Гэвин Мекоцци.
Чуть больше тысячи результатов поиска.
На Вэл нахлынули противоречивые чувства, когда она уставилась на страницу поиска Гугл. Любопытство боролось с мучительным подозрением, что ей, вероятно, следует оставить его в покое. Попытка найти о нем информацию ведь не делает ее чокнутой? Она была почти уверена, что делает.
У Лизы хватило наглости указывать ей, от кого стоит держаться подальше, особенно после лекции о том, что она «слишком правильная». Может она хотела сказать, что Вэл не помешает немного дурного влияния?
Вэл снова взглянула на страницу: тысяча один результат — это много. Она не уверена, как собирается просмотреть их все или хотя бы половину. Неужели это то, чем занимаются сталкеры в свободное время? У них должно быть его много.
— Вэл, я отвезу тебя в школу через сорок минут. Ты будешь готова?
— Да, мам!
Она услышала, как та, уходя, произнесла что-то саркастическое. Что-то о неблагодарности.
Люди могут узнать, что вы искали их в Гугл? Она просто умрет, если Гэвин узнает, что она преследовала его. Или если Лиза узнает.
Нет, погодите, ее это не волновало. К черту Лизу.
Поскольку Вэл не собиралась просматривать тысячу одну веб-страницу, она повторила поиск, на этот раз поставив его имя в кавычки. Результаты сузились до выполнимых двухсот тридцати — и она знала, что некоторые из этих выделенных имен должны были быть ее Гэвином, потому что они были явно местными. Сайт «Петвилл» выскочил, равно как и МНБ, и то, что называется ФИДЕ, плюс сайт с генеалогией.
Она определенно проверит последний, но что такое ФИДЕ? Компания? Она открыла другую вкладку и начала третий поиск. «Fédération Internationale des Échecs».
Всемирная шахматная федерация.
Она просмотрела страницу и узнала из краткого резюме сайта, что федерация была основана в Париже, и броская аббревиатура французского названия прилипла. Гэвин, когда она искала его, был указан как обладатель титула «мастер» с рейтингом 2300.
Его противники говорили о нем, что «он плетет свои ловушки так же ловко и замысловато, как паук плетет свою паутину — прекрасно сделанную и столь же смертоносную», «жестокий как сама природа, ужасный, чудесный и совершенно неудержимый» и «поистине, некоторые партии с ним стали одними из самых запоминающихся в моей практике».
Гэвин, похоже, отказался от занятий шахматами, потому что находился в статусе неактивного игрока. Вэл задавалась вопросом, почему он ушел. Она посмотрела на его рейтинг, потому что «мастер» звучало впечатляюще, и единственное сравнение, которое она могла придумать, — это результаты «Академического оценочного теста»[2]. Она была поражена, увидев, что с его рейтингом он оказался в компании лучших игроков во всем мире.
Это ошеломило ее и заставило задуматься на несколько секунд.
Вэл не могла себе представить, каково это — быть настолько хорошим в чем-то, не говоря уже о такой интеллектуальной, сложной и необычной игре как шахматы. Ее отец играл, но не очень хорошо. Он пытался научить ее несколько раз, когда она была маленькой, но Вэл пренебрежительно относилась к тусклым черно-белым фигурам с их ошеломляющим отсутствием украшений и хотела играть только в «Кэнди-ленд».
«Интересно, стала бы я мастером, если бы позволила папе учить меня?»
Вэл закрыла вкладку ФИДЕ и открыла сайт генеалогии. Анна Мекоцци была первым именем, которое бросилось ей в глаза, с линиями, тянущимися от ее имени, как паучий шелк. Вэл следила за строчками, ее глаза расширились от понимания, когда она дошла до конца.
Анна была матерью Гэвина.
Имя Гэвина располагалось первым в списке, но имя его отца явно отсутствовало. Значит ли это, что он не знает, кто его отец? Может быть, его усыновили. Не сказать, что это так уж удручающе.
