковыряла кутикулу и молчала, позволяя матери возмущаться. Что та и сделала. Обстоятельно. Пока не опомнилась и не спросила почти рассеянно:
— Как прошла тренировка, Вэл?
— Хорошо, — ответила Вэл. — Я улучшила свое время с прошлой недели.
— Это замечательно, дорогая. Сколько сегодня?
— Шесть минут и сорок секунд, — в голосе Вэл застенчиво прозвучала гордость.
Миссис Кимбл рассмеялась.
— Интересно, в кого ты такая быстрая? Твой отец не стал бы бегать, имей он компьютер, и, видит бог, я никогда не пробегала милю лучше, чем за девять минут. Даже в расцвете лет. — Она печально покачала головой. — Это было очень, очень давно.
— Девять минут — это не так уж плохо, мама.
— Да ладно, — сказала мать. — Я старая черепаха.
— Нет, это не так — я думаю, ты выглядишь великолепно!
Мать Вэл скосила глаза на дочь.
— Это так мило. Что ты хочешь?
— Ничего. Я просто… — Вэл замолчала, поняв, что мать шутит. — Не смешно, — пробормотала она, скрестив руки на груди и глядя в окно.
— Прости. Это было неправильно с моей стороны. Что скажешь насчет кофе, чтобы отпраздновать твою победу?
Вэл украдкой взглянула на мать.
— Можно мне большой стакан?
— Ты можешь получить, — решительно сказала мать, — все, что захочешь.
После визита в «Старбакс» Вэл вошла в дом и поднялась по лестнице в свою спальню с большим стаканом фраппучино мате в руках. Она на мгновение остановилась в дверях, оглядывая комнату со слабой улыбкой. Как бы банально это ни звучало, ее спальня была ее убежищем. Белый ковер, белые стены, пушистое розовое одеяло, мягкое, как облако. Книжная полка, придвинутая к дальней стене, под окном, со всеми ее любимыми книгами из детства, которые не так давно заполняли самую нижнюю полку. Стопка компакт-дисков, беспорядочно сложенных рядом с ее ноутбуком — Келли Кларксон, Тиган и Сара, Дэвид Кук и Мишель Бранч. Стопка компакт-дисков, спрятанных в ее шкафу, но не пыльных — «ЭнСинк», Бритни Спирс (все альбомы, кроме одноименного) и горстка артистов, крутящихся на радио «Дисней».
Да, она дома. В безопасности.
И все же в кармане ее спортивных шорт стихотворение прожигало дыру, шепча угрозу, которую Вэл еще не понимала. Ее улыбка исчезла, когда она посмотрела на него во второй раз. Слишком хорошо написано, чтобы быть произведением ученика — Вэл чувствовала это, прочитав слишком много творений своих друзей, особенно Лизы. Она подозревала, что его откуда-то позаимствовали. Скорее всего ответ найдется в интернете.
Пора — это выяснить.
Она поставила стакан на тумбочку, бросила рюкзак перед шкафом и села за ноутбук. Чтобы сузить круг поиска, она заключила строки строфы в кавычки. К своему удивлению, добилась результатов гораздо быстрее, чем ожидала. Стихотворение представляло собой отрывок из произведения Джона Донна, современника Уильяма Шекспира, жившего в елизаветинской Англии. Оно называлось «Разбей мое сердце»:
Бог триединый, сердце мне разбей!
Ты звал, стучался в дверь, дышал, светил,
Но я не встал… Так Ты б меня скрутил,
Сжег, покорил, пересоздал в борьбе!..
Я — город, занятый врагом. Тебе
Я б отворил ворота — и впустил,
Но враг в полон мой разум захватил,
И разум — твой наместник — все слабей…
Люблю Тебя — и Ты меня люби:
Ведь я с врагом насильно обручен…
Порви оковы, узел разруби,
Возьми меня, да буду заточен!
Твой раб — тогда свободу обрету,
Насильем возврати мне чистоту!..[1]
На сайте были перечислены и другие работы, и Вэл прочитала первую пару из них. Больше всего ей понравилось «Предостережение». Остальные сонеты были либо слишком запутанными, чтобы понять, либо настолько темными, что она не хотела понимать смысл, вложенный в них. «Разбей мое сердце» попадало в обе категории, но особенно в последнюю. «Возьми меня? Буду заточен? Насилие?» — эти слова и фразы вызывали в ней жестокие образы, заставлявшие содрогаться. Почему-то ей казалось, что автор записки рассчитывал именно на такой эффект.
Перевод Д. В. Щедровицкого.