«Но обычно как-то по-особенному выделяют линии, если тебя усыновляют, не могу вспомнить как…»
Вэл уставилась на карту. Боже, у него имелось много братьев и сестер. Анна-Мария, Лука, Леона, Никола, Дориан, Аделаида, Селеста. Она подумала, не католик ли он. Итальянцы ведь католики? Он итальянец? Звали его, конечно, подходяще, и выглядел он таким же мрачным и задумчивым, как популярные итальянские актеры.
Читая дальше, она узнала, что он действительно итальянец. Первый и единственный ребенок, которого его мать родила в своей родной Ломбардии, прежде чем уехать, эмигрировав на восточное побережье США.
Анна Мекоцци в прошлом была актрисой театра и, казалось, коллекционировала мужчин так же, как другие собирали марки или монеты. Вэл испытала настоящий шок, когда увидела ее фотографию. Женщина была великолепна — миниатюрная блондинка с высокими скулами и удивительно тонкими губами. Высокий смуглый сын совсем не походил на нее.
За исключением глаз. У них были одинаково холодные бесцветные глаза.
Вэл закрыл сайт генеалогии и кликнула на вкладку узнать, что о нем говорят в школе.
Гэвин был разрекламирован в качестве эксперта в секции стрельбы из лука. На школьном сайте висела потрясающая фотография, на которой он в спортивной рубашке и спортивных штанах, держал лук со стрелой на натянутой тетиве и целился в фотографа.
«Интересно, — подумала Вэл, — кто его сфотографировал?» Напряженное, сосредоточенное выражение лица говорило о том, что он не станет долго раздумывать, прежде чем выстрелить в того, кто находится за объективом, и о том, что он не промахнется, если выпустит стрелу.
Судя по всему, он еще пробовался в мужскую команду по плаванию, но бросил ее еще до окончания сезона, так что, хотя его имя и значилось в списке, сам он не участвовал в соревнованиях. Вэл почувствовала, как ее лицо вспыхнуло, когда она поняла, что была немного разочарована.
Однако он не казался психом. Странным, да. Интересным, да. Опасным, определенно.
Чокнутым, нет.
Она снова щелкнула по фотографии со стрельбой из лука. Интересно, он все еще занимается. Ей показалось, что под облегающей серой тканью она различает едва заметные очертания его пресса. Еще у него были красивые плечи, мускулистые — наверное, от плавания, — и руки выглядели сильными. Как будто он мог без особого труда подхватить девушку ее размер…
— Вэл, предупреждаю, осталось десять минут!
Она чуть не упала, переключив экран обратно на Фейсбук.
— Я иду, мама! — Черт.
Бросив последний взгляд на пустой почтовый ящик, она закрыла ноутбук и вздохнула. Посмотрите на нее, она ведет себя как слюнявая идиотка из-за парня, которого, по всей вероятности, никогда больше не увидит.
(Ты сама все поймешь).
Правда?
— Вэл ты готова?
— Да.
День Вэл в старшей школе Дерринджер прошел без происшествий.
На уроке изобразительного искусства они приступили к изучению человеческой формы, готовясь к рисованию с натуры, которое им предстояло начать в ближайшие несколько недель. Раздались смешки, когда мисс Уилкокс сообщила классу, что, несмотря на то, что на уроках рисования обычно участвуют обнаженные модели, но в их случае этого не будет.
Вэл поежилась от мысли об обнаженных моделях, радуясь, что ее избавят от такого грубого унижения.
Джеймс сидел со своими друзьями-спортсменами и смеялся больше всех. Вэл уставилась на чистый лист бумаги и снова задумалась, почему Лиза так уверена, что у них есть что-то общее. Она начинала подозревать, что Лиза ничего такого не знает, и лишь того факта, что Джеймс просто симпатичный парень, подруге казалось достаточно.
Мисс Уилкокс смотрела на своих учеников с нежным неодобрением.
— Теперь, когда вы просмеялись, я ожидаю полной тишины, пока вы будете рисовать. Полная, — сказала она, выключая радио, — тишина.
У Вэл по спине пробежали мурашки, когда комната погрузилась в тишину, нарушаемую только стуком пишущих ручек и карандашей, и тихим хихиканьем. У нее было то же самое жуткое чувство, которое она испытала на легкоатлетическом поле, а затем снова в раздевалке для девочек.
Она сомкнула пальцы вокруг карандаша, словно это оружие. Попыталась подумать о том, что хотела бы нарисовать, но ее мысли затуманило беспокойство, смешанное с раздражением. Почему-то она подумала о тех свирепых котятах из «Петвилла». Они были так красивы, с их детальными отметинами и большими голубыми глазами. Может стоит их нарисовать. Линии на бумаге начали появляться еще до того, как она успела обдумать мысль до конца. Тонкие пучки мягкого детского меха, бархатные вибриссы, влажные глаза.
— Хорошо используешь детали, Вэл, — заметила мимоходом мисс Уилкокс.
Вэл улыбнулась в ответ, кончиком пальца размазывая и смешивая полосы.
— Я люблю животных, — сказала она скорее себе, чем учителю.
Урок рисования стал единственным светлым пятном в этот день.
После него следовала английская литература, которую Вэл ненавидела. Миссис Васкес размахивала литературными произведениями так, как другие люди в более жестокие времена наверняка размахивали вилами и копьями. До изучения более стандартной пьесы «Ромео и Джульетта» учительница Вэл решила начать с «Тита Андроника», что, конечно, просто ужасно. Убийства, изнасилования и пытки, но все остальные в классе были в восторге от этого произведения Шекспира, а значит, Вэл приходилось притворяться, что ей оно нравится, чтобы они не смеялись над ней, как смеялись над единственной мормонской девочкой в классе.
Эмили Абернати, мормонка, училась по индивидуальному плану, так как ее религия исключала многие книги и фильмы, которые миссис Васкес заставляла смотреть в классе, включая фильм шестидесятых годов с печально известным обнажением груди. Многие ребята с нетерпением ждали этого фильма. «Наверное, включая Джеймса», — подумала Вэл, с досадой опершись на ладонь.
— Еще мы будем смотреть экранизацию, — предупредила миссис Васкес, — так что мне будут нужны разрешения. Если не сдадите их до конца недели, вы не сможете смотреть фильм.
Да неужели? Вэл тут же решила потерять свое. В конце концов, такие вещи случаются. Вынужденное написание реферата в библиотеке под ястребиным взглядом раздражительной старой мисс Баннер казалось Вэл гораздо более привлекательным, чем необходимость смотреть, как людей режут и запекают в пироги. От одной этой мысли Вэл чуть не стошнило.
Эмили выглядела не менее смущенной. Она поймала взгляд Вэл, полный ужаса, и одарила ее застенчивой, натянутой улыбкой товарищества.
Миссис Васкес посмотрела на Вэл, потом на Эмили и проговорила:
— Если вы не смотрите фильм, — как она могла знать, о чем я думаю? — …Я ожидаю пятистраничного анализа ваших мыслей о «Тите Андронике», а также подробных примеров и цитат из пьесы.
«Твою же мать, — подумала Вэл, и по лицу Эмили было ясно, что она думает о том же. — Ненавижу английский».
День закончился уроком здоровья, который прошел ненамного лучше. Какую-то бедную студентку завербовали, чтобы она рассказала свою историю об отравлении алкоголем после неудачной вечеринки. «Похоже на какой-то фильм из тех, что миссис Джеффрис смотрит всю жизнь», — подумала Вэл, слушая рассказ девушки о том, как она проснулась с головой в унитазе и как запаниковала, когда ее начало рвать кровью. Вэл захотелось блевать.
Звонок прервал девушку как раз в тот момент, когда она заговорила о своей увеличенной поджелудочной железе и неприятном срочном визите в больницу. «Слава богу, — мысленно вознесла хвалу Вэл. — Спасительный звонок».
— Как дела в школе? — спросила миссис Кимбл.
Вэл рывком распахнула дверцу и плюхнулась на пассажирское сиденье.
— Мерзость.
— Мерзость?
— Людей рвет кровью, и их режут.
— Должно быть, это был интересный урок.
— Нет.
— Ну, мне еще нужно кое-что сделать. Хочешь поехать со мной или подбросить тебя до дома?
Вэл начала было говорить «домой», но остановилась.
— Можно мне пойти в «Петвилл»?
— Вэл, я же говорила тебе…
— Не покупать. Просто… у них там маленькие котята. Они такие милые, мама, я никогда не видела ничего подобного. Это новая порода — я рисую их на уроке изобразительного искусства.
— Это все из-за школы?
Вэл кивнула. Отличное объяснение.
— О, хорошо. Как долго, по-твоему, ты там пробудешь?
— У меня есть телефон, — ответила Вэл. — Ты можешь позвонить мне, когда будешь подъезжать. Я сразу выйду на стоянку и буду ждать.
— Ты, видимо, все спланировала.
Вэл покраснела.
— Мама! Господи, не нужно видеть во всем заговор.
— Только не тогда, когда ты краснеешь, — заметила мать, отчего румянец Вэл только усилился. — Что, скажи на милость, ты задумала?
— Мой художественный проект, — пробормотала Вэл, вылезая из машины, когда ее мать въехала на парковку торгового центра.
— Я позвоню тебе, когда закончу.
Любопытные мамочки так бесят.
Автоматические двери с жужжанием открылись, когда она подошла к магазину. Вэл сильно нервничала, и крепче вцепилась в лямку рюкзака.
Тот странный парень явно отсутствовал — не то чтобы она высматривала. На его месте стоял грузный мужчина в синем фартуке, который смотрел на нее с нескрываемым подозрением, уставившись на блокнот под мышкой. Вэл нервно огляделась, прежде чем подойти к мужчине и объяснить, что ей нужно.
— Я просто хочу их порисовать, — сказала она, съеживаясь под его пристальным взглядом, — я не буду трогать или беспокоить их или что-то в этом роде. Это для… э-э… школы.
Мужчина проворчал что-то вроде неохотного согласия, прежде чем уйти, бормоча по пути о подростках, что любят приставать к бойцовским рыбкам и смеяться, когда те атакуют стекло. Вэл прекрасно поняла о ком идет речь, училась с ними в прошлом году в восьмом классе.
Вэл покачала головой, надеясь, что в двенадцать лет она не была такой назойливой, и села, скрестив ноги, перед загоном для котят, слегка поморщившись от грязи на полу. Несколько котят подползли к стене, уставились на нее и замяукали. Вэл захлестнуло желание посюсюкать над ними, но образ сурового директора магазина заглушил этот порыв.
Медленно, чувствуя угрожающее присутствие директора, Вэл начала рисовать. Сначала она использовала сетку, чтобы попытаться отобразить пропорции мордочек котят. Она сразу же поняла, что сделала их лбы слишком маленькими, а щеки слишком толстыми в своем предварительном наброске.
Когда она сидела, стирая линии, Вэл заметила тень, пересекающую ее блокнот. Она испуганно подняла глаза и увидела нависшего над ней толстяка.
— Ты художница?
— Наверное, — ответила Вэл, слегка напрягшись и снова уткнувшись в лист.
— Хм, — снова проворчал мужчина. — Очень хорошо.
— Спасибо, — она почувствовала, как ее щеки начинают гореть. Вэл хотелось, чтобы он ушел.
— Здесь работает парень, он тоже художник.
Услышав это, Вэл подняла глаза.
— Неужели? Сколько ему лет?
— Достаточно взрослый, чтобы был толк от его работы, но достаточно молодой, чтобы вызывать мое беспокойство.
И как, черт возьми, это понимать? Вэл хотел расспросить его подробнее, но мужчина потерял интерес к этой теме и пошел к рядам птичьих клеток, качая головой и бормоча что-то, продолжая следить за шумной группой подростков через магазин.
Очень странно.
Вэл закончила свои наброски, стряхивая странные слова мужчины, как пыль с пола, и проверила телефон на наличие новых сообщений. Никаких звонков от матери, а это означало, что она, вероятно, все еще ходит по магазинам. Вместо того чтобы позвонить и попросить забрать пораньше, Вэл зашла в «Старбакс», расположенный двумя магазинами дальше, чтобы выпить кофе, пока есть время.
Кофейня была переполнена, Вэл стояла в очереди, листая альбом, чтобы изучить свои рисунки, а также втайне надеясь, что кто-нибудь, проходя мимо, захочет прокомментировать, когда она внезапно была вынуждена поднять глаза, почувствовав чужой взгляд.
Там, за одним из столиков у окна, с полупустым стаканом эспрессо сидел парень из «Петвилл», поглядывая на нее.
(Здесь работает парень. Он тоже художник).
Интересно, он и есть художник?
Но такое совпадение казалось слишком надуманным. В магазине работали десятки людей его возраста — нашего возраста. Художником мог быть кто угодно, может быть, студент колледжа.
Забавно, однако, что она столкнулась с ним здесь.
Глупости. Наверное, у него перерыв или что-то в этом роде.
— Что я могу предложить вам сегодня? — спросил бариста.
— Холодный латте с фундуком, пожалуйста.
— С вас три доллара пятьдесят центов.
Вэл положила ровно два доллара пятьдесят центов. Бариста раздраженно посмотрел, бросив взгляд через плечо Вэл на длинную очередь, выстроившуюся позади нее. Лицо Вэл вспыхнуло. «Где еще один доллар? У меня точно было больше денег».
— Мисс? Вы все еще должны мне доллар. Люди ждут.
— Я знаю… Эм… — Вэл хотелось, чтобы пол просто разверзся и поглотил ее целиком. — Не думаю, что…
— Я позабочусь об этом, — послышался низкий веселый голос.
Вэл в шоке подняла глаза. Гэвин оставил без присмотра и свой столик, и стакан с кофе и протянул бариста смятый доллар. Она не могла поверить своим глазам. Это было похоже на что-то из книги. Она не знала этого парня и вообще ничего о нем не знала, и все же он пришел ей на помощь, как герой из женского романа.
Только он не герой, напомнила она себе. Лиза ясно дала это понять.
— Погоди, — сказала она. — Ты не должен этого делать…
— Все в порядке, — спокойно сказал он, убирая бумажник обратно в карман.
Вэл отошла от кассы, смаргивая слезы. Она не могла понять, почему расстроена, но все же была. Такая неловкая ситуация — а потом он просто заплатил за нее, ни с того ни с сего. Кто так делает? Не то, чтобы она не была благодарна, но она нервничала, и ее нервозность усиливалась от силы ее признательности. Вэл пребывала в замешательстве, когда Гэвин неторопливо подошел к тому месту, где она стояла, демонстративно не глядя на него.
«Должна» — вот как можно было описать ее чувства. Она чувствовала себя обязанной.
— Не за что, — подсказал он.
— Спасибо.
— И это все, что ты можешь сказать?
Что еще она должна была сказать?
Когда бариста выкрикнул ее имя, неправильно назвав ее «Валери», как это делали все, Гэвин взял ее напиток, и Вэл была вынуждена идти за ним до самого его столика. Она потянулась за стаканом, но он покачал головой, отодвигая его так, чтобы ей пришлось сесть рядом с ним, чтобы забрать его. Заметив ее колебания, он произнес:
— Я не кусаюсь.
Смирившись, она плюхнулась на диван и села как можно дальше от него.
Гэвин был одет в черно-белую клетчатую рубашку под черным свитером с V-образным вырезом и одну из тех кепок газетчиков, которые носили все хипстеры. Но даже в этих очках, он мало походил на хипстера. Он не был похож ни на кого из тех, кого она видела раньше.
Он откашлялся, и она с немалым смущением поняла, что ее застали за разглядыванием.
— Ты всегда такая молчаливая?
— Ты нагрубил моей подруге, — сказала она в ответ.
— Мм, верно. Ты та девушка, что заходила в магазин несколько дней назад, — задумчиво произнес он. — Валериэн — Вэл.
Вэл напряглась. Такое впервые.
— Ты… ты помнишь мое имя?
Он улыбнулся своему эспрессо и сделал глоток.
— Я помню больше, чем имя.
— Она велела мне держаться от тебя подальше.
— Я так и думал, — весело сказал он. — Вот почему я использовал приманку. Как твое запястье?
— Зажило, — сказала Вэл. — Какая приманка? О чем ты говоришь?
— Заставить тебя прийти ко мне. С этим. — Он постучал по своему стакану.
Вэл нахмурилась еще сильнее.
— Ты не должен быть таким пренебрежительным. Думаю, ты обидел Лизу.
— Какая жалость. — Он поставил стакан и переплел пальцы. — Она это переживет.
— Почему ты так себя ведешь?
Гэвин усмехнулся и покачал головой.
— А как мне стоит себя вести?
— Мило.
— Я не очень милый.
— Тогда зачем ты это сделал?
Он приподнял бровь.
— Что? Перевязал запястье?
— Да, это. И заплатил за меня. Ты меня не знаешь. — Она поморщилась — это прозвучало ханжески и мелочно даже для ее собственных ушей, — но Вэл не стала извиняться. Она хотела знать ответ. — Зачем тебе мне помогать?
— Может я бы хотел… — он сделал еще один глоток кофе и помолчал. — Узнать тебя, вот почему.
— Невозможно так говорить после одной встречи.
— Ты учишься в моем художественном классе, Вэл. Я видел твои работы. Они очень интересные.
Вэл тяжело сглотнула.
— Первый урок?
Он кивнул.
— У мисс Уилкокс? — На его кивок она сказала:
— Не может быть, я бы заметила…
— Я сижу сзади. Обычно я работаю. Я ассистент преподавателя для этого класса, так что приезжаю довольно рано.
— О, — изумилась Вэл. — Тогда ты тот, кто… кто рисует всех животных. Вроде тигра и волка…
— Да.
— Они такие классные.
Он слегка улыбнулся.
— Спасибо.
— Нет, я имею в виду — правда замечательные. Как ты делаешь их такими реалистичными?
— Как ты так хорошо ладишь с животными?
Вопрос застал ее врасплох.
— Я… я не знаю.
— Я слышал совсем другое. У тебя та еще репутация. Ты и твои кошачьи друзья.
— Лиза, — пробормотала Вэл.
— Она, и тот факт, что местные приюты для животных не могут дождаться, когда заполучат тебя.
— На самом деле это не так уж сложно.
— О? Расскажи.
— Я просто думаю о животных, как о маленьких людях.
— Ясно, ну а я себя представляю большим животным. Какое совпадение, не правда ли? — он улыбнулся, и его улыбка показалась Вэл крайне многозначительной. Она отвела глаза.
— Не смейся надо мной.
— Ох. — Она почувствовала, как его пальцы коснулись ее щеки, и этот слишком вольный жест заставил ее подпрыгнуть. — Я не смеюсь над тобой.
«Что же ты тогда делаешь?»
Ее телефон запищал, пресекая эту мысль в зародыше. Гэвин убрал руку с ее лица, как будто снимая темное заклинание, возвращая Вэл подвижность, и волю.
— Мне нужно идти, — выпалила она, выхватила у него свой стакан и быстро пошла прочь, чувствуя, как взгляд его глаз прожигает ей спину. Уходя, она почти ожидала, что он схватит ее.
Не отпустит.
И, возможно, проклятие все-таки не было снято до конца, потому что маленькая, но значимая часть ее не возражала бы, если бы Гэвин это сделал.
«Что со мной происходит?»
SAT («Академический оценочный тест») — стандартизованный тест для приема в высшие учебные заведения в США